«Двенадцать стульев» kitabından alıntılar, sayfa 7
Ипполит Матвеевич был подавлен. Вошел Тихон. Увидя барина в зеленых усах, он перекрестился и попросил опохмелиться.
То есть как это считается? У кого это считается? – У нас и считается. У мастеров. Вот вы, например, мужчина видный, возвышенного роста, хотя и худой. Вы, считается, ежели, не дай Бог, помрете, что в ящик сыграли. А который человек торговый, бывшей купеческой гильдии, тот, значит, приказал долго жить. А если кто чином поменьше, дворник, например, или кто из крестьян, про того говорят: перекинулся или ноги протянул. Но самые могучие когда помирают, железнодорожные кондуктора или из начальства кто, то считается, что дуба дают. Так про них и говорят: «А наш-то, слышали, дуба дал».
– Ай-яй-яй, – бормотал Ипполит Матвеевич, – ай-яй-яй! Ну, что ж, значит, ты его и похоронил? – Я и похоронил. Кому же другому? Разве «Нимфа», туды ее в качель, кисть дает? – Одолел, значит? – Одолел. Только били меня потом. Чуть сердце у меня не выбили. Милиция отняла. Два дня лежал, спиртом лечился. – Растирался? – Нам растираться ни к чему.
«А поутру она вновь улыбалась перед окошком своим, как всегда».
– Ты толстый и красивый парниша. – Сколько раз я просил не называть меня парнишей! – Шутите! – И откуда у тебя этот идиотский жаргон! – Не учите меня жить! – О, черт! – крикнул инженер. – Хамите, Эрнестуля. – Давай разойдемся мирно. – Ого! – Ты мне ничего не докажешь! Этот спор… – Я побью тебя, как ребенка. – Нет, это совершенно невыносимо. Твои доводы не могут меня удержать от того шага, который я вынужден сделать. Я сейчас же иду за ломовиком. – Шутите! – Мебель мы делим поровну. – Жуть! – Ты будешь получать сто рублей в месяц. Даже сто двадцать. Комната останется у тебя. Живи, как тебе хочется, а я так не могу… – Знаменито, – сказала Эллочка презрительно. – А я перееду к Ивану Алексеевичу. – Ого! – Он уехал на дачу и оставил мне на лето всю свою квартиру. Ключ у меня… Только мебели нет. – Кр-расота! Эрнест Павлович через пять минут вернулся с дворником. – Ну, гардероб я не возьму, он тебе нужнее, а вот письменный стол, уж будь так добра… И один этот стул возьмите, дворник. Я возьму один из этих двух стульев. Я думаю, что имею на это право?! Эрнест Павлович связал свои вещи в большой узел, завернул сапоги в газету и повернулся к дверям. – У тебя вся спина белая, – сказала Эллочка граммофонным голосом. – До свидания, Елена.
Остановились они в меблированных комнатах «Сорбонна». Остап переполошил весь небольшой штат отельной прислуги. Сначала он обозревал семирублевые номера, но остался недоволен их меблировкой. Убранство пятирублевых номеров понравилось ему больше, но ковры были какие-то облезшие и возмущал запах. В трехрублевых номерах было все хорошо, за исключением картин. – Я не могу жить в одной комнате с пейзажами, – сказал Остап. Пришлось поселиться в номере за рубль восемьдесят. Там не было пейзажей, не было ковров, а меблировка была строго выдержана: две кровати и ночной столик. – Стиль каменного века, – заметил Остап с одобрением. – А доисторические животные в матрацах не водятся? – Смотря по сезону, – ответил лукавый коридорный,
постели. «Бонжур» указывало на то, что Ипполит
дивного, серого в яблоках, костюма
Один еврей приходит домой и ложится спать рядом со своей женой. Вдруг он слышит – под кроватью кто-то скребется. Еврей опустил под кровать руку и спрашивает: «Это ты, Джек?» А Джек лизнул руку и отвечает: «Это я».
заворачивая против течения. На пароходе стали
