Kitabı oku: «Хроники майора Корсакова. Том 3. Книга первая», sayfa 2
Глава III
Сменные брюки толстяку (которого, как выяснилось, звали Артуром) пришлось позаимствовать у одного из убитых «горилл». А именно у того, кем ваш покорный слуга прикрывался от пуль. Штаны другого, зарезанного Сибирцевым, оказались слишком сильно залиты кровью. Связав переодевшемуся Артуру руки за спиной его собственным брючным ремнем, я грубо ткнул толстяка дулом «ПСС» между лопаток:
– Веди, падла. И смотри, без глупостей. Иначе – сам понимаешь!..
Но пленник, похоже, не собирался выкидывать никаких фокусов. Судя по всему, он полностью сломался, потух глазами, сильно сутулился. Отвечал на вопросы тихо, невыразительно. Первоначальная истерика и дикий ужас сменились тупой покорностью судьбе. Он привел нас в комнату № 4 (все остальные пустовали, мы специально проверили), указал подбородком на подобие домофонной панели и продиктовал код. Я набрал комбинацию цифр. Половина стены бесшумно сдвинулась в сторону, открыв проход в хорошо освещенный коридор, метров через двадцать резко сворачивающий налево под прямым углом.
– За поворотом два охранника. Стерегут кабину лифта, – шепотом пояснил Артур.
– Дим, посторожи засранца. – Костя вынул из крепления на ноге боевой нож, тенью скользнул вперед и, спустя секунды, скрылся за поворотом. Послышалась короткая, приглушенная возня. Сибирцев вновь появился в поле зрения и приглашающе махнул рукой. Дескать: «Путь свободен». Горе-охранники были мертвы и остаточно агонизировали в лужах собственной крови. Одному Костя перерезал горло, а другому вогнал нож в подключичную артерию. Увидав их, Артур побледнел и скорчился в приступе рвоты.
– Прекрати, – пнул его Костя коленом в зад. – А то составишь им компанию!
– Следующие два на выходе из лифта? – уточнил я.
– Да-да-да, – с трудом разогнувшись, простонал пленник.
– Дай им знать о своем появлении. Помнишь, что говорить?
– Да, да!
– Тогда действуй.
Толстяк набрал номер на местном телефоне.
– Членистоногий к шефу, – дождавшись ответа, сказал он в трубку.
«Ни фига себе кликуха», – мысленно удивился я.
– Ты один? – донеслось из мощной мембраны.
– Нет, с нарядом легавых! Они сегодня заместо павианов работать будут.
– Гы-гы-гы! – заржали на противоположном конце провода. – Поторопитесь! Съемки вот-вот начнутся!
– Ага, уже бегу. – Артур повесил трубку. – Получилось, – заискивающе обратился он ко мне. – Они забыли подозвать одного из здешних ребят, чтобы тот подтвердил: «Все в порядке».
В следующую секунду телефон на тумбочке зазвонил – длинно, требовательно, настойчиво.
– Вспомнили, блин! А пост не отвечает. Значит, что-то стряслось, – проворчал Сибирцев, заходя в кабину лифта. – Если не совсем дебилы, то возьмут кабину на прицел. Патроны в патронниках, пальцы на спусковых крючках… Н-да-а! Гладко было на бумаге, да забыли про овраги!!!
– Не каркай, – оборвал товарища я, – сработаем на упреждение.
– Думаешь, успеем?
– Есть одна идея. – Подмигнув напарнику, я нажал кнопку «подвал» и, когда двери раздвинулись, с силой толкнул Артура на двух изготовившихся к стрельбе секьюрити. Как я и рассчитывал, они инстинктивно всадили первые пули в него. И… тут же умерли сами, сраженные нашими с Костей выстрелами.
– Минус четыре, – констатировал Сибирцев. – Остается один или два. По словам Членистоногого, – он коснулся ногой мертвого Артура, – где-то у входа в зверинец… Интересно, а откуда у него такое прозвище?
– Да без разницы, – отмахнулся я. – Пускай чертям об этом рассказывает…
От площадки с лифтом расходилось в разные стороны несколько коридоров. Из среднего тянуло характерным, тяжелым запахом. По нему-то нам и предстояло пройти. По счастью, коридор был извилистым, с тусклыми лампочками под потолком, что значительно повышало наши шансы. (А вот если бы прямой, как стрела, да ярко освещенный – тогда вилы! Мы бы десятка метров пройти не сумели.)
– С Богом! – перекрестился я и первым шагнул в коридор. Секьюрити, охранявшие площадку, пользовались бесшумным оружием, и я рассчитывал, что оставшиеся до сих пор не подозревают о приближении врагов. Так оно и оказалось. В конце коридора, возле железной двери, мы увидели трех (!) мордоворотов, вооруженных «АКСУ» без глушителей. А ведь грамотно задумано! Стоит хоть одному стрельнуть – Могила получит предупреждение об опасности и успеет смыться. Одного лишь не учел господин Лисянский – лености и халатности своих «быков». Они, надо думать, надеялись на предыдущие посты, а посему «положили на службу с прибором». Расселись на табуретках вокруг тумбочки с телефоном, сам аппарат (дабы не мешал) поставили на пол и азартно сражались в подкидного дурака. Автоматы висели за спинами, дулами вниз. Дверь, которую они стерегли, была не заперта. (Сквозь щель просачивалась полоска яркого света.) Ну, раз так, то пленные нам без надобности!
П-ф-ф… п-ф-ф… п-ф-ф… – сработали наши «ПСС». Нерадивые стражи, получив по пуле в голову, умерли мгновенно. Двое тихо сползли на пол, а вот третий, гад, повалился прямо на тумбочку и с грохотом обрушил ее.
– Теперь давай быстро! – шепнул я, бегом устремляясь к заветной двери.
За ней находилось обширное, зловонное помещение со сводчатым потолком, разделенное на три отсека. В одном содержалась бо́льшая часть животных, выглядевших достаточно спокойно. В другом бесновались на цепях козел и павиан, очевидно, напичканные возбудителем. Третий представлял собой съемочную площадку, декорированную под комнату в «новорусском» особняке и освещенную несколькими юпитерами. На ней переминался с ноги на ногу лысый мужичонка с цифровой видеокамерой, сидел за столом Лисянский (при взгляде на него я обомлел!), похотливо перешептывались два прыщавых типа и… стояла очень красивая, стройная женщина лет двадцати пяти. С ухоженным чистым лицом, с пышными рыжими волосами, в одежде из дорогого бутика, с бриллиантовыми серьгами в ушах. Лысый оператор (он же, видимо, режиссер) проводил последний инструктаж:
– …Когда отработаешь с Толиком и Леликом, то обзовешь их жалкими импотентами и взмолишься Князю Тьмы: «О всемогущий! Пошли мне настоящих самцов!!!» Следующий кадр – ты делаешь минет павиану, а козел трахает тебя сзади. Там уж куда попадет, не обессудь. Ты у нас первый раз?
– Нет, второй, – спокойно ответила красавица.
– Значит, технические нюансы объяснять не надо. Отснимем первые две сцены, отдохнешь, приведешь себя в порядок. А потом козел с павианом поменяются местами. Насчет финала проинструктирую отдельно. Раздевайся! – Лысый включил видеокамеру. Женщина начала аккуратно снимать одежду. Прыщавые оживились, натянули на рожи кожаные маски, придвинулись поближе.
– Не двигаться, твари! Руки за головы! – крикнул Костя. Лысый и прыщавые поспешно выполнили приказ. Красавица начала так же аккуратно одеваться. А Могила даже не шелохнулся.
– Где сутенер? Говори, сука! – зло обратился к нему я.
– Ушел, – усмехнулся Лисянский. – А ты меня не сучи, падла. На четыре точки встанешь!
– Жить надоело, – понимающе кивнул Сибирцев, направив на «честну́ю компанию» трофейный «стечкин». – Ща положу всех одной очередью.
Лысый и прыщавые затряслись, как в лихорадке. Женщина, грациозно изогнувшись, застегнула за спиной лифчик. Накачанные возбудителем животные продолжали бесноваться в своем вольере. Могила поднялся из-за стола, презрительно улыбнулся и шагнул в нашу сторону. Это был широкоплечий мужчина лет сорока пяти, со светлыми волосами, подстриженными под «ежик», одетый в джинсы и в черную водолазку, с незажженной сигаретой в руке. Ну, один в один, как описала Малышева того незнакомца на лестнице!
– У меня гемофилия, – хладнокровно сообщил он. – Если продырявите плечи – до допроса не доживу. Попробуйте взять голыми руками, если не боитесь. – Он внезапно направил сигарету мне в лицо. Я рефлекторно отклонился. Послышался негромкий щелчок, и вылетевшая из «сигареты» игла вонзилась в шею одному из прыщавых. Закатив глаза, тот рухнул на пол.
– Мощное успокоительное, – все так же холодно пояснил Лисянский. – Когда животное на съемках выходит из-под контроля…
Бац! – его ступня неожиданно врезалась в грудь Сибирцеву. Майора отшвырнуло назад.
– Разберись с оставшимися двумя, – бросил я Косте и ядовито-ласково обратился к Могиле: – Ну-с, гемофильный терминатор ты наш, иди к папочке! Кровь обещаю не пускать, но потроха отобью.
– Размечтался, фраер дешевый, – презрительно скривился он. – Таких, как ты, я десятками в стойло ставил… Кий-я-я-я!!! – высоко подпрыгнув, он попытался садануть мне ботинком в переносицу. Мягким блоком, переходящим в захват, я увел атакующую конечность вниз по часовой стрелке. Перевернувшись в воздухе, Лисянский приземлился на четвереньки, получил от меня ногой под ребра, с хрипом откатился к столу, с грехом пополам поднялся и принял каратистскую стойку. Лицо его из надменно-презрительного превратилось в жалкое, перекошенное от боли и… страха.
– Ну и чего ты понтовался, придурок? – искренне удивился я. – «Десятками… в стойло»… Да куда тебе! Тоже мне, супервоин! Заурядная киука-шинкай. Максимум – коричневый пояс. Слушай, тебе правда потроха отбить или сам сдашься, здоровье побережешь?!
Вместо ответа Могила вновь попытался атаковать (вот ведь упрямый дятел!), нарвался на прямой встречный в подбородок и потерял сознание. Перевернув его лицом вниз, я защелкнул на широких кистях самозатягивающиеся наручники, сноровисто обыскал одежду, обнаружил связку ключей, сунул ее к себе в карман и осмотрелся по сторонам. Давешней красотки в помещении не было. В дальней стене виднелась распахнутая настежь дверь. В вольере с возбужденными козлом и павианом жались к решетке лысый с прыщавым. Четвероногие порно-звезды рвались с цепей, норовя дотянуться до них.
– Разобрался, изолировал, – перехватив мой взгляд, лаконично пояснил Сибирцев.
– Ни-и-и-на-а-а-ада!!! – хором верещали оба ублюдка. – Цепи непрочные. Вы-пус-ти-те-е!!! Они же нас вместо той бабы!..
– Женщина когда ушла? – не обращая на них внимания, спросил я товарища.
– Не знаю, – пожал плечами Костя. – Наверное, пока я этих в вольер закидывал.
– Ну, пойдем тогда. – Я подобрал с пола видеокамеру, убедился, что она не пострадала при падении, повесил на плечо и обратился к Сибирцеву: – Тащи наверх нашего каратиста, а я пойду первым – подстрахую. Если там еще один пост, то попадем как куры в ощип…
Поднявшись по длинной каменной лестнице, мы очутились на заднем дворе клуба. Никакого поста там не оказалось. В небе мерцала россыпь звезд, бледно светила луна. Из окон «Альфы-К…» доносились пьяные вопли, игривые взвизгивания шлюх и обрывки непотребного пения волосатого «барда». Там вовсю продолжалось веселье. Посреди двора стояли два одинаковых черных «Мерседеса».
– Который твой? – спросил Сибирцев очнувшегося Лисянского, с силой потянув наручники вверх.
– Об-ба-а-а! – болезненно простонал пленник. – Но левый… немного… барахлит. Хва-а-атит!
– Сигнализация? – будто не слыша его, продолжал Костя.
– Отключена! Мои тачки зде-есь никто-о-о не посмеет тронуть… Отпусти-и-и-и!
Я сделал знак напарнику. Тот немного ослабил давление.
– Где ключи от правого? – Я поднес связку к глазам Могилы.
– Вот. – За отсутствием рук он ткнул в нужный ключ носом.
– Отлично, – улыбнулся я. – Давай прокатимся в одно уютное местечко!..
Глава IV
«Уютное местечко» представляло собой старинное, заброшенное кладбище самоубийц за чертой города. Облюбовали мы его в процессе подготовки операции, исходя из следующих соображений:
1. Кладбище издавна пользовалось дурной репутацией, а потому, даже бомжи, наркоманы и пьяницы, предпочитали сюда не соваться. Ни днем, ни, тем более, ночью.
2. Удобство проезда. Оно находилось в пятнадцати с половиной километрах от кольцевой дороги, метрах в пятистах от Ленинградского шоссе. То есть нам не приходилось петлять по улицам Н-ска.
3. Поскольку кладбище заброшенное, никем не посещаемое, то тут и схороним господина Лисянского, ежели вдруг помрет при наркодопросе…
Затормозив у ветхой полуразвалившейся ограды, я первым вышел из машины. Следом вывалился Могила, грубо вытолкнутый Сибирцевым. Затем появился сам Костя, пошарил в кустах и достал оттуда две заранее приготовленные лопаты.
– Это зачем? – голос «крутого» заметно дрогнул.
– А ты угадай, – подмигнул я.
Костя зловеще ухмыльнулся. По телу Лисянского прошла длинная судорога, губы затряслись. Лицо превратилось в маску безмолвного ужаса.
– Топай, – пихнул его в спину я. – И не бзди… пока. Если будешь себя хорошо вести, лопаты, возможно, и не понадобятся.
Приободренный таким образом пленник понуро зашагал среди осевших, неухоженных могил без крестов. Первым шел Сибирцев, выбирая удобную площадку (или полянку). За ним – сгорбленный Лисянский и в арьергарде – ваш покорный слуга. Вокруг стояла мертвая тишина. Простите за избитое выражение, но тишина действительно была мертвой: ни криков ночных птиц, ни звуков, ни шорохов… Словом, ничего! Только легкий шелест наших шагов по неровной тропинке. Повсюду, окруженные прошлогодним бурьяном, росли старые, корявые деревья. В бледном свете луны они отбрасывали странные, шевелящиеся тени, похожие на чудищ из кошмарных снов. В воздухе не ощущалось ни малейшего дуновения ветерка. Сильно пахло гнилью и плесенью. Короче, местечко было то еще! Даже у такого толстокожего типа, как я, нет-нет да пробегали по спине мурашки. Как потом признался Костя – у него тоже. А Лисянского вовсе колотил зверский озноб. Время от времени авторитет жалобно всхлипывал и пускал носом пузыри. Дошел, голубчик, до кондиции!..
– Здесь, – объявил, наконец, Сибирцев, указывая на большую поваленную плиту из серого гранита. На ней виднелась полустертая надпись: «Палтусов Вальдемар Изяславович. 1885–1910 гг. Жертва несчастной любви».
– Присаживайся, – велел я пленнику, содрал с него водолазку, достал из кармана заранее заготовленный шприц с пентоналом натрия и деловито осведомился: – У тебя сердечко в порядке? Не барахлит?!
– Н-нет, – выдавил он.
– Вот и ладушки, – улыбнулся я, загоняя шприц в вену. – Авось поживешь еще. На нарах, разумеется…
Спустя положенный промежуток времени препарат подействовал. На лице допрашиваемого выступил пот, глаза затуманились, приобрели отсутствующее выражение. Могила начал охотно отвечать на любые, заданные ему вопросы, и мы с Костей, образно выражаясь, сели в лужу!..
За период с 1991 года по нынешнее число, Могила без запинки сознался в торговле наркотиками, в похищениях людей, в зверских пытках (порой со смертельным исходом), в киднепинге, шантаже, сутенерстве, в продаже русских девушек в азиатские бордели, в черном риелторстве, в крупных регулярных взятках милицейским и гражданским чинам всех уровней (далее следовал их полный перечень с именами, фамилиями, должностями), в давней, небескорыстной дружбе с неким известным госдеятелем либерального толка (вот основная причина его непотопляемости!) и т. д. и т. п. А также в восьмидесяти девяти убийствах, совершенных как лично, так и чужими руками. Однако ни к ликвидации «Окуня», ни к убийству Малышева с дочерью он не имел ни малейшего отношения. Связей с иностранными разведками не поддерживал и, следовательно, оказался вовсе не тем современным Мариарти, которого мы искали. Кстати, на момент гибели Малышевых Лисянский имел железное алиби, поскольку именно в тот день и час занимался съемками очередного порнофильма с участием загадочной доброволицы и дрессированных животных. Об этой стороне его «бизнеса» стоит рассказать более подробно. (Со временем поймете почему). Итак, допрос проводил Сибирцев, а я снимал происходящее на трофейную видеокамеру.
Сибирцев: Кто те женщины, которых терзают козлы и обезьяны в твоих порнофильмах?
Лисянский: Понятия не имею. Я знаком только с поставщиком.
Сибирцев: Как его зовут?
Лисянский: Владлен Артурович.
Сибирцев: Фамилия?
Лисянский: Не знаю.
Сибирцев: А кто он вообще, по жизни?
Лисянский: Точно не скажу. Вроде бы коммерсант. То ли владелец, то ли совладелец, то ли зам. начальника одной частной фирмы.
Сибирцев: Название? Род деятельности фирмы?
Лисянский: Он не говорил, а я не спрашивал. Какая мне, собственно, разница?
Сибирцев: Как вы познакомились?
Лисянский: Через Интернет. Он сам вышел на меня с этим предложением.
Сибирцев: С каким этим?
Лисянский: Делать порнофильмы с участием приличных обеспеченных женщин (не наркоманок, не проституток, не мазохисток) и дрессированных животных.
Сибирцев: Ради денег?
Лисянский: Разумеется! Правда, Владлен болтал что-то о пропаганде суперсвободной любви эпохи Водолея, но мне его байки по барабану. Я и не вслушивался даже. Главное – лавы!
Сибирцев: И как прибыль?
Лисянский: За один короткометражный фильм я получаю от оптовика около десяти тысяч долларов.
Сибирцев: Имена, фамилии, адреса оптовиков. Живо!
Лисянский старательно диктует.
Сибирцев: А сколько получает Владлен?
Лисянский: Тысячу долларов за бабу и одну лазерную копию фильма бесплатно.
Сибирцев: Как вы связываетесь?
Лисянский: Я звоню ему на мобильный (диктует номер). Но он, думаю, от него уже избавился.
Сибирцев: Баба предупредила?
Лисянский: А кто же еще?
Сибирцев: Тебе не кажется странным поведение актрис?
Лисянский: Конечно, кажется! Они точно не под наркотой, но… какие-то зомбированные! Или биороботы – черт их разберет! Но прежде я не встречал ничего подобного! Представляешь, одну обезьяны задрали чуть ли не до смерти, но она вытерпела съемку до конца. И от боли не орала, а вскрикивала по сценарию: «О да! Да! Еще сильнее, мой мачо!!!» Потом потеряла сознание, а едва очнувшись, позвонила мужу по мобильнику и очень спокойно, с интонациями любящей супруги сказала: «Извини, дорогой, но я срочно уезжаю в командировку дней на десять… Да позвоню, если смогу. Целую!» И тут же вновь отрубилась. Кровищи, блин, натекло…
Сибирцев: Куда ее дели?
Лисянский: Владлен забрал. Наверное, в частную клинику или к подпольному гинекологу. Точно не знаю. Но она выжила! Месяц назад встретил ее на улице. Выходила из модного салона красоты, вся в золоте, в драгоценных каменьях. И шмотки на высшем уровне. Я ей: «Привет, красотка! Как здоровье?» А она: «Извините, но разве мы знакомы?!» И ведь не притворялась, сучка, действительно не узнала!
Сибирцев: Значит, говоришь, зомби?
Лисянский: Бля буду, да! Хотя никогда раньше не верил в эту херню…
Завершив наркодопрос Могилы, мы погрузили его обратно в «Мерседес» и отвезли в Брюсовский СИЗО. Основываясь на записи видеокамеры, отпечатали на тридцати страницах «явку с повинной», заставили обезволившего авторитета поставить автограф под каждой страницей, написать в конце «С моих слов составлено верно» и передали его с рук на руки тюремщикам со строгим наказом: «Присматривать денно и нощно! Чтоб ни один волос, блин… Он нам скоро понадобится!..»
В трудах и заботах ночь пролетела незаметно. Часы показывали половину восьмого утра. Разъезжаться по домам не имело смысла. Оставив «Мерседес» Лисянского на внутренней стоянке СИЗО, мы вышли на улицу, поймали такси, доехали до Лукьянской площади, позавтракали в кафе «Зорька» (основной упор на крепчайший кофе) и отправились прямиком в кабинет к шефу с устным докладом и видеокамерой…
Глава V
Некоторое время спустя
Рябова мы тогда в кабинете не застали. С утра пораньше он отправился на совещание к начальнику Управления. Сдали камеру под расписку секретарше полковника Клавдии Богатыревой, воспряли духом (сейчас домой, в «люлю», и спать, спать, спать!!!). Но едва мы собрались откланяться да улизнуть по-тихому, капитан в юбке разбила наши надежды в пух и прах.
– Шеф приказал вам обоим обязательно дождаться его возвращения! – твердо заявила она.
– Кла-а-авочка! Да мы ж с ног валимся, – заныл я. – Того гляди, помрем от усталости!
– Идите в комнату отдыха сотрудников, – отрезала Богатырева и, склонившись к моему уху, жарко шепнула: – Были бы мы с тобой одни, да не на службе, я бы тебя быстро оживила! Ты бы хотел, а?!
В ответ я лишь досадливо вздохнул: «мол, только тебя не хватало для полного счастья!», чем, несомненно, обидел Клаву, отношения с которой у нас частенько выходили за рамки служебных (см. «Карта смерти»). Проигнорировав ревнивый всполох в ее глазах (женщины, если их не очень жаждут, почему-то сразу подозревают наличие юной любовницы – «Соски! Шлюхи! Дешевки вшивой!!!»), я вместе с Костей прошел в комнату отдыха на третий этаж. Прилег на обитый кожзаменителем топчан и моментально отрубился. Снилась, как обычно, всякая гадость: трупы, плавающие в собственной крови, перерезанные глотки, разнесенные пулями черепа с вытекающими мозгами… А под конец я увидел роскошно украшенный зал с золотым троном, на котором восседал рогатый, облепленный слизью урод с выпученными глазами без зрачков. По залу чинно прогуливались огромные псы (в основном доги), обезьяны и козлы на задних лапах. Животные были одеты в длинные черные фраки (но без штанов), и каждый держал под локоток обнаженную красавицу с тремя огненными шестерками на лбу. Воздух пропах зверинцем. Затем ударили литавры. Урод на троне разинул зубастую пасть, собрался произнести речь, но тут вдруг началось землетрясение, и я открыл глаза. Над топчаном склонился полковник Рябов и тряс меня за плечо, а за спиной у него стоял Кирилл Альбертович Ильин. И он – тут я усиленно протер глаза и встряхнул головой… Он ничуть не напоминал «жертву сурового монастырского устава, строгого поста и круглосуточных молитв до полного изнеможения». Ильин действительно похудел, но не отощал, а просто сбросил старческую обрюзглость. Был бодр, свеж, румян и помолодел лет на десять.
– Ох, и ни фига себе! – пробормотал я. – Вас прямо не узнать, Кирилл Альбертович! Вы буквально…
– Комплименты потом, – перебил полковник и, сурово сдвинув брови, обратился ко мне и к тоже разбуженному и не менее ошалевшему Сибирцеву: – Вы, молодые люди, за кого меня держите?! За морального урода? За извращенца?! Одновременно с записью наркодопроса подсунули начальнику порнуху. Причем столь отвратительную, что меня чуть не вытошнило! Если вы хотели таким образом выслужиться, то…
– Хватить шутковать, Владимир Анатольевич, – живо вмешался Ильин. – Эта порнуха (и впрямь паскудная) тем не менее – самое ценное из того, что они добыли минувшей ночью.
– ??!
– На DVD-диске, помимо допроса господина Лисянского, записан недавно отснятый порнофильм. А в нем в качестве главной героини фигурирует одна ваша общая знакомая, которая теперь главная и единственная подозреваемая в жестоком убийстве отца и дочери Малышевых, – пояснил Альбертыч.
– Но когда… когда Вы успели?! – потрясенно пролепетал я.
– Я вернулся из монастыря вчера, ближе к вечеру. На сутки раньше, чем рассчитывал, – улыбнулся Ильин. – Ну и, дожидаясь вас обоих, просмотрел дела в полковничьем кабинете, сделал из них выписки, провел некоторые параллели и практически приблизился к разгадке тайны. Однако ваша кассета сыграла решающую роль.
– Просмотрели… ВСЕ?! – задохнулся я. – Быть того не может!
– А чего тут такого особенного? – в свою очередь, удивился он. – От «зеленого змия» избавился. Теперь энергии хоть отбавляй! Впрочем, хватит болтать. Пойдемте на просмотр…
* * *
Сперва пышноволосая красавица совокуплялась с двумя типами в кожаных масках. (Не менее пятнадцати минут. В разных позах, и в достаточно жестком варианте.)
– Вы слабаки! – когда «маски» насытились, презрительно сплюнула она. – От ваших жалких отростков ни капли удовлетворения. Пшли вон! – Пнув каждого в голый зад («маски» покорно уползли из кадра), она воздела руки к потолку и диким голосом закричала: – О великий Люцифер! Дай твоей верной рабе настоящих самцов, а не этих (тут она грубо и пошло выразилась).
– Хорошо, – произнес за кадром тяжелый бас. – Будь по-твоему!
Последующие десять минут красотку усердно «пользовали» накачанные возбудителем дог и павиан. (Подробности описывать не буду, противно!).
– О да, да-а!!! Еще, мои звери!!! Сильнее! Глубже! О да-а-а!!! – страстно стонала она в процессе. И, наконец, завершающая сцена. Красавица (ясное дело, отмытая, причесанная, подкрашенная и наскоро подлеченная) томно возлежала на спине и на протяжении трех минут усердно возносила хвалы дьяволу за «потрясающий, незабываемый, сверхчеловеческий секс». За кадром наигрывала одна из известных сатанинских рок-групп. Невзирая на свою, мягко говоря, неприязнь к порнографии, скотоложству и сатанизму, ЭТОТ фильм я смотрел, затаив дыхание, не отрываясь, разинув в изумлении рот. Дело в том, что главной героиней в нем была милая, вежливая, культурная, убитая горем… В общем, безутешная вдова и скорбящая мать Анна Малышева!!! Судя по дате на пленке, съемка производилась на следующий день после зверского убийства ее мужа и семилетней дочери…
– Ваше мнение? – по завершении просмотра обратился к нам с Костей шеф.
– Мерзость и… и сумасшествие! – с отвращением выдал Сибирцев. – Трудно поверить собственным глазам. Хотя… От современных баб всякого можно ожидать. (Тут он, очевидно, припомнил свою женушку-стерву.)
– Ты так же считаешь, Дмитрий?! – в упор спросил Рябов.
– Лисянский говорил на допросе, будто актрисы – зомби… – задумчиво молвил я.
– Или биороботы, – встрял Ильин.
Шеф погрозил ему пальцем, как учитель школьнику, типа «Не подсказывай!».
– Возможно, – вспомнив страшные события лета 2004-го (см. «Технология зла»). – не стал спорить я. – Так или иначе, они не понимают, что творят. Кто-то ими манипулирует, словно марионетками. Правда, в отличие от тех зомби, глаза у них – не пустые стекляшки, но все равно… – Тут я запнулся, подыскивая подходящие слова, но так и не нашел.
– Значит, зомби? – после короткой паузы, уточнил шеф.
– Да, – твердо ответил я.
– Прямо в точку! – восхитился Ильин. – Вы, мой юный друг, абсолютно правы! Но и это еще не все. Камера успела «схватить» другую актрису, съемкам которой помешало ваше с Сибирцевым появление в зверинце. Нам удалось ее опознать. Олеся Свириденко, двадцати четырех лет, замужем за крупным чиновником в городском правительстве. А работает она… где бы вы думали?.. В рекламном агентстве «Альфа-К». Без трех точек! Там же, кстати, где и Анна Малышева.
– «Альфа-К»?! – хором воскликнули мы с Сибирцевым: – Никогда о таком не слышали!
– Да, есть такое, – подтвердил полковник. – Мало известное и очень, знаете ли, странное! Ни одного серьезного заказа у него нет. И не намечается в ближайшие сто лет. В рекламном бизнесе оно – ноль без палочки. Тем не менее «Альфа» содержит огромный штат сотрудников. Преимущественно молодых, красивых женщин. Но есть и юноши педерастического типа. Все они получают зарплату порядка полутора тысяч долларов в месяц. Чистыми! Без учета налогов! Интересно, откуда у затрапезного, фактически безработного агентства такие деньги? И зачем ему столько сотрудников?
– Агентство – прикрытие, прошептал я, – а в действительности оно – та самая тайная организация!
– Именно так, – кивнул Владимир Анатольевич. – И, кажется, я знаю, КАК производится зомбирование. Мы однажды уже сталкивались… Впрочем, не будем забегать вперед. Проведем ряд мероприятий, расставим точки над i, уточним обстановку. А потом… – Полковник недвусмысленно провел по горлу ребром ладони…
