Kitabı oku: «Силки на лунных кроликов», sayfa 15
2.
Снова началась метель. Теперь снег сыпал густой, было сложно разглядеть дорогу. Катерина ехала медленно, чтобы не пропустить нужный съезд. Они молчали. Две больные уставшие женщины. Дворники работали быстро, но тихо.
Алиса смотрела на свои руки. И тут вдруг увидела, как из ее рук появляются еще одни. Такие прозрачные, словно бы она была привидением. Она вся сама и стала привидением. Руки эти нашарили рычаг на двери, дернули его. Дверь словно бы так же разделилась надвое: одна настоящая, а вторая – призрачная. Она распахнулась и Алиса-призрак выбежала на заснеженную дорогу, скрылась в рядах густых деревьев, нашла свою собственную нору.
Они проезжали узкую дорогу, с одной стороны от которой пролегал лес, а с другой виднелись крыши домов. Из некоторых труб валил густой дым. Там люди пили чай и смеялись. Хотя, кто знает, что скрываются за тяжелыми шторами окон? Кто знает, что скрывается в их подвалах и погребах?
И теперь Алиса по-настоящему увидела, как ее рука в физическом облачении шарит по маленькому рычагу. Она нащупала глянцевый холодный пластик и потянула на себя, дверь распахнулась, и Алиса выскочила на дорогу. На ней всё еще были мокрые штаны. На скорости пятьдесят километров в час, девочка упала на колени, несколько раз перевернулась, но тут же встала. Голова кружилась. Глазами она хотела зацепиться за вид ускользающей в снегу машины, но не могла сообразить даже, где небо.
Должно быть, целую минуту она ждала, что земля перестанет вращаться. Наконец, взгляд проскользнул по темнеющим стволам деревьев, растянувшихся вдоль дороги. Ее ноги, обнаружив где-то силу, стремительно понесли ее в лес. Она словно видела ту самую дверь, о которой так долго мечтала.
Помня сказки о темных лесах и ведьмах, Алиса знала, что в конце все находят выход. Был бы у нее хлеб, она оставила бы хлебные крошки. Хотя какой в этом смысл, если снег всё равно их заметет. Как и ее собственные следы в теплых сапогах.
Она бежала, снова и снова оглядываясь назад. Несколько раз едва не налетела на черные стволы, но каждый раз удавалось увернуться. В лесу было спокойно: ни метель, ни сильный ветер сюда не проникали. Было тихо, словно под землей. В норе.
Какая-то птица молча вспорхнула с ветки. Мрак не пугал Алису. Он укрывал ее от опасности. То, чего боялись обычные дети, казалось Алисе простыми естественными вещами. Она боялась другого. Того, что должно защищать, заботиться и охранять.
Шаги ее стали замедляться, стук сердца отдавался в ушах барабанной дробью. Усталость накатила незаметно.
Вернешься домой – ключ под камнем… Где же этот чертов камень?
Она шла, может быть, всего пять минут, а может, пять часов. Ничего. Наступит утро, и она отправится на поиски камня, под которым найдет ключ от своего дома.
Она сказала… Она сказала…
Порыв ветра оборвал голос в ее голове. Голос маленькой пятилетней девочки. И ветер этот принес с собой вопль. Жуткий, леденящий душу. Вопль наводил ужас. И пусть тебя никогда не учили остерегаться зверя, ты с младенчества знаешь, что истошный крик, похожий одновременно на мучения рожающей женщины и раба в цепях, несет в себе только опасность.
Вопль, протяжный и заунывный, повторился несколько раз. Алиса замерла на месте. Кожа покрылась мурашками, но не от холода.
Остерегайся!..
Здесь, в этом одиноком темном заснеженном лесу кто-то был. Девочка обернулась несколько раз, но никого не увидела. Снова вопль. Исходил он не из глубины леса. Издавал его зверь, сидевший в большой стеклянной банке. А звук выходил из маленькой трещины, просачивался, пробирался, точно хотел жить.
– Папа… – прошептала Алиса, мысленно взывая к единственному Богу, которого она знала.
Она точно могла определить, что вопль этот, наполненный болью и отчаянием, принадлежал не зверю, и не птице. Это был человеческий крик. Алиса, пытаясь побороть свой страх, двинулась вперед. Ноги увязали в снегу по щиколотку, штаны в мокром месте подмерзли. Алиса шагала, оставляя глубокие следы. Леденящий душу крик становился всё ближе. Сердце холодело не от метели, от ужаса.
– Кто здесь? – тихо спросила девочка.
Чья-то тяжелая рука упала ей на плечо. Она подскочила на месте, но не успела даже вскрикнуть. Только резкий вдох.
– Алиса!
Знакомый женский голос. Это была Катерина. Она впервые произнесла имя девочки. Имя, которое теперь было внесено в паспорт. «Алиса Малько». Девочка обернулась. Лицо было бледным, как у призрака, темные круги под глазами. И только длинные ресницы, опускались на каре-медовые глаза.
Катерина присела на корточки и крепко обняла девочку. Вопль из глубины леса повторился.
Неужели ты не слышишь?
Она обнимает тебя…
Ты чувствуешь ее тепло?..
Женщина прижала свою голову к тонким бедрам Алисы, будто кошка, давно забывшая о ласке.
– Больше так не делай, поняла? – попросила женщина самым вкрадчивым своим голосом. Во взгляде ее сквозили любовь, преданность и страх.
Разве не этого ты так долго хотела?
Алиса неосознанно потянулась руками к плечам матери. Успела коснуться только самыми кончиками, почувствовала лишь холодный материал пуховика. Женщина встала и снова крепко обняла девочку.
– Я потеряла тебя однажды. И больше не хочу.
Но ты же бросила меня в торговом центре. Ты хотела уехать без меня….
Мысли Алисы окончательно спутались. Глаза ее расширились от изумления. Всё происходящее было похоже на страшный сон. Она ждала, что вот-вот откроет глаза и увидит свою теплую маленькую нору, ступеньки, ведущие вверх и картинки на стенах.
В сумраке зимнего леса снова послышался крик.
Девочка отстранилась и внимательно посмотрела на лицо матери.
– Ты слышишь?
Женщина вопросительно посмотрела на девочку.
– Что? Я ничего не слышу. Это метель и ветер. Пойдем. Ты замерзла.
Алиса еще долго оборачивалась. Неужели она ошибалась? Неужели это и правда просто завывания метели?
Я вернусь…
3.
Несколько ночей ведьма не приходила, и Алиса смогла нормально поспать. Она не выпускала из рук свой паспорт, как будто это была шкатулка, в которой находилась ее жизнь. Если она лишится этой маленькой синей книжечки, то перестанет дышать.
Девочка аккуратно открывала последнюю страницу. На нее смотрело незнакомое лицо. Девушка с грустными глазами на фотографии улыбалась.
Кем ты хочешь стать?..
Ее пальцы так сильно сжали паспорт, что кончики побелели.
Я хочу!.. Я хочу!..
В доме было тихо. Календарь сбросил последние дни года. Но здесь, в этом доме, всё было, как прежде. Никаких наряженных елок, никаких сверкающих гирлянд. В соседних домах появлялись мерцающие огоньки. По вечерам они были похожи на разноцветные звезды, зазывающие к себе.
В ее жизни такого не было никогда. В норе нельзя было развешивать гирлянды, а уж тем более ставить елку. Этот дом тоже был норой.
Снега не было, только сплошная грязь и лужи. И густые молочные туманы опускались каждое утро на сумрачные поля. Катерина увезла отца в центр. Отец – всего лишь безмолвная фигура в этом одиноком доме. Чаще всего он лежал в родительской спальне, иногда Катерина выкатывала его в кухню. Тогда Алиса тихо прокрадывалась, чтобы заглянуть в зеленые глаза этого грустного мужчины. Он был удивительно похож на девочку, которую Алиса иногда видела в своих снах.
Замечая Алису, мужчина пытался пошевелиться и иногда мычал. Тогда девочка клала свою руку на его, и можно было заметить, как уголки его губ силятся растянуться в улыбке. Но лицевые мышцы были парализованы много лет. Указательный палец руки начинал подергиваться. Алиса убегала прежде, чем мать замечала ее рядом с мужчиной.
Теперь здесь было тихо, как в гробу. Замок всё так же висел на синей двери. В этом мире было много замков, но от каждого должен был найтись свой ключ. И Алиса знала, где их искать. Умывшись и причесавшись, девочка надела чистую одежду и спустилась в кухню. Открыла неприметный пошарпанный ящик. В нем лежали старые столовые приборы, ржавые болты, отвертки – всё, что человеку никогда больше не понадобится, но вызывает жалость.
Красивый ключ серебристого цвета выделялся на фоне этого хлама. Алиса знала: это именно тот ключ, который ей нужен. Аккуратно взяла его, словно он был хрупким и мог рассыпаться, и поднялась наверх. Подошла к голубой двери. Попыталась сунуть ключ в замок – ничего не вышло. Сердце предательски ёкнуло: неужели не тот?
Девочка перевернула ключ, и теперь он вошел легко, издав мягкий шелестящий звук. В какую сторону его повернуть? Алиса попробовала в одну сторону, но не вышло. Попробовала в другую. Тихий щелчок. Пальцы затряслись. Она сняла замок и дернула ручку двери. Засовы, давно не знавшие смазки, натужно заскрипели, как будто просили помощи. Повеяло жутким холодом, словно это был склеп. Комната не отапливалась. Всё то же покрывало на кровати, всё те же рисунки на стенах. Но не это было нужно Алисе.
То, что пряталось под стеклом на самой нижней полке узкого шкафа. Здесь были альбомы с рисунками, комиксы, детские книги, раскраски. Но вот это…
Альбом в твердой обложке нежно-розового цвета. Быть может, когда-то давно цвет был намного ярче, а теперь остался лишь оттенок, как напоминание о том, что прошлое никогда не вернется.
Она взяла альбом в руки и села на холодный пол. Звук мотора обязательно оповестит о том, что хозяйка дома вернулась. Тогда Алиса успеет закрыть комнату и бросить ключ в ящик. Никто ничего не заметит.
С первой страницы на нее смотрела цветная фотография новорожденного ребенка, только что приехавшего в свой дом. Девочка в розовых пеленках.
22 июня 2000 года…
Много страниц было заполнено фотографиями подраставшего младенца: вот первая беззубая улыбка, вот первая каша, первые шаги. Мать поддерживает ее за руки и широко улыбается на камеру. Да, в этой женщине Алиса безошибочно узнала Катерину. На маленькой лысой головке девочки красуется розовая повязка с огромным розовым бантом. Что-то сильно сжалось в районе солнечного сплетения. Алиса сглотнула слюну.
Ты знаешь, кто это…
– Нет, – ответила самой себе Алиса. – Я родилась в две тысячи шестом…
Ложь!..
Перевернув несколько страниц, она увидела девочку со светлыми волосами до плеч. Та усердно что-то рисовала прямо на стенах этой комнаты. Алиса обернулась, но не увидела никаких рисунков. Обои, наверное, несколько раз переклеивали.
Дети не рождаются такими, какой была ты…
Алиса поморщилась. Предательский голос звучал слишком громко в этой тишине.
Вспомни, есть ли у тебя детские фотографии. Есть?..
Если бы только у нее могла быть хоть одна фотография. Она сравнила бы себя и эту девочку. На последнем фото улыбающаяся малышка стояла возле желтого велосипеда. Та самая фотография, что была размещена в объявлениях о пропаже. Алиса внимательно всмотрелась в нее, пытаясь увидеть хоть какие-то знакомые черты.
Она не смотрелась в зеркало до… Четырех лет. По своему возрасту. Возрасту ребенка в норе. А что, если у нее есть обычный возраст? Что-то виднелось на желтом велосипеде. Что это? Алиса покрутила страницу и так, и сяк. Чтобы достать фотографию, нужно было отклеить тонкую пленку, под которой она крепилась.
Алиса аккуратно поддела пальцем краешек, пленка неохотно начала отходить. Годами никто не смел сделать этого. Девочка взяла фотографию и сфокусировалась на изображении велосипеда. Да, там было что-то. Что-то очень знакомое. Сердце тревожно затрепетало, руки задрожали. Это силуэты. Маленькие силуэты.
Темная волна страха накрыла Алису с головой. Как будто опустились тяжелые шторы на окнах сознания. Ее глаза закатились, и она провалилась в забытье. Она снова оказалась в темной душной норе. Дверь в стене сверкала, как гирлянды на окнах соседей. Здесь не было никаких соседей. Только полумрак и вонь.
Она открыла дверь, за которой бил яркий свет. Это был цветущий сад. Тот самый, что был на картинках в книге об «Алисе в стране чудес». И она теперь была той самой Алисой. Смотрела на свои ноги. На них были красные сандалии и белые носочки. Таких красивых в жизни Алисы не было. У нее вовсе никогда не было детской обуви.
Она медленно шагала по грунтовой дорожке. Хотелось бы идти быстрее. Она помнила: вот-вот мать должна вернуться домой. Та женщина, которую ей следовало называть матерью. На деле же в этом слове не было ничего. Ни трепета, ни ласки, ни любви…
Деревья будто бы сами расступались перед ней. Солнце окрасилось в оранжевый цвет, точь-в-точь как на детских рисунках. Нужно сойти с тропинки, чтобы никто не нашел, не пошел по следу, углубиться в чащу леса. Так она и сделала. Высокие вишневые деревья приняли ее в свою «стаю», раскрыли ветки, а затем спрятали девочку.
У тебя светлые волосы и розовая ленточка с бантом. Это и есть ты…
Теперь стало совсем темно. Оранжевое солнце исчезло. Маленький белый кролик прошмыгнул между кустов. Словно бесплотный призрак.
Смотри, я тебя заманю, утащу в свою нору…
Она остановилась на мгновение, переводя дух. Снова белый кролик выпрыгнул из кустов. Встал прямо перед ней на задние лапы, подобно сурку, и посмотрел своими красными глазами. В чаще леса послышался вопль, истошный. Кролик запрыгал вперед, обернулся и снова запрыгал, словно говорил: давай за мной!
И она последовала за кроликом. Вопль становился всё громче и ближе. И казалось, будто это не Алиса приближается к нему, а он к ней.
Кролик исчез, юркнув в маленькую узкую нору в земле.
Я сюда не пролезу. Мне страшно…
Послышался странный глухой рокот. Исходил он из этой узкой темной норы. Алиса приблизилась. И чем ближе она подползала ко входу, тем шире он становился.
Не может этого быть!
Она просунула руку и увидела, что лаз был широким. Как раз размером с нее – пятилетнюю девочку.
Альбом обрывается там, где рождаешься ты…
Странная мысль пришла сейчас на ум. Кто-то резко схватил ее за руку своими острыми когтями и потащил в глубь этой черной дыры!
– Нет! – кричала она и упиралась. Только движения были медленными и неуклюжими, как будто во сне. Но разве сны могут быть такими яркими?
Ее медленно засасывало в нору, и она перестала сопротивляться. Чьи-то холодные пальцы трогали ее лицо, когда она проскальзывала в дыру под землей. Руки эти словно бы вырастали из земли, дергали ее за волосы, рвали кожу.
Она теперь видела себя не такой маленькой. Теперь ей было лет двенадцать по меркам людей наверху. Она очутилась в узкой пещере. Стены ее были сложены из серого камня. Алиса слышала, как где-то капает вода. И вопль раздался совсем рядом. Здесь, под землей кто-то был. Алиса метнулась к стене, чтобы найти еще один выход или лаз. Шарила высохшими грязными руками по камню.
– Плохие девочки так не поступают, – раздался до боли знакомый голос за спиной. Звучал он глухо, как в глиняном горшке.
Девочка обернулась. Коленки подкашивались. Она снова почувствовала предательскую тяжесть в мочевом пузыре.
Это был голос папы. Только звучал он теперь странно. Так мог бы говорить тот, кто всего лишь хотел казаться ее папой. Но, обернувшись, она не увидела привычное лицо человека, с которым прожила двенадцать лет. Перед ней на земле сидел маленький белый кролик с горящими кровавыми глазами. Кролик-оборотень. Хотелось кричать, но горло сильно пересохло.
Он просто сидел на земле и пристально смотрел на девочку, иногда подергивая своим маленьким носом.
– Я не плохая, – одними лишь губами прошептала Алиса. – Не плохая.
– А ты закрой глаза и протяни руку.
– Зачем?
– Давай, дочка, – голос кролика-оборотня срывался на высокие ноты. – Давай.
Она покорно закрыла глаза и протянула руку перед собой в пустоту. Ничего, кроме холодного подземелья.
– Еще, – просил кролик.
Она тянулась всё сильнее и почувствовала, как рука ее становится всё длиннее и длиннее, растягивалась, как резинка. Рука проникла во что-то мягкое и холодное. Грязь или пульсирующие сгустки крови. Хотелось прекратить это, но она уже не могла. Ужас, который девочка испытывала, стал ее наркотиком. Наконец, она нащупала что-то твердое, похожее на древнюю сталь. Ухватилась.
– Теперь тяни на себя, – снова голос кролика-папы.
И она потянула. Грязь расступалась. Казалось, будто она достает свою руку из пасти жадного зверя, еще живого, но уже холодного.
– Смотри, – голос растворился в пустоте вместе с кроликом.
Каким-то невероятным образом она очутилась на поверхности. Солнце слепило ей глаза. Она больше не была в лесу. Она лежала на обочине сельской дороги. Теперь ей было восемнадцать лет. Но в руке она всё еще крепко что-то сжимала. Что-то твердое, холодное.
Это ржавый маленький велосипед…
Алиса стерла грязь и увидела. Нет, не увидела. Вспомнила.
Маленькие белые кролики плясали на желтой краске велосипеда. Они так бледно выделялись на фоне яркого желтого цвета. Вот они. Кролики. Те самые…
Кто-то плеснул Алисе в лицо холодной водой.
– Очнись же! – кричал женский голос.
Над ней нависала Катерина. Она обнаружила девочку без чувств в комнате своей дочери. Алиса открыла глаза, не понимая, что из увиденного ею было сном, а что – реальностью. Она подумала, что лучше бы эта женщина оказалась страшным сном. Уж лучше кролики-оборотни.
– Ты что творишь здесь? – начался допрос.
Рокот, который она слышала, пребывая в дреме, был рокотом мотора. Холодные руки были руками матери. Но вот велосипед…
– Зачем ты трогала альбом Женечки? – голос матери перешел в отчаянный плач.
Она не Женечка. Она – это мы… Мы Алиса.
Девочка открыла рот, чтобы сказать это, но сильная пощечина отрезала дыхание. Можно было закричать в пустоту, просить о помощи, но всё тщетно. Алиса попыталась встать, но руки и ноги парализовало. Она всё еще видела перед глазами кроликов, чувствовала холодную сталь под пальцами и теплую дышащую грязь.
Женщина что-то говорила, не умолкая. О том, как устала от этой девки, о том, как устала от всего.
– Там были кролики, – прервала ее Алиса.
Сделав невероятное усилие над собой, она выкрикнула этих три слова. И сила вернулась к ней в ноги. Девочка быстро встала и спустилась в гостиную
Только бы работал телефон. Только бы работал…
Нет. Провод снова был вырван. В трубке висела мертвая тишина.
Катерина застыла на месте. Дрожащими руками взяла фотографию Женечки. Она вклеила ее обратно в альбом после того, как отнесла фотографию в участок. С тех пор женщина никогда не доставала их из-под пленки. Ей представлялось, что фотографии сделаны из тончайших кусочков льда. Стоило лишь прикоснуться к ним теплыми пальцами – они могли превратиться в воду. И тогда не станет последнего.
Кролики…
Неужели там и правда были кролики, или девчонка бредит?
Неужто ты не помнишь, как выглядел велосипед твоей дочери?..
Лицо ее стало каменным. Она поднялась на ноги и прокричала:
– Алиса!..
Глава 21
Вкус крови
1.
Профессор замер, но шаги всё приближались. Уверенные, жесткие. Они не направлялись к входной двери, они приближались прямо сюда, в гараж. Алиса тоже услышала их и пристально посмотрела наверх.
Женский голос произнес имя профессора, и это был первый раз, когда Алиса узнала, что у ее папы есть имя. Он мог бы поклясться, что это испугало его еще больше. Он уставился на Алису, но та смотрела вверх, как завороженная. Звук имени профессора ничего не значил для нее. Так же ничего не значит для человека название растения, которое росло у твоих ног годами. Оно не изменяет своих свойств. И название его звучит чуждо и холодно.
– Папа… – прошептала Алиса.
В глазах ее читался испуг, удивление и любопытство. На мгновение профессору даже показалось, что в уголках губ заиграла маленькая улыбка. Ведь к мальчику в пузыре приходили гости.
Он резко и сильно закрыл ей рот рукой. Девочка запищала, но он сделал знак замолкнуть. Ее потемневшие зеленые глаза расширись от ужаса. Лавина холодного страха накрыла профессора, когда он понял, что крышка приоткрыта!
Сейчас он не боялся, что Алиса могла выбежать, поэтому оставлял небольшой зазор для проветривания. Кошка предательски замяукала. Сейчас! Именно в этот момент.
Женский голос снова произнес имя. И профессор знал, кому принадлежит этот голос. Заместитель декана. Почему люди всегда приходят в его жизнь без разрешения? Уверенные в том, что можно тревожить одинокого человека, когда им вздумается. Конечно, ведь у него нет других дел: только пялиться в телевизор и программу лекций. У него нет ни жены, ни детей, ни собак. Как хотелось иногда развеять их уверенность!
– Вы в погребе?
Кошка снова замяукала и потерлась об ногу профессора. Она плохо росла, и у нее был большой живот, как у ребенка, страдающего рахитом. Нужно будет прикончить ее и закопать.
Папа схватил кошку и рванул вверх по лестнице. Именно в этот момент женщина нагнулась над входом в погреб и готова была постучать по крышке. Крышка распахнулась, и профессор увидел молодое лицо заместителя декана. Ей было всего лишь тридцать восемь, но она уже занимала такую должность. Профессор ненавидел ее, но выдавил из себя наигранную улыбку. В руках он сжимал полугодовалого котенка.
Заместитель расплылась в улыбке. Все любят кошек.
– Вот. Завел кошку. А она как-то пробралась в погреб, чертовка!
– Какая прелесть! – женщина, крашеная блондинка с голубыми глазами, погладила кошку. В другой руке она держала папку с документами. – Я бы хотела себе такую же, но…
– Что-то случилось? – не в силах ждать прервал ее монолог профессор.
Женщина неосознанно скользнула взглядом по пространству в погребе. Там всё было залито искусственным желтым светом, и оттуда исходил запах. Она знала, как пахнут погреба. И это был другой запах. В погребе она не заметила мешков с картошкой или банок с соленьями. И еще была одна странность. Погладив кошку, женщина невольно прикоснулась к руке профессора. Она была теплой, будто он только что вылез из горячей ванны. Погреб не должен быть теплым. Но оттуда не повеяло холодом, словно там и вовсе не было никаких овощей. И еще ей почудилось, что по полу проскользнула тень. Скорее всего, это мотылек, залетевший на свет лампы.
Мотылек, залетевший в погреб?..
Крышка с грохотом закрылась. Профессор не спускал глаз с женщины, ожидая ответа.
– Да, – неуверенно промямлила она. – Я не смогла дозвониться до вас и привезла документы и ведомости на подпись. В этом году…
– Хорошо. Я всё подпишу и завтра привезу.
Он старался выпроводить женщину из гаража. Она заметила, что машина стояла на подъездной дорожке.
– Вы куда-то собирались? – не унималась она.
– Нет, – улыбнулся профессор. – Просто иначе я не могу попасть в погреб.
Женщина открыла рот и сделала беззвучное: «А-а-а…». Наигранно улыбнулась.
Ей и самой не терпелось убраться из этого места. Дом профессора хоть и выглядел маленьким и уютным, но было здесь что-то мрачное. Быть может, так казалось из-за леса, шумевшего с другой стороны от дороги. От всего этого веяло кладбищенскими воспоминаниями. Когда ее, маленькую, таскали на религиозные праздники к могилам под высокие сосны и березы. Сосны колыхались и издавали натужный скрежет.
Она ненавидела эту тишину и крик птиц, разрывавший ее.
Почувствовав облегчение, профессор отпустил кошку. Та прижалась к земле от страха и принюхивалась к незнакомой обстановке. Наверное, кошка, в отличие от человека, не может жить без солнечного света. Поэтому она выглядит такой болезненной и опухшей.
Профессор стоял во дворе еще какое-то время, прислушиваясь: не вернется ли звук мотора. Но он не вернулся. Только сейчас он осознал, на каком тонком волоске держался. Еще чуть-чуть…
Неужели всё это время, все эти годы он так и раскачивался на этом волоске, сам того не замечая? Конечно.
Сердце его едва не разорвалось от испуга, когда он открыл крышку подвала и увидел прямо перед собой бледное злое лицо Алисы. Губы поджаты, зрачки прямо под надбровными дугами. Он протянул ей кошку, но девочка не двинулась с места. Он вдруг представил себе, как ее маленькие руки ночью сжимаются у него на горле, сдавливают его, не дают дышать. А она стоит ват так, с таким же лицом.
Его маленькая, милая Алиса в стране чудес…
