Kitabı oku: «Катастрофа на белой стороне»

Yazı tipi:

«Свидетели показали нам, что сразу после взрыва лайнера они видели самолет в районе его следования меньший по размеру, серого цвета, который скрылся в облаках», ТАСС.

Инга Райская

Катастрофа

на Белой стороне.

Моим соотечественникам, с любовью.

Главная героиня волею Судеб оказывается свидетельницей преступления американских спецслужб. У неё на руках доказательства преднамеренного уничтожения малазийских Боингов. Доказательства должны быть доставлены в Россию и предъявлены Миру. В сплетении борьбы тёмных и светлых сил ей на помощь приходит любовь и магия. Чтобы победить, придётся пройти по острию Судьбы и связать нити прошлого и будущего.

Невнятные отклонения от реальности не меняют сути случившегося….

Инга Райская

Вместо предисловия

Я люблю летать на Храмовую гору по ночам. А при свете дня – сидеть возле Храма на площади, или пристроиться прямо на его куполе, раскинув руки и ноги в стороны. Последняя позиция хороша тем, что я вижу свой любимый дом, результат моих многолетних грёз…

Мой дом, мой Мир…. Вот он, я держу Его в руках, вхожу в Него, играю с Ним, живу, люблю, даже скучаю иногда! Мой мир и Я в нём…Что важнее? Если бы Я была Другой, и Мир был бы… точнее не было бы совсем моего Мира. Сначала мы строим всё внутри, а потом это случается снаружи. Это САМАЯ СТРАШНАЯ ТАЙНА на Земле. Все остальные Тайны – и не тайны вовсе, так, секретики. Помните, фантик, стёклышко, совочек – закопать и никому не говорить….

Что, вы это уже слышали? Я тоже раньше слышала, но узнала только когда получилось. Странная штука – Тайна. Её нельзя открыть тому, кто не может её сейчас узнать. Хоть лекцию читай, хоть на рекламной растяжке нарисуй – без толку. Не то, что секрет…

Так что, если судьба вам узнать Тайну – прочтёте эту повесть и узнаете. Вдруг кому-то пришло время? А если не пришло, то побалую Вас секретом, всё равно будет интересно.

Когда я увидела этот дом, я его сразу узнала. Нет, конечно, я понимала, он должен быть именно здесь. Место я много раз видела во сне. Этот холм напротив Старого Города в Иерусалиме я приглядела во время своего первого визита в город. От него так и веяло Силой, я не могла от него оторвать взгляда, казалось, только от взгляда на это место у меня вырастали крылья. Конечно, я тогда мало что понимала, но уже могла кое-что. Я тогда хорошо запомнила место, где я буду жить. Так вот, я увидела мой будущий дом, когда проезжала мимо на прокатном автомобиле по дороге из аэропорта Бен Гурион в гостиницу в Иерусалиме. Жизнь уже катилась на салазках к кульминации моей сказки.

И я его узнала! Это было не как купить новый дом, а как вернуться домой, как поцеловать тебя после разлуки, как посмотреть в твои глаза, не видя тебя несколько лет, как услышать твой голос, давно потеряв надежду. Вот как это было.

Вообще– то мне надо было ехать прямо к моему отелю. Но поворот налево был такой ПРАВИЛЬНЫЙ, а дорога вверх на холм такой ЗНАКОМОЙ, что мой путь был яснее ясного. И вот он – последний дом на вершине холма, калитка, знакомая плитка при въезде и даже пассифлора, лениво спускающая свои прядки с забора. Моя любимая пассифлора – вьюн с восьмиконечными цветами, родственница всем известной киви. Я прижала свой «смартик» вплотную к забору, вышла из авто и вдохнула горячий сухой полуденный воздух святого города…. Была середина мая и обычная для этого времени года жара. Но какая жара – знакомая в каждом запахе, звуке, дуновении ветерка, колыхании белоснежной занавески в соседнем доме.

– Шалом! – а далее было что-то на иврите. Я хорошо понимала язык, но плохо говорила. Пришлось объясняться по-английски.

– Шалом! У кого я могу купить этот дом?

Удивление на лице пожилой дамы, смешанное с трудностями языка.

– Купить? Но здесь ничего не продаётся. Вы понимаете меня? В нашем посёлке нет домов на продажу! Последний дом продали лет семь назад.

Должно быть, это дорогое и очень престижное место, – подумала я. Конечно, дорогое, но дом мне продадут, а я его куплю, это так же ясно, как то, что этой даме не судьба поздравить меня с новосельем. Впрочем, ей много лет, что же. Я достала из сумочки свою визитку и написала на ней по-английски «Здравствуйте! Я куплю Ваш дом. С наилучшими пожеланиями. Инга Лисичкина».

Протянула визитку даме

– Передайте, пожалуйста, хозяевам, когда приедут! Я буду рада их звонку.

Дама взяла визитку, чтобы не спорить с сумасшедшей иностранкой.

Смешно! Как люди верят в то, что видят и слышат, как они живут, в их железобетонном мире. У них всё прочно и неизменно. Особенно те пару десятков истин, что они насобирали за всю жизнь, и ещё десяток из тех, что показали по ТВ. Вот задуматься на секунду – ну ОТКУДА она могла знать, что этот дом не продаётся. Она что – видела хозяев, которые в эту самую минуту решали, где им взять денег на поддержание давшего течь бизнеса в Канаде? Бизнеса, который исправно вот уж как 25 лет кормил всё это обширное и уже обленившееся семейство. Нет, она видела только иностранку на прокатном смарте, высокую голубоглазую блондинку, которая могла бы затеряться в толпе в каком-нибудь скандинавском городе. А в здешних краях выглядела непристойно броской, непозволительно чужой этому древнему пейзажу. И опять глаза обманули даму. Ах, прав был старина Экзюпери «не обманет лишь то, что увидишь сердцем». Кстати, интересно, а сам он видел? Или это просто прозрение талантливого писателя…. А видящий знал бы, что я пришла ДОМОЙ. На то самое место, где триста с лишним лет назад я родилась, выросла и была выдана замуж.

Моё странное нахальство заинтересовало даму, а может быть ей было скучно, а может быть ей внушила доверие визитка приглашённого сотрудника Тель-Авивского университета, так или иначе, меня пригласили на веранду выпить чаю. С веранды я видела белые стены и тёмные деревянные окна моего будущего жилища, затенённые опущенными жалюзи. Я видела знакомый балкон, выложенный плиткой всех возможных оттенков синего, белую балюстраду, лестницу к гаражу, спускающуюся мимо лимонных деревьев.

Я улыбнулась, представив, как я заставлю тебя закрыть глаза, приведу за руку на этот балкон, разверну лицом к старому городу. Будет вечер, и солнце спрячется за древние стены, даря прощальные лучи, играя светом с куполом Храма, вырезая тени как на театральной декорации. Ты откроешь глаза и не сможешь сдержать возглас изумления, потому что ничего прекраснее для нас с тобою нет на свете.

Я вдруг почти усомнилась, а вдруг и впрямь не продадут. Ну как продать ЭТО – какими деньгами измерить?

Но нет, люди – всего лишь люди, у них свой мир и свои страсти. Всё будет так, как должно быть.

17.07.2014

«Лететь на самолёте и думать о пилоте,» – в голове крутилась фраза из популярной песенки. Не так, чтобы я любила попсу, просто имею свойство запоминать любые стихотворные строки. Наверное, это следствие романтического увлечения стихами в юности.

Я улыбнулась, почему-то последние дни воспоминания прилетали одно за другим, отрывками разных событий из далёкого далека. «Странное, жаркое, милое лето», – подумала я, взглянув на розовеющие в рассветном мареве облака. Дым от лесных пожаров долетал до Москвы, и мы привыкли к кровавым закатам и странным рассветам, к бесконечной жаре и дымным туманам.

«Может быть, вовсе не распаковывать этот чемодан», – думала я, допивая свою чашку кофе в ожидании такси в Шереметьево.

Я по профессии химик токсиколог и работаю в одной крупной некоммерческой организации. И чемодан я собрала, чтобы отправиться на конференцию в далёкий Куало-Лумпур. Столь необычное место проведения рядовой конференции объяснялось сочетанием двух факторов: желанием брюссельского руководства попутешествовать в экзотические места за счёт денег европейского бюджета и одновременно проявить уважение к развивающимся странам. И это даже не было в полном смысле слова лицемерием, так, бледная тень того реального лицемерия, с которым я успела познакомиться в офисных коридорах прекрасного бельгийского города Брюсселя.

Моя жизнь в последние годы состояла из отлётов и прилётов, с промежутками московской беготни в стремлении закончить не кончающиеся дела. Но я бы обманывала себя, если бы стала жаловаться на свою жизнь. Мне всё в ней нравилась, и время, и место, в котором я живу, и моя семья, и моя работа и это лето….

А моё московское лето 2014 года состояло из переездов между городом и загородным домом, в котором мы жили, спасаясь от жары. И даже жара нам нравилась, особенно бесконечные купания в Москве реке, из которой выбирались только чтобы пожарить мясо и прикончить очередной арбуз.

Мы купались в реке чуть выше по течению от Звенигорода, напротив Савво-Сторожевского монастыря. В этих местах Москва река ещё мелкая и быстрая, русло с излучинами, мелями, песчаными отмелями и обрывистыми берегами. Чтобы ощутить прохладу купания этим летом, надо было проплыть подольше, так как вода достигла уже черноморской температуры.

Как-то так случалось, что всегда собиралась большая компания купающихся: я с моей любимой сестрой, точнее моей кузиной Татьяной, оба наших мужа, друзья, сыновья, девушки сыновей, друзья друзей…. И вся эта толпа по тёплой пыли дорог, по высушенной жарой траве, мимо блёкло-синих цветов цикория радостно топала до привычного места начала заплыва. Мы плюхались в желанную прохладу воды, с брызгами, смехом, радостью людей, достигших цели. Я ложилась на спину в воде и глядела в чистое небо, меня несла на себе река, и было лишь одно желание – сохранить всё это, закрыть, спрятать, защитить….

А потом, накупавшись, все вместе мы поднимались по крутому берегу реки, и ещё выше – по обрыву к соснам. И вот здесь я всегда останавливалась, чтобы услышать колокольный звон, взглянуть на монастырские стены, на замершие в мареве леса. И застывала от этой хрупкой красоты, чувствовала её до боли, до мурашек, до слёз.

А ранним утром, когда мчалась по сонным ещё дорогам в Москву, я слышала запах цветущего донника вдоль дорог, видела нежную прозрачность берёз, тайну ельника, и даже облака над городом мне хотелось погладить с нежностью…. Нет, здесь ни при чём моя сентиментальность. Я никогда не была сентиментальной. Здесь – другое. Просто ЭТО было ТАКОЕ лето.

Я выглянула в окно и увидела подъехавшее к подъезду такси. Что же, мне пора….

И этот длинный день, так рутинно начавшийся для меня с чашки кофе на моей московской кухне, продолжился на авиарейсе Москва – Зальцбург. Ничто не предвещало форс-мажора, мы вылетели и приземлились по расписанию, и аэропорт Зальцбурга встретил меня как обычно, утренней суетой в гулких коридорах, миганием табло прилёта-вылета, изобилием азиатских путешественников с вкраплением свежевыбритых европейцев, катящих свои чемоданчики по служебным надобностям.

Я нашла мой рейс на табло вылетов, вот он: МН17 Малазийских авиалиний. Посочувствовав заблудившимся русскоязычным туристам, я показала, куда им бежать на пересадку, и пошла по направлению к стойкам регистрации. До вылета оставалось час пятнадцать, регистрация подходила к концу. Двигаясь через зал, я поискала глазами кого-нибудь из своих коллег, но не нашла.

«Наверное, все уже сдали багаж и прошли на посадку,» – подумала я.

У стойки бизнес-класса никого не было, а возле эконом-класса я увидела компанию, состоящую из двух молодых женщин и одного мужчины. Дамы громко смеялись и крутили головами. Не столько по акценту, сколько по характерной внешности и поведению, я определила: «Скорее всего, голландки». Мужчина – высокого роста, со спортивной фигурой, и выправкой если не военного, то очень тренированного человека. У него на плече висела довольно объёмная сумка, не доставлявшая ему неудобств, а в руках он держал средних размеров кожаный портфель. Когда он поставил громадные чемоданы дам на ленту регистрации, я увидела часть его лица, и поняла, кого он мне так отчаянно напоминает.

Этот господин был очень похож на моего первого и горячо любимого когда-то мужа, Михаила Орлова, которого я сначала отчаянно ждала, а потом также отчаянно оплакивала. Миша ушёл «выполнять интернациональный долг» в Афганистан, и через два месяца я получила извещение, что он «пропал без вести», а ещё через полгода, в декабре, что он «погиб при исполнении интернационального долга». С тех пор прошло много лет, я вышла замуж во второй раз, родила и вырастила двух прекрасных сыновей, младшему из которых было уже 18 лет. Поэтому неожиданное воспоминание удивило меня.

Разумеется, лететь в Куала-Лумпур из Москвы через Зальцбург вряд ли придёт кому– то в голову без повода, но я решила путешествовать именно по такому странному маршруту. Причина проста, я решила сэкономить, истратив свои бонусные мили Австрийских авиалиний.

Лет пять назад я даже не задумалась бы о цене на билет, так как летела в командировку на конференцию, и всё оплатили бы организаторы. Но в последнее время денег у всех моих коллег становилось всё меньше, на орграсходах экономили даже богатые фонды. Я работаю в одной очень известной и уважаемой международной некоммерческой организации, которая сотрудничает с большинством лучших университетов мира. Но и у нас появилась необходимость сокращать расходы. Так что первую часть перелёта в центр Европы я совершила за свой счёт, а теперь шла на посадку на рейс Зальцбург – Куала-Лумпур, оплаченный организаторами конференции.

Я привезла свой чемодан на колёсиках, чувствуя лёгкую неловкость из-за его размеров. Увы, чемодан был …не маленький, просто большой был чемодан, что уж. Хотелось взять не только дежурный костюм для доклада и пару платьев для приветственного ужина в начале, так называемого «Get together», и традиционного прощального банкета, но и что-то пляжное, и что-то весёлое для баров, и что-то для шоппинга, и что-то просто так, для души. Нет, я не собиралась соблазнять мужчин и заводить романы, хотя во время таких собраний это было почто что принято. Не верьте сказкам о высокоморальных западных стандартах, ерунда всё это. Европейские светила, сбежав от своих, как правило, непривлекательных жён, обычно просто из кожи вон лезли, чтобы пробраться в мой номер. И как-то не останавливали их воспоминания о прослушанных воскресных службах, увы. Но всех их ждал полный афронт в моём случае. Я была замужем, правда, я была замужем уже двадцать один год, но ни моя душа, ни моё тело не хотели связей без любви. Любовь по– прежнему для меня была единственной причиной близости с мужчиной, кроме брака, разумеется…. Я улыбнулась своим мыслям. Нет, я не считала, что я что-то упускаю в жизни, просто у меня с юности были причины относиться к себе очень серьёзно. А в последние месяцы к тому же появилось ощущение надвигающейся грозы, как будто за горным хребтом собирались тучи, в них копились стрелы молний и спекались льдинки града, и всё это предназначалось мне. И, в то же время, я чувствовала лучи солнца, которые, казалось, должны вот-вот вместе с надвигающейся грозой ворваться в мою судьбу. Как назвать всё это я не знала, и просто ждала.

А тем временем, этот «спортсмен», так напомнивший мне моего первого мужа, водрузил на весы свою сумку, а потом пристроил сверху и портфелик.

– Вы можете взять это в ручную кладь, – сказала ему девушка-регистратор.

Я подошла поближе, но две мощных голландки окружили спортивного господина с двух сторон. И моему взору он был доступен только со спины. Я видела развитую мускулатуру под чёрной тенниской, дорогие спортивные брюки облегали узкие бёдра, а загорелые руки приобнимали за массивные талии голландских дам. На голове красовалась жёлто-синяя бейсбольная кепка.

– Я абсолютно занят, – сказал он на чрезвычайно американском английском, и рассмеялся, демонстрируя обременённые дамами руки. Я просто впилась взглядом в его спину, непокрытую кепкой часть затылка, шею, уши…. Он повернулся влево, забирая три посадочных талона, игриво поблагодарил девушку и удалился, так и не повернувшись ко мне хотя бы в пол оборота. Я старалась успокоить удары сердца, вдох-выдох, вдох-выдох. Никогда за все годы, прошедшие с момента нашего с Мишей расставания, я не видела никого столь же похожего на него.

– Ваш паспорт? – спросила девушка у стойки.

Я сдала чемодан в багаж, получила посадочный талон и быстрым шагом направилась к выходу на посадку. Дойдя до ворот с нужным номером, я огляделась. Две голландские «курицы» тут как тут, сидели в креслах, ожидая приглашения на посадку. «Спортсмена» нигде не было видно. «Может, померещилось, – подумала я, – а он сейчас стоит здесь, среди ожидающих рейс, и просто снял свой кепарик.»

Не желая ни в чём убеждаться, я прошла к стойке небольшого кафе. Воспоминания о первом муже, о его семье, были болезненны для меня, и я постаралась переключиться. Заказав кофе «американо» и пятьдесят грамм Арманьяка, и посмотрела в окно, ожидая увидеть Боинг малазийских авиалиний и трубу, по которой мы все попадём на его борт. Означенный Боинг я увидела, но на лётном поле и в значительном удалении. «Стронно, а почему не в рукав, – подумала я, – Выход свободен, не час-пик…» Я часто улетала из Зальцбурга, и ни разу нас не возили к самолёту на автобусе. «Всё сегодня как-то не так,» – отметила я.

И решила выпить по этому случаю коньяк. Проглотив одним глотком свои пятьдесят грамм, я ощутила тепло, пробежавшее по телу. «Всё будет хорошо, – подумалось мне, – Что было, то прошло». Я протянула руку к чашке кофе, собираясь высыпать в неё длинный пакетик коричневого сахара.

Рядом с чашкой находился загорелый мускулистый бицепс, отороченный чёрной тенниской, а локоть упирался в кофейную стойку. Я подняла глаза, мой бывший муж, или «человек, очень-очень похожий» на него, стоял слева от меня, правда кепка на голове уступила место непроницаемым тёмным очкам. Он пододвинул мне мой кофе, улыбнулся, и сказал с тем же невнятным произношением жителя Техаса:

– Холодный кофе отвратителен, не правда ли? Сейчас объявят посадку, так что глотайте так же, как Ваш коньяк.

Я послушалась, как в забытьи, и поставила чашку на столик.

Миша, а это был определённо он, незаметно сжал мой мизинец. Это был наш условный знак двадцатипятилетней давности. Но я его помнила, конечно же, кто же забудет свою юность! Я должна была ему подыграть в розыгрыше, не «ломать картинку».

Рефлексы юности тоже незабываемы, и я ответила ему по-английски:

– И давно Вы из Техаса? – Я просто не знала, что сказать.

– Я уехал оттуда как раз вовремя, чтобы найти Вас здесь! Поездка обещала быть скучной, если бы не эта встреча. – Он говорил естественно и раскованно, но я помнила о знаке и немыслимость ситуации напоминала нелепый сон, в котором я застряла.

Вдруг с другого конца зальчика, в котором мы все томились, меня окликнули:

– Инга, это Вы? Как приятно видеть Вас снова! – мой коллега профессор Кетруб из университета в Мюнхене, приближался к нашему столику.

Миша склонился ко мне почти интимно, и сказал так, чтобы Кетруб слышал:

– Столь красивой женщине утомительно путешествовать одной!

Профессор смутился, приняв это замечание, и не без оснований, на свой счёт. Как вежливый человек, он не мог не извиниться:

– О, простите, что отвлекаю, Инга! Мы сможем пообщаться позже!

Кетруб удалился в направлении посадки, которая уже началась, стюардессы стали проверять посадочные талоны.

Миша стоял рядом со мной, всё ещё не выходя из роли:

– Ума не приложу, зачем Вам одной в Куала-Лумпур? И кто этот господин? Да вы загадочная дама, Инга!

– А Вас как зовут? – спросила я.

– У меня банальное американское имя, я – Кевин.

– Знала я и более банальные имена, – хмыкнула я.

Я всё-таки не была уверена, что передо мной именно Михаил, и эти тёмные очки, и волосы с проседью и чужой язык как-то не давали освоиться. К тому же начинала кружиться голова.

Когда все пассажиры прошли через контроль, стюардесса обратилась к нам:

– Пожалуйста, проходите, посадка заканчивается.

Мы двинулись к выходу, Миша взял меня по руку.

– У меня кружится голова, – сказала я ему.

– Кофе плюс коньяк минус обед, – улыбнулся он. – Сейчас поспите в самолёте и всё пройдёт.

Он отдал талоны, получил отрывные корешки от служащей, и мы стали спускаться по лестнице к автобусам. Мои ноги подгибались.

– Сейчас Вы умоетесь, и будет легче, – сказал мне он, и уже почти внёс меня в женский туалет, расположенный прямо перед дверью выхода на лётное поле, на котором нас ждал автобус.

Внутри никого не было, все пассажиры, видимо, уже вошли внутрь автобуса. По-моему, я отключилась на несколько минут и очнулась лишь от боли, с которой Миша (или человек, слишком похожий на него))), сжимал мой несчастный мизинец.

– Зря старается, – подумала я.

Мой язык онемел и мысли в голове тоже еле шевелились.

– Вы в порядке, мэм? Слишком крепкий кофе? Я вызвал медицинскую помощь, они сейчас подъедут. Всё будет хорошо, мэм!

Мой покойный супруг, или его техасское «альтер эго», улыбался мне дебильной американской улыбкой, оскалив все зубы до дёсен. Всё что я могла – это моргнуть, странно, что при этом я неплохо держалась на ногах, не было никаких болезненных ощущений и даже мой верный страж, амулет с Руническими символами, тёплой ладошкой лежал на моей груди. Страха тоже совсем не было, только жгучее любопытство…

Мы вышли из туалета, юркнули в небольшую нишу, и, открыв дверь с надписью «только для персонала», прошли метров 10 по коридору, который кончался ещё одной такой же дверью. По дороге мы не встретили ни души, и мой спутник ловко открывал все замки с помощью какой-то карточки. За последней дверью оказался выход на край взлётного поля, немного справа начиналась асфальтовая дорожка, на небольшом расширении которой стояла медицинская машина, не большой фургон, а маленький белый седан с красными крестами. Я уже ничему не могла удивляться, когда мой спутник сел за руль, натянул на себя оказавшийся на переднем сиденье белый халат, а мне на лицо – кислородную маску. К сожалению, кислорода в ней не было, но дышалось довольно свободно. Миновав без затруднений все КПП с помощью появлявшихся как по волшебству разных карточек, мы выехали на обычное шоссе. В этот момент я поняла, что начинаю отключаться. Спать хотелось неудержимо, с меня сняли маску, и я услышала, как горячие губы шепнули прямо в мою ушную раковину:

– Спи, Лиса, спи…