Kitabı oku: «Третья миссия»

Автор выражает благодарность Сергею Теплякову за помощь в создании этой книги

© Илья Бровтман, 2021

ISBN 978-5-0055-2662-5

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1

Двадцатый век свой завершил забег, оставив на планете след кровавый. Ему на смену двадцать первый век пришел, ломая правила и нравы. Как спринтер, ускоряя свой разгон, наш век, не зная сам, к чему стремиться, несется над землей как Фаэтон, как жадная голодная волчица. В зените жизни силимся понять к чему пришли, и что нам дальше светит. Зачем нас родила когда-то мать? Какой мы след оставим на планете. Обычно эти мысли с сединой приходят, или вовсе не тревожат. Случается, однако – молодой без этих рассуждений жить не может. Вот и ко мне пришёл сомненья бес. Хочу взглянуть на прожитые годы. Добрался я до высоты небес и чувствую нехватку кислорода.

Наверное, ошибся эрой я. В галантном веке должен был родиться. Когда за честь, живот свой не щадя, готов рапиру обнажать был рыцарь. Произнося святые имена, он шпагу в ход пускал за честь фемины. Но рыцарские эти времена закончились под грохот гильотины. Мне идеалы тех времён близки, а нынешние несколько туманны. Я рос, своей эпохе вопреки, воспитанный на мифах и романах. Ещё мальчишкой зачитал до дыр про подвиги Геракла и Персея, а отроком мечтал под звуки лир держать в своих объятьях Галатею.

Я дерево не вырастил пока. Не удалось еще родить мне сына. Не выстроила твердая рука не то, что дом – хотя бы мезонина. Какой я по себе оставлю след? Кто вспомнит обо мне под облаками? Падет на землю вялый пустоцвет, смешавшись с перегноем под ногами.

Десятка два бездарных эпиграмм, чуток стихов – ни радостных, ни грустных и несколько компьютерных программ, написанных, чтоб кушать хлеб насущный. Да вот и все, что мне принес Пегас. Гордиться этим как-то не пристало. Карабкаясь сквозь время на Парнас, бумаги я извел пером не мало. Пожалуй, пара этих жалких слов – стихов из коленкоровой тетради не стоят сотен кедров и дубов, что лесоруб спилил бумаги ради.

Мне скоро тридцать, я ищу резон – в своих словах, поступках и сужденьях. С чем я пойду за этот Рубикон? Узнаю ль я сердечное волненье? Сумеет ли душа затрепетать и, превратившись в песню трубадура, пропеть её, не в силах устоять под градом стрел проказника Амура.

Сознание повисло как топор в тяжёлых думах, грустных размышленьях. Вдруг ожил удивлённый монитор, мелькая электронным сообщеньем. Кому охота поздно так писать? Уже Луна стремится к небосклону. Я никогда не смог бы угадать, что это пишет девушка Иллона. От Бога мог бы ждать письмо скорей. Наверно года два сидим мы рядом, но никогда не говорили с ней и никогда не обменялись взглядом. Что знаю я о ней наверняка? Задумался невольно над вопросом. Как горизонт в тумане далека. Бесцветна, словно воздух, безголоса.

Девчонки любят бёдрами вилять, чтоб парни их глазами раздевали, а ей на это кажется плевать. Работает, не ведая печали. Сидит пред монитором целый день. Устали мышка и клавиатура. Скользят по ним, не знающие лень, девичьи ноготки без маникюра.

Она в меня быть может влюблена. Уловка мне не хитрая знакома, но слёзно обращается она, чтоб я помог ей сеть настроить дома.

Что ей ответить? Что спешу уйти, и в супермаркет заглянуть попутно? Но говорить, неправду нету сил. И вечер мой свободен абсолютно. К клавиатуре тянется рука. Мне как всегда не хочется лукавить. Печатаю я буквы «О» и «К» и нажимаю клавишу «отправить».

Смотрю: она ответ читает мой, не поднимая на экран ресницы. Но лишь едва кивает головой. Что говорить – престранная девица. Всегда молчит. С девчонками болтать о том, о сём видать не интересно. Но глупою её нельзя назвать. Просторно мыслям, а глаголам тесно. С работою справляется всегда. Начальство хвалит, а её программы, плоды оригинального труда, нехарактерны для обычной дамы.

А может быть не стоит усложнять, и к жизни нужно проще относиться? Возможно, это божья благодать, когда тебя зовёт к себе девица. Пусть внешностью она не хороша, но может за невзрачною фигурой, скрывается широкая душа и яркая чудесная натура.

Не выдаст Бог и не сожрёт свинья, коль вечер проведу я с ней на пару. И вот уже, отбросив мысли, я с Иллоною шагаю по бульвару.

Вот я в квартире, ковролином пол устелен, всё со вкусом, хоть и скромно. Я вижу засервированный стол на две персоны в комнате огромной.

Иллона говорит:

– Входи смелей. На пять минут покину, с позволенья. Воды себе или вина налей. Ведь у меня сегодня День Рожденья.

Она уходит, я стою один в дверях и от того топчусь неловко, среди диванов, кресел и картин. Я обвожу глазами обстановку.

Уставленный косметикой трельяж, в углу стоит компьютер сиротливо. Пейзаж какой-то маслом – «Тихий пляж на берегу Бискайского залива». В другом углу огромный шифоньер. Такой старинный монстр четвероногий. Размером подходящий как вольер для бегемота или носорога.

Вдруг пробегает холод по спине от странного на вид фотопортрета. В ажурной рамке вижу на стене – Иисус Христос на фоне Назарета. Я не ошибся, именно портрет. Не глянцевый плакат и не икона. Его, и у меня сомнений нет, на фотошопе сделала Иллона. Непросто чем-то удивить в наш век. В компьютерном дизайне сам я дока, но чтоб такое сделал человек?! Мне до такого мастерства далёко. Как сделать, чтоб лилось из-под ресниц бездонных глаз лучистое сиянье? Я не видал таких прекрасных лиц. Великих, как законы мирозданья.

А рядом с ним висит Исаак Ньютон, на фото непривычного мне вида. Сократ и Аристотель, и Платон, цветные фотографии Эвклида. Декарт, Эйнштейн, да Винчи, Птолемей. Портреты Архимеда, Галилея. А это кто? Наверное, Моисей. Я удивлён прекрасной галереей. Вот Диоген, ещё какой-то грек. Смотрю на эти снимки как на чудо. А это что за дивный человек? Тут я услышал голос:

– Это Будда. Он был таким, когда цвела весна.

– Я думал, ты пошла переодеться.

Но без смущенья молвила она:

– Дала тебе возможность оглядеться.

А что я ждал? Что мышка без хвоста, всё в той же серой будничной одежде как соловей зальётся на кустах и станет ярче, праздничней, чем прежде?

Я ей сказал, теряя мысли нить:

– Ты, почему мне раньше не сказала? Ведь без подарка в гости приходить на именины как-то не пристало.

– Садись за стол, налей себе вина. Ведь ты с работы, закуси немного. Нам этой ночью будет не до сна, и предстоит неблизкая дорога.

Таких намёков я не ожидал от скромницы такой и непременно скажу: я не маньяк и не нахал, но это как-то слишком современно.

Я не ханжа, но это не понять. Мне стало как-то вовсе неуютно. Я должен знать, с кем я ложусь в кровать, а мы с ней незнакомы абсолютно. Пожалуй, приближается гроза. Скажу, открыто ей я всё, не струшу. Я даже не видал её глаза, без этого ведь не залезешь в душу. Должно быть, слышно сердце в тишине, и женщина должна ночами сниться. Но в этот миг на удивленье мне она подняла медленно ресницы.

Я провалился в чёрные глаза. Ведь никогда не ощущал такого, и в этот миг я сам себе сказал, что нету в словаре точнее слова. Я не видал таких чудесных глаз. Она так просто на меня смотрела, что слов не находил, пропал мой глас, и удивленью не было предела. Да, счёт открыт, я пропускаю гол. Она меня в момент околдовала. Я взгляд смущённо от неё отвёл. Я поражён, но этого так мало.

Легко привлечь пчелу на сладкий мёд. Её пьянят цветов прекрасных чары. Но я спокоен, холоден как лёд, не ощущая запаха нектара. Бугрилась предо мной девичья грудь. Иллона в метре от меня сидела. Но, чтоб хотелось в душу к ней нырнуть, мне нужен запах молодого тела. Да запах, видно, так создал творец людей и их за то изгнал из Рая, что, ощущая запахи, самец поступками своими управляет. Мы как собака взять, способны след и мчим на встречу своему кумиру. А в тот же час, когда погашен свет, ведёт нас обоняние по миру. По запаху младенец ищет мать и тянется к ней нежными губами. По запаху пытаемся понять, чего желает тот, кто рядом с нами. Не пахнет только робот – автомат, который очень тщательно помыли. Вдруг я услышал чудный аромат, как будто пузырёк духов открыли. Как будто разлился одеколон, но нет нигде открытого флакона. И понял я, откуда льётся он. Течёт благоуханье от Иллоны.

Я поражён. Два ноль – она ведёт. Со мной ещё такого не бывало: чтобы в душе так быстро таял лёд. Она меня легко околдовала. В мозгу моём творился кавардак. Душа неслась по солнечной поляне.

– Не думала, что запах важен так. Как мало знаю вас ещё, Земляне, – признала чудным голосом она, – что ж, знаниям и правда нет предела. Что можно захмелеть не от вина, а от простого аромата тела? Теперь, когда ты крайне удивлён и не уверен сам, чего ты хочешь, хочу я посвятить тебя, Антон, в свой план по проведенью этой ночи. Напрасно ты напрягся как струна. Даётся ночь не только для интима. Есть во вселенной дивная страна, в которой можешь стать ты пилигримом. Есть выход первый – ты не веришь мне, считая это шуткой неуместной. Потом находишь истину в вине, в салате, в рыбе, в устрицах чудесных. Съедаешь торт и выпиваешь чай, повязываешь тёплый шарф на шею. Мне говоришь обычное «прощай» и спать домой шагаешь поскорее. А в понедельник в девять как всегда пойдёшь на фирму, сядешь к монитору, и будут годы литься как вода, бесцветная вода как разговоры. Ты не услышишь больше обо мне. Приказ подпишут, вскоре увольненье. Исчезну я, как рукопись в огне, не выполнив своё предназначенье.

Считай, что это было всё во сне. Как в летаргии, забытьи и коме. Ты никому не скажешь обо мне, чтоб не прожить остаток дней в дурдоме. Хватает там людей и без тебя, которые открыть не в силах двери, кого настигла схожая судьба. Не все своим глазам способны верить. Так повелось: не можем увидать того, что в нашей вере не встречали. Зато способны вере предавать то, что вовеки сами не видали.

Но есть и план другой на эту ночь. Чтоб выполнила я своё заданье, поможешь ты, а я смогу помочь. Ты прикоснёшься к тайнам мирозданья. Открою я секрет тебе, Антон, я гость на голубой планете вашей. Мой дом в краю с названием Зитон и нету места во Вселенной краше. Узнаешь, как устроен этот свет. В пучине знаний разум твой утонет. Есть в космосе содружество планет. Ты погостишь немного на Зитоне. Примерно через час начнём полёт. Покинем то, что буднично и бренно. Появится как в сказке космолёт и унесёт на ночь на край вселенной. Решайся, если ты мне скажешь «да», об этом никогда не пожалеешь, а «нет» – забудь об этом навсегда. До полночи ещё домой успеешь.

– Как поступить? Что ей сказать в ответ? Как это всё чрезвычайно сложно. А вдруг её слова не полный бред? Не всё, что мы не знаем – невозможно. Как объяснить проникновенный взгляд, манящий глубиной, как океаны? И этот дивный нежный аромат, окутавший меня своим дурманом?

А эти снимки – в рамке на стекле? Такой дизайн необычайно сложен. Чем угрожает предложенье мне? Чем я рискую? Чем я так встревожен? Рискую оказаться в дураках? Мы не боимся другу корчить рожи. А, бегая по парку впопыхах, мы не рискуем насмешить прохожих? Когда стаём на лыжи в первый раз, то не боимся залететь в сугробы? Зато пугают заговор и сглаз, и голос, прозвучавший из утробы. Нередко зло имеет добрый вид. Его коварство в темноте не видно. Нас часто неизвестное страшит, хотя порой бывает безобидно. Кто не рискует, тот не пьёт вино. Свинья не съест и Бог нас не осудит. Я не сгорю, коль в омут суждено. Всё, решено: пусть будет то, что будет.

– Вот и прекрасно, честно говоря, меня твои сомненья удивили, – её певучий голос слышу я, – но рада я, что разум пересилил. Невольно на неё бросаю взгляд. Всё это удивительно и странно. Я поражён, она как телепат мои читает мысли постоянно.

– Спокойно, – говорю себе, – Антон, я не боюсь душевного канкана. К ответу я готов, какой резон стесняться мыслей, если нет обмана? Измен не помышляет голова, а помысел мой честен и возвышен. Горжусь я тем, что лживые слова из уст моих пока никто не слышал. Я в жизни ситуации такой, что нужно лгать, встречал не так уж много. А, правда для меня не звук пустой, а ровная и чистая дорога. Сворачивать с дороги не к лицу. Правдивым в жизни быть гораздо проще, а ложь плутает, бродит по кольцу, как тропка вьётся по дубовой роще.

– Да, ты, Антон, лишь правду признаёшь, не врут твой ум, не врут язык и очи. В мозгу твоём я не видала ложь, за это избрала тебя из прочих. Чтоб ты будил сознание людей. Нельзя идти к реке, не зная брода. Ты должен будешь, словно Прометей, дорогу осветить людскому роду.

Я не Землянка, далеко мой дом. Я послана на землю пилигримом. Так далеко, что вы своим умом сочтёте этот мир недостижимым.

Наука на Земле – какой-то мрак и лучшие умы так мало знают. Вселенная устроена не так, как ваши астрономы представляют. Вы поняли, что возле сгустка масс пространство искривляется обычно, но градус искривления подчас разнится в разных областях прилично. Поэтому вселенная не шар, а скомкана в комок, как лист бумажный. Галактики струятся, словно пар, но это все, поверь, не так уж важно.

Бывает сопряжение планет. Находятся они буквально рядом. Но мы, через десятки тысяч лет, способны в телескоп их видеть взглядом. Настолько рядом, что орбиты их идут под ручку, словно на свиданье.

Дорога между ними будто штрих. Короткий штрих на карте мирозданья. Содружество наш межпланетный дом. Мы все биологически похожи. У всех набор таких же хромосом, аналогичный цвет волос и кожи.

Наука каждый день идёт на бой. Есть пять ступеней на пути познанья. Зитон, моя планета, – на второй, Земля в четвертой стадии познанья. Пришел момент немного подучить, чтоб вы могли пойти на третью фазу. В содружество планетное включить, и дать Вам доступ к общих знаний базе. Хотим мы, чтоб умнее стал Ваш род. Поверь, нам это тоже очень важно. Об этом позже – близко космолёт. Мы скоро в путь отправимся отважно.

И вправду я услышал мерный гул. Как будто бур включили у дантиста. Иллона встала, отодвинув стул. Я шел за ней, но с видом фаталиста. Что ждет меня? Кончина и позор? Или познанье, что сулит Иллона? Надеюсь, не обманет ясный взор, мираж и тень – рабы иллюзиона.

В раскрытый шкаф вступил я, чуть дыша. В уютном кресле замер в ожиданье. Готовится мятежная душа соприкоснуться с тайной мирозданья. Закрылась дверь, зажегся тусклый свет. Иллона кнопки на пульте нажала. Мы с ней неслись среди других планет, и кресло подо мной слегка дрожало:

– Летим и через два земных часа мы в ста парсеках будем на Зитоне. Ты желтые увидишь облака и белые спирали на Тароне. Тарон – звезда, светило юных грёз. Зитон – её прекрасная планета. На ней не знают снега, града, гроз. Чуть-чуть весны и длительное лето. Живем всегда в покое и тепле, как нежная травинка на поляне. Мне довелось родиться на Земле, в роддоме – как обычные земляне.

Отправлена беременная мать была на Землю. Я тянулась к свету. Должна была я Землю познавать, чтоб выполнить задание совета. Потом я улетела на Зитон. Росла в семье, науку изучала. Непросто жить раздвоенной, Антон, а мне пришлось быть между двух причалов. В земные ночи видела во сне – Зитона облака, моря и горы. А дома, на Зитоне, в тишине я тосковала о земных просторах.

Часы уже по-новому бегут. Был прав Эйнштейн, хоть в это трудно верить. Пока пройдут земные пять минут, примерно пол часа Зитон отмерит. А мы должны немного отдохнуть. Закрой глаза, приятных сновидений. Нам предстоит с тобой неблизкий путь и много интересных впечатлений. Надеюсь, будет наш круиз хорош, неделю мы пробудем на Зитоне. Ты многое узнаешь и поймешь, потом опять полет в нейтральной зоне.

Два выходных промчатся. На Земле навряд ли поменяется картина, пока мы будем в неге и тепле, а в понедельник вновь вернемся в зиму. Придешь на фирму – включишь монитор, но жить уже по-прежнему не сможешь. Не забывая этот разговор, ты по-другому жизнь увидишь тоже.