Kitabı oku: «Lorem Ipsum», sayfa 2

Yazı tipi:

Потом уже была тридцатая шутка, наверное, спустя месяц–два. Над ней я уже откровенно смеялся. И никакой ведь реакции от окружающих! Мы тут стоим, смеёмся, только ворон подымаем. А оно похоже на то, как в большом городе жить: ты на улице балдеешь, смеёшься в голос, кричишь белугой, плачешь навзрыд – а дела–то никому и нет. Одни каменные сооружения вокруг, да лица – одно бледнее другого.

К чему я это? Да вот какая штука до меня дошла: нет на кладбище ни привидений, ни мертвецов, которые по ночам слоняются. Даже плач покойницы ночью не услышишь – спят они все. Уж не знаю, есть ли вообще такие явления, но точно они не на кладбище. Тут ведь только нужные кому–то люди лежат, кем–то захороненные. Кто–то позаботился о том, чтобы они здесь лежали, чтобы фотография красивая на камне. Чтобы все видели, какой ты живой и веселый был когда–то. Значит, и вовсе не зря жил – потому и нечего тебе ночами завывать, да в белой простыне разгуливать. Тебя любят! А если нет на свете этом тех, кто любит тебя, значит, уже с тобой лежат тут – в земле. И то хорошо. А вообще, приятно лежать с кем–то рука об руку, даже с незнакомцем. Человеку нужен человек – так оно при жизни, так оно и после. Это же ведь как хорошо лежать, когда вокруг столько замечательных людей. Жалко только, что тихие все. Так оно и понятно, почему мой напарник шутит вечно – в такой тишине поживи–ка.

Эх, наверное, в таких местах даже очень хорошо шутку–другую загнуть, да от души посмеяться. Авось, и лежачего повеселишь. Не все же им слезные жалобы слушать, отпевания, да бабьи всхлипы.

На меня чихнула лошадь

Мне тогда только–только стукнуло 25 лет. Помню, как сейчас. Я недавно приехал в новый город, знакомых в нем нет – друзья остались далеко. Отпраздновал свой день рождения со своей женой, ждал каких–то перемен. Но пока работал там, куда взяли – на конюшне. Почему бы и нет? По образованию я ветеринар. Думал, что наберусь опыта здесь, а потом устроюсь в место приличнее. Плохих ведь профессий не бывает, везде кто–то, да должен быть.

Работа была не особо сложной, сугубо физическая. Главное, чтобы дома всегда ждали, и чтобы еда на столе была, да жена не голодала. Мужчине другого и не надо.

В один из дней меня попросили выйти в свой выходной поработать. Доплатить не обещали, но мне казалось, что лучше себя зарекомендовать. Согласился.

И вот, значит, стою я, лопатой размахиваю. По колено грязный, вспотел весь, а расстегнуться не могу, потому что под рабочим ватником чистая кофта, новая совсем. Шапку снял, бросил ее тут же, потому что повесить некуда. В руках силы полно, но задыхаться уже стал, потому что воздух в конюшне стоял забористый, дышать нечем было. Думаю, перетерплю. Одно стойло вычистил, второе, третье… Считать их перестал.

Вышел перекурить. Вокруг меня все белым–бело, снежок спускается с неба. Голову задрал. От волос пар валит. В руках сигаретка дымится. Красота. И вроде бы даже не устал вовсе, и вольготно грудине стало. Затоптал окурок. Дальше работать пошел.

Прохожу мимо первого стойла, что вычистил с час назад, так уже лепешка сохнет. Когда успевают? На обратном пути уберу. Продолжил работу.

Лопату в руки беру – больно. Мозоль успел натереть, хоть и в перчатках. Перетерплю.

Машу, что сил есть, чтобы работу быстрее закончить. Не обращаю внимания на ладони, так уже и плечо заныло. Так это даже хорошо! Мышцы укреплю, выносливость. Польза же, какая–никакая.

На коленях грязь хрустит засохшая. Про себя посмеялся. Вот работы жене подкину вечером – пускай отстирывает! Пока работаю, дальше думаю: а жене–то моей зачем такие хлопоты? Сегодня, завтра, послезавтра – все стирай. А я все равно еще больше домой грязи нанесу. Не хорошо это.

Закончил с последним стойлом. Перекурю, думаю.

Стою снова на улице. Темнеет потихоньку. Снежок все идет. Пар от волос. Дым от сигаретки. Хорошо. Не хочется с места двигаться. Сел в сугроб. Остыть надо немного. Расстегнулся. Сижу, на ноги смотрю. Да, килограмма по три на каждом сапоге. Засохшее, темное, а крепко сидит, что оббивай или нет – один толк. И запах этот. Ладно ватник, ладно штаны, сапоги, но кофта–то как вся пропахла?

Докурил и назад захожу. Снова к первому стойлу иду. Не могу уходить, пока работу не доделаю. За лопату берусь, а руки хлеще болеть начали. Опухли пальцы. Терплю. Убрал, вроде, а все грязно кажется. Вонища эта уже доканывать стала. Пошел шапку искать. Пока искал, обнаружил и во втором, и в третьем лепешки. Сколько можно? Убираю, а ладони болят, плечо ноет. Сил уже нет, оказывается. Такой уверенный был, а сам себя подвожу. Смрад уже до мозга пробирает, задыхаюсь. И так это мне надоело. В пятом стойле убираю, а лошадь прямо в лопату мне валит. Так это меня разозлило! Подхожу ей прямо к морде, в глаза смотрю.

– Ты чего это делаешь? Тут вас таких целое стадо, а я – один! Сколько же это можно продолжать? Ты хоть немного терпежа имей! Целый день тут с вами, а вам ведь безразлично абсолютно! Или ты думаешь, что это мне надо?

А в глазах ноль понимания.

– Глупая ты!

Только от нее отвернулся, она мне в затылок как чихнет! Полный воротник, волосы и шея – всё липкое!

Вот как вышел тогда из загона, так больше и не возвращался. Да и с животными никогда больше не работал.

Сколько лет прошло с тех пор, так и не понял, кому это все надо было. Но вспоминаю с годами все чаще тот случай – шапку ведь там так и оставил. Жалко.

Подарок

– Какая замечательная книга, можно взять почитать? – студентик вытащил находку из пыльной глубины полки, стоящей за спиной убирающей со стола тетушки.

– Возьми.

Тетушка даже не повернулась.

Студент гладил толстый корешок, с хрустом перелистывал страницы, увлеченно пробегая по ним глазами, регулярно поглядывая на тетушку, которая гремела фарфоровым, еще не остывшим от чайного жара, сервизом.

– Спать сегодня ляжешь в моей комнате, там тебе уже постелено. Можешь туда отправляться.

– Тетушка, а где же сегодня будешь спать ты?

– Там.

Тетушка кивнула в сторону дивана и удалилась на кухню.

***

– Не спишь, тетушка? – шепот разрезал темноту.

– Нет еще, – ответила тетушка, повернутая лицом к ковру, висевшему над диваном.

– Какая замечательная книга, очень интересная!

– На…– она вдохнула, – здоровье…– выдохнула тетушка и отошла в царство морфея.

***

Тепло утреннего солнца мешало остывать кипятку в кружке студентика.

– Замечательная книга, – бубнил себе под нос студент, водя пальцем по строчкам первой страницы.

Чайник пустел.

– Эх, тетушка, спасибо за приют! И спасибо за книгу! Замечательная книга!

Тетушка посмотрела на племянника.

– Это тебе спасибо за книгу, ты же мне ее дарил.

Лицо студента скрывала обложка книги, но едва уловимая вибрация воздуха выдала его ухмылку.

***

К вечеру того же дня сервиз занимал свое обыкновенное место в серванте, а книга – на полке рядом.

Жнец

Девочка с золотой косой гладит кошку в последний раз. Больше маленькая ручка не будет гулять по этой пушистой головке. Больше ласнящаяся дуга не будет тереться в ногах маленького человечка. Больше не слышно будет в этом доме ласкового мурчания по ночам. Скоро шерсть появится там, где ее никогда не бывало в этом доме: в раковине, на плите, на наточенных ножах. Скоро белоснежная шерсть обагровится. Скоро, как всегда, родители уйдут на работу в поле. Единственное необычное сегодня в этом доме – это внезапно появившаяся вчера кошка, прибившаяся к маленькой девочке на улице. Родители поворачивают ключ в замке. Кошка поднимает голову. Девочка смотрит в зеленые глаза. Ни здесь, ни где–то ещё больше девочку не найдут. Единственным оставшимся следом девочки на этой земле останется ее золотая длинная коса, висящая меж других таких же, в старом шкафу старухи из дома напротив. Девочка гладит кошку в последний раз.

Непрятки

Темнота. Я один. Слышно только шаги вокруг. Он меня ищет. Мне очень страшно. Это не прятки – если меня найдут, то игра закончится совсем. Навсегда! Он не знает, где я. Но он хочет меня найти. Слышно, как он уходит далеко. Я со всей силы слушаю, что происходит вокруг. Если он уйдет совсем далеко, то я, наверное, успею выскочить и найти другое место. Место понадежнее. Что я ему сделал? Я ничего такого и не делал совсем! Мне очень жарко. Здесь столько одежды! Мне уже нечем дышать! Сколько мне еще здесь сидеть? Он, вроде бы, далеко. Надо приоткрыть дверцу, чтобы стало хоть немного легче. Тише… Тише… Нет! Он услышал скрип!

– Вот, где ты спрятался. Я тебя нашел.

– Папа, пожалуйста, не надо!

От любящих жены и дочери

Жил человек. Его всегда окружало огромное количество вещей: игрушки, велосипед, перочинные ножички, старые газетные вырезки, книги, гитара, вечерняя лавочка в свете фонаря, дерево с вырезанным на нем обещании вечной любви, билеты в кино, квартира с матрасом посередине, обручальное кольцо, пеленки, отчеты по работе, записка в пустой квартире, заявление на развод, рабочее кресло, клавиатура, какие–то документы с подписями, билеты на самолет, микрофон на столе конференц–зала, хрустящие банкноты, благодарственные письма почетному работнику, заявление «по собственному», грядки в огороде, телевизор, очки в толстой оправе, рецепты, таблетки, аппарат ИВЛ. А под этим камнем только костюм и бархат.