Kitabı oku: «Песнь виноградной лозы. Запах трав», sayfa 2
– Всё, успокоился? – Аминтор оттолкнул парня, которого держал, тот не удержался и упал на землю. Мужчина врезал ему на наотмашь по голове, – Тебя как Кузьку на привязь посадить? Иди в лагерь воду таскай.
– Вот мальчики и подружились, – хмыкнул себе в бороду рыжий гигант. Они с сыном, старшим над молодёжью, переглянулись.
– Ты тоже воду таскать – Алесь ткнул моска в плечо. – Оба виноваты.
Мерван расплылся в довольной улыбке.
Пошли дальше договор подписывать, тут и без нас разберутся.
– А у Ильки шрамы на всю жизнь останутся? – с завистью поинтересовался Фифа.
Только сейчас заметили, что вся спина у русоволосого драчуна располосована кошачьими когтями, в пылу драки кровь никто не видел, или она сейчас только начала проступать через рваную хламиду.
– Красив…– хихикнул Мерван, – прям тигр.
– Атта травки приложит, пошепчет, всё пройдёт – русоволосый покосился на Аминтора.
– Ну-ну, – ухмыльнулся тот, показывая клык, – и долго ты на батю надеяться будешь?
Ясон перевёл взгляд на отца, показывая глазами на парня и Аминтора.
– Ну да, сын… – пожал плечами Мерван.
– Давай залечу, раз это Данкина вина, – Хмуро предложил Ясон. Мерван, забрав мужчин, удалился в пещеры, оставляя мальчишек на Алеся.
– Фифа, принеси воды, Илька, снимай свои тряпки рваные – начал распоряжаться старший парень, – Тебе, Ясон, что для врачевания надо?
– Нож и огонь.
– Павка, Кузька, костёр у кухни посильнее разведите.
– Слушай, что он у вас такой нервный? – Ясон тихо подошёл к Алесю, – Может ему травки попить успокоительные. Я знаю, я заварю…
– Да они всегда бешенные становятся, когда нервничают, молодняк. Был бы тут палестр, там бы пары спустили, – тихонько объяснил эфеб, – завтра Павка поёт на Илькины стихи, вот они все и срываются.
Ясон пожал плечами, не ну конечно оно понятно, свои стихи на суд общественности выносить, однако на людей то за что бросаться. Он тоже завтра поёт, но ведь не бросается. Парень явно не в себе.
– Я готов, – русоволосый парень, скинув верх остался в одних штанах и сапогах.
– Ложись к костру, – на его вопрошающий взгляд Ясон показал ровное место. Фифа принёс воды. Ясон достал из-за голени нож, сел рядом с разлёгшимся мальчишкой. Да…, Данка хорошо поработала, располосовала от души.
– Накалённый на огне нож быстро носился над окровавленной спиной. Умелые руки жили своей жизнью. Ясон даже не задумывался об их действии. Ладони покалывало иглами, значит процесс шёл. Нож только постоянно приходилось нагревать, сжигая в огне весь негатив. Кровь уже не сочилась, а струпьями сворачивалась на коже. Зеленоватые всполохи исходили из пальцев, подобно лозе винограда, оплетая спину. На глазах раны затягивались сначала розовыми прожилками, потом и они смешивались с общей массой кровавых разводов. Ясон взял сосуд с водой, выплеснул на спину мальчишке. Потом промокнул разорванной хламидой… Ровная, белая без изъянов спина предстала глазам зрителей.
– Радостно!!! – с присвистом воскликнул Павка, – а меня так научишь?
Алесь потрогал пальцами спину Ильки, пожал губами, вообще у него очень подвижный рот…
– А теперь за водой, скоро ужин, – поднявшись, распорядился он. Мальчишки подхватив бадейки, пошли к источнику. Ясон опасливо косился на бугая с девичьим личиком, и розовыми пухлыми губками, идущего с ним, но тот был поглощен своими мыслями, и, казалось, не обращал внимания на спутника. Так и не надев верх, он щеголял между ветвей обнажённой спиной, полосатые штаны только подчёркивали длину его до неприличия ровных и стройных ног.
– Покажи свой нож, – внезапно парень обернулся, подставляя руку, словно отказа быть не могло. Ясон нехотя вытащил из-за голенища высокого сапога своё оружие. Парень покрутил нож в руках, проверил заточку, балансировку, понюхал, попробовал на вкус,… что-то недовольно буркнул, вернул нож назад, достал свой.
– На, мой лучше, – протянул он нож Яське, который действительно был необыкновеннен, лиловый металл лезвия излучал силу, резная костяная рукоять вселяла спокойствие. Ясон опешил от такого подарка, мало кто мог бы расстаться с таким оружием, да чего мало…, он таких не знал, кто бы так просто подарил такую драгоценность. Парень, видя сомнения Яськи, усмехнулся своей гадостливой усмешкой.
– Бери, атту уговорю, мне новый сделает…
Яська понял, парень просто по-другому ухмыляться не может, любое искажение этого девичьего личика мальчишеской мимикой было неуместным. Вообще эти эгейцы вполне нормальные, если к ним привыкнуть, ну у него, у Яськи, на это времени предостаточно, явно отец отдал его сюда не на один год.
Пока Ясон ждал, что его заберут в лагерь к эгейцам, он не находил себе места. Всё-таки, решалась его дальнейшая жизнь. Он просто бродил по окрестностям, в сопровождении Данки. Кошка не ощущала ответственности момента и резвилась как маленький котёнок. То бегала за порхающими бабочками, охотилась на них своими мягкими лапами, то пряталась в кустах, пытаясь вовлечь задумчивого хозяина в свои игры. Пока юный моск проходил мимо мест, облюбованных под житьё разными народами, внимание на него никто не обращал, даже дорогу уступали, люди сторонились от мальчишки, прогуливающегося с дикой горной кошкой. На Данке же не было написано, что она домашняя любимица, а не составляющая единица боевого моского отряда барсов.
Так слоняясь без дела Ясон забрался в какие-то дикие заросли, совершенно безлюдные. Мальчишка услышал журчание воды, и собирался было в одиночестве посидеть у бьющего из-под земли ключа, над которым ветки высокого куста переплелись с лозами дикого винограда создавая тень. Что могло быть лучше, чем прохлада, в которую можно окунутся и подумать о том, куда же ведут его боги. Но место уже было занято.
У холодной бьющей из-под земли воды сидел, на удобном камне, полный мужчина в длинном одеянии с бахромой, лысоватый, с добродушным лицом и хитрым взглядом торгоша.
– Странно, – прошептал про себя юный моск, ни дахов, ни других азиатских народов в Мителенах сейчас быть не должно, а мужчина одет в восточное платье. Данку, рванувшую было к холодной воде, мальчишка придержал рукой, и они вместе замерли в кустах, наблюдая за восточным человеком. Всё равно до прихода Алеся заняться не чем было.
Вскоре к ожидавшему присоединился воин в лёгких льняных охотничьих доспехах. То, что это был именно воин, заметно было по выправке, по манере держать себя, Ясон бы даже сказал, что с островов Эгейского моря, отличаются они как-то неуловимо в движениях от материковых жителей. Мужчина значительный, но с какойто червоточиной. А потом, вышел ещё один. На этот раз, это был молодой человек, гибкий, быстрый в движениях. Ясон сразу определил, что эллин, только они не носят штанов и оружия, считая это варварскими пережитками. Лицо молодого человека можно было бы назвать красивым, не будь оно столь слащавым. Утончённый, ухоженный, с вытравленными до белого цвета волосами, длинными, как у эфеба, хотя возраст этот он уже лет пять как переступил.
– Калос, – бросился к нему добродушный толстячок в восточных одеяниях.
Беловолосый воровато оглянулся, зато воин надавил на обрадовавшегося толстяка рукой, чтобы тот сел. Дальше говорили они тихо и юному моску ничего не было слышно, сколько он не напрягал свой слух. Воин отдал тому, кого назвали Калосом исписанные свитки. Они обменялись какими-то фразами, толстяку достался кошель с деньгами, и мужчины разошлись.
Ясон с Данкой тут же заняли освободившееся место в прохладной тени. Барсиха обнюхав место встречи расчихалась, и юному хозяину пришлось ледяной водой брызгать ей на морду, чтобы смыть неприятный запах. Потом они вместе пили из ключа и даже перекусили лепёшкой с сыром, взятой из моского лагеря.
Вскоре Ясон услышал зов отца, за ним пришли. Вот с этого момента и началась новая жизнь, всё прежнее было выброшено из головы, или проще – забыто.
День он уже провёл в лагере эгейцев, после того, как Алесь помог перетащить вещи.
После сытного завтрака дети в окружении охраны ходили на торг, оттуда уже к полудню они спешили на конкурс певцов. Кузька сбегал к лагерю в сопровождении эфебов и уже у выхода с торга ждал их с музыкальными инструментами.
Как только Яська увидел свою кифару, страх в предчувствии конкурса накатил, поселившись холодным мерзким животным внизу живота, выпуская липкие щупальца по спине. На торге Павка был притихший и ни на оружие, ни на доспехи внимания уже не обращал. Вообще, общая напряжённость ребят просто наростала. Миновав разные лагеря, сам не зная, как, Яська на негнущихся ногах подошёл к входу в пещеру, предназначенную для конкурса. Мальчишки рядом с ним чувствовали себя не лучше. Павка шёл на ватных ногах, стуча зубами. Петь, видимо, он будет, лязгая. Илька, был бледен как смерть, постоянно сжимая кулаки. Фифа его о чём-то спросил, но тот поднял на него невидящие глаза и замотал головой… Яська, глядя на них, понял, что и его сердце упало куда-то в пятки и там слабо постукивало.
У входа их ждали взрослые, но мальчишки прошли мимо родителей, словно шли в последний путь. Мерван ободряюще потрепал сына по плечу, Яська выдавил куцую улыбку.
Они спускались по узкой лестнице, обрамляющей пещеру. Внизу, в горе, находился амфитеатр. Полумрак пещеры настраивал на камерность и таинственность. Слабый дневной свет проникал сверху, освещая площадку для певца. На ней горел тёплый костёр и стоял грубый стул. Гости из группы поддержки рассаживались на туфовые скамьи, юноши-певцы уходили в триарочные хода, согласно представленным направлениям. Для певцов самодеятельной песни был крайний ход. Яська скрылся в него, оставив новых друзей напутствовать Павку. Неунывающая Данка, вильнув хвостом, последовала за хозяином.
Ждать Яське долго не пришлось, его пригласили одним из первых. Он вышел на освещённую площадку. Зрителей почти не было видно, их скрывал мрак. Он достал свою кифару, Данка разлеглась у ног. Несколько мгновений Ясон думал, как начать, несколько раз вздохнул, чтоб успокоиться, поставил ногу на стул, пристроил на неё кифару и… Тишину прорезал звук струн, потом к ней присоединился детский голос… Песнь о Свободе зазвучала в пещере, о свободе мысли, о мечте и солнечном луче, искрящемся и ведущем вперёд. Мальчишка пел о вольном ветре, что не знает границ, о высоких горах, устремляющихся в небо. Он пел о падении в бездонное небо и парении над землёй. У него не было сильного голоса, но какие-то нюансы только добавляла оттенок теплоты его полёту души. Песня шла изнутри, из самого мальчишеского сердца. В тон струнам подмурлыкивала Данка, добавляя в звук мягкость шелеста ветра. Звуки кифары смолкли. Наградой были аплодисменты слушателей. Словно груз свалился с плеч мальчишки. Сразу стало тепло и уютно в этой пещере. Его попросили освободить место для следующего исполнителя. Яська сел рядом с мальчишками.
Рядом сидел Илька, скрежеща зубами. Его руки были собраны в замок, костяшки на пальцах побелели от напряжения. Скрежет зубов не давал слушать исполнителей.
Яська, глянув в бледное лицо с горящими глазами и пунцовыми от покусов губами, не выдержал.
– Слушай, ты часом не волк-оборотень… – тихо спросил он у мальчишки. Тот зыркнул на моска, и Яське захотелось исчезнуть или стать точно не съедобным.
Наконец, на освящённое место вышел Павка. Линкест шёл с высоко поднятой головой, со взлохмаченными короткими светлыми волосами, словно нимб обрамляющими гордое бледное лицо. Достав лиру, он запел чистым сильным мальчишеским голосом. Песнь его была гимном танцу мироздания. Это были всполохи энергии и искры творения. Это был взлёт начала. Это танец свершения. Это великие боги, что сотворили всё. Безудержная, восхитительная Эвринома, что в хтоническом танце соединилась с Драконом Офионом. Это полёт белого Дракона через мириады звёзд, где каждая являлась новой жизнью, новым свершением и искрящейся сущностью, дающей эту жизнь. Павка вдохновенно пел о рождении этого мира, и крылья богов передавались ему. Мальчишка парил по пещере. Его голос смешивался с пустотами и возвращался наполненный энергией жизни. Красочные сцены мироздания заполняли тьму пещеры. Создавалось ощущение, что акустика данного места наполняет чистый мальчишеский голос шелестом появившегося океана. Потом шепотом травы. А вот и запели первые птицы.
Музыка и песнь лилась отовсюду, отражаясь от стен пещеры. Это было совсем другое ощущение, чем там, на сцене. Слушатели находились в центре музыки, она их окружала, обволакивала, наполняла собой, они становились соучастниками всего действа, о котором пел певец. Идеальная акустика пещерного зала заставляла слушателя тонуть в звуках мелодии, нестись в волнах голоса, быть в центре всех разворачивающихся событий. Создавалось ощущение, что мир зарождался именно вокруг тебя, и ты был не сторонним наблюдателем, а каким-то незримым его элементом.
Яська перевёл взгляд на поэта. Он бы никогда не подумал, что этот бугай может думать о таких глобальных вещах, и как думать… Илька сидел, вытянувшись в натянутую струну, он словно сливался с певцом, отдавая ему всего себя, все свои силы, всю свою жизнь ради этой песни. И чем дольше пел Павка, тем безжизненнее становился Илька, теряя свои силы.
Голос певца раскрылся полным диапазонам, представляя на суд слушателей все открывшиеся миры и временные спирали. Песнь галактики соединилась с песнью земли и полностью вылилась в пещере. Когда голос певца утих, вокруг тяжёлым покровом опустилась тишина. Илька, прикрыв глаза, откинулся на спину сиденья. Фифа взял его за руку. Только потом разразились аплодисменты. Павка присоединился к ним счастливый и довольный, как объевшийся сметаной кот.
Жалко, что на конкурсе они не выиграли. Место победителя давало бы право бесплатного обучения в храме Муз. Победа досталась мальчишке с тенором.
В этот же вечер Мерван проводил сына на новую Родину.
Пока ещё, правда, Яська не знал, что эта земля и эти мальчишки будут с ним всю его долгую жизнь, и лучше и надёжнее друзей у него никогда не будет.
1 глава
Эги. 344 г до н.э. От Ясона.
Яська сидел в рогатине кривого толстого раскидистого дерева, разглядывая Эги со стороны. Данка разлеглась внизу на траве.
Ясон хотел было пойти следом за мальчишками, но в последний момент их потерял: как назло, в это мгновение, когда он тайком хотел прокрасться за ними, его окликнули барсы, чтоб шёл размещаться. И вот теперь Ясона сжигал интерес, куда это они тайком подались.
До Эг они добрались благополучно. Корабль эгейцев с высокой осадкой летел, как чайка. Он был богато убран, в носовых и кормовых каютах разве что статуй не было, борта обиты дорогим ливанским кедром, источающим тонкий аромат. Рельефная резьба, изображала танцы земной богини. Объёмные светильники нояд были, словно живые. Внешняя белая обшивка лёгкого корабля оттенена пурпурными тонами. Узкий волнорез скользил по волнам с изящностью и силой гордой птицы. Огромные нарисованные над ним глаза, отгоняющие зло, игриво подмигивали стайкам весёлых дельфинов.
Перед Пиреем эгейцы замедлили ход и ползли мимо Афинского порта, красуясь своим великолепием на зависть афинянам. Чёрный пузатый корабль барсов охранял их с моря.
В Эгах их встретили. Мужчина, похожий на Аминтора, в жреческой повязке и пурпурном плаще привлёк Яськино внимание. Это явно басилевс Филипп: волосы тоже русые, только темнее, глаза с зеленью, лицо хищное, но красивое и приятное. Как ни странно, Филипп был при полном параде. Яська не понял, разоделся басилевс именно к их приезду, или его оторвали от каких-то государственных дел.
Вообще, Эги – древняя столица, но есть и новая, Яська ещё дома об этом слышал. Новую столицу возвёл Филипп, и, как говорят, отстроил её в эллинском стиле. Эги же, чистый лесной город, стал сакральным центром. Здесь проводятся ритуалы и хоронят правителей. Здесь ещё дремлет сила старых культов и древних сил, выходящих из земли и лесов. Город вызывал сонное, ленивое чувство, из-за своей древности. Это был свободный, свежий, светлый и чистый град. Город был выстроен в форме подковы. В центре административное здание, огромное и мощное, из гранита. Больше каменных построек тут Ясон как-то не заметил. Даже рядом находящийся театр имел деревянные сидения и, тонкую деревянную облицовку, в качестве декораций. И всё это утопало в зелени раскидистых деревьев. Центральная улица, мощёная мелким белым камнем с двух сторон, скрывала желоба с канализацией, наглухо упрятанной в трубы. По сторонам росли подстриженные ровно кусты, создавая зелёную стену. Вокруг домов были разбиты сады. Во двориках разбиты огороды. Центральная площадь для общественных мероприятий окружена толстыми старыми деревьями, за свою жизнь повидавшими не одного правителя, молчаливо взирающими на их потомков, снисходительно наблюдая быстротечность окружающей их жизни.
К Филиппу подскочил Павка. Басилевс поднял мальчишку над головой и закрутил в воздухе.
– Брат, мы не победили, – отбивался Павка. Филипп поставил его на землю.
– Значит дома останешься.
Аминтор с Филиппом обнялись, глаза басилевса были хитрые, весёлые.
– Тор, ты же наверняка денег судьям не дал,– Филипп костяшками пальцев постучал брата по лбу. – Честно, на это только и надеялся. Мне Павка дома нужен, а то из храма Муз не вытащишь, когда потребуется.
– Брат? … – Яська ткнул рядом идущего Фифу локтем.
– Ага, вообще-то мы все родичи, – парнишка весело улыбнулся, откидывая длинные волосы изящным жестом, – Филипп, Аминтор, Павка – по матери братья. А Менелай, Аминтор, Филипп – по отцу. Эвредика, когда их отец слёг, за Линкеста замуж вышла. А Аминтор женат был на моей старшей сестре. Правда я её не помню, она умерла через год после рождения Ильки. На Истре простыла. Мать говорит, что Тор её очень любил, так и не женился больше. А вон и девчонки бегут.
С разных сторон люди прибывали встречать прибывших. Стайка девчонок выпорхнула из рощи и неслась, словно обезумевшие вакханки. Среди них были и коротко стриженные, и с развевающимися длинными волосами, и в штанах, и в коротких хитонах, спортивные, сильные такие девушки… Начиная с семнадцати и старше. Таким бы о замужестве пора думать, а не носиться как горным ланям. Возглавляла забег стройная светловолосая девчонка с длинными сильными ногами и решительными движениями.
– Первая – ведьма Фессалоника, дочь Филиппа, – Фифа попятился, прячась за Яську, – Калка и Клеопатра – Аминторовы. Вон та, стриженная, моя сестра… рыжие – иллирийки Пармена. Барсина из Фригии. А вон догоняет растрёпанная девчонка, тоже Филиппова… А та….
Парень взахлёб тараторил, и Ясон понял, что он уже в них запутался. Да, в эгейских семьях девчонок было значительно больше чем ребят.
– Ой, мои идут! – Фифа даже взвизгнул от радости и опрометью помчался к могучему темноволосому мужчине вместе с пухленькой невысокой женщиной, подходящих к ним.
Вереща, мальчишка с разбегу повис на шее отца, дёргая ногами.
Шумная стая девушек, прорвав кордон из встречающих, окружила вернувшихся эфебов. Пятеро взрослых мальчиков, расправив плечи, подтянувшись, были польщены таким вниманием. Одна из девушек повисла на шее Алеся, другая целовала его в щёки.
Потом был обед. Столы и скамьи расставлены были прямо на улице города, под раскидистыми деревьями. Во главе стола, рядом с Филиппом и Аминтором, посадили Павку и Ильку, а ещё его, Ясона. Вокруг всё было увешено цветами и гирляндами из лент. Прибывшие с Алесем эфебы в почётном карауле стояли вокруг стола, остальные в начищенных доспехах, разливали взрослым вино, приносили блюда. Столы были накрыты посреди площади, и отовсюду к ним стекались люди, не сказать, чтобы празднично разодетые, но в чистом и добротном. Гиматии, в которые они кутались из-за прохладного и свежего воздуха, задувающего из леса, были из дорогих шерстяных тонких тканей сочных цветов. Яська с детства видел изображения эллинов и считал, что они так и ходят, как их изображали художники, но то ли эгейцы так и не стали эллинами и придерживались ванских традиций, то ли художники, когда рисовали, видели что-то своё…, но все мужчины были в штанах, как ионийцы и многие женщины по моложе тоже штанами не брезговали. Только детишки лет до семи бегали с голыми попками, которые почти не скрывали развевающие эксомисы. Мужчины и женщины постарше в длинных, до щиколоток хитонах с рукавами из плотной мягкой ткани, расшитых или расписанных набивным рисунком из ярких орнаментов. И в одежде, и в жестах читались простота и достоинство. Степенность старших совсем не угнетала и не давила веселье молодёжи. Шутки звучали за столом. Женщины кокетничали, требуя к себе внимания. Смех и беззаботность правили на празднике. За столом не было чужаков. Сюда отдохнуть от напряжённой жизни в новой столице приезжала аристократия. Тут все были равны – от басилевса и александроса, до простого эгейца. Хотя можно ли назвать простым человека древних законов, где нет раболепия и угодничества, где чтят гордость, достоинство и честь.
Яська, сидя на дереве, усмехнулся, вспомнив, как потом пел сын Филиппа, малолетка. Это был стройный мальчишка двенадцати лет, с белой молочной кожей и длинными льняными волосами. Его лицо было мечтательное и одновременно дерзкое, утончённое и в то же время решительное. Звали его Суриком, и он действительно напоминал озорной солнечный лучик. Если бы эгейский басилевс выпустил его на конкурсе, ну и, естественно, заплатил судьям, мальчишка бы уже учился в храме Муз, а потом бы руководил военными хорами. И, судя по Филиппу, он бы с удовольствием сбагрил сыночка, да вот неприятность – тот возрастом не вышел. А через четыре года, когда конкурс повторится, ему уже будет шестнадцать и опять по возрасту не попадёт.
К закату весь молодняк расползся от стола, при взрослых остались только эфебы. Даже старших девчонок прогнали.
И вот тогда Илька с компанией куда-то собрался, и тихонько, чтобы их никто не заметил, ускользнул.
Сегодня Яська с утра сидит, наблюдает за эгейцами. Хорошо, что ещё не тормошат. Вон, мальчишки уже учатся. Хотя, почему только мальчишки? Скорее, вся молодёжь. С одной стороны, хорошо, что его пока не трогают, можно осмотреться, а с другой обидно – хочется со всеми.
Данка, развалившись на спине под деревом, подставила светлое брюхо лучам тёплого солнца. Между тем сама пыталась поймать то ли кузнечика, то ли жука в траве. Замысловато выгибаясь, она щёлкала зубами, запрокинув назад голову. Поза была настолько неудобна, что не было ничего удивительного, что никто не ловился. Фыркая и отплёвываясь, она продолжала своё интеллектуальное занятие.
Мимо проходил Филипп и отец Фифы, Яська ещё не знал, как его зовут, и какое место в иерархии он занимает. Данка насторожилась, перевернулась, тихонько легла и затаилась. Мужчины были несколько раздражены. Яська слился с деревом, пытаясь прислушаться. Ему не давал покоя глаз Филиппа. Мальчишка понял, что басилевс им не видит, но тот жил своей жизнью. Если мужчина смотрел на собеседника, то этот умный глаз, смотрел на их дерево.
Яська знал, что при таком ранении глаз всё равно не видит, но было жутковато.
– Нашли тело ахеменидского толмача, – говорил седеющий темноволосый мужчина.
– И что ты от меня хочешь? – Филипп пожал плечами, – он мне никогда не нравился, всегда был скользким. Да и переводил неточно.
– Ну, и долго ты будешь кормить ахеменидов баснями о разбойниках? Ведь начнут нервничать и устроят расследование.
– Буду кормить столько, сколько нужно. Чем больше их поляжет, тем нам же лучше. Мало ли что он успел у нас увидеть или разнюхать – Филипп приложил руку к глазу, пытаясь его успокоить – и уж конечно не выдам своих людей, в которых осталась гордость, и которые не могут терпеть их хамство.
– Вот об этом и говорю. – Мужчина вздохнул. – Опять один удар острого лезвия под сердце. И ничего не взято. Ну не действуют так разбойники. Или шею свернут, и всё – это тоже разбойники?
Филипп захихикал:
– Ты наставление напиши, по которому наши разбойники работать должны.
Мужчины отошли от дерева, Яське уже было не слышно. Значит тут разбойники денег не берут… Вот у них, в Моских горах, очень даже берут, особенно у скифов, что по соседству. Когда соседи скифы нападают на селения, “разбойники” их потом находят, вырезают, забирают ценности, а потом требуют с селения списки, что было похищено, и раздают ценности по описи. А если попадает что-то наделённое силой, то оседает у Мервана. А скифам ещё и головы отрезают, потому у москов не разбойники, а головорезы. Дахи у них тоже появляются, но Мерван с ними предпочитает не ссориться, слишком уж они близко, одни моски против них не выстоят. Так, если за скифов сочтут…, если по одежде похожи окажутся, то и поступят как со скифами. А тут вообще-то подальше от Персополя, можно этих хлыщей и резать. Эгея отдалённая сатрапия ахеменидского владычества, Скудрия. Сюда знатных и родовитых не пришлют. Вот из-за их смертей буча бы поднялась. Карьера главаря бандитов нравилась Яське всё больше.
– Ты что там как ворона уселся? – к дереву подошёл Илька, закончивший занятия по грамматике, – У тебя что, период гнездования начался?
Данка прильнула к парню, стоящему под деревом, подставляя белый подбородок ласковому почёсыванию. Тонкие сильные пальцы мальчишки ласкали кошку, она ему отвечала мурчанием. Барсиха и сама почёсывалась о его светлые штаны, оставляя на них свой запах.
Яська нехотя спустился со своего насеста.
К ним подошёл смуглый высокий мальчишка, по внешности сразу видно, что не местный. Эгейцы светлокожие, со светлыми волосами. Их обожжёная солнцем кожа была приятного бронзового оттенка, подчёркивая рельеф тренированных тел. Парнишка же был худ, высок и с загаром, напоминавшим спелый каштан. Сразу видно, что большую часть лета он ходил под солнцем обнажённым, да в общем-то, как и остальные, но солнце его любило и больше окрашивало его кожу. Яська подумал, что он скорее всего с островов, в Моских горах именно приезжие оттуда обладали таким интересным оттенком кожи. По-видимому, педагог, из домашних рабов Аминтора, из тех педагогов, кто ходят с молодым хозяином, водят его на учёбу, присматривают по жизни. А потом остаются при хозяине на всю жизнь. Есть рабы, которые стараются выкупиться, заработав на собственном производстве, и получить вольную. Среди педагогов таких мало. Они вообще при хозяевах на привилегированном положении. Такой раб и подзатыльник дать может, своему воспитаннику. И, вырастая вместе с хозяином, всю жизнь опекает такого дитятку. Яська вздохнул, вспомнив своего весёлого педагога, оставшегося дома. Сколько они вместе садов обнесли… Мерван посчитал, что сыну вполне хватит двух дядек из барсов, а его педагог перейдёт к младшему братишке, оставшемуся в Мскете.
Илька передал своему педагогу грифельную доску, забрал у него плащ- гиматий, шляпу фетровую с большими полями, и тут же всё надел.
– Лиапп, передай Атте, что обедать я к Кузьке пойду, – отмахнулся парень, когда смуглый педагог попытался помочь ему повязать тонкую шерстяную ткань с бахромой вокруг шеи красивыми складками.
– Батюшка сердиться будет, – смуглый парнишка умоляюще поднял на русоволосого хозяина большие карие глаза. – Аминтор хочет, чтоб ты дома обедал. Иль, ты и после обеда к
Кузьке сбегать сможешь, а тут сестрицы соберутся. Всей семьёй за одним столом…
Илька сапогом подкинул камешек, о чём-то размышляя.
– Ясь, ты где обедаешь? Пойдёшь ко мне? – он хитро посмотрел на моска и тут же решил.
– Передай Атте, что я с другом буду.
Парнишка кивнул и помчался видимо туда, куда послали – домой. Яська так и не успел ответить, что его и барсы неплохо кормят, как был приглашён на обед к брату басилевса, Александру, командующему всем эгейским войском.
– Перед обедом на палестры, где тренировки по борьбе проходят, зайти надо. Пошли, я всё покажу. – Илька по-приятельски похлопал моска по спине, – Не робей, тут робких не любят…
– Стеснительных, смотрю, тоже, – хмыкнул Ясон.
– Есть такое…, – рассмеялся мальчишка. Если ухмылка и усмешка у него были крайне противные, как и хихиканье, как уже заметил моск, то улыбка и смех были задорные мальчишеские и очень заразительные. Илька надвинул свою шляпу поглубже, чтобы она полями полностью скрыла лицо, и они двинулись к палестре, заодно рассматривая все достопримечательности. Данка деловито трусила рядом, причём не со стороны хозяина, выкормившего её ещё с нелепого котёнка. Чем ей так этот парень понравился?
Под склоном Алесь и Тилк тренировали Кузьку. Мальчишки остановились понаблюдать. Тилк зажимал Кузьке руки, и наносил удар, парнишка в кувырке отпрыгивал назад, но вместо того, чтобы опуститься на ноги, каждый раз плюхался на ягодицы.
Подскакивал, Алесь в очередной раз объяснял брату его ошибки.
– У него что, задница такая тяжёлая, – захихикал Ясон. Илька хмыкнул на шутку.
– Посмотри, он на ноги боится встать при кувырке, бережёт их. Надо посоветовать голеностоп перебинтовать, – глубокомысленно заметил русоволосый мальчишка. – Ку-Кузя!!!!
Ты на палестры идёшь?
– Ага. Сейчас только Тилк мне ноги повыдёргивает, и я прибегу, – отозвалось снизу.
– Иль, тебя сегодня к обеду ждать? – поинтересовался Алесь, – Я с утра на охоте лань подстрелил.
Илька сглотнул.
– Не… Атта настаивает, чтоб обедал дома…
– Ну как знаешь…
Ясон заметил, как погрустнел его спутник. Да, что же это за обед такой, на который как на каменоломню собираются?
Тихие спокойные Эги сонно жили своей жизнью. Люди медленно и чинно ползали по улицам, занимаясь своими делами. В центре было совсем не многолюдно. Недалеко от площади возвышалось монументальное гранитное здание, являющееся административным центром. Оно словно монолит выделялось из зелени. Даже выносная колоннада квадратных гранитных колон была массивная. Хотя и не лишена изящества и роскоши, а вот чего в здании совсем не было, так это лёгкости. Массивный купол с небольшой площадкой венчал этот серый монумент.
Около здания, у подъезда с колоннами, суетились просители. Рядом в кустах для них ещё была поставлена удобная лавочка, чтобы скрасить ожидание. В отдалении стоял мидиец с телохранителем в зелёном кафтане с длинными рукавами, из которых торчали рукава жёлтого хитона. На голове у него был белый башлык, а за поясом короткий кинжал. Сам мидиец – в митре, что показывало на его жреческое сословие. Митра была украшена мелким бисером и бирюзой. Так же украшены и его длинные одежды. За спиной, на поясе у него висел парадный меч.
Проходя мимо них, Илька ускорил шаг, инстинктивно втянув голову в плечи. Ясон с интересом рассматривал эту цветастую публику. Ахемениды тоже рассматривали мальчишек, их взгляды словно ощупывали ребят. Так же они смотрели и на пробегающих куда-то девчонок. Яська усмехнулся на этих хозяев новой жизни. В Моских горах таких было мало, моски всегда славились как воины, их нанимали ещё в Артуре, старом государстве на двух реках, которого сейчас уже нет. Да и сейчас войска профессиональных наёмников, называемых на востоке мошками, пользуются спросом. А зная их клятвы на крови, кровную месть, мало кто отважится связаться с целым подразделением, где один за всех и все за одного, даже ахемениды не желали быть их кровниками. Ясон показал цветастым жест, принятый среди моских наёмников, объясняющий куда бы эти ахемениды шли, и что будет, если не послушаются. Довольный произведённым эффектом, моск пошёл дальше. Данка, поймав настроение хозяина, предостерегающе зашипела на неугодных её юному господину людей, белая кисточка её опахала изобразила движение бича.
