Kitabı oku: «Тадж-Махал. Роман о бессмертной любви», sayfa 6
Глава 4
– Арджуманд, прекрати страдать и пойдем в гусль-хану, там все готово для омовения. Мириам уже смешала и масла, и порошки для масок. Пойдем! Заботу о себе никто не отменял. Бабушка Рауза будет сердиться, и тетушка тоже. Что бы ни случилось, ты должна быть красивой.
Сати права, в то время, когда остальные только и делают, что ухаживают за своим лицом и волосами, сидеть взаперти просто подозрительно. К тому же вода хорошо успокаивает… Арджуманд отправилась в комнату для омовений и отдала себя умелым рукам служанок. Сати строго следила, чтобы к приготовлению масок или масел для ее любимой подруги не были допущены чужие. Но она беспокоилась зря, Арджуманд была слишком юной, чтобы вызывать зависть, и не слишком шустрой, чтобы ее опасаться, никто не подсылал к ней предательниц с отравой.
В большой ванне для омовений, скорее даже бассейне, сегодня полно девушек и женщин зенана, все места вдоль бортиков заняты. Но Сати нашла выход – у стены поставили огромный таз, в который тоже набросали розовых лепестков и налили смесь масел. Для некрупной Арджуманд места вполне хватило.
Сати принялась распоряжаться, приказав сначала хорошенько смочить тело и волосы Арджуманд. Потом на волосы нанесли растертое авокадо, а для лица и шеи служанки начали под присмотром подруги смешивать порошки. Сати уверенно перечисляла:
– Горсть куркумы, горсть порошка сандалового дерева, столько же кориандра и молотой амлы (индийского крыжовника)… Теперь добавьте пять горстей порошка зеленой чечевицы. Размешайте. Добавьте лимонный сок и молоко… Теперь можно наносить на кожу рани, но только втирайте осторожно, чтобы не вызвать слишком сильное раздражение.
– Что это за средство, Сати? – поинтересовалась одна из служанок.
– Оно поможет старой коже скатиться с тела, а новая будет нежной и гладкой.
– Как у змеи? – рассмеялась девушка, вызвав у Арджуманд ответный смех, у остальных служанок хихиканье, а у Сати праведный гнев:
– Думай, что говоришь!
Пока Арджуманд лежала в ванне, служанки занимались ее пяточками, массируя их крупной солью, чтобы удалить ороговевшие частички кожи, а потом старательно втирая в кожу смесь масел.
Когда с волос смыли авокадо и нанесли смесь касторового и миндального масел, Сати уверенно объявила, что пора приниматься за кожу тела. И снова одни втирали сложную смесь, приготовленную по рецепту Сати, а другие в это время массировали кисти рук. Все должно быть красивым, а кожа везде гладкой.
– Откуда тебе известно столько рецептов снадобий для красоты? – полюбопытствовала одна из служанок.
Сати дернула плечиком:
– У меня бабушка была замечательной лекаркой, она все знала и научила мою маму. А мама помогла записать все мне.
– А где сейчас твоя бабушка и мама?
Сати чуть помрачнела:
– Бабушка давно совершила сати, а мама во вдовьем доме. Она не взошла на костер, потому что была третьей женой.
Девушки не стали расспрашивать, они знали о страшном обычае индусских женщин – всходить на погребальный костер следом за умершим мужем. Если мужчина погибал вне дома, например, в бою, женщина сжигала себя просто в его память. Великий Могол Акбар пытался бороться с сати и джаухаром, при котором самосжигание совершали все женщины сразу, например, в Читторгархе. Но даже Акбару не удалось отменить этот обычай.
Женщина освобождалась от обязанности сгореть заживо, только если не была старшей женой либо была беременна. Но и вдовья доля оставшейся в живых женщины тоже была незавидна. Вдовы носили цвет траура, белый, не надевали никаких украшений, но главное, если их не брал в жены брат умершего или не забирали богатые родственники, они становились настоящими изгоями и вынуждены были уходить во вдовьи приюты при храмах. Иногда вдовы были очень юны и красивы, но это их судьбу не меняло.
Арджуманд тоже молчала, она знала и другое: мать Сати бедствует в храме в Варанаси, и сама девушка мечтает выйти замуж так, чтобы ее муж позволил забрать мать к себе. Индус такого делать не станет, для них даже встреча с вдовой, больше не ставшей ничьей женой, сулит несчастье. Это означало, что Сати нужно выйти замуж за мусульманина, но как же тогда Кришна с его флейтой или многорукая богиня Кали с длинным красным языком?
Арджуманд спрашивала, нельзя ли просто привезти мать Сати в Агру, но та отнекивалась – женщина ни за что на это не согласится. Сати видела, в каких условиях живет мать, но помочь ничем не могла. Оставалось надеяться на щедрого мужа Сати.
Чтобы не думать об этом, Сати хлопнула в ладоши:
– Хватит вспоминать моих родных. Займитесь делом!
На брови и ресницы – миндальное масло, от него волосы густеют и быстрей растут.
Тело после очищающей смеси натереть порошком имбиря и куркумы, а потом добавить масло горького апельсина и кокосовое масло – это сделает кожу более упругой.
Распоряжаясь действиями служанок, Сати попутно успела прогнать нескольких лазутчиц, пытавшихся выведать какой-нибудь секрет, а еще возмутиться применением одной из жнщин чеснока в ее снадобье.
Чеснок вызвал возмущение не только у подруги Арджуманд, многие принялись кричать, что все провоняет чесноком, словно на рынке. В результате нарушительницу изгнали из гусль-ханы, а у Арджуманд при упоминании рынка испортилось настроение.
Сколько ни ухаживай за собой, как ни готовься, идти на мина-базар ей нельзя, нечего и думать.
– Сати, что мне делать? Я не могу появиться на мина-базаре, нельзя, чтобы принц Хуррам увидел мое лицо!
– Нужно попросить, чтобы нашу палатку поставили в самом конце ряда и даже дальше. Мы могли бы разрисовать свои лица до неузнаваемости…
Подруга еще долго фантазировала, предлагая разные глупости, но они обе понимали, что ничего этого сделать не удастся. Мехрун-Нисса не позволит, чтобы палатка ее племянницы стояла где-то на задворках, а уж о том, чтобы разрисовать собственные лица, и говорить не стоило.
– Может, мне с кем-нибудь подраться? – вдруг придумала Арджуманд.
– Ты с ума сошла? Разве может внучка Итимада-уд-Даулы так себя вести?
– Да, на рынок тайно ходить можно, а поссориться с кем-то нельзя?
Но Сати была права – Итимада-уд-Даула Гияз-Бек не поверит в виновность любимой внучки и обязательно выручит ее в последнюю минуту. «Столпу империи» не посмеет возразить даже Ханзаде, ведь именно он, министр финансов, снабжал деньгами (часто помимо назначенных падишахом) правительницу гарема.
Оставалось одно: болеть.
Но Арджуманд вовсе не хотелось сажать на лицо пчел, как тут же предложила Сати, или мазать его настоем перца, чтобы покраснело.
– Тогда скажем, что ты папайей объелась.
– Чем?
– Папайей. Незрелой. От нее тоже сыпь бывает и рези много где.
Теперь Арджуманд вопрошала:
– С ума сошла? Неужели нельзя просто сказать, что живот крутит?
Сати вздохнула:
– Напоят касторовым маслом так, что неделю на горшке проведешь.
– Ну и пусть, заслужила, – мрачно заявила Арджуманд.
– Тогда я тоже.
Верная подруга не желала бросать ее даже в таком случае. Но тут же сообразила:
– Выходит, мы зря на рынок бегали?
– Наша палатка не должна пустовать. Ты сядешь там с книгами вместо меня. Может, приглянешься кому-то.
Арджуманд видела, что в действительности подруге очень хочется появиться на мина-базаре, однако Сати не пойдет туда без хорошего нажима.
Спор закончился победой Арджуманд, вернее, Сати позволила себя убедить.
Теперь оставалось выдержать скандал с Мехрун-Ниссой, которая добилась не просто присутствия племянницы на мина-базаре, но и предоставления ей места в центральном ряду. Палатка самой тетушки Арджуманд располагалась вообще в центре.
Но к изумлению подружек, Мехрун-Ниссе оказалось не до племянницы с ее проблемами несварения желудка. Она только прислала какое-то снадобье с обещанием участия в следующем базаре. С тем, что Сати заменит Арджуманд в палатке, тоже согласилась, не пустовать же такому хорошему месту. Чем будет торговать, не спросила – Мехрун-Нисса была занята своими делами.
В общем, все обошлось, и в день мина-базара Арджуманд с утра лежала в постели, чего обычно не делала, а Сати то и дело подходила что-то переспросить про книги и в сто первый раз посоветоваться, как их лучше разложить на прилавке.
Тетушке Арджуманд красавице Мехрун-Ниссе действительно было не до племянницы, у нее могла решиться судьба, хотя какая судьба может быть у женщины в тридцать лет?
Строитель Красного Форта в Агре шах Акбар покинул этот мир совсем недавно, меньше двух лет назад. Это позволило Мехрун-Ниссе приехать к отцу, служившему Акбару верой и правдой, и брату, бывшему при нем визирем. Акбар очень ценил Гияз-бека и Асаф-Хана, но почему-то терпеть не мог Мехрун-Ниссу. Возможно потому, что чувствовал, как его сын Селим при виде красавицы растекается, словно мед на солнце. Гияз-бек уступил Великому Моголу и выдал младшую дочь замуж за великого полководца Шер-Афгана, отправив подальше от Агры и Красного Форта в Бенгалию.
Но Акбар умер, и Мехрун-Нисса немедленно оказалась в Красном Форте. Нет, Селим, ставший теперь императором Джехангиром, не приглашал свою прежнюю любовь, та поспешила показаться на глаза новому падишаху сама.
У Мехрун-Ниссы и раньше находился повод побыть при дворе, пока муж одерживал одну за другой славные победы. Ее отец Гияз-Бек был главным визирем падишаха, а дочери Шер Афгана от первого брака Ладили требовалось обучение и воспитание у придворных учителей и наблюдение за здоровьем придворных лекарей. Да еще и племянницы, рано оставшиеся без матери…
Мехрун-Нисса увлеченно играла роль доброй мачехи и тетушки, хотя Арджуманд прекрасно понимала, что они с Ладили и Фарзаной являются лишь поводом для красавицы в очередной раз не поехать с мужем куда-то в пустыни запада, заснеженные горы севера или жаркие джунгли юга. Нет-нет, она нужна девочкам в Красном Форте, нужна куда больше, чем мужу в его походах.
Все прекрасно знали, что именно заставляет Мехрун-Ниссу задерживаться при дворе при любом удобном случае – страсть Джехангира к ней с годами не утихла, а, напротив, казалось, разгоралась с каждым днем все сильней. Но тетушка Арджуманд не желала становиться просто любовницей падишаха даже после того, как Шер-Афган внезапно умер. Мехрун-Нисса не из тех, кто клюет по зернышку, ей нужно все или ничего. Лучше, конечно, все и сразу.
В тридцать лет капризничать, получая подарки судьбы, опасно, но Мехрун-Ниссу это не пугало, она явно на что-то надеялась.
Мехрун-Нисса была женщиной удивительной. За прошедшие годы она не только не потеряла своей привлекательности, но стала еще красивей, эта тридцатилетняя вдова выглядела лучше большинства пятнадцатилетних красавиц, а уж о ее уме и образованости говорить не стоило. Гияз-Бек недаром все эти годы собирал лучшие книги и разыскивал лучших учителей, каждый раз, возвращаясь к супругу после длительного визита в Красный Форт, Мехрун-Нисса увозила с собой большой груз и очередного философа, способного еще просветить ее.
Иногда казалось, что Гияз-Бек сознательно готовит младшую дочь к чему-то великому, хотя какое величие может быть у жены полководца?
Мехрун-Нисса не спала до полудня, как многие обитательницы гарема, не проводила дни, сплетничая или просто болтая, она читала, вела умные беседы с умными людьми и… охотилась. Все знали, что у красавицы не женский ум и такие же интересы. А еще дочь Гияз-Бека умела зарабатывать деньги! В том числе и собственными руками, например, расписывая ткани для обитательниц зенана.
Ее творения были дороги, но они того стоили.
Палатка Мехрун-Ниссы и в этот раз блистала, но не золотые изящные украшения и не великолепные рисунки на тканях привлекали внимание, а сама женщина. Остальные смотрели завистливо, шептались, мол, кто ее звал, сидела бы в своем далеко и не совалась в Агру. У палатки толпились мужчины, пока не решавшиеся покупать (сначала должен все осмотреть падишах), но вовсю заигрывающие с прекрасной торговкой. Мехрун-Нисса делала вид, что не замечает их, она спокойно курила кальян, задумчиво глядя поверх голов. Все эти люди для нее не стоили и мизинца того, кого она ждала и при мысли о ком у такой уверенной красавицы замирало сердце. Никому невдомек, что кальян нужен ей был только, чтобы не дрогнул предательски голос, когда она заговорит (в этом Мехрун-Нисса была уверена!) с падишахом.
Она много лет видела падишаха только издали или сквозь джали – решетку, загораживающую женщин. А он ее и вовсе не видел. Мехрун-Нисса стала вдовой недавно, и это был ее первый мина-базар.
Падишах Джехангир знал о многом, происходившем в его гареме, но о многом не знал. Он не знал, что придворная дама вдовы его отца Салимы Мехрун-Нисса тоже будет участвовать в мина-базаре. Вообще-то это была хитрость молодой вдовы, пройти мимо падишах не мог, не остановиться тоже – рядом с ним важно вышагивал Итимада-уд-Даула Гияз-Бек. Дочь намекнула отцу, что ждет остановки правителя у своей палатки.
Джехангир замер, не веря своим глазам – роскошными тканями торговала… Мехрун-Нисса! Понадобилось усилие, чтобы не стоять столбом слишком долго, иначе придворные начали бы ненужную болтовню. Как бы ни был велик падишах, он мог отрубить множество голов, но не мог заткнуть болтливые рты. Джехангир знал, что лучше не давать подданным повода для сплетен.
Подошел, выразил свои соболезнования из-за гибели Шер-Афгана, похвалил ткани, поинтересовался, где теперь Мехрун-Нисса. Купил несколько расписанных ею палантинов, взяв слово, что она распишет еще именно для него.
Губы произносили слова, которые для обоих ничего не значили, потому что глаза беззвучно кричали, что сердца их не забыли друг друга, несмотря на многие прошедшие годы, рвутся навстречу друг другу. Мехрун-Нисса увидела то, что так желала и ждала увидеть все эти пятнадцать немыслимо долгих лет: бывший принц Селим, а ныне падишах Хиндустана Джехангир не только не забыл ее, но и по-прежнему любит!
Конечно, любопытные глазели на падишаха и прекрасную Мехрун-Ниссу. Никто больше не решился заигрывать с ней, но ткани и украшения из палатки красавицы раскупили мгновенно. У придворных хороший нюх на будущих фаворитов и фавориток. Многие почувствовали, что расписными тканями торгует будущая королева.
При этом мало кто заметил понуро плетущегося принца Хуррама. Он не смотрел на лица торговок, зная, что среди них нет и не может быть той простолюдинки, что очаровала его взглядом прекрасных глаз на рынке, а другие ему не нужны. И на отцовскую любовь не смотрел, а ведь если бы глянул, то увидел точно такие темные глаза, как у его Арджуманд.
Нет, принц смотрел на разные безделушки, выбирая, как обещал, для своей возлюбленной необычный подарок. Беда в том, что ничего необычного не было, женщины норовили запастись украшениями подороже, одеждой роскошней и даже сладостями. Но Хуррам понимал, что его красавица не примет дорогое ожерелье или перстень, и сладости до завтра слипнутся, а с одеждой и вовсе не стоило связываться…
И вдруг в одной из палаток на главной аллее он увидел то, что искал! Это будет необычный подарок, достойный умницы с рынка. Принц улыбнулся, он был готов заплатить любые деньги за свою находку.
Рядом рассмеялся старший брат Хосров:
– Хуррам, посмотри, какая красавица продает!
Принц Хосров еще в опале, отец держал старшего сына под домашним арестом после подавления его попытки захватить трон после смерти Акбара. Но гулять в пределах Форта и по мина-базару ему не запретили.
Принц Хосров на пять лет старше своего брата, пятнадцатилетнего Хуррама, может, потому каждый смотрел свое – один на торговку, другой на товар.
Девушка назвала такую цену, что старший принц снова ахнул, а младший повернулся к своему слуге:
– Заплати.
И после покупки братья тоже разделились – младший поспешил с добычей к себе, невзирая на то, что падишах все еще осматривал палатки, а старший остался беседовать с торговкой.
Все женщины зенана на мина-базаре, где же им еще быть? Только больные остались в своих комнатах – страдать.
Страдала и Арджуманд. Ей так хотелось хоть одним глазком посмотреть на принца, но как можно показаться ему на глаза после встреч на рынке?! Как же она ругала себя за опрометчивое решение отправиться туда за покупками! Если бы не это, сегодня она могла бы любоваться принцем Хуррамом с открытым лицом. Может, он и не обратил бы на нее внимания совсем, но это лучше, чем то, что было сейчас.
Арджуманд так задумалась над своими горестями, что не заметила, как в ее комнату вошла бабушка Рауза Бегум. А когда она увидела ее, поспешно вскочила, забыв о своем мнимом недомогании.
Рауза Бегум внимательно посмотрела на внучку и покачала головой:
– Ты ведь не больна, правда?
Арджуманд не смогла солгать:
– Нет, бабушка.
Рауза Бегум больше любила другую внучку – Фарзану, а Гияз-Бек – Арджуманд, но бабушка никогда не подчеркивала своего предпочтения, хотя о нем знали все.
Разоблаченная Арджуманд с ужасом ждала следующего вопроса о том, почему не пошла на мина-базар. Что сказать? Не признаваться же в своем страшном проступке?
Признаваться не пришлось, Рауза Бегум сама высказала догадку:
– У тебя не было украшений для торговли, и ты решила отправить свою подружку торговать книгами, а сама сказаться больной?
Это было правдой, хотя и частичной, но Арджуманд не пришлось лгать, она всего лишь согласилась с такой правдой. Рауза Бегум рассмеялась:
– В следующий раз готовься заранее. Думаю, теперь ты будешь умней и начнешь заготавливать товар уже с завтрашнего дня. Мехрун-Нисса глупо поступила, выпросив тебе палатку в последний день подготовки. Я рада, что ты не больна.
Она позволила внучке еще раз поцеловать подол своей одежды и гордо удалилась в сопровождении вездесущей Фарзаны.
До Арджуманд донеслось:
– Бабушка, а я буду в следующем году торговать на мина-базаре?
– Боюсь, что нет, ты еще слишком мала.
– Ну вот еще! Когда же я стану взрослой?
– Ох, скоро. И оглянуться не успеешь, как не только взрослой станешь, но и за внучками следить придется…
О чем они еще говорили, Арджуманд уже не слышала. Во-первых, Рауза Бегум ушла, во-вторых, прибежала страшно возбужденная Сати.
– Арджуманд, он купил!
Судя по шуму, мина-базар закончился, женщины возвращались в свои покои, горячо обсуждая свои успехи и чужие неудачи. Никто не знал, как родился обычай устраивать мина-базар за три часа до полуночи, но принимали это как должное. Теперь зенан до завтрашнего полудня не угомонится, а тем для обсуждений хватит до следующего мина-базара. Конечно, все заметили, что падишах долго стоял у палатки Мехрун-Ниссы Бегум, а принц Хосров у палатки какой-то незнакомой девушки.
– Кто купил? Что? – Арджуманд не понимала, о чем свистящим шепотом сообщает ей Сати.
– Принц купил книгу. Самую большую. Принц Хуррам.
– А тебя он не узнал?!
– Нет, он на меня и не смотрел. Заплатил, не глядя, сколько спросила. А потом…
Арджуманд даже не поинтересовалась, за сколько подружка продала поэмы Низами, почувствовав, что та еще не все сообщила.
– Что еще?
– Да так…
– Что, Сати?
– С принцем Хуррамом вместе был принц Хосров. Он тоже купил книгу и… сказал, что я очень красивая…
Глаза юной красавицы блестели, как две звезды на ночном небе.
– Сати! – ахнула Арджуманд. – Ты понравилась наследнику престола?
– Не знаю… Он мне тоже очень понравился. Он красивый… и мужественный…
– А… принц Хуррам как выглядел?
Подружка пожала плечами:
– Как всегда.
– Он еще у кого-то покупал? – В голосе Арджуманд против ее воли прозвучала ревность.
В другое бы время Сати давно уже смеялась бы над ней или, наоборот, убеждала, что все в порядке, но после встречи с Хосровом Сати было явно не до страданий Арджуманд.
– Нет, кажется, нет. Купил книгу и сразу ушел.
Арджуманд вздохнула – Хуррам любит персидскую поэзию… А другие покупки Сати могла просто не увидеть, тем более если беседовала в это время с принцем Хосровом.
Вот еще одна будущая трагедия – Хосров старший сын падишаха, его великий дед падишах Акбар даже хотел сделать своим наследником, но потом сторонники Селима-Джехангира победили, и Акбар оставил трон сыну, а не старшему внуку. Это породило между Джехангиром и Хосровом неприязнь и даже подвигло принца на бунт, который отец легко подавил. Хосров жил во дворце под домашним арестом, и все понимали, что противостояние на этом не закончилось.
Но Хосров не для Сати. Он принц, наследник престола, пусть даже опальный, мусульманин, а Сати дочь небольшого чиновника и индуска. Конечно, Акбар попытался примирить религии, доказывая, что, каковы бы ни были различия, во всех религиях много общего, все они требуют жить по совести, заботиться о слабых и помогать бедным, но главное – почитать Бога, одного или многих – не важно.
В гаремах падишахов немало индусок – но найдется ли там место для Сати? Арджуманд вздохнула – подруга умна и красива, но она почти служанка.
– Арджуманд…
– Что?
– Ты не могла бы поучить меня персидскому, особенно читать на нем.
– Конечно, – рассмеялась Арджуманд. Смех вышел грустным. – Хоть одна книга осталась, или ты все распродала?
– Продала. Потом еще подходили… после принцев… тоже покупали.
– Ничего, у меня есть другие.
Персидский – язык двора. На каком еще говорить или читать, если в Хиндустане сотни наречий? Занятия в школах велись на арабском, но только занятия, на нем никто не говорил.
Сати тут же принесла книгу и, раскрыв, принялась ворчать:
– Ну, кто так пишет? Почему не писать под строчкой, чтобы буквы были ровней?
Она сравнивала с письмом санскрита деванагари, у которого буквы словно подвешены под строчкой. Арджуманд возразила:
– И ничего не ровней.
Оба принца действительно купили книги, которые Арджуманд приобрела в лавке на рынке.
Хуррам был доволен – лучшего подарка необычной девушке с большими темными глазами, как у перепуганной лани, он и придумать не мог. Как удачно, что эта палатка не привлекла внимание падишаха. Старший принц Хосров потом тоже что-то купил, но для Хуррама достаточно одной большой книги поэзии Низами. Как лучше рассказать о любви, если своих слов недостаточно? Только словами поэтов.
Каково же было его разочарование, когда девушка не пришла в назначенное время! Хуррам прождал до полудня и вернулся во дворец страшно расстроенным.
Арджуманд не смогла прийти, не удалось сбежать незамеченной, в ее комнате ночевала сестренка Фарзана.
Приставучая Фарзана вообще портила Арджуманд жизнь. Девушка подозревала, что сестричка действует по просьбе бабушки Раузы, но это ничего не меняло. Фарзана возмутилась тем, что Сати держит в покоях Арджуманд изображение какой-то синей богини с красным языком.
– Аллах накажет тебя, Арджуманд!
– Прекрати, даже великий падишах Акбар не был против индуистских богов! У королевы Джодхи тоже стоит в покоях Кришна с флейтой.
– Кришна, но не эта бээ… – Фарзана передразнила богиню, высунув язык и размахивая руками.
Сати даже побледнела, ее ноздри раздулись, а губы сжались в ниточку. Она многое могла вытерпеть, но только не хулу на богиню Кали.
– Фарзана, ты можешь не верить в моих богинь, но не советую их оскорблять. Тем более богиню смерти Кали. Кали Дурга покровительница Мевара, и ее месть бывает страшна.
Было заметно, что Фарзана испугалась, но тут же взвыла:
– Я бабушке Раузе расскажу, что у тебя в комнате!
– Бабушка Рауза это видела, когда была здесь вчера, и ничего не сказала против. А ты уходи и больше не приближайся ко мне, противная девчонка!
Арджуманд сказала правду, Рауза Бегум действительно видела и действительно ничего не сказала, но только потому, что была занята другим.
Зато эта стычка позволила избавиться от противной наушницы.
– Арджуманд, я уберу статуэтку богини Кали, чтобы у тебя не было неприятностей.
Арджуманд вздохнула:
– Сати, я ничего не говорю против нее, но лучше пока убрать. Это действительно богиня смерти?
– Кали – само время, а оно убивает все. Ничего нет вечного, тем более для простых смертных.
– Покровительница раджпутов – богиня смерти?
– Не всех раджпутов. Нас много, в Аджмере предпочитают Кришну.
– Но почему она синяя и такая жестокая?
– Она не жестокая, но неотвратимая. Все тела умирают, а освобожденные души возвращаются на Землю для новой жизни. Так жизнь одновременно и бесконечна, и конечна. Кали – это ее конечность, конечность всего плотского, временного. Она любит кровь, потому, что кровь и смерть неразлучны, она…
– Сати, давай не будем сейчас говорить о твоей Кали? – почти взмолилась Арджуманд.
– Хорошо, не будем. Я сегодня видела принцев Хосрова и Хуррама.
Арджуманд просто встрепенулась:
– Я не знаю, что делать. Мы должны были встретиться три дня назад, принц решит, что я обманщица. Хотя так и есть… – В голосе Арджуманд слышались слезы.
Сати немедленно пришла подруге на помощь:
– Может, ему передать записку?
– Какую еще записку?
– С сообщением, что можно встретиться, например, завтра. А твою Фарзану я отвлеку.
– Как?
– Напою чем-нибудь, чтобы спала до обеда, – решительно рубанула воздух рукой Сати.
– Да я не о Фарзане говорю. Как встретиться?! Что я ему скажу? Он, небось, и думать обо мне забыл.
Арджуманд категорически отказалась писать послание принцу Хурраму. Сати написала бы сама, если бы умела писать на фарси или была уверена, что Хуррам прочтет деванагари.
Но ничего писать и тем более передавать не пришлось, сама же Сати немного погодя принесла чудесную весть: весь зенан шепчется о том, что принц Хуррам который день проводит на рынке, словно кого-то ищет. И он очень грустный… Обитательницы зенана немедленно пришли к выводу, что сердце юного принца разбила какая-то жестокая красавица.
Арджуманд решила, что должна сходить на рынок еще раз и все рассказать. Будь что будет!
О том, что принц Хуррам встречался с красавицей на рынке, разболтал евнух Ханзаде, хотя ему приказано было молчать. Давно известно, что лучший способ заставить человека проболтаться – запретить ему что-то говорить. Тайна немедленно станет известна всем. Ханзаде, во второй раз услышав о встрече евнуха с принцем на рынке, так и поступила – она запретила слуге говорить с кем бы то ни было.
А сама отправилась к падишаху.
Подробно доложив брату о состоянии дел в зенане, о чем тот не просил, принцесса топталась на месте, не решаясь сказать отцу о его любимом сыне.
– Что-то еще? Что там случилось? – Джехангир разглядывал какую-то карту на столе. Наверное, готовился к очередному походу, что совершенно не волновало Ханзаде, хотя она все равно попыталась заглянуть через плечо брата. Не увидела там ничего интересного, но на вопрос живо откликнулась:
– Это касается не зенана…
– А чего?
– Принца Хуррама.
– Что такое? – Падишах оторвался от карты и повернулся к сестре. Та быстро отступила назад, но не ушла, значит, сообщить есть что.
– Мой евнух Бади уже дважды встречал принца на рынке…
– Принца Хуррама? Твой евнух глуп. Это Хосрову запрещено покидать дворец, а Хуррам может ходить куда угодно и когда угодно.
– Но первый раз принц беседовал с какой-то простолюдинкой-индуской, а второй явно ее разыскивал.
Джехангир хохотнул, вот уже не только Хосров или Парваз, но и младший Хуррам интересуется красавицами. Однако сестра падишаха продолжила нашептывать:
– Принц невесел, он искал девушку, даже спрашивал о ней торговцев…
Падишах махнул рукой сестре:
– Я знаю об этом. Девушку найдут для принца. Скажи своему евнуху, чтобы больше не болтал. Если по зенану пойдут слухи, я накажу тебя вместе с ним. Строго накажу.
Взгляд Джехангира был жестким, а что такое его наказание, Ханзаде знала, падишах мог быть изобретательно жесток и наказывать любил не меньше, чем осыпать дарами. Ханзаде не сомневалась, что вполне сможет стать очередной жертвой его смертельной выдумки. Проклиная себя и любопытного евнуха на чем свет стоит, она попятилась к выходу, бормоча:
– Что вы, что вы…
После ухода сестры Джехангир некоторое время задумчиво смотрел на пламя светильника, потом хлопнул в ладоши. Вошедшему слуге приказал привести Асаф-Хана.
Арджуманд удалось сбежать из зенана и пробраться на рынок. Она рискнула сделать это, сопровождаемая только молоденькой служанкой-индуской, Сати осталась дома, отвлекать внимание в случае чего, а Гопала девушка не смогла, да и не очень старалась найти. Она прекрасно понимала, что сделают со стариком, если все раскроется. Служанку Мани, дав золотой, оставила ждать у входа на рынок.
Хуррам стоял там же, где они виделись в последний раз. Арджуманд почувствовала, как зашлось от радости и одновременно от горя сердце. Она была счастлива, ведь если любимый пришел, значит, тоже любит, но помнила, что это их последняя встреча. Ей предстояло сказать, чтобы больше не искал, чтобы забыл ее имя и ее саму. Как можно сказать такое, не разорвав собственного сердца?!
– Арджуманд! Почему ты не приходила столько дней? Я принес тебе подарок. Смотри, что мне удалось купить для тебя на мина-базаре во дворце.
Арджуманд, которая открыла рот, чтобы сказать, что они больше не увидятся, обомлела – Хуррам держал в руках стихи Низами, те самые, что она когда-то приобрела в лавке и которые Сати продавала на мина-базаре. Он приобрел персидскую поэзию ей в подарок!
Девушка почувствовала, как подкашиваются ноги. Это было слишком, принц не просто любил поэзию, но и посчитал такой дар самым подходящим для нее.
– Я… я должна вам кое в чем признаться…
Как после такого сказать, что она лгунья, что обманула в самый первый день?
Но Хуррам остановил ее:
– Сначала я признаюсь: я принц Хуррам…
– Я знаю. А я…
Договорить не успела, потому что ее резко рванули назад, одновременно закрывая рот. И сделал это… ее собственный отец Асаф-Хан!
– Ваше высочество, падишах велел привести вас во дворец.
– Асаф-Хан, отпустите девушку, я пойду с вами. Не троньте Арджуманд, я вам приказываю!
Их плотной стеной обступили ахади – вооруженная охрана из дворца. Все благоразумные посетители рынка немедленно исчезли, остались только глупые мальчишки, едва ли понимавшие по-персидски.
Асаф-Хан покачал головой:
– Не думаю, ваше высочество, что вы можете мне приказывать в этом случае, ведь это моя дочь Арджуманд.
– Что?!
Арджуманд стояла опустив голову, слезы капали на простенькое сари и в пыль под ногами. Только теперь принц заметил, что руки девушки слишком ухоженны, ее кожа нежна и вовсе не черна от солнца, и пахло от нее не как от простолюдинки.
– Ты обманула меня…
– Я хотела сказать сейчас…
Она не успела больше ничего договорить, отец остановил знаком и предложил:
– Поспешим во дворец.
Девушка надвинула пониже верхний край сари – анчал – и вся съежилась. Они шли рядом и врозь, первые минуты Хуррам горел от возмущения, но потом ему стало жаль Арджуманд. Он ведь тоже не сразу признался, что принц… Но он мужчина, а как могла позволить себе девушка из такой семьи ходить по рынку с открытым лицом?! Заговорить с незнакомцем, да еще и не раз?!
