Kitabı oku: «Божок»

Часть 1
ЛИКВИДАТОР

Глава первая

– Я кого просил привезти? Я просил девочку привезти, блондинку натуральную! Молоденькую, стройную, и чтобы без «вени»¹! А ты, сукин сын, кого привёз?! Бриллиантами года не скроешь, хоть обвешайте всех своих шлюх с головы до ног. Никакие камешки красоты и свежести не добавляют. Камешки у меня и так есть. Мне подружка нужна! Знаешь, такая, как персик…

Крепкий приземистый брюнет с золотыми перстнями на пальцах и такой же тяжеленной цепью на шее стоял напротив «сутика»². Тот, несмотря на осень, был одет в джинсовый костюм от «Армани» и синюю майку с лейблом «Ливайс». Он моргал короткими светлыми ресницами и переминался с ноги на ногу, тайно молясь об одном – чтобы «чех»³ не вынул пистолет и не сделал ему дырку промеж глаз. Такое с его коллегами случалось довольно часто.

– А мне твоя пегая гиена, кляча такая, будто шакалы её глодали, и птицы клевали, никогда не была нужна. И не будет! – продолжал орать кавказец, стоя неподвижно, но в устрашающей позе – чуть согнувшись и сжав кулаки. – Сколько ей лет, ну?!

– Ей двадцать шесть, – испуганно ответил «сутик». – И не я её выбирал, шеф. Мне Лену поручили под охрану. Не моя воля…

Под зеркальными потолками огромной комнаты искрился режущий глаз хрусталь. Люстра, торшеры, бра с подвесками делали жилище похожим на специализированный магазин. Огоньки искусственных свечей отражались в зеркале потолка, и их число удваивалось. Узорчатый паркет сиял свежим лаком.

От ужаса у «сутика» всё поплыло в глазах. Ему почудилось, что хрустальные фонтаны и водопады ожили и зашумели. Казалось, что острые сверкающие брызги сейчас вонзятся в тело.

– Не твоя воля?! – Брюнет скрипнул зубами и окончательно стащил с шеи болтающийся итальянский галстук с морским рисунком. Сжал его в кулаке. – Получается, я и этой мандой⁴ утрусь, да?… Пожелания мои им без интереса? Передай своим, если ещё раз старую дырку пришлют, кончу всех – и её, и «сутика», и вашего шефа. Пошёл вон!

Брюнет мельком глянул на свои наручные часы, сделанные из сплава титана с платиной. Белки его глаз порозовели и откровенно выпятились.

– А… деньги?! За вызов, за два часа… Я подсчитал.

«Сутик» показал калькулятор. Бедняга был голов бежать отсюда без оглядки, прихватив в собой вверенную его попечению проститутку, лишь бы остаться в живых. Но плату он получил за два часа и за одного человека. Проститутка же была отдана охране клиента и провела в их обществе оговорённую ночь, прихватив и два утренних часа.

– Мне… мне не поверят. Скажут, что кинул контору…

«Сутик» переступал по полу и паркету грязными кроссовками «Адидас» и едва выдавливал из себя нужные слова, как зубную пасту из пустого тюбика.

– Деньги тебе?! – Брюнет чуть не лопнул от бешенства.

Он скинул кашемировый пиджак болотного цвета, остался в жилете из тончайшей серой замши поверх ослепительно-белой рубашки. Он хотел было закатать рукава, но потом поленился отстёгивать массивные запонки. Они тоже вспыхивали при ярком свете всеми цветами радуги.

Он повернулся к двери и крикнул:

– Авлур!

Вначале вбежала серебристо-перламутровая собака с янтарным носом, вся словно свитая из мускулов – любимая веймарская легавая хозяина, Темира Махмиева. «Сутик» облился холодным потом, решив, что клиент сейчас натравит на него своего веймаранера. По потом решил, что вряд ли. Несмотря на свою неукротимую энергию, собака эта не злобная, и даже из охоты делает забаву.

Покачивая висячими ушами, кобель устроился в углу. Купированный на одну треть хвост слегка шевелился, тоже не обещая ничего плохого. «Надо бояться не собак, а людей», – говаривала «сутику» в детстве мама. И сейчас он убедился в правильности этих слов.

Следом появился и Авлур, один из «бригадиров» хозяина. За успешное руководство сбором дани и решением проблем с конкурентами Махмиев приблизил его к себе. И это несмотря на то, что мощный горбоносый детина не приходился ему близким родственником. Но, наверное, в каком-то родстве они всё же состояли, хоть сами и не знали об этом.

Авлур был одет в финскую фланелевую рубашку с орнаментом. Он весь блестел от золота – как и хозяин. Зубы, цепочки, перстни отражали свет люстры, рта и торшеров. На вид Авлуру было лет двадцать пять. Он неприязненно уставился на «сутика» пустыми, чёрными, как холодные угли, глазами. Ладони его рук, поросших густым волосом, легли на ремень чёрные джинсов.

– Бери этого урода, свяжи их с девкой за ноги. А потом выкинь из окна отсюда!..

– За что?! – Сутик упал на колени. Он чуть не плакал. – Не надо… Бейте, но не убивайте! Они должны были ещё в конторе оценить обстановку… Вы же не платите девочкам, как и отсидевшие. Но меня не предупредили. Я свои деньги добавлю, только не убивайте!

– Да не убьёшься ты – третий этаж всего, – забавлялся шеф. – Ну, в гипсе полежишь немного. Навсегда запомнишь, как нужно выполнять заказы…

Он внезапно остыл и пнул «сутика» пол зад лакированной чёрной туфлей фирмы «Классик».

– Мы что, дураки совсем? Найдём русского, чтобы говорил с диспетчером без акцента. И дальше так будем звонить. Не люди вы, а платить людям надо. А вас давить, как клопов. Авлур, дай им по сто ударов палкой, и пусть убираются… через дверь. Только уж на совесть всё сделай, чтобы контора поняла. Ты мои деньги до смерти будешь помнить, выкидыш.

На раз клиент попал «сутику» каблуком в лоб. Авлур, так же молча, поднял длинного парня с пола и поволок за дверь. Сверху, с третьего этажа, притащили совершенно голую Лену. Рот её был завязан полотенцем. Несмотря на это, «девочка по вызову» ещё пахла духами «мисс Диор». Худая, высокая, с мелированием не только на волосах, но на прочей растительности, она покорно двигалась за ещё одним смуглым юношей в оранжевом пиджаке.

На тонких ледяных пальцах Лены сверкали сразу два бриллиантовых кольца – с якутским алмазом и в форме галочки. Серьги были выделаны пор кручёную верёвочку, с наплавкой из белого золота, и тоже с бриллиантами. На её осунувшемся лице не осталось и следа от вечернего макияжа. Кроме всего прочего, девочку несколько раз окатили холодной водой из ведра.

Темир Махмиев сам с ней не лёг, отдал своим ребятам – если кто захочет. Поэтому ночью Лене пришлось не сладко. Каждый из семи охранников Махмиева попользовался ею по два-три раза. В рот несчастной жрице любви вливали то коньяк, то ром, то водку. Потом её водили в ванную, наклоняли над очаровательной раковиной «Марина», пускали воду из позолоченного крана. Под конец, оставив в покое выполненный под раковину умывальник, стали освежать «тёлку» над биде. Похоже, ребята даже не знали, для чего предназначен этот предмет. Но «сутика» Лена не винила. Его, конечно, тоже били…

– Говоришь, ничем не больна? – Махмиев вечером ещё подумывал, не улечься ли с Леной самому. Потом махнул рукой. – Каждую неделю врач осматривает? Смотри, хоть одного мне заразишь – всей конторе мертвечиной глотки забью!..

Под утро приехали ещё семь джигитов; итого их стало четырнадцать. Все, кроме одного, получили удовольствие бесплатно. С этим «сутику» и проститутке предстояло смириться. Первый, правда, попытался улизнуть, едва увидев кавказцев. Но его отметелили так, что мало не показалось. «Сутик» всеми угодниками заклинал водителя, чтобы тот не газанул с места и не увёз Ленку.

Били минут десять, зная, что больше четверти часа водитель не ждёт – уезжает. К машине «сутик» приближался в одиночестве, тоже согласно неписаным правилам. В противном случае, водила сразу кинулся бы прочь, оставив его в лапах чеченцев. Этого-то больше всего «сутик» и боялся. Исчезни Ленка с горизонта, всё зло выместят на нём. А так хотя бы между двумя всё поделят.

Позавчера убили его приятеля, тоже «сутика» – проворовавшегося студента Ему пришлось бежать из общаги и поступать в контору, на собачью должность. Этот же был «голубым», и потому круглый год носил одежду такого цвета. За него в конторе были спокойны. Он брезговал девчонками даже во время «субботников», когда они обслуживали своих мужчин даром. Кажется, брюнет ничего не понял, а то был бы совсем невежливым в обращении.

В комнате, тёмной и узкой, наглухо завешанной коврами, их с Ленкой уложили на пол. Здесь, на кресле, висела её одежда – декольтированное вечернее платье из вишнёвого бархата, всякая нижняя мелочь. Взяв итальянские колготки, один из мучителей связал даме руки. «Сутику» парень в оранжевом уселся на ноги. Другой, голый до пояса, в кремовых брюках, пристегнул его руки «браслетами» к ножке стола.

Потом он, не спеша, выбрал палку из финиковой пальмы и подошёл к лежащей на ковре парочке. Все уже приготовились, как следует поразвлечься, попивая вино из рога, как дверь открылась. Охранники, терзавшие Лену всю ночи, недовольно заворчали. Получив от неё удовольствие одного рода, они рассчитывали сейчас и на другое. Разумеется, платить они ни за что собирались.

На пороге комнаты стояли двое – сам хозяин и молодой армянин в прекрасном персиковом пиджаке «Ликона». Он тоже носил шёлковый галстук, только с тропическим узором.

– Темир, ты бы хоть сейчас-то не нарывался! – укоризненно сказал молодой человек.

Начальник службы безопасности этой группировки Самвел Геворкян явился рано утром по приказу шефа, и от него узнал об экзекуции.

– Если у этой конторы хорошая «крыша», ты можешь спалиться окончательно. Только что облавы прошли, и глупо к себе лишнее внимание привлекать. Пусть женщина оденется для начала. И отпусти их с миром. Ты же действительно не заплатил. За что ещё их бить? Им ещё в конторе влетит за то, что привезли мало, а задержались надолго. Мужчины так не поступают, Темир, – продолжал Самвел. – Ты ведь не на них злишься. С каких пор стал вымещать гнев на слабых? Давай лучше подумаем о другом, – Геворкян выразительно подмигнул. – Тебе что, заняться больше нечем? С «сутиками» и шлюхами воевать – не твой уровень.

– Тошно мне, Самвел, – тихо сказал хозяин. – Так тошно, что жизнь не мила. Пошли вон! – гаркнул он на безмерно счастливых пленников. – Кабы не Самвел, вы бы ещё долго отсюда не выбрались!..

Они вошли в просторную комнату и уселись на велюровый диван, затканный чёрными голландскими тюльпанами. Хрустальная в золотом люстра так и стреляли разноцветными огнями под потолком.

– Надо решать, Самвел. Что делать, – тихо, без куража и наглости, говорил Махмиев. – Любой козёл, если он москвич, королём сейчас стал. Да, облавы были, и не только. Я тебе сейчас всё расскажу…

Темир прикрыл глаза набрякшими веками. Руки он закинул за голову, а ноги устроил на пуфике. Самвел терпеливо ждал.

– Потуши свет, оставь ночник только, – попросил хозяин. – И вина возьми. У меня «Романея Конти», красное. Король вин, говорят. Вот я и решил тебя угостить. Ты ведь в винах понимаешь.

– «Романея Конти»?

Самвел, вскочив с дивана, щёлкнул выключателем. Водопад огоньков исчез. В комнату сразу же наполз с улицы мутный сумрак. Ночник освещал только малахитовую столешницу и блестящие туфли Темира. Вопреки традиции, он дома обувь не снимал – только при родственниках. Сейчас, протянув руку, Махмиев взял с дивана златотканую подушку-думку и положил себе под затылок.

– Темир, я ведь «Романею» никогда не пил, представляешь? Где она у тебя, в баре?

– Да, я уже попробовал. Отличное вино, бургундское. Оно всегда, как бархат. Открыл вечером, хотел угостить девочку. Но привезли такую, что с души поворотило. Пил один. Возьми бутылку в баре, и бокалы там же.

Самвел снова поднялся и буквально пропал в цветах. К недавнему шестнадцатилетию старшей дочери Махмиева Индиры над этой комнатой, как и над всей двухэтажной квартирой, поработали аранжировщики. А потом хозяин не пожелал разрушать красоту, Да всё так и оставил.

Напольные и настольные цветочные композиции, свечи и фрукты, которые меняли каждый день, гирлянды из живых и искусственных цветов, букеты в плетёных корзинках занимали много площади и мешали ходить по комнатам. Каждый раз, когда Самвел приезжал к шефу, ему вспоминалось Чёрное море, город Сочи. Оттуда самолётами доставляли розы, гвоздики, орхидеи и тюльпаны. И словно пропадала октябрьская слякотная Москва, ещё не отошедшая от потрясений двухнедельной давности.

Сейчас Самвел рылся во вместительном зеркальном баре, вдыхая ароматы мимозы и сирени одновременно – столь экзотические в это время года. Он разглядывал светящиеся в полумраке барашки вербы, сухоцветы, зелень, украшающую букеты.

– Аллаху было угодно, чтобы ты родилась осенью, – сказал Темир старшей дочери. – Но я хочу для тебя вечной весны!

Самвел опустил на окно лёгкие морщинистые шторы, внимательно оглядел бульвар. Промозглое утро никак не могло стать днём. Легковушки, которые шли мимо дома сплошным потоком, ещё не потушили фары.

Самвел опять присел к малахитовому столику, разлил вино по бокалам. Он знал квартиру Махмиева, как собственную пятерню. Начальник службы безопасности был ещё и главным аналитиком группировки, а эта должность предполагала доверительные отношения и долгие беседы с шефом.

По военным вопросам и конспиративной работе группировку наставляли ушедшие на покой офицеры ГРУ⁵, в просторечии «грушники». Самвел же был незаменим во внештатных ситуациях. Тогда нужны были не знания, а интуиция, предчувствие, психологический анализ. Всему этому не могли научить в академиях. Способности Геворкяна были индивидуальны и непередаваемы. И ни от кого больше не мог получить Темир Махмиев таких дельных советов.

Несмотря на свои двадцать девять лет, Самвел повидал в жизни много. Он объездил полтора десятка стран Европы и Азии, бывал и в Штатах. Причём он там не дурью маялся, а набирался ценного опыта. Теперь, видимо, шефу захотелось проверить, не заплыли ли жиром его извилины.

– Троих моих родственников положили мордой на асфальт. Просто за то, что «чёрные»…

Геворкян не пил вино – ждал, когда хозяин сделает глоток. Темир любил такие вот, подчёркнутые знаки внимания и уважения. Хрупкие, тонкие, будто сделанные изо льда бокалы Самвел наполнял ровно наполовину. Рубиновое вино потрясало его воображение даже при свете ночника.

– А позавчера двоюродный брат приехал. Между прочим, заканчивает Кембридж. Приличный человек – сразу видно, далеко пойдёт. Пять языков знает практически в совершенстве, не считая родного. И, наряду с этим, занимается восточными единоборствами. Я хотел его по Москве на авто покатать, а Мгеру приспичило в метро проехаться. Никогда не видел московской подземки, оказывается. Ладно, говорю, поезжай. Потом вернулся – сразу видно, после драки. Правда, сильно не пострадал – и то хорошо. Говорит, ввалились в вагон три пьяных камуфляжника. Не пойми, кто такие, но права свои знают. Не остыли ещё после чрезвычайки. А в вагоне сидел молодой паралитик – кажется, глухонемой. Рядом с ним – мать-старушка. Время позднее, пассажиров мало. Садись, куда хочешь. Так нет, им надо именно туда, где инвалид. В конце концов, они парня с сидения скинули в проход. Камуфляжники матерятся и гогочут, остальные пассажиры молчат и отворачиваются. Мгер не стерпел и потребовал вернуть инвалида на место, да ещё извиниться. Те, конечно, ему в морду. Он им тоже показал, что умеет. На следующей остановке все трое, уже молча и хромая, вышли вон. Инвалида этого на место Мгеру пришлось сажать…

Самвел немного помолчал, собираясь с духом. И Темир понял, что главное ещё впереди. Его собеседник рассматривал на свет вино, не решаясь глянуть в налитые кровью глаза шефа.

– Но, самое интересное, что пассажиры вдруг разорались на Мгера. Это вместо того, чтобы поблагодарить! А до этого ведь молчали, как убитые. «Понаехали «чурки», покоя от них нет! Спекулянты, драки устраивают…» И всё такое прочее. Поразительно, что и мать инвалида туда же: «Наших ребят бьют!» Короче, такая патриотка, что на собственного сына наплевать. Пусть лучше убьёт русский, чем спасёт армянин. Брат вышел на «Тимирязевской» – там до моей нынешней квартиры недалеко. Говорит, чтобы я к нему в гости приезжал. А он ко мне сюда – ни за что!

– Ты меня всегда понимал. И сейчас поймёшь. – Махмиев плеснул вино в рот. – Самое дорогое, слушай, в мире!.. Мечта.

– Да, ещё в шестнадцатом веке заняли под него участок. С тех пор только там и выращивают виноград. – Самвел был тонким знатоком вин, как и многого другого. – Гроздья снимают исключительно руками, переносят в корзинах из ивовых прутьев, давят ногами. Никакой механизации, открытый чан, методы прапрадедовские. Почти вся продукция идёт на экспорт… Неслыханно!

Самвел немного сидел молча, наслаждаясь вином. Потом поднял тяжёлые веки и увидел, что шеф смотрит на него в упор.

– Ты меня хорошо знаешь, правда? Я многое могу простить. Люди слабые, с ними бывает. Дурачка не обижу – таким его Всевышний создал. Но когда умные люди заделывают подлянку, унижают меня при всех, являясь моими должниками…

– Ты насчёт тех семерых? Они у меня все помечены.

Самвел взглянул на свои универсальные часы «Касио» – с барометром, термометром и измерителем высоты – подарок Махмиева ко дню рождения. Темир тогда сказал, что именно часы «ALT-6000» должен носить начальник службы его безопасности. В них был встроен и электронный блокнот.

– Кораблёв, Килин, Кузьмин, Топчиев, Рубцов, Новожилов и Валдаев. Все, как один, тебе должны. Ты хочешь взять с них долги?

– Да нет уже… Теперь я хочу взять их жизни.

Темир сидел на диване, спустив ноги с кресла. Он поставил бокал на малахит, взглянул на свои золотые печатки, тронул пальцем перстень с сапфиром, огранённым «подушечкой». Как появился в их семье этот уникальный перстень, он не рассказывал даже Самвелу. Только вскользь обронил, что перстень сделан в начале века. Сапфир почти в пятьдесят карат – такой камень может хранить тайны. Махмиев несколько раз подчеркнул, что не расстанется с этим перстнем никогда и ни за что.

– Он мне дорог, ты знаешь. – Махмиев поиграл сапфиром при свете ночника. – Хотел сыну оставить, да прогневался на меня Аллах. Нет у меня сына, горе мне! Купили перстень в Европе. Он один такой на весь мир. Знаешь, кому я его подарю теперь?

Темир снова полюбовался камнем, золотом. Впервые за всё утро он улыбнулся. Белки его глаз снова стали голубоватыми, спокойными.

– Подаришь? – Геворкян даже вздрогнул. – Ты же говорил, что никогда…

Самвел хотел налить себе ещё вина, но рука его повисла в воздухе.

– Я теперь скажу другое. Мне нужно тех семерых, что ты назвал, заделать. Всех до единого. Быстро, чтобы никто не убежал. Я знаю, что это тяжело, даже невозможно. Чтобы всех… Но мне надо, понимаешь? Если придумаешь, как это сделать, отдам тебе ту сумму, что они мне были должны…

Махмиев пощёлкивал пальцами по чёрному, лакированному, как и обувь, ремню.

– А перстень получит человек, который своими руками их убьёт. Если исполнителей будет несколько, то главный. Он… или они… это уже тебе виднее. Кто спасёт меня от позора, будет щедро награждён.

Самвел внимательно изучал донышко своего бокала, где ещё светились остатки самого дорогого в мире вина.

– Ты с ними встречался? Говорил, что хочешь получить деньги? У них такие гоблины, что менты близко подойти боятся. У всех семерых в охране имеются «софринцы»⁶. Бывшие, конечно. У четверых начальники имеют дипломы «Алекс-тренинг-центра». Там используются дипломы ММА⁷. Рубцов, Килин, Новожилов и Кузьмин у кого угодно деньги отберут, а этим заплатят. Застать их врасплох очень сложно. Они категорически отказываются тебе платить?

Темир лёг на диван, скинув туфли. Они мягко упали на ковёр. Шеф закрыл свои ярко-чёрные глаза с нависшими веками. Фигура у Махмиева была почти квадратная, мощная. Но не по причине ожирения. Напротив, до недавнего времени уроженец киргизского города Пржевальска преподавал в секциях восточных единоборств – сначала в Грозном, потом – в Ростове-на-Дону. Принадлежа душой и телом к тарикату, ордену-сообществу кадирия, его самой воинственной ветви батал-хаджийцев, Темир был их учеником. Он воспитывался на средства «чёрной кассы».

Почти вся семья Махмиева погибла при депортации. Деда расстреляли в феврале сорок четвёртого года, обвинив в прямом пособничестве фашистам – как многих батал-хаджийцев. Первый муж матери Темира погиб на войне. Ей пришлось выходить замуж за соседа-вдовца, у которого умерла жена в одном из «телячьих» вагонов. Куда выкинули трупы его детей, никто узнать не сумел. Это был троюродный брат Нажабат – матери Темира, и звали его Джемал. От этого брака и родился будущий «авторитет».

Батал-хаджийцы, уже по возвращении на историческую родину, быстро вобрали парня в орбиту своего влияния. Ветвь батал-хаджийцев издавна имела кастовую систему, проповедовала джигитизм. Старейшины не позволяли терять из виду ни одного человека этого тариката.

– Я встречался с ними, Самвел. Говорил, что теперь не в долгах дело. Отныне их долги можно отдать только кровью…

– Когда встречался?

Самвел оставил в покое бокал. Он достал серебряный, с чернением, портсигар, достал сигарету. Она была расписана крохотными стебельками и бутончиками – в тон мундштуку. Зажигалка полностью умещалась в кулаке, откуда вырвался язычок пламени.

– Позавчера. – Махмиев скрипнул зубами.

Самвел так и не понял до конца характер своего шефа. Тот умел великолепно скрывать свои эмоции, не поводя бровью в минуту смертельного риска. А мог наорать, впав в истерику, по какому-нибудь пустяковому поводу. Геворкян отлично изучил варианты поведения Махмиева за то время, что они работали вместе. Но таким, как сегодня, Самвел не видел шефа никогда.

Возможно, так ведут себя люди, решившие свести счёты с жизнью. Эти глаза, похожие на разогретые южным солнцем маслины, могли набухать зловещей багровостью или блестеть от сдерживаемой радости, но пустыми, стеклянными не бывали никогда. Только сегодня. Ну, может быть, ещё вчера.

– С кем именно встречался?

Самвел встревожился уже как следует. Вот этого монотонного голоса от Темира никто не слышал. По крайней мере, с Геворкяном он так не разговаривал.

– Со всеми сразу.

Махмиев крутил в пальцах большой золотой медальон с изображением волка под луной. Искусно выполненный восточный орнамент придавал ещё больше сумрачного очарования этой вещице.

– Со всеми. До сих пор я не знал, что они знакомы между собой. Если бы разведка или контрразведка мне об этом доложили!.. Я был бы готов к такой встрече.

Геворкян стал похож на мальчишку, которого отец ругает за двойки. Чуть ли не впервые в жизни он растерялся. Начальник службы безопасности оказался профессионально несостоятельным. Он ошибся в людях, которые добывали информацию. Но ведь есть ещё начальник штаба, есть самый «грушник» Липин. И какой-то приятель, выпускник Военно-дипломатической академии – главного ВУЗа страны по подготовке разведчиков. Темир, наверное, и им предъявит претензии, но Самвелу от этого легче не станет. Липин Липиным, но он-то обязан был узнать. До сих пор считалось, что эти семеро знакомы между собой лишь частично.

– Со всеми?! – довольно-таки глупо переспросил Геворкян.

Он не заметил, что горящий пепел упал с конца сигареты на самый край малахитового столика. Ещё бы немного, и плакали бы бельгийские брюки.

– Дай огня.

Махмиев обрезал кончик «гаваны» и прикурил от зажигалки Геворкяна. Он глубоко задумался, изучая симпатичных ангелочков на потолке, почти пропавшем во мраке. Дым поплыл, забираясь в углы, растёкся щупальцами у запотевших окон. На улице валил густой, уже зимний снег. В квартире было очень тихо.

– Мы договорились о встрече с Килиным, – продолжал Темир. – Он камешками всякими торгует. Деньги в них вкладывает. Я тоже вложил деньги. Уже должен был получить с процентами. А счётчик быстро крутится, Самвел. Килин должен мне уже полтора миллиона долларов. С меня эти деньги спрашивают в Грозном. Я тоже над ними не хозяин. Огромные суммы доверил Килину…

Темир стряхнул пепел в овальную, тоже серебряную корзиночку. – Думал, что мы будем в ресторане одни. Килин пообещал, что его люди подберут самую безопасную точку в Москве. Подобрали – ничего не скажешь. Тема-то не для чужих ушей. Само собой, я надеялся на серьёзный разговор. Мы же не шпана подворотная, должны кодекс соблюдать. Для республики Ичкерия⁸ это всего лишь малая часть. Но, как говорят у русских, копейка рубль бережёт. Я ожидал от Велора хотя бы простого понимания. Раньше он всегда держал слово. До этих вот пор…

– Килин явился на встречу не один. Охрану в расчёт не берём. Ну, наверное, со Славой Кораблёвым, – улыбнулся Самвел. – Как «голубые» ходят вместе… А ещё кто был?

– Я же говорю – все семеро. Те, которых ты назвал. – Темир наслаждался букетом сигары.

– Значит, собрались все твои должники. Они могли познакомиться недавно. Возможно, накануне встречи. – Самвел погасил свой окурок и подвинул пепельницу к Махмиеву. – Это в каком ресторане было? Ты ведь меня перед «стрелкой» не вызывал.

– Я взял двоих ребят из спецназа, и из бригад десяток – для прикрытия. Решил тебя по пустякам не тревожить. А было это в ресторане МХАТа.

– Где?! – Самвел поморщился. – Дешёвка ведь.

– Именно. Это – первый плевок в лицо, – согласился Махмиев.

Он говорил флегматично, почти спал. Но вспоминал всё, что было в ресторане, очень ясно, чётко.

– Килин объяснил, что там надёжнее. Это такой ресторан, где нас не ожидают встретить. Менты там не пасутся. Ладно, мне без разницы. Лишь бы не жрать он туда приехал, а говорить о деле.

– Допустим, такое объяснение можно принять, – согласился Самвел. – Но дальше мне уже непонятно. Значит, там, в проезде Художественного театра, оказались все семеро. Вероятно, для предъявления ультиматума? Вообще-то, доверия такая компания не внушает. Кузьмин начинал с махинаций, когда покупал у разных мелких торговцев кожу, пользуясь фальшивыми документами. Через своих людей доводил продавцов до разорения, а потом с них же вымогал штрафы за не поставку в срок. Это потом уже он медью занялся. Что касается Топчиева, то у меня вообще есть подозрения, что он сдал твоего брата на последней операции с авизовками. То есть для этих ребят не существует никаких моральных норм, даже понятий. Из-за Кузьмина пятнадцать человек погибло, разорившись. Их страшно прессовали. Мёртвые ему претензий не предъявят.

Махмиев сидел неподвижно. Его синяя от щетины губа оплывала потом.

– Для этого они в кучу и сбились. Каждый поодиночке не рискнул бы.

– Вообще-то интересный ресторан. Там готовят блюда, которые актёры съедают на сцене. Так называемый «съедобный реквизит». – Геворкян, ко всему прочему, слыл и театральным знатоком. Махмиев всегда удивлялся, как Самвела на всё хватает. – Смоктуновский, Ефремов… Это – не просто ресторан, а клуб. В какой-то день недели там обедают только актёры. Интересное место Килин выбрал. Тихо, спокойно. Кругом – дыхание муз. И сидеть там можно, сколько угодно.

– Они тоже артистами представились. И меня за артиста выдали, – усмехнулся Махмиев. Его взгляд не предвещал ничего доброго. – Сдвинули два столика. Я прибыл последним – минута в минуту. Они все уже были там. В смокингах и «бабочках». Естественно, без оружия. И я тоже даже «сморкалку»⁹ не прихватил. Зачем интеллигентов пугать?

Темир говорил неторопливо, размеренно. Лёгкий акцент придавал его словам некоторый шарм.

– И чем угощали? – наобум спросил Геворкян.

Темир вдруг вскинулся, но потом огромным усилием воли загнал эмоции обратно. Он понял, что собеседник ничего не знает. Иначе он ни за что не задал бы такого вопроса.

– А это я тебе сейчас расскажу. В том всё дело и есть. Ты только внимательно слушай, Самвел. Сейчас получишь задание. Сначала мы выпили за встречу. Шампанское так себе, «Советское». Ушло несколько бутылок на всю компанию. Ладно. Потом грузинское подали. «Хванчкару», кажется. Я о деле хочу говорить, а они пьют. Салаты дешевые, ты прав. Здесь женщины дома такие готовят.

– «Оливье» и «Мимоза»? – улыбнулся Самвел.

– Да, вот-вот! Потом принесли белугу по-монастырски. Я и это стерпел. Когда, говорю, долги отдавать будете? Разговор весь шёпотом, чтобы артистов не тревожить. Я ведь не Рокфеллер, говорю. Да и он, конечно же, с должников требует, иначе не стал бы миллиардером. Килин на это с улыбочкой отвечает: «Да не оскудеет рука дающего…»

– Ничего себе! – Самвел тоже начал заводиться. – Махмиева угощать «Мимозой»! Они бы ещё окрошку поставили или картошку с селёдкой.

– Слушай дальше. Ты должен печёнками всё прочувствовать. Я жую, а вкуса не чувствую. Понимаю, что они меня теперь ценят дёшево. Помнишь, как у нас в начале года «ивантеевские» кончили троих. За это мы их, пятерых, вычеркнули из списка живых. Потом и понеслось! «Славяне» взяли лозунг: «Москва – русским!» То же пошло и по зонам. А в октябре ещё хуже стало. И они решили добить. Мы же с тобой знаем много. Можем зашухерить и лично их, и чиновников, что у них на жаловании. Кроме того, ментов, адвокатов, судей и банкиров. Вернее, раньше могли бы, но не сейчас. Мы же «чёрные». Нам теперь и рот открыть нельзя. Всё это объяснил мой друг, Георгий Рубцов. Мы вместе учились в институте, в Грозном. У него отец был военным. На Кавказе служил. Не поверил бы я тогда, что через много лет у нас такой разговор выйдет… – Махмиев умолк.

Геворкян округлил и без того большие глаза:

– Такого я даже от них не ждал. Впрочем, понятно. Например, Топчиеву, в случае разоблачения, зона светит надолго. Обделывал наши авизовки, «лавэ»¹⁰ грузил бочками. Сам лично у тебя в долгу, а брата твоего ментам сдал. Авось, за патриотическую позицию «славяне» прикроют. На все вопросы отвечать – жизни не хватит. А здесь очень даже удобно. Шеф, а дальше что было?

– Дальше Кузьмин вдруг щёлкнул пальцами. Объявил, что сейчас подадут коронное блюдо. И тогда они мне ответят. Сижу, жду. Заодно по пейджеру вызвал охрану, чтобы сматываться. Разговор-то недолгий оставался. Запевал Рубцов, а Килин только потявкивал. Кстати, Лёху Кузьмина я полтора года назад от верной тюрьмы спас. Отсюда его долг и вырос. Попались на эстонской границе несколько его вагонов с медной стружкой. При этом линейного мента смертельно ранили. В Псковской области это было, весной девяносто второго. Совсем недавно Эстония отделилась, на границе бардак. Вот Кузьмин и решил воспользоваться. Но не выгорело, и арестовали его по показаниям свидетелей. Тех, кто сопровождал медь. Раскопали прошлые дела, посадили в Тельняшку» – «Матросскую Тишину». Ко мне его сестра Тоська прибежала. «Спаси, Темир, навек запомним!» А я думал – чего не помочь человеку? Может, он меня тоже выручит. Поговорил со своими ребятами, со всеми нашими – южнопортовыми, останкинскими. Со всеми, кого в гостиницах нашёл. Внесли сумму, и Лёху выпустили под залог. Он обещал отдать с процентами. Потом просит: «Прекрати дело, Темир, навек друзьями будем!» «Ладно», – говорю. Опять пришлось самому везде звонить…