Kitabı oku: «Проклятая группа», sayfa 2

3

Согласно статистике окружного УВД, на территории входящих в округ районов в сутки в среднем происходило 1,45 умышленных убийства. Нельзя сказать, что округ тонул в крови, но мокрухи определенно не вызывали ни у кого шока. В основном бытовуха. Отдельно учитывались висяки, в первую очередь в висяках были редкие заказухи и еще более редкие бандитские разборки.

Это убийство не было ни первым, ни вторым, ни третьим.

Когда Рогов и Лапин прибыли на место, перед домом уже стояли несколько экипажей ППС с «земли» и фургон криминалистов. Каким-то образом труповозка тоже оказалась здесь, хотя обычно приезжала гораздо позже следаков из комитета. Санитары курили и трепались о своем. Местные опера уже вели опрос соседей. Рогов и Лапин поднялись на предпоследний этаж многоквартирного жилого дома. На площадке откровенно скучал молодой ППСник. Перед тем, как войти, Рогов склонился к замку входной двери. Вокруг замочной скважины он заметил несколько свежих микроскопических царапин.

– Подбор ключа, – отметил он и бросил Лапину: – Пусть криминалисты проверят. Напомни следаку, если я забуду.

Внутри вовсю шла работа. В единственной жилой комнате – это была однокомнатная квартира —

Было все вверх дном. Шкафы распахнуты, часть вещей на полу. Наметанным взглядом Рогов заметил след от ноутбука на пыльном столе и торчащие провода от DVD-плейера. Однако телевизор висел на месте.

Судмедэксперт уже закончил с трупом, который лежал в центре узкой кухни под куском грязного брезента, и сейчас складывал свои инструменты в сумку. Жмур был женского пола – из-под брезента торчали молодые стройные ноги в порванных прозрачных колготках.

– Надеюсь, слабонервных нет? – вопросил судмедэксперт, приподнимая угол брезента и показывая труп. Рогов лишь невольно поморщился, но Лапин не выдержал и отвел глаза:

– Б… дь.

– Сначала он ее изнасиловал, держа острый предмет около глаза, – поведал судмедэксперт, снова накрывая тело. – На веках характерные порезы, видимо, когда она дергалась.

– Острый предмет?

– Орудие убийства – что-то вроде толстого гвоздя или заточенного куска арматуры. Били прямо в горло и как видите в лицо. Еще ударов 5—6 в грудь. Точно в сердце, между ребер.

– Знали что делают?

– Эта мразь убивала и раньше, если ты об этом.

Насвистывая, в подвальный кабинет с вывеской «Оперуполномоченные» зашел Гарин. Небритый, лет 25, он был симпатичным парнем, нравился девушкам и знал об этом. О его любовных похождениях был наслышан весь их тесный коллектив. Лазарев читал какие-то бумаги, взгромоздив ноги на стул.

– Нарисовался? Привет.

– Ага, – отозвался Гарин, первым делом шагая к чайнику. – Вчера вечером скучно было, поехал к Наташке. С которой на той неделе познакомился, помнишь?

– Я очень тщательно стараюсь запоминать имена твоих баб, – язвительно буркнул Лазарев. – Мне для самооценки полезно.

– Ха. В общем, Наташка же за городом обитает. Телефон в кармане остался… Короче, еле добрался. Все спокойно?

– Как в гробу.

– Значит, как всегда. А где Николаич? – Лазарев лишь отмахнулся. – Ясно. Что читаем?

– От участковых материал передали. В Ленинском какая-то тварь все фонари в парке побила. И то же самое в Центральном на прошлой неделе.

– Силы тьмы плетут заговор, – хмыкнул Гарин. – Прям преступление века, круто.

А в это время Кротов был на очередном «преступлении века». Он разглядывал дверной глазок, залепленный снаружи кусочком синей изоленты. Отступив на шаг, Кротов осмотрелся на лестничной площадке. В метре от открытой наполовину входной двери с глазком валялся старый деревянный брусок длиной в метр-полтора. А над дверью красовался сломанный кронштейн камеры наблюдения. За кронштейном из стены торчал кем-то аккуратно обрезанный провод, ведущий к камере. Сама камера отсутствовала.

Хозяйка квартиры, 30-летняя Ольга, и 42-летний старлей полиции Пешков наблюдали за действиями Кротова.

– Я была дома, когда это случилось, – робко сказала Ольга. – Просто сейчас каникулы, поэтому я… поэтому я дома. – видя удивленный взгляд Кротова, поспешила добавить: – Я школьный учитель. Начальных классов. Первый-четвертый…

Кротов переглянулся с Пешковым, тот еле заметно усмехнулся.

– Это многое меняет, – не выдержал Кротов.

– Я как раз на кухне была. Слышу какой-то звук странный… Я к двери. В глазок не видно ничего. Я попыталась открыть дверь, а она никак. И треск за дверью, как будто ломают что-то. Я испугалась, думала, меня обокрасть пытаются. И сразу же бросилась в полицию звонить.

Пешков кивнул на валяющийся в стороне брусок.

– Дверь вот этим подпёрли снаружи. Я на вызов подъехал, освободил ее… потерпевшую в смысле.

– Надеюсь, приступов клаустрофобии не было, – снова не выдержал Кротов. Какого хрена здесь делать не операм, это работа участковых! Долбанное управление. Кротов указал на кронштейн: – А это что? Тут камера стояла?

– Ее как раз и украли, камеру.

– Забавно.

– Я ее месяц назад поставила. Ну знаете, для безопасности. А то все эти кражи квартирные… Говорят, их еще больше стало в последнее время. У меня и сигнализация есть, и решетки на окнах. Я читала, воры могут с крыши спуститься…

Поймав очередной удивленный взгляд Кротова, Ольга снова смутилась:

– Я живу одна. Лучше переплатить и обезопаситься, чем… Ну, вы понимаете.

Кротову стало неловко от своих подколок. В конце концов, терпила ни в чем не виновата. Наоборот – не будь сигнализации, может, ее квартиру выставили бы – и у группы по имущественным преступлениям был бы сейчас очередной висяк.

– Согласен полностью, – заверил он. – Оксана… Вас Оксана зовут?

– Ольга.

– Ольга, а вот эта камера похищенная – она только картинку передавала и все? Или у вас изображение куда-то еще и записывалось?

– Записывалось конечно, иначе какой смысл? Круглосуточно.

– Да вы что? – Кротов удивился, это была хорошая новость. – А можно взглянуть?

Провод в прихожей квартиры переходил в IP-передатчик, сигнал от которого шел на ноутбук. Открыв компьютер, Ольга нашла нужную папку с ярлыком камеры и открыла запись. Потыкавшись минут пять, она наконец нашла конец записи.

Это зрелище понравилось и Кротову, и Пешкову. Один из тех веселых моментов, когда ты забываешь о своей паршивой работе и о своей паршивой жизни.

Сначала открылась дверь квартиры напротив, из которой показался мужичок лет 45 в тапочках и майке-алкоголичке. Сосед осмотрелся, подошел к лестнице, заглянул вверх и вниз. Вернулся в квартиру, но через полминуты снова оказался на площадке, волоча с собой брусок дерева. Закусив язык от старательности, он подпер бруском дверь. Выудив из кармана изоленту, долго ковырялся с ней, пытаясь оторвать нужный кусочек. Глядя на дисплей, Пешков не выдержал и засмеялся.

– Где таких кадров готовят?

– Это мой сосед, – промолвила Ольга, со смесью негодования и изумления следя за действиями мужичка в тапках.

Сосед вернулся в квартиру, но вскоре опять показался на площадке, на этот раз волоча высокую, одного с ним роста, стремянку. Пешков расхохотался:

– Красавчик вообще.

– Во дает, а, – поддержал весело Кротов.

Забравшись на стремянку и почти тыча носом в объектив камеры, сосед принялся снимать ее. Картинка стала бегать вверх-вниз и влево-вправо. Кротов иронично взглянул на Ольгу.

– Чем вы так соседу насолили, учитель младших классов?

– Вот падла сраная! – в сердцах отозвалась она. Но тут же осеклась и смущенно поправилась: – Я хотела сказать… вот сволочь.

Проведя пару часов в управлении, Гарин так и не нашел для себя занятия. Лазарев изучал материалы, Кротов не появлялся. А у Гарина в кармане было шаром покати после вчерашнего похода с Наташей в ночной клуб. Поэтому в обед он сел в свою «Тойоту» и отправился к отцу.

Гарин ездил на почти новом, вполне приличном джипе. «Тойоту» он купил не в кредит и даже не в рассрочку – за наличные. Причина была не в том, что опера «проклятой группы» получали уйму денег. Причина была в отце Гарина, которому принадлежал крупный обувной магазин.

Когда Гарин нарисовался там, сразу двое продавцов общались с единственным покупателем. Отца Гарин обнаружил в конце зала – отец сортировал по размеру коробки с обувью под стендом-прилавком с выставочными образцами.

Выслушав намек сына, Гарин-старший только вздохнул:

– Опять деньги?

– Бать, ну ты знаешь же, какие у нас зарплаты, – принялся увещевать его Гарин. – Будь я майором каким-нибудь, тогда без проблем, а так…

– А вот скажи-ка мне, Антон, – недовольно сказал отец. – Большой вообще смысл работать в полиции и клянчить деньги у отца постоянно?

– Бать… – Гарин недовольно скривился.

– Нет, я серьезно. Давно бы бросил эту свою лавочку и занялся семейным делом. Тогда бы и бед не знал. Я про деньги.

– Бать, хорош, а… Мы сто раз уже это обсуждали.

– Толку-то, – буркнул Гарин-старший. – Если бы ты в полиции хотя бы удовлетворение получал… Тогда я бы еще понял, может быть. А так… Тебя вместе с остальными неудачниками сослали в подвал и все. И ничего не изменится. Неужели до тебя это так и не дойдет? Вроде не тупой. Хоть и мент.

В такие моменты Гарин обычно вспыхивал, бросал «Ничего мне от тебя не надо!» и хлопал дверью. Но сейчас был не тот случай. После вчерашних посиделок в клубе у него гудела голова, а еще он планировал вечером снова отправиться по злачным заведениям города. А для этого нужны были деньги. Поэтому Гарин лишь устало повторил:

– Бать…

– А мне бы тут хоть помощь была. Одному с целым магазином тяжело управляться. Будь я помоложе, не вопрос. А так…

Гарин недовольно молчал. Отец одарил его долгим взглядом и обреченно покачал головой.

– Да дам я тебе денег, дам, что с тобой поделаешь… Сколько?

– Спасибо, бать, выручишь как всегда, – Гарин сразу же воспрянул духом. – Да мне б как обычно. Я с зарплаты сразу отдам!

С зарплаты он ничего не отдаст, это знали они оба. Но эти дежурные фразы давно стали частью игры.

Один из столов подвального логова оперов служил буфетом. Вернувшись в управление, Кротов обнаружил на нем хлеб и колбасу. Сооружая бутерброд, он слушал соседа, который, дерганный и взволнованный, сидел за его столом и эмоционально доказывал:

– Никакого чистосердечного признания я писать не буду! Я ничего не крал!

– Э, – буркнул Лазарев, отвлекаясь от монитора. – Тебя камера засняла, звезда экрана, блин, понимаешь?

– И что? Говорю вам, это не кража! Я ничего не крал! У меня не было этого, как его – не было умысла на хищение техники!

Кротов с усмешкой обернулся.

– Чего?

– Умысла, говорю, не было! Ну то есть отсутствует этот, как его – состав преступления! Вы меня понимаете вообще?

Налив кипяток в кофе, Кротов вернулся за стол с кружкой и бутербродом, уселся на свое место и вздохнул, глядя в туповатые глаза соседа.

– Ладно. А что тогда было? Какой у тебя был умысел? Давай, поделись-ка.

– Ага! – воспрянул духом сосед. – В общем, эта камера снимает всю площадку, понимаете?

– Ну?

– Нет, вы не понимаете! Она снимает ВСЮ площадку! Вот я иду домой с работы – а она снимает меня. А это знаете что?

– Очень интересно.

– Это вмешательство в частную жизнь, вот!

– О как.

– Я говорил соседке, этой Величко, что она нарушает мои права. Но она отказалась снять камеру! Что мне оставалось делать?

Кротов и Лазарев переглянулись, Лазарев с усмешкой пожал плечами:

– В натуре.

– Поэтому я эту камеру сам демонтировал! – провозгласил сосед. – Демонтировал, а не украл!

– Хорошо, – помолчав, кивнул Кротов. – Я тебе верю, у меня нет смысла тебе не верить. И я даже поддерживаю тебя. Все эти камеры понаставили, мы все как на ладони, правильно? И черт знает кто за нами там смотрит?

– А я о чем! – обрадовался сосед. – Я то же самое всегда и говорю!

Пряча улыбку, Кротов дожевал бутерброд. Вытер руки ненужной бумажкой, найденной на столе, и положил перед соседом чистый лист бумаги и ручку.

– Ладно. Убедил. Никакого признания в краже. Просто напиши, как все было на самом деле. С твоей точки зрения. И… и поподробнее, ладно?

Сосед выполнил это с радостью. После чего выяснил, что только что признался в хищении чужой собственности. Он принялся спорить, но Кротов потащил его оформлять в дежурку. Потом пришлось прокатиться домой к «борцу за независимость» и вместе со следователем с «земли» изъять камеру.

4

Освободился Кротов уже под вечер. Выбравшись из дверей управления, направился к своей «Киа», припаркованной почти на углу здания УВД. Где и обнаружил Пешкова, в штатском и со спортивной сумкой на плече.

– Какие-то проблемы, старлей? – спросил Кротов.

– Ага. Выпить хочешь?

Прикупив пива, Кротов и Пешков на машине Кротова выехали на окраину, в одно из их традиционных мест. Это был пустырь перед железной дорогой, ведущей к заброшенной воинской части. С пустыря открывался отличный вид на залитый вечерними огнями северный, спальный массив города. Кротов и Пешков любили сидеть здесь, вдалеке от городского шума, и расслабляться после очередного трудового дня.

– Сын-то твой так в дежурке и прописался? Уже неделю на входе торчит.

– Да вроде бы через недели две обещают назад на улицу отправить. – Пешков хмыкнул, отпивая холодного пива из бутылки. – Бедный Вован. У него аж свербит везде, так назад на маршрут хочется.

– У нас когда-то тоже свербило, – невесело улыбнулся Кротов.

Пешков был его первым напарником в полиции. После армии, оттрубив полгода в ментовской учебке, Кротов пришел в ППС. Пешков уже работал год в патруле и строил из себя бывалого мента. Они не просто сработались, но и подружились. Пешков был свидетелем на свадьбе Кротова, а через два года был участником грандиозного развода Кротова с его бывшей. Кротов был одним из кандидатов в крестные отцы сына Пешкова, Володи. Кротов был единственным, кто был с семьей Пешкова, когда того ранили на службе. Их профессиональные дороги разошлись много лет назад – когда Кротов решил воспользоваться шансом и перешел в угрозыск. Но общаться они не переставали никогда.

– А мне и сейчас все нравится, – возразил Пешкова. – Каждый день что-то новое. Работать на улице – это ни с чем не сравнимо. И плевать мне, что некоторые сверстники уже в подполковниках давно.

Речь была о Грищенко. В ППС знали, как тот пробился наверх, и тоже его недолюбливали.

– Черт, да дело не только в этом, – отозвался Кротов. – Улица, кабинет… Ты ППСник, Стас. Но ты такой же, как и остальные мужики в ППС. Не хуже, понимаешь? А я и мои опера – сосланные в подвал ненужные отбросы, которых должны были выкинуть из ментуры уже давно, но вместо этого отправили гнить в подвал.

– Да ладно, Санек, че ты завелся?

Действительно. Кротов швырнул пустую бутылку в кучу в стороне, которая уже несколько лет представляла собой стихийную свалку. Взял из машины новую бутылку, открыл зажигалкой. Закурил.

– Оказывается, все управления нас знаешь, как называет? Группа проклятых. Прикинь?

Пешков расхохотался.

– А ты не знал? Ну ты в натуре как в танке, Кротов!

Пока Кротов изливал другу душу, говоря о наболевшем, Лазарев вернулся домой. Возвращался он всегда поздно. И не потому, что он был трудоголиком и задерживался в управлении, делая какую-то дополнительную работу. Просто собственный дом наводил на него еще большую тоску, чем подвал окружного УВД.

Когда он зашел в квартиру, его жена Катя стояла перед зеркалом в прихожей, надевая серьги.

– Вот он. Ты все, закончил?

– Само собой. Кать, я без обеда сегодня… У нас есть что пожрать?

– Мне надо было карточки заполнить до вечера, я весь день вкалывала, а сейчас уже на работу бежать, – выпалила торопливо Катя. В голосе читалось раздражение. – Я же в ночь сегодня, если ты не забыл. Когда по-твоему мне надо было готовить?

– Сказала бы сразу, – буркнул Лазарев. – Я бы пельмени себе купил по дороге.

– Себе? У тебя сын некормленный!

– Что? – опешил Лазарев.

– Все, меня нет. – подхватывая сумку, Катя крикнула вглубь квартиры: – Виталь, мам, я пошла! Если что, звоните на работу!

Катя почти пулей выскочила из квартиры. Лазарев мрачно захлопнул за ней дверь, чувствуя, как в нем закипает злость. С ним даже не попрощалась. Действительно, зачем – он ведь всего-навсего ее муж.

Отношения Лазарева с женой никогда не отличались близостью и душевной теплотой. Хотя после свадьбы, когда они решили пожить у тещи – пока Лазареву на службе не выделят обещанную вроде бы квартиру – они жили если не душа в душу, то вполне сносно. Проблемы начались, когда родился Виталя. Квартиру не давали, и они продолжали жить с тещей, ютясь втроем в тесной комнате. Ситуация осложнялась самой тещей, которая терпеть не могла Лазарева и была уверена, что ее дочь похоронила себя с этим неудачником. Шли годы, Виталя вырос. И пропасть между Лазаревым и женой, которая с каждым годом, это было видно невооруженным глазом, все больше разделяла точку зрения своей матери, разрасталась все сильнее. И если поначалу кто-то из них предпринимал потуги обсудить недомолвки, то потом и Лазарев, и Катя плюнули на это и просто замкнулись в себе.

В квартире царила какофония. В спальне тещи – она плохо слышала – гремел телевизор. Судя по голосам, очередной сериал. Лазарев зашел в гостиную, в которой два дивана заполняли собой почти все пространство. В этой комнате последние 15 лет жила их семья. Двенадцатилетний Виталя слушал музыку и играл в какую-то игру на сотовом телефоне.

– Здорова.

– Привет, па.

– Ты говорят жрать тоже хочешь?

Виталя понимающе посмотрел на него.

– Ты за меня не волнуйся. Я у бабушки могу пожрать, она там готовит что-то.

– Готовит? У нее телек орет на весь подъезд.

– Ну как всегда, че.

Лазарев заглянул на кухню. Действительно, теща громыхала кастрюлями, умудряясь заполнять все пространство перед мойкой, рабочим столом и газовой плитой. Несмотря на свои довольно миниатюрные размеры. Когда теща была на кухне, подступиться куда-либо было почти невозможно.

– Валентина Сергеевна, добрый вечер. Можно я воду для пельменей поставлю?

– Ну вот я закончу сейчас, тогда ставь на здоровье, – заворчала она, еще громче стуча кастрюлями. – Интересный какой! Мне тоже и есть надо, и готовить…

Ты весь день дома, карга старая, почему бы тебе не готовить до моего прихода, хотел бы рявкнуть Лазарев. Но он не рявкнул. Одарив тещу убийственным взглядом, он вернулся в комнату и закрыл дверь, словно пытаясь отгородить свою реальность от той реальности, где существование тещи допускалось. Сев рядом с сыном, достал сотовый из кармана.

– План Б. Пиццу будешь?

Виталя с улыбкой кивнул в ответ. Лазарев был безумно счастлив только одним обстоятельством в своей личной жизни – сыном. Парень растет толковый. Единственный, кто поддерживает его в этом гадюшнике. Потрепав Виталю по волосам, Лазарев позвонил в доставку пиццы. Успокаивало, что хотя бы остаток вечера он сможет провести с сыном.

А вот вечер Гарина только начинался. Раздобыв деньги, он закатился в ночной клуб «Пилот», в котором не бывал уже пару недель. Между барной стойкой и танцполом толпился народ, многих из них Гарин хорошо знал. Пока он заказывал себе выпивку, заметил в стороне стройную девушку в обтягивающем платье. Она с улыбкой посматривала на него. Гарин улыбнулся ей. Расплачиваясь с барменом, он гадал, как бы пооригинальнее подкатить к девице.

Походы по клубам и секс с незнакомками были единственной отдушиной в его паршивой жизни. Стать ментом он хотел еще в школе. Гарин даже помнил, почему: после просмотра какого-то фильма по телевизору. Причем это был даже не боевик о крутых копах, карающих преступников – это была комедия. Сначала к перспективе стать ментом Гарин относился с иронией, но чем больше думал об этом, тем больше загорался. И после окончания школы он уже твердо знал, кем станет. Через месяц после получения аттестата Гарин уже проходил комиссию для приема в ментовскую учебку. А спустя три года с дипломом, утверждающим, что лейтенант Гарин заучил специальность «оперуполномоченный» на отлично, он пришел в отдел кадров местного ОВД.

В первые полгода было тяжело, но Гарин, стиснув зубы, терпел суточные дежурства и двойную нагрузку – в ОВД, как всегда, был некомплект оперов. А потом его перевели в группу по наркотикам. Гарин вызвался сам – группе требовались новые лица для контрольных закупок дури у местных барыг, а сама группа базировалась в окружном УВД, и это был прямой путь наверх «с земли».

А спустя два месяца после перевода в отдел наркотиков Гарин попал. На обыске у одного из барыг горячий опер схватил его за руку, когда тот полез в шкаф – и вывихнул ее. И все бы ничего, если бы не два «но». Первое: на обыске опера ничего не нашли. Второе: барыга оказался стукачом кого-то из городского Наркоконтроля и требовал крови. Наркоконтроль, у которого под угрозой срыва оказалась очередная операция (или это была лишь легенда – теперь уже неважно), настоял, чтобы опера наказали. Так Гарин оказался в подвале, в «группе проклятых». И все его мечты о блестящей и успешной карьере опера развеялись, как дым. Последний год Гарин занимался отловом гадящих в подъездах алкашей и подростков, бьющих окна соседям. И понимал, что ситуация не изменится. Все его мечты полетели коту под хвост – Гарин стал неудачником, окруженным неудачниками. И это просто убивало его.

Единственным способом забыться для него была выпивка и секс.

Думая о девице, Гарин с бутылкой пива отошел от стойки – и нос к носу столкнулся с незнакомкой. Она томно улыбнулась Гарину.

– Привет. Помнишь меня?

Гарин ее совершенно не помнил.

– Конечно! Как ты? Давно тебя не видел! Шикарно выглядишь, просто конфетка. Выпьешь что-нибудь, зайка?

Обняв ее за талию, Гарин поволок ее назад к стойке.

Вечер обещал быть что надо.

Каждый из них забывался по-своему. Кто-то – поглощая литрами пиво на грязном пустыре. Кто-то – закрывшись в комнате от ненавидящей его тещи и жалея себя. Кто-то – пускаясь во все тяжкие. Кротов, Лазарев и Гарин старались сделать хоть что-то, чтобы каждый вечер забыть, кто они есть. Неудачники, которым не светит ничего. Невостребованный залежалый товар.

Они еще не знали, что все это изменится уже завтра.