Kitabı oku: «Нежить и Егор Берендеевич», sayfa 4
Волколак и дед Егор
Лиха беда начало,
а мы гостей встречали
кислыми щами да кашей,
чтоб морды были краше!
Не успел у Егора Берендеевича топор остыть от злого языка кота Баюна, как ему крестьяне тут же другой оброк на буйную голову придумали: прошвырнуться по соседним деревням и всех калик перехожих порешить, да как можно шибче!
– Э, так дело не пойдёт! – притормозили старики младых да бойких. – Ты Егорушка, сам знаешь, что повадился окаянный Волколак наших курочек тягать. Совсем житья не даёт, всё село скоро по миру пустит! Если так и дальше поедет, то мы сами каликами перехожими пойдём подаяние у честного люда выпрашивать.
– Хотя, одна загадка тут есть: почему со всех дворов зверина несушек тянет, а с твоего, Берендей, двора – нет? Не ты ли тот Волколак? – прищурился дед Щукарь.
Нахмурился Егор, раздул со всей силы щёки, дунул на Щукаря:
– Типун тебе на язык, волчья сыть!
Тут дед Щукарь начал как-то странно челюстью дёргать, а потом рот открыл во всю ширь, и как выскочила оттуда огромная щука, да и запрыгала к реке. Народ заохал, заахал, расступился.
Расправил Егор Берендеевич свои плечи и заглаголил очень важно:
– У меня курятник дубовый и замок на нём стопудовый, сам велик кузнец Евпатий Коловратий его ковал!
Вздохнули крестьяне и отвели глаза в сторону. А дед Егор всё не унимается:
– А теперь сюда слушайте. Значит так, не Волколак курей тягает, а самый обыкновенный бирюк. Волколаку, тому и дела нету до курятины. Не, не будет он цыплятами поганиться! Мой батянька рассказывал, что Волколак любит поутру у речки к молодой девке подкрасться, юбку задрать и обрюхатить.
– Ох! – испугались бабы.
– Знаем, знаем, об чём твой батя свистел! – отодвинули старики баб подальше от деревенского пустобреха. – Отвечай прямо, пойдёшь на Волколака али нет? А ежели не пойдёшь, так либо Егорушка струсил, либо ты сам тот Волколак и есть!
Тут уж за обидушку, за злобушку Егора Берендеевича пробрало:
– Во-первых, не оборотень я! Я ж до добра всегда радел, а коль не верите, то у моей супруги Добраны Радеевны спросите, ежели чего, она вам и напомнит! Во-другой раз, в трусах никогда доселе я не хаживал! Вы мне зубы не заговаривайте! – устал слушать их трёп дед Егор. – Трусом я никогда не был. А что касаемо Волколака, то я и не такое видал! Да я, да я… Да я самого Банника видал!
– Видал! – закивали мужики головами и притихли.
– И кота Баюна рубал!
– Рубал! – замахали добры молодцы.
– И с самой бабой Ягой разговоры долгие вёл!
– Вёл, вёл… – засмеялись бабы. – Отвечай прямо, пойдёшь на Волколака али нет?
Почесал Егор затылок:
– Все уже ходили?
– Все, – вздохнули мужики. – Один ты остался нехоженый.
Насупился дед Егор и побрел к себе во двор на охоту снаряжаться. А слухи впереди него колобочком жёлтым покатились, прикатились к хате Берендеевской и заголосили:
– Ты послушай, кума Берендеиха, твой мужик разлюбезный на Волколака в лес идти собрался!
Выскочила Добрана Радеевна в чём была, схватила вилы и к входящему в калитку супругу:
– Не пущу!
– Пущу не пущу, – задумчиво пробурчал Егор, подул на вилы, те и рассыпались.
Опешила старушка, она сорок лет со своим стариком прожила, но раньше за ним таких чудес не наблюдала.
«Значит, надо идти!» – подумал Егор, ввалился в хату, уселся за стол и зарычал зычным голосом:
– Мать, неси жрать!
Перепугалась бабка, вбежала в хату и давай мужу блюда на стол подавать да разносолы всякие: кашу пшенную, картошку печеную, репу пареную. Ну ещё много чего. Муж ест да думу думает. А потом встал, вытер ложку об рубаху и говорит:
– Пройдись-ка, жена, по деревне, спроси: какой двор волк обчистил поболее других?
Ойкнула старуха и никуда не побежала:
– Дык это и так все знают!
Перечислила она мужу все дворы: где и сколько курей уворовано. Больше всех покрал волк у самой справной семьи. Крякнул Берендей и поперся перво-наперво к кузнецу. Заказал он ему три волчьих капкана. А потом пошёл к тому двору, где бирюк повадился птичку жрать да спасибо не говорить. Объяснил дед Егор хозяину свою миссию великую и спрашивает:
– Дай-ко мне, Силантий Михеевич, во временное пользование петушка да двух курочек – волку нашему для приманки. Обещаюсь возвернуть целехонькими.
– Ну смотри, – полез хозяин в курятник. А ежели чего, вернёшь своими!
Закивал головой дед Егор, схватил трёх птичек за лапы и полетел к хате ведуна Апанасия, что в лесу стояла, подальше от людского жилья. Туки-туки, так мол и так:
– Вот иду на злого Волколака, заговори-ка, Апанас, этих курочек, да так заговори, чтоб те злую силу к себе притянули.
Недобро глянул на Егора старый Апанас и вытолкал его вон из хаты, ни слова не говоря.
– Ну нельзя так нельзя, так бы и сказал, чего толкаться-то? – обиделся волкодав и придавленный побрел к справной хате. Привязал курочек за лапки к забору, но не внутри двора, а снаружи. К вечеру были готовы и три капкана. Положил их хитромудрый дедок вокруг своих привязанных курочек, да так чтоб ни одна курица случайно в капкан не попала. Притащил тулуп и залег под ним невдалеке на ночь.
Зашло красно солнышко за серу сопку, вышел ясен месяц, послышался волчий вой. Ухмыльнулся Егорушка, закутался в тулуп посильнее и уснул. Прошла ночь, закукарекали петухи. Проснулся ловчий, глядь, а три курочки пасутся себе и капканы стоят пустые. Так караулил охотник добычу целых семь дней. Тишина! И в деревне за эту неделю волк ни одной курицы не унёс. Зато в соседнее село зачастил.
Стал Егор кумекать: «Значит, шакалье отродье знает, что я его караулю. Значит, это кто-то из деревенских. Пойду-ка я у Апанасия спрошу чего, может он и знает злодея.»
Зашёл Егор в избу ведуна-колдуна и чует: супом куриным пахнет. А у колдуна хозяйства своего то и нету, ему селяне сами всё несут.
«Ну не курицу же! – подумал дед Берендей. – Нынче на селе не хватает птицы.»
– Чего надо? – недобро уставился на него Апанасий.
– Да ничего, ну раз нельзя моих трех курочек заговорить, ну значит и нельзя. А и ладно.
Вышел Егорушка на улицу, да и смекнул кое-что. Дождался он тёмной ночки и как услышал волчий вой, тут же поскакал к хатке Апанасия. Открыл дверь, зашел тихонечко. Луна в окошко малое заглядывает, на пустые полати указывает. На них никого! Исчез Апанасий. Полез Егор под полати и затаился.
Прошла ночь. Пропели первые петухи. Тут открывается дверь и входит самый настоящий Волколак, жуткий, смердящий, а в лапах дохлая курица. Дед Егор аж зажмурился от страха под кроватью. И вдруг чудеса начали происходить: положил Волколак пташку на стол и оборотился в деда Апанаса, а затем скинул с себя волчью шкуру, да и кинул ее под кровать. Схватил Егор шкуру и не знает что дальше делать. А колдун от усталости с ног валится. Завалился оборотень на полати и захрапел богатырским сном.
Вылез отважный воин Берендей и поволок волчью шкуру к своей хате. Затеял во дворе костер и кинул в него шкуру Волколака. А пока шкура горела, выли волки в лесу, да Добрана Радеевна ревела в хате от горя, думала, её муженёк того: рехнулся, сам волколачил, а теперича свою шкуру решил сжечь. Это он так пошутил, когда жена на треск костра выбежала. Ляпнул не подумавши старый дурак! Да к тому же и обедать с женой отказался – поплелся на обед к колдуну. Постучался, заходит и говорит:
– А плесни-ка мне, Апанасий, супчика куриного!
– Нет у меня никакого супа, иди прочь старый ведьмак!
– Хм, в ведьмаках никогда не хаживал, но видимо придётся, пришло моё время! – удивился сам себе Егор и полез шерстить котелки на печи.
Нашёл котёл с супом, налил сам себе, сел за стол, ест, причмокивает, прикрякивает, то по-петушиному кричит, то квохчет. Сел подле него ведун и спрашивает устало:
– Ну чего тебе?
Облизал Егор ложку и говорит:
– Так шкуру твою я того, сжёг. Народу не скажу ничего, не боись. Ты мне, морда окаянная одно поведай: не бесконечно же ты курятиной баловаться собрался, народ всё равно б тебя изловил рано или поздно!
Заплакал тут дедушка Апанасий, жалким стал, маленьким:
– Спасибо тебе, Егор Берендеевич, от злой напасти ты меня избавил. Дык не сам я, а злая Ведьминка меня в оборотня превратила, отомстила мне, проклятая, за свои мухоморы!
Удивился Егор:
– Какие мухоморы?
– Они самые. Вырвал я вокруг её хаты усе мухоморчики себе на зелье, коим сельчан наших поил да от хвори малых деток малых вылечивал.
– Вот знал я всегда, что у тебя, Апанас, гнилая душа – так на воровство хозяина и толкает, так и толкает! В лесу мухоморов мало что ли? Али ведьминские слаще были?
Ну как бы то ни было, а с этих пор стал дед Егор часто хаживать к ведуну, тот его зелья учил варить, да разным колдовским наукам обучал. А куда Берендею деваться то? Колдуны Берендеи и есть колдуны Берендеи. От судьбы не уйдёшь!
Спи, Егорка,
вот такая долька
у тебя, у старого!
Хай её, не хай её.
Волколак, волкодлак – человек-оборотень, принимающий образ волка и воет, но сохраняет разум. Суставы на задних лапах у Волколака повернуты вперед, как у человека, у него человеческие следы, тень и отражение, человеческий запах и глаза. Волколаки крупнее, сильнее и неуязвимей обычных волков, их не берут обычные пули. Колдуны для обращения прочитывали заклинание и перепрыгивали через некий магический объект. Для обратного превращения нужно совершить те же действия в обратном порядке. Есть люди, которые периодически превращаются в оборотня в наказание за грехи (свои или родительские). Превращение происходит по ночам или в определенное время года. Такие Волколаки не контролируют своё поведение в волчьем облике и нападают на скот и людей, даже на близких. Колдун или ведьма могут превратить человека в волка из мести, накинув на него заговоренную волчью шкуру, обвязав поясом и т. д. Невольные Волколаки страдают от страха и отчаяния, скучают по человеческой жизни и не смешиваются с волками. Они не едят падали и сырого мяса, перебиваясь подножным кормом и украденной у людей едой. Волколаками могли стать дети женщины, забеременевшей от волка, а также двоедушники (существа с двумя душами и сердцами), проклятые родителями дети. Волколаки рождаются ногами вперёд.
Дед Егор и дух Пасечник
Надумал Егор Берендеевич на старости лет пасеку в лесу поставить, пчёлок завести, медок качать, внуков сладеньким побаловать. Ну, думать – одно, поставить – другое, а вот только кто охранять ее будет? Надо Пасечника звать – нежить дикую, злого духа.
– Да не, доброго!
– А кто тебе сказал, что он добрый?
– Коль охраняет, значит, добрый.
– А тот дух взамен людскую душу разве не требует?
– Требует. Но он ни бог и ни чёрт. А толку с его треба? Пустое всё!
Долго Егор Берендеевич с женой Добраной Радеевной пререкались, но ни к чему хорошему не пришли. Ухнула Добрана квашеной капустой в кадке, да так, что вонь пошла:
– Не мужик ты, а колдун! Колдун как есть. Мужик, он руками работать любит, а тебе ж только всякую нежить выискивать, да по лесу шастать, как оглашенный!
– Это ты зря такое брешешь, – обиделся Егор. – Пасеку нежить не поставит, а я поставлю.
– Вот и поставь.
– Вот и поставлю!
– Вот и поставь.
– Поставлю, поставлю, не сомневайся.
Да что там! Пасеку соорудить – большого ума не надо, лишь бы руки с того места росли.
«А кто охранять ее будет от людей, волков да Волколаков?» – засела капризна мысль в уме дедка дуралея.
И пока Егор сколачивал крепки домики, всё думал, думал, думал… И надумал призвать к себе в услужение нежить лютую, но втайне от супруги. А когда работу закончил, то пчел лесных прикормил, в улей их запустил и стал кумекать дальше: «Где ж его раздобыть, Пасечника этого? Небось он на самой жирной пасеке обитает. А где у нас самая жирная пасека? Ну, конечно же, у Силантия Михеевича! У того всё жирное: и свинья, и земля, и жена. Ах, засранец! Видимо, он не одного злого духа прикормил, а многих. Ну ничего, ничего, уведу я их у тебя. Вот с Пасечника и начну…»
Дождался Берендей тёмной ноченьки и поперся с плашкой на пасеку к Силантию Михеевичу. Неужели надеялся «мудрец», что Пасечник за украденным им мёдом поволочится, как заворожённый? Смешной наш дедок, однако.
И только когда добрался, сообразил, что у Силантия пасеку собака стережет. Так та зараза не только бока воришке надрала, но ещё и шум на всё село подняла. Егор еле ноги унёс!
Эх, бока то чё? Новыми портками прикрыл и хорош «Емелька», а вот у жены постелька в кровище поутру была. Добрана аж перепугалась:
– Никак у меня выкидыш случился! Да брось, стара я для таких дел.
Но как кровавые голяшки супруга увидала, дюже рассердилась.
– Опять волколака в бору выискивал?
– Не, не его…
Но не успело ясно солнышко народец к завтраку призвать, как все сельчане знали, что у Силантия Михеевича кто-то хотел пасеку расковырять.
– Ах ты, глист паразит! – била тряпкой Добрана мужа.
А тот знай, уворачивается да портянкой пытается раны перетянуть.
– Ты б эти покусы сперва мёдом смазал, – насмехалась над ним жена. – А мёд у Михеича поди попроси, ох и сладкий у него медок!
– Попросить! – осенило деда.
«А ведь и вправду, достаточно у хозяина духа мёду попросить, и дух за тобой пойдёт, – вспомнил Егор древнюю байку. – Только надо заговор особый прошептать. Но какой?»
Целый день «бегуну за нежитью» не давал покоя этот тайный заговор. Всё из рук валилось. Ему казалось, что его пчёлы плохо жужжали, скотина жалобно мычала, куры червей в земле не выискивали.
«Куры! – чуть не вырвалось из горла Егора. – Куры… куры… курятина. А кто у нас любит курятину? Правильно, колдун Апанасий.»
Побежал Егор в курятник, скрутил шею первой попавшейся курице и прямым ходом к дому колдуна! Постучался, заходит. Тот сидит, латает лапоть:
– Чего тебе?
Егор замялся:
– Мне? Да так, ничего. Я это… куру жирную тебе принёс.
Апанас нахмурился:
– Ну, чего опять стряслось?
Гость переступил с ноги на ногу нерешительно, помялся, покашлял, отхаркнул, помычал немного и наконец отважился:
– Я пасеку себе поставил, а меда нет. Помоги мне, друже, помощника к себе призвать, хозяюшку Пасечника.
– Ух-ху-ху-хух, – почесал ведун лоб. – Пасечника ему призвать, эва чего удумал! А ты знаешь, что он душу твою взамен потребует? Эта нежить недобрая, ой, недобрая. Не бередил бы ты злые силы!
– Сильнее человека силы нет! – смело ответил Берендей.
Колдун лишь хмыкнул и выставил крестьянина из избы:
– Иди, будет тебе Пасечник.
Возрадовалась детина деревенская, кланяется низко:
– Спасибо, спасибо, Апанасий, вот удружил! – и задом, задом выходит из дома колдуна.
Прошла неделя. Как ворожил Апанасий, какие обряды совершал – мне ведомо, а вам нет. Но я об них не расскажу (вдруг кому в голову взбредет повторить такое действо, а оно богу неугодное, для мозгов вредное и для тела опасное).
Егору же с каждым днем казалось, что его пчелы жужжат всё веселее, скотина мычит как прежде, а куры клюют, клюют и клюют червяков да всякую травку!
А пропавшую курицу Егорушка на супругу повесил: мол, не углядела, не досмотрела, вот собаки её и съели. Добрана лишь рукой махнула виновато и муженьку щи понаваристей варила.
Понравилось это Берендею, он даже и не заметил, что сподличав перед Добраной Радеевной, у него сердечко ни разу не екнуло, и совесть нисколько не мучила.
Потекли летние дни, пасека у последних из Берендеев начала потихоньку разрастаться задорно жужжащими работниками в деревянных ульях. Того и гляди, скоро первый урожай снимать!
А вот у хозяина пасеки характер потихоньку начал портиться: то там соврёт, то здесь, а как на свою бабку руку поднял, так и задумался: «Мы всю жизнь прожили, никогда я свою зазнобушку не бил. Надо же, и врать стал всем подряд, выкручиваться. Вон, ложки повадился делать из плохой древесины, а сбываю как из хорошей. Нет, чего-то тут не так!»
Обвел дедок глазами свой дом, двор, курятник, жирную пасеку и догадался:
– Никак злой дух Пасечник надо мной верх берёт!
Страшно стало Егору, надо снова идти к Апанасу – отвораживать от себя Пасечника. Надо бы, но стыдно: «Высмеет меня ведун.»
Маялся, маялся и решил сам Пасечника подкараулить. Ну как решил, так и надо караулить. Взял сеть рыбацкую, мешок, надел тулуп и побрел ночевать к своей пасеке. А Добране сказал, что в лес пошёл – у Лешего выспрашивать, где жирные зайцы пасутся:
– Зайчатину любишь? Ну вот…
Опять соврал!
«Ну да ладно, в последний раз», – подумал Егорушка, улегся рядом с ульями и сделал вид, что спит.
