Kitabı oku: «Метафорическая призма», sayfa 6
Ошарашенный, я послушно полез за тетрадью.
– Да не прямо сейчас, Тулинов! Почему ты всю жизнь не пишешь? У тебя же дар от рождения!
– Дар? О чём вы? Мне совершенно не о чем писать, я живу довольно скучно.
– Вот поэтому и приходится устраивать вам, писателям, какое-нибудь потрясение, чтобы вы очнулись и начали работать!
Я догадался. Этот старик гипнотизёр-психоаналитик! Он ввёл меня в транс еще в машине и выведал у меня всё подсознательное. Вот почему я так крепко спал! Теперь он использует всё это, чтобы подчинить себе. Ну, это хоть не так страшно, как продажа на органы.
– Допустим, вы и правда, немного встряхнули меня. Спасибо за эмоции. Давно таких не испытывал. Допустим, у меня теперь есть, о чём писать. И есть с помощью чего. – Тетрадь и карандаш я сжимал в руках. – Но писать литературно – это ведь нужно уметь! Все эти образы, эпитеты, я ничего такого не вижу вокруг себя. Нет у меня никакого дара!
– Эх, Тулинов – Тулинов, вот тебе последний инструмент, метафорическая призма. – Старик вздохнул и протянул мне какую-то стекляшку. – Через неё ты будешь видеть мир, как писатель. Только не упирайся и не анализируй критическим умом. Смотри и записывай всё, что чувствуешь. Каждый день. Обещаешь?
– Конечно, я обещаю. И что, если я заберу эту призму, то могу идти?
– Можешь. – Старик вздохнул, как директор школы, только что отчитавший двоечника.
– Спасибо. Я только не понял, зачем было везти меня в Тулу? – У меня, наконец, получилось встать на ноги. Книжку с карандашом я снова убрал в рюкзак, а неприметную стекляшку сжал в ладони.
– А кто тебе сказал, что ты в Туле? – старик засмеялся, подошёл к одному из книжных шкафов, отодвинул его лёгким поворотом фурнитуры и скрылся за стеной.
Больше всего я боялся, что дверь будет заперта. Но нет, она открылась без лишних усилий. Снаружи было всё ещё темно, но уже как-то по-человечески темно: фонари светили, машины ездили, люди шагали. Я просто побежал по улице, даже не разглядев, откуда вышел. Я бежал долго, пока совсем не выдохся. Только тогда и заметил, что нахожусь рядом с домом. Сунул руку в карман: телефон на месте, на экране – обложка альбома, следующего в списке после того, что я слушал в метро. Неужели, прошло не больше часа? И батарея не разряжалась? Что это было вообще? Может, обморок или временное помутнение? Может, опять чем-то токсичным мыли подземный переход? Ладно, я найду объяснение чуть позже. Сейчас надо вспомнить, где мои ключи. Похоже, я их уже давно сжимаю в руке. Я посмотрел на свою ладонь, но увидел в ней…стариковскую стекляшку. Значит, не обморок…
Несколько минут я рассеянно стоял, потом дрожащей рукой поднёс эту, как там её, метафорическую призму, к глазам.
Московский вечер устало свисал с неба. Фонари самодовольно заглядывали в лужи и возмущенно моргали, когда проезжавшие автомобили нарушали зеркальную гладь. Москвичи и шины наполняли городской воздух уютным шарканьем, шелестом, и шуршанием. Многоэтажки оживали, радуясь приходу хозяев, как домашние собаки. Те квартиры и питомцы, к кому ещё не пришли, смотрели грустными тёмными глазами на счастливчиков из дома напротив. У тех уже пахло едой, мылом, цветами, лекарствами, книжными страницами, сигаретным дымом, да пусть даже и мусорными пакетами! Там уже пахло жизнью. Повседневной, обычной, привычной, незаметной, однообразной скучной жизнью, за которой всегда стоит что-то ещё.
Три бокала
Уже месяц мы живем втроём: я, моя жена Анна и ее новый мужчина. Он ложится в постель вместе с нами. Он сидит с нами за завтраком. Анна каждый день ходит в Университет, чтобы слушать его лекции. Возвращается вместе с ним, накрывает обед, растерянно улыбается ему, посуда в который раз выскальзывает из её рук и разбивается о кафель.
Целый месяц мне дома мерещится запах чужого одеколона, слышатся мужские шаги, и однажды к ужину я автоматически достаю три бокала.
– Почему три, дорогой? – удивляется Анна.
– А разве профессор сегодня не с нами?
Анна меняется в лице.
– Какой профессор?
– Тот, о котором ты всё время думаешь.
– Как ты можешь знать, о чём я думаю? – Анна немного бледнеет.
– Просто ты делаешь это слишком громко, а я точно настроен на твою волну. Твои фантазии осязаемы для меня. Так что, я наливаю твоему воображаемому любовнику?
Анна ошарашенно смотрит на меня целую минуту, потом, запинаясь, говорит:
– Я, должно быть, назвала его имя во сне… Иначе откуда тебе знать? Но… ты неправильно понял, между нами ничего нет! Господи, как это глупо. Я просто выполняла задние, пыталась сочинить романтическую новеллу. Представила его своим персонажем и немного увлеклась… Надеюсь, ты не ревнуешь?
– Конечно, нет, дорогая. Я же знаю, что у тебя нет шансов. Даже если бы ты была в него действительно влюблена.
– Что значит, нет шансов? – Анна замирает с бокалом в руке.
– Он едва ли отличает тебя от других студенток, вы все ему безразличны. Ведь дома его ждёт жена, которой он надёжно очарован.
– Откуда ты всё это знаешь?
– Просто я тоже вообразил себя кое-что. Узнал его адрес, привычки, любимый парфюм, график… И хотя он оказался чист, я представил, что захожу к нему на кафедру и подсыпаю яд в его любимый молотый кофе. Я знаю, что для гостей он держит другую пачку. А сам пьёт только этот сорт. – Тут я достаю из кармана куртки смятую упаковку от кофе и протягиваю Анне.
– Ты с ума сошёл! Где ты это взял?.. – Она заглядывает в фольгированный мешочек и видит, что он пуст. – Что ты натворил? Говори скорее, что ты сделал!!!
– Я тоже сочинял романтическое эссе, дорогая, и тоже немного заигрался.
