Kitabı oku: «Шторм», sayfa 4

Как всегда после погружения показалось, что наступила глухота. Вдруг лишившийся органа чувств организм выплеснул в кровь очередную порцию адреналина, вызвавшей кратковременный приступ паники. Влад погасил его, с размашистым гребком вклиниваясь в потревоженную синеву.

В пронизанной солнцем глубине по песчаному дну бродили светлые пятна. Стайка рыбешек прыснула в стороны, пропуская человека. Дно просматривалось – но это не являлось гарантией безопасности. В бухте водились хищники. Рифовые акулы пресекали желание устраивать долгие заплывы. К слову, хватало хищников и без них.

Когда внизу, слева, на задворках обзора мелькнула тень, Влад не воспринял ее всерьез. Прямо по курсу уже темнел корпус катамарана и виднелись ступени трапа, опущенного в воду. Оставалось сделать пару мощных рывков и можно праздновать победу.

Влад вынырнул на поверхность и успел набрать полную грудь воздуха перед тем, как его щиколотку сжал стальной захват. Попытка перехватить перила трапа успеха не принесла. Для того, кто держал беглеца, его усилия остались незамеченными. Влада дернули вниз с такой силой, что прежде чем рухнуть в воду, тот растянул сухожилия на руках и пересчитал подбородком пару ступеней.

Пенная муть, закружившейся метелью закрыла обзор. Тяжесть, подвешенная на ноге, тянула в глубину. Влад выхватил из гнезда нож и перегнулся пополам, надеясь разглядеть нападавшего. Он ожидал увидеть перед собой субстанцию, закрывающую голову существа, но все равно оказался не готов к такому зрелищу. То, что при беглом взгляде на яхте он принял за тень от глаз, скрытых за прозрачной пленкой, оказалась обманкой – пара черных дыр скорее на щеках отчетливо выделялись на бывшем лице. Чем умудрялось «видеть» добычу существо, Влад не знал. И ответ на этот вопрос интересовал его в последнюю очередь. Доли секунды ему хватило на то, чтобы оценить масштаб бедствия – мощный разворот плеч, сильное гибкое тело в мускульных узлах.

Какая-то мысль, вдруг вклинившаяся в голову, неприятно кольнула Влада, но осталась на периферии сознания, в то время как он полоснул ножом по руке – вполне человеческой, если не считать белесых костяных наростов, заменивших ногти. Края кожи разошлись в стороны, выпустив темное облако, на миг скрывшее охотника, тянувшего добычу на дно. Существо плыло вниз, увлекая за собой Влада. Дублируя движения нападавшего, он рванулся, продолжая наносить удары, куда придется. Лезвие ножа резало воду, задевая чуждую плоть.

Монстр по-прежнему держал добычу, но его движения стали конвульсивными, резкими. В туманном облаке, усиливающим сумрак, противники кружились у самого дна.

Во время одного из дьявольских вывертов Влад зацепил ножом песок. Предчувствие близкого удушья, огненной рукой сжавшего легкие, удвоило желание выжить. Существо надвинулось сверху, закрыв тенью едва уловимый свет. В этот мрак, извернувшись немыслимой дугой, почти выкручивая ногу из когтистых пальцев, Влад и вонзил нож по самую рукоять. По всей видимости, цель оказалась тем самым пузырем, закрывшим лицо.

Тугая струя воды ударила Влада в грудь. Черное облако укрыло и без того с трудом угадываемое пространство. Вокруг забурлило, поднимая тучи песка. Но главное – Влад почуял свободу. В уши словно влили расплавленный свинец, разрывающий барабанные перепонки, когда пловец, с силой оттолкнувшись от песка, полетел к свету, пробив собственным телом дыру в темном тумане.

Влад пулей выскочил на поверхность, всего в паре метров от катамарана. Почти ослепший, глухой, он с хрипом втянул в себя колючий воздух, царапающий легкие. Один сильный гребок и уже ничто не могло его остановить – он взлетел по трапу на палубу. Не замечая, что оставляет кровавые следы, Влад рванулся к румпелю. Еще пара минут ему потребовалась на то, чтобы поднять якорь.

Капитан катамарана не стал ставить паруса. Шум работающего двигателя заглушил страх того,  что на стремительный бросок может и не хватить тех жалких остатков горючего, что оставались на судне.

Решительно потянувшееся навстречу ущелье, замочной скважиной открывающее выход в открытое море, успокоило и вселило надежду. Оставалось слишком мало времени на то, чтобы сосредоточиться и, отключив сознание, передать себя в руки «паучков». Но все это мелочи по сравнению с тем, что он только что избежал смерти.

Чувство эйфории усиливали и скалы, несущееся навстречу, и черная дыра входа в расщелину, и пенные барашки, пузырящиеся у раковин, вросших в камни. Влад отключил двигатель и рухнул возле румпеля без сил, привалившись спиной к надстройке. Теперь катамаран отдан на милость течения, неумолимо несущего добычу в бездну.

Влад полулежал на палубе, ожидая неминуемого. Часа через два он проснется…  Если можно было назвать это состояние сном. Он будет чувствовать себя лучше. Отдохнувшим, посвежевшим. Со странным чувством, что с ним случилось нечто, о чем не только не стоит вспоминать, но и знать не обязательно.

В тот момент, когда сознание готовилось скользнуть хрен знает куда, сердце Влада кольнул отзвук той мысли, что настигла его во время схватки на глубине. У того существа, с которым он боролся, отсутствовало пулевое ранение в плечо.

Катамаран, увлекаемый течением, смело вошел в поворот. Подступающие скалы скрыли солнце, погасив все краски.

– Ну, все, – тихо сказал Влад, хотя произносить слова вслух было вовсе не обязательно. – Я твой… веди.

И в следующую секунду капитан увидел, как правая сторона кормы пошла вниз. Появились две руки, с костяными утолщениями вместо ногтей. На палубу, в рывке выбросив мощное тело, выбралось существо. Последний луч солнца, отыскав трещину в скале, отразился бликом от прозрачной поверхности, за которой скрывалась голова.

Огромный, голый, человек стоял на палубе, повернув то, что называлось лицом в сторону Влада. По белой коже катились капли. На его теле, перевитом жилами, не было видно ни царапины.

Глава пятая. Змея, кусающая себя за хвост

Там, на глубине, его не ждали. Тяжелая вода, лишенная света,  не любила пришельцев – она делила всех на охотников и жертв. Тот, кто распределил роли, явил великодушие – самая неприметная тварь могла защитить себя, всадив отравленную иглу в любителя легкой наживы.

Если бы здесь, в коралловых дебрях зажегся свет, было бы больно смотреть на фиолетово-желтое разнообразие, подсвеченное искрами мелких рыбешек. Глубже, в провалах цвета индиго, царствовала темнота. Человек, которого девушка в свадебном платье назвала Ихтиандром, не торопился. Он плыл у края кораллового рифа, загребая под себя воду. Тонны воды, заброшенной за спину, отделяли его от лодки, скрывающей за бортами рыжую, обгоревшую на солнце девчонку. Когда человек уплывал, она спала. Измученная, уставшая от борьбы за собственную жизнь, но сытая.

Свинцовые волны катились к далекому берегу, оставляли мокрые следы на поверхности скал. Человек дожидался, пока солнце разгонит тучи. Он давно не пользовался привычным набором органов чувств, но солнечные лучи, скользящие по поверхности, вселяли уверенность. Кроме того,  будили  – не отрывки воспоминаний, скорее, осколки картин. Вполне возможно, связанные с тем, кем он считал себя прежде.

Рядом парила медуза. Хрустальные, ядовитые нити струились за полным света куполом. Стоило зазеваться и коснуться тонких щупалец  – смерть наступит раньше, чем успеешь испугаться. А убийца продолжит свой путь, ловя стеклянным небосводом разлитое в воде золото.

Человек был одинок, безоружен, но беззащитным себя не считал. Другое дело девушка, спящая в лодке. Слабая, хрупкая, она нуждалась в защите.

Человек нырнул в расщелину, стараясь уйти от мыслей, чья тень сжимала его сердце в тиски – как будто он хотел втянуть в себя воздух, и не мог.

На глубине, где нашла свой последний приют затонувшая яхта, зрение помочь не могло. Человек «видел» иным органом чувств. Силуэт тридцатиметровой красавицы, лежащей на боку, некогда горделиво носившей на груди имя «Callisto», отпечатался в его мозгу. Словно воочию предстала палуба, забитая изъеденной солью шелухой. Ряды иллюминаторов, безнадежно пытающихся в абсолютной темноте поймать отражение солнца.  Немногие обитатели яхты премиум класса ютились на корме. Осьминог, да пара мурен холодно встретили пришельца.

Человек уцепился за поручни трапа и втянул себя в узкое пространство между каютами. Раньше здесь обитала смерть. Она поджидала гостей на каждом шагу. Ныне, единственный свидетель – разложившийся труп  – дрейфовал между рядами открытых дверей кают, лениво перебирая рукавами глубоководного костюма, из которых торчали обглоданные кости. Поднырнув под труп неизвестного дайвера, человек сделал пару гребков и поднялся к распахнутой двери в одну из кают.

Ничего не изменилось. Они по-прежнему были здесь – пузатые твари, выращивающие в своем чреве черные алмазы. Несметное богатство, лягушачьей икрой рассыпанное по каюте, закрывало и палубу, и стены, и бывший потолок. Человек коснулся ближайшего шарика, без особых усилий оторвал его от комковатой поверхности матрицы. Некоторое время пришелец вертел алмаз в руке, не думая ни о чем.

Потом он повернулся и поплыл обратно.

***

– Я смотрю, ты меня не слушаешь! – Николь перегнулась через борт и хлопнула ладонью по воде. –  А? Кому я все это рассказываю?

Девушка откинула со лба прилипшую прядь волос и плотнее закуталась в жалкое подобие одежды – просоленную от брызг вуаль. На поверхности воды, сморщенной ветром, снова показалась голова с огромными глазами. И лишь тогда Николь достала закатившийся под лавку подарок и поднесла к свету.

– Удивительно красиво, – хриплым голосом сказала она и тяжело вздохнула. – Я стала беспокоиться. Не пропадай надолго, хорошо?.. Я тебе уже сказала спасибо за подарок?

Голова Ихтиандра качалась на воде. То появлялся, то исчезал неровный череп, накрытый волной. На вопросы он не отвечал и вообще никак не реагировал на слова. Но девушка продолжала говорить, словно ее слова могли отогнать смерть, уже пятые сутки терпеливо внимавшую звуку ее голоса.

– Хоть бы показал мне, где берег, – скрипнула Николь. – Просто махнул бы рукой. Я бы гребла, гребла… Я тебе сказала спасибо за подарок? Да, сказала. Я все помню – и не надо смеяться! Я еще не сошла с ума. По крайней мере, пока.

Девушка замолчала, поймав взглядом линию горизонта. Дул ветер. Было свежо. Николь попыталась закутать плечи, но это мало помогло.

– Как ты там терпишь такой холод, в воде? Мне здесь холодно, а ты…

Она передернула плечами и тут только вспомнила, что продолжает держать в руке подарок. Черный алмаз небывалых размеров и почти совершенной круглой формы – богатство немыслимое.

– Знаешь, – Николь подняла алмаз, – если на него падает свет, кажется, что внутри его загорается пламя. И движется по кругу, как спираль. Прямо завораживает. Один такой… только намного меньше, мне подарил на прошлый день рождения папка… Мой.

В глазах защипало. Горло стянула судорога, но слез не было. Николь несколько раз шмыгнула носом, потом заговорила снова.

– Скоро… когда я умру. Ты тоже будешь здесь плавать, да? Не забирай алмаз, хорошо? Пусть порадуются те, кто меня… – она прикусила губы и вдруг сорвалась в крик. – Что я несу?! Господи, скажи, что я несу?! Да наплевать мне на всех! Какая мне разница, кто меня найдет после того, как все будет кончено? И уж точно мне пофиг, что кому-то привалит такая удача – найти мое мертвое тело с настоящим богатством в руках!

Николь закрыла руками лицо, и некоторое время просидела так, пережидая болезненный приступ, от которого жгло в груди.

– Вот возьму, и не умру, – наконец, выдавил она. – Назло ему. Назло этому… – она сдержалась. – Ты не напомнишь… И все равно. Раз я начала, так и закончу. На чем я остановилась? Да помню я, не надо подсказывать. Ты только будь здесь, а, чудик? – жалостливо попросила девушка. – Так вот. Длинный парень так прошипел это слово «крас-с-с-сивая», что у меня будто что-то оборвалось внутри…

…Нескончаемое свистящее «с-с-с-с», царапающее мозг, не позволило скатиться в небытие. Несмотря на то, что более всего хотелось забыть обо всем, отречься от правды, которая заглядывала в лицо печальными глазами.

Крас-с-сивая. Звук раздражал до такой степени, что Николь заставила себя открыть глаза. Туман неохотно раздвинулся, оставив рябую пелену на периферии зрения. В каюте никого не было. Заключенная в круг иллюминатора, ночь мигала далекими огнями. Свет бра, встроенных в боковые деревянные панели вычленял пятна на обивке дивана, стоявшего напротив, терялся в мраморных разводах на невысоком столике.

Николь подняла голову. Она обнаружила себя распятой на койке с непомерно длинными ножками. Конечности, перевитые прочными ремнями, болели. Свадебное платье, несколько потерявшее лоск,  обернулось вокруг тела жгутом. Лежать на нем было больно. Но самое страшное – из правой руки, отставленной в сторону, с заботливо подложенной под локоть крохотной подушкой, торчала игла. От нее тянулась пластиковая змея трубки, присоединенная к капельнице. Рука посинела от холода – жалкая, обескровленная, безвольная. На сгибе темнел синяк, уже желтеющий по краям. Стальное жало, присосавшееся к ране, повергло Николь в такой ужас, что она дернулась всем телом, пытаясь освободиться. Больше всего на свете ей захотелось выдернуть инородное тело, острием вздувшее темно-синюю кожу. Изо всех сил девушка потянула на себя левую руку, вложив в отчаянное движение страх перед неведомой смертью, о которой до последнего момента она не знала ничего.

Неизвестно, то ли страх придал пленнице сил, то ли парень, крепивший капельницу, действительно пожалел ее, ослабив ремень. Обожгла резкая боль в растянутых сухожилиях, когда срывая кожу с большого пальца, Николь выдернула руку из петли. Дальше – легче. Еще не опасаясь выдать себя резким звуком, девушка с омерзением отлепила пластырь, удерживающий иглу в ее вене и расстегнула ремень.

Николь резко поднялась и тут же была наказана. Голова так стремительно пошла кругом, что едва не отправила ее в то состояние, в котором она провалялась…

День? Два? Неделю?

Потихоньку, часто переводя дыхание, Николь отстегнула ремни и освободила ноги. Наверху что-то покатилось. Громкий звук вернул ощущение опасности. Девушка осторожно сползла на пол и утвердилась на ногах. Качнувшись вперед, она коснулась рукой стены и медленно двинулась к выходу, превозмогая резкий приступ тошноты. Николь добралась до двери, когда дробный тихий стук остановил ее.

Тук-тук, тук-тук. Девушка постояла, приложив руку к груди. Вдруг показалось, что так громко стучит сердце.

«Как же я буду выбираться, меня же услышат?» – пронеслись в голове отчаянные мысли.

Николь беспомощно огляделась по сторонам, ища у стен ответа. И тут открылась истина: из иглы, повисшей в воздухе, срывались на пол капли. Девушка вернулась и с омерзением воткнула острие в матрас.

Наступила полная тишина. Николь снова пошла к двери, задержавшись у иллюминатора. То, что она приняла за свет звезд, оказалось огнями далекого острова, у которого, судя по всему, застыло на якоре судно.

Зрение туманилось, тошнило, но сознание постепенно прояснялось. Николь медленно поднималась по трапу, прислушиваясь к тем звукам, что доносились с палубы. Вроде бы кто-то разговаривал.

– И что он хочет? – Голос, безусловно, принадлежал Сергею.

Николь испытала такой яростный приступ паники, что только слабость удержала ее от бегства в каюту, из которой она только что выбралась.

– То же, что и всегда, кэп, – невидимый мужчина хмыкнул. – Денег за постой.

– Так заплати ему!

– Да, конечно. Только…

– Не тяни, Слухач.

– Он хочет с тобой поговорить. – Возникла пауза, потом мужчина добавил. – У меня есть сведения, что слухи докатились и до острова.

– Слухи, – пренебрежительно усмехнулся Сергей. – Ладно, будут ему слухи. Разыграем все как по нотам. Только потом… Помни, все должно быть чисто.

– О чем разговор. Кэп, и еще…

– Ты достал меня! Чего ты тянешь кота за хвост?

– Мальчишка. Помнишь? Белобрысый такой. Он не в курсе. Может… – Опять возникла пауза. – Я понял, – наконец, упавшим голосом добавил незнакомец. – Всех.

Разговор покатился дальше, стал стихать, и снова наступила тишина.

Николь почти решилась выбраться на палубу, под обстрел ветра и простора, когда неожиданно сбоку обнаружился коридор. Туда она и свернула, придерживая надорванный подол.

Сердце то замирало, то выдавало такую оглушительную серию залпов, что ломило виски. Где-то плеснуло, коротко взвыла сирена, заставив беглянку забыть об осторожности. Она буквально вывалилась на палубу, выходящую в открытое море. От соленого ветра, дохнувшего в лицо, ей в первую секунду стало так плохо, что она едва не потеряла сознание. Потом тошнота отступила.

С плеском поднимались волны, разбиваясь о борт яхты, где-то кричали, слышался смех. Николь, затравленно оглянувшись по сторонам, двинулась вдоль борта к корме. Там палуба подходила к самой воде, и можно было нырнуть в воду, не опасаясь громким плеском привлечь внимание.

Вязкий ком подступил к самому горлу, и девушка не удержалась. Она перегнулась через борт и ее стошнило. Хорошо еще, хватило сил отстраниться – у кормы, закинув канат на борт, качалась на волнах шлюпка.

Не думая ни о чем, без благодарности провидению за так счастливо подвернувший шанс, не моля господа о том, чтобы всё закончилось хорошо, не привлекая на свою сторону все известные добрые силы – Николь сняла с крюка узел, удерживающий шлюпку. Такие мелочи как обломанные до мяса ногти и пятна крови, которые она оставляла на стенках борта, не волновали ее. Она чувствовала лишь одно – еще пара минут и не силы – от них она вправе была ожидать большего, но сознание оставит ее. Царапая борт, скорее по наитию, чем четко видя цель, Николь шлепнулась в лодку, качнувшуюся под ее тяжестью.

Сюда не доходил свет, падающий с яхты. В полной темноте на ощупь отыскав весло, Николь попробовала опустить его на воду и это стало последним, что удержала ее память.

***

Ни слова, ни мысли – череда событий, брошенных в пучину бесчисленных повторов. Сознание, сотворенное из знакомых образов, укладывающихся в бесконечную цепочку существования. И все это, вместе взятое, нанизано на стержень, связующий реальность.

Голод.

Она была голодна.

Постоянно.

Всегда. Даже когда наступал кратковременный период насыщения.

Голод – бог, которому ежедневно приносилась жертва.

Цепь. Звенья которой начинались в прошлом и  состояли из двух понятных колец: сначала голод, потом еда. Желудок, набитый пищей, на время занимал то место, где обитал Голод.

И снова бесконечная гонка по кругу, из которой складывалось все. Существование делилось на две ипостаси. И конец одной означал начало следующей. Голод и еда – морская змея, кусающая себя за хвост.

Так было всегда.

Тем непостижимей вдруг стал клин, вспоровший ткань привычного бытия.

Она не помнила боли. Лишь ее отголосок тянул веко и ноздревое отверстие, затрудняя обзор слева. И запах жертвы, внезапно оказавшей сопротивление, тесно переплетался со вкусом ее собственной крови.

Расстояние не имело значение. Она чуяла его постоянно – за многие тонны воды, отделяющие их друг от друга. Пристегнутая к строптивой пище ненавистью…

Или, скорее, нежеланием так принимать свое существование, где жертва могла в ответ открыть пасть, полную острых зубов.

Он был рядом – то ближе, то дальше. Чаще, он источал флюиды охотника, делившего с ней одно водное пространство.

Иногда он казался беспомощным и уязвимым.

И очень редко – она знала точно – один бросок, одна атака и кровь врага зальет желудок, задобрив не признающего компромиссов бога.

Скользя у самой поверхности, она не торопилась, ловя спиной свет. И пусть ускользающая добыча теперь летела во мрак, почти уподобляясь той, у которой не было соперников.

Ее бог мог подождать.

Некоторое время.

***

Финт крался, прижимаясь к палубной надстройке. Пот разъедал глаза. Кто бы мог подумать, что на затрапезной трехмачтовой шхуне окажут такое отчаянное сопротивление, разбавленное щедрой порцией замшелого патриотизма?

"Врагу не сдается наш гордый «Варяг», – почти громыхало у Финта в ушах. И ассоциации были прямолинейны. Именно так и назывался парусник.

Перед началом рукопашной схватки, подогретой проверенным веками призывом «На абордаж!», Хасар предлагал капитану сдаться. Чем руководствовался старый морской волчара по прозвищу Балтиец, бросивший своих людей на смерть, осталось неизвестным. Тем, кому повезет остаться в живых, Хасар быстро развяжет язык. Хотя… такой оборот Финт вряд ли сподобился бы назвать везением.

Ближе к корме шхуны, Финт осторожно высунулся из укрытия и тут же был наказан: выкатившийся на палубу огромный мужик в тельняшке не стал подниматься. Он выстрелил с колена. Пуля просвистела настолько близко, что Финт почувствовал, как ему ветром обдало  висок.

Видимо, его все же задело – мысль пришла ему в голову позже, когда он провел рукой по уху и  с досадой осознал, что течет кровь. А в тот момент он ни о чем не думал. Ссутулившись, втянув голову в плечи, он выстрелил в ответ, лишь чудом вклинившись в паузу между двумя выстрелами моряка в тельняшке.

Вторая пуля просвистела, но, посланная уже рукой мертвеца, потерялась в небе. У хозяина допотопного Макарова не осталось времени на то, чтобы исправить неудачу – так и не поднявшись, он рухнул на палубу. Теперь его вряд ли опознала бы и мать родная – черное отверстие зияло на переносице, соединяя два близко посаженных глаза в одно целое.

Финт пригнулся, короткой перебежкой добрался до кормы и присел за спасательной шлюпкой. И только тогда почуял влагу, текущую за шиворот. Он машинально коснулся шеи и с досадой вытер руку о штаны. Жгло ухо, опаленное огнем. Что там от него осталось, Финт проверять не стал.

– Достал все-таки, козел, – процедил он сквозь зубы.

Возобновилась стихшая, было, стрельба. Команда сопротивлялась, не в силах принять поражение.

«Пусть скажут спасибо Балтийцу, – зло подумал Финт. – Можно было обойтись малой кровью».

Так он думал. Но верил себе лишь наполовину. Хасар – непредсказуем. Он мог порезать на куски человека, не способного оказать сопротивление. И, в то же время, отпустить опасного ублюдка, для которого месть станет главной целью.

«Жизнь – щекотка для нервов, – повторял потомок Чингисхана. – И чем больше она хочет причинить мне вреда, тем громче я смеюсь».

Бой то стихал, то разгорался с новой силой. Кто-то отчаянно матерился. Хотя в крике «возьмите-меня-суки» уже сквозила обреченность. Свистели пули. Кренилось судно, поддаваясь порывам ветра.

Финт остановился возле трапа, ведущего в трюм, и стал осторожно спускаться. Ветер стих, звуки отдалились. Финт оказался не готов к тишине, словно забившей его многострадальные уши ватой.

Ощупывая пространство перед собой вороненым стволом пистолета, Финт двинулся к машинному отделению. Откуда-то сбоку, слева падал свет. Еле слышно скрипело дерево, чутко реагируя на шаги непрошеного гостя. Тот шел, не обращая внимания на то, что кровь, текущая из раны, заливает ему спину.

У первой же двери Финт остановился в нерешительности. Конечно, ему пригодился бы напарник, но… Кегля был мертв. Он одним из первых взобрался на палубу, одержимый желанием выслужиться перед Хасаром, и сразу же получил пулю в грудь, опрокинувшую его в пенный прибой, зажатый как в тиски между двумя бортами судов.

В ту секунду, когда Финт приготовился распахнуть дверь ногой, та открылась сама. Одновременно, не соображая, что делает, он нажал на спусковой крючок, посылая пулю в темное пространство. Но тот, кто вывалился ему под ноги, оказался умнее. Сбитый с ног, Финт упал на спину, головой приложившись о ступеньку трапа. Он успел приподняться, когда сильный удар ногой по руке, заставил его выпустить оружие. Пистолет отлетел к стене, проехался по коридору.

Финт не видел лица противника, не пытался оценить его боевые качества – в отставленной в сторону руке, поймав на долю секунды пятно света, блеснуло стальное лезвие.

По-прежнему не поднимаясь, Финт ударил ногой, метя нападавшему по руке. Тот отпрянул – и короткой передышки хватило на то, чтобы привстать. Белобрысый парень, хлипкий на вид, пригнулся, пырнув ножом пространство перед собой. Финт увернулся в сторону, чудом избежав удара в плечо. И тут же, не давая возможности противнику собраться, он махнул рукой, принимая лезвие на сгиб руки. Превозмогая боль, резанувшую по предплечью, он поднялся, выламывая холодное оружие, засевшее в его теле. Финт видел, как растерялся паренек, не ожидавший такого поворота, как искреннее удивление мелькнуло в светлых глазах, как приоткрылся рот, пытаясь вытолкнуть ругательства. На Финта? На судьбу? На предавшую его удачу?

Неизвестно.

Они оказались лицом к лицу и на долгий, растянутый в бесконечность миг, Финт успокоился. Потому что отчетливо осознал  то, что будет дальше. Парень выдернул, наконец, нож и попытался ударить соперника  в грудь. Но для него уже все было кончено.

Ребром левой ладони Финт ткнул неудачника в шею, с хрустом ломая кости. Парень поперхнулся. Он смотрел перед собой широко открытыми глазами. Из ослабевшей руки со стуком выпало оружие. Парень давился, прижав ладони к горлу, лицо его посинело. Губы разлепились, вытолкнув наружу вязкую тягучую струю.

Финт не стал дожидаться, пока противник упадет – подхватил пистолет и ввалился в каюту – разгоряченный, в любой момент готовый дать отпор.

Напротив двери, под светом лампы, встроенной в стену, прижимая к плечу дробовик, сидела девчонка лет пятнадцати. Русоволосая,  растрепанная, испуганная. Несмотря на грозное оружие, опасения она не вызывала. Скорее, досаду.

Финт застыл на пороге. Здравую мысль «отступить, пока не поздно», он презрел. Чем могла его испугать девчонка? Смешно.

– Так, – тихо сказал он, медленно опуская руку с оружием. – Я не сделаю тебе ничего плохого. Видишь? Я сейчас брошу пистолет.

– Не подходи, – шепнули бескровные губы.

Финт видел только ствол, нацеленный ему в живот.

– Я стою на месте. Видишь? Опусти оружие, поговорим спокойно.

– Даже не подумаю. Ты убил Подкидыша. – Девушка говорила отрывисто. И голосок ее дрожал. Хрупкий, ломкий, под стать облику.

– О ком ты? Я не знаю…

– Я бы убила тебя, но не смогла прицелиться, – всхлипнула девушка. Ствол в ее руках дернулся.

– Так. Спокойно, хорошо?  – Спина у Финта покрылась потом. Вдруг вся затея с уговором девчонки стала ему казаться бредовой. – Ты кто? Как тебя зовут?

– Ты, наверно, всех остальных тоже убил…

– Какого?.. – начал Финт и осекся.

Так вот в чем дело. Вот, кого защищал Балтиец. Испуганный воробышек, не умеющий толком обращаться с оружием – скорее всего, его дочь. Да уж. Ему было чего опасаться: все знали, как Хасар «трепетно» относился к пойманным птичкам. Особенно, если это дочери тех, кто отказывался выполнять его приказы.

– Девочка, я никого не убивал, – промямлил Финт. – А твой Подкидыш сам на меня бросился. Мне пришлось защищаться. Твой отец капитан? Скорее всего, он жив. И сейчас придет за тобой…

– Ты – убийца. Вы все убийцы… Стой на месте! – вдруг ни с того, ни с сего завелась она, хотя Финт не делал попыток приблизиться.

– Эй-эй, спокойно! Я не подхожу.

– И даже не двигайся!

– Да стою я, стою.

– Это хорошо, – девушка перевела дух.

И Финт, успевший в долю секунды поверить в благополучный исход, удивился. Из черного жерла, направленного в его сторону, вырвалось ослепительное пламя и опалило ему живот, разворотив внутренности…

Хасар стоял на палубе. Широко расставив ноги, балансируя на качке, впитывая ноздрями сырой воздух, пропахший кровью. У него на глазах разворачивалась бойня. Тысячи, тысячи раз повторенная, отчеканенная столетиями борьба мужчин со смертью, друг с другом.

Хозяин «Урагана» застыл на носу яхты, не опасаясь шальной пули. Он стоял так же, как много веков назад стояли его предки, охватывая удовлетворенным взором поле боя, заваленное трупами.

И степь, буйно заросшая седым ковылем, волнами отвечающему жадному дыханию ветра – разве не та же водная стихия? Покоренная, покорившаяся тому, кто рискнул бросить вызов морскому хозяину.

Равный противник. Или союзник? Кто знает.