Kitabı oku: «Небесный Путь в Россию. Дневник Военкора», sayfa 14
25-летие Революции
7 ноября
"Мы слышали Сталина" – так называется только что вышедшая книга – сборник статей, воспоминаний и документов, собранных Комиссией по истории Великой Отечественной войны.
Я открыла книгу, и первые слова, которые я прочла, были такими: "Кто был участником Октябрьского праздника в Москве 1941-го года, кто присутствовал на заседании Московского совета 6 ноября и на Красной площади утром 7 ноября, кто слышал два выступления товарища Сталина, разделённые праздничной ночью, тот пережил, несомненно, самое большое счастье, какое только выпадает человеку на долю. Это были очень тяжёлые дни. На фронтах Красная армия с огромными усилиями сдерживала остервенелый натиск фашистских полчищ. Немцы рвались к Москве. Столица находилась под угрозой вражеского удара. Было объявлено осадное положение … На улицах, в пригородах, у застав появились баррикады, противотанковые заграждения, подготовленные для артиллерии гнёзда. Москва готовилась к обороне. Москвичи, проходя мимо, смотрели на ряды мешков с песком, железные крестовины, наглухо зашитые переулки и вздыхали. Как ни велика была уверенность в том, что Москва выстоит, что к Москве враг не будет подпущен, смотреть на посеревший, ощетинившийся город было тяжко …
Ещё накануне жители столицы не знали, как пройдёт их праздник. Конечно, парада на Красной площади не будет. О демонстрации и говорить нечего. Нельзя же сосредоточить массы людей, создать готовую мишень для бомбёжки. Это так понятно. Ну и традиционного торжественного заседания Московского совета тоже, вероятно, не будет. Целесообразно ли в такой обстановке собрать в Большом театре цвет столицы? Логика убеждала: можно отказаться от этого. Но было что-то, что не хотело согласиться с логикой …
Место заседания не было указано, оно называлось устно тем, кому вручались билеты. На этот раз заседание происходило не в Большом театре. Кто-то сумел ответить чувствам москвичей и подготовить торжественное собрание в достаточно безопасном месте145 …
Участники заседания со всех сторон съезжались и сходились к тёмным подъездам, ручной фонарик милиционера на мгновение освещал билет, дверь открывалась, и за сумеречным вестибюлем начиналось сверканье огней, праздничный, оживлённый шум … Узкие лестницы вели в большой, просторный зал. Сверкающие люстры, мрамор колонн, расписные плафоны, множество цветов, мягкие, глушащие шаг дорожки, строгие ряды кресел, наполняющиеся гостями …
Ровно в семь часов в президиуме собрания появляется товарищ Сталин вместе со своими ближайшими соратниками, членами ЦК ВКП(б), народными комиссарами, руководителями Красной армии и обороны Москвы …
Мы слушаем доклад Сталина, доклад, открывающий грандиозные масштабы, взвешивающий мировые силы … Строгий, классический анализ вскрывает ход войны, провал блицкрига, причины временных неудач нашей армии … И когда полные сурового, беспощадного гнева звучат сталинские слова об истребительной войне, о задаче сокрушения военной мощи немецких захватчиков и полного истребления всех до единого оккупантов, эти слова несутся по проводам, по океанским кабелям, и следующий день приносит, как эхо, пароль и лозунг освободительной войны народов: 'Смерть немецким оккупантам!' …
А утром 7 ноября на Красной площади начался традиционный праздничный парад Красной армии. Он состоялся – желанный, чаемый москвичами, наперекор угрозе, наперекор усилиям врага помешать празднику, как напоминание о неисчерпаемых силах народа. И снова мы слушаем Сталина … Две исторические встречи с вождём в эти праздничные дни запомнились каждым на всю жизнь".
Прошёл целый год, и Сталин был прав – враг так и не вошёл в Москву.
25 октября по старому стилю или 7 ноября по новому – день Великой Октябрьской Революции. С момента первой Революции в феврале мы с моими подругами – студентками-медичками – носились по Ленинграду – тогда ещё Петрограду – в стремлении увидеть и услышать всё, что происходило в городе. Несмотря на то, что мы находились в самой гуще грандиозных исторических событий и, следовательно, не имели возможности взглянуть на всё "с отдаления" или способности полностью и беспристрастно взвесить и понять важность тех дней, всё же в определённой степени мы осознали масштаб потрясения, в котором мы тоже, как и все остальные, однако лично и по-своему приняли активное участие. Скромно называя себя "глазами современной истории" и наблюдая за уходом старого мира и рождением нового, мы старались оказаться во всех местах, где разворачивалось самое важное. Но поток событий был настолько велик, что мы едва успевали за ними и, дабы посетить все нужные места в нужное время, постоянно разбредались по всему городу, вооружившись своими записными книжками, а затем снова собирались вместе, сверяя записи и обсуждая всё, чему стали свидетелями. Таким образом, нам удалось увидеть и услышать многое, и, как высокопарно заметила одна из наших сокурсниц, златовласая голубоглазая красотка Наташа Александрова, "прямо на наших глазах листались страницы истории".
Вместе мы стали свидетелями крушения Российской империи; вместе мы наблюдали за кратким существованием Временного правительства; и вместе мы пережили бурные дни Октябрьской Революции. Во время последней битвы перед приходом Советов к власти я ненадолго, но сильно заболела, отравившись трупным ядом в Царском (ныне Детском) Селе и пропустив несколько событий, которые разнесли вдребезги режим Временного правительства. Но, лёжа в полубессознательном состоянии и сильной лихорадке, я слышала артобстрелы и ружейную пальбу, драки и пение, крики боли и победные возгласы, пока совсем рядом проносилась Революция. В том царстве полусна-полубытия это было похоже на дикую симфонию – симфонию со странными новыми ритмами, новыми глубинами и высотами146.
Однако вскоре я снова смогла присоединиться к своим сокурсницам, и всё, что пропустила тогда или в последующие дни, когда была на дежурстве в госпитале, было описано мне столь подробно, что я чувствовала, будто никаких перерывов не было вовсе.
25 октября по старому стилю или 7 ноября по новому выдалось морозным – типичным для поздней осени в регионе Балтийского моря. Внутриполитические коллизии, угрожавшие Временному правительству, стремительно нагнетали напряжённость, и улицы были полны людей, спешащих со всех сторон к Невскому проспекту, Казанскому собору – любимому месту политических демонстраций – и Зимнему дворцу, где жил Керенский. В Смольном беспрерывно заседал Петроградский Совет, и все понимали, что Временное правительство находится в серьёзной опасности. Всем не терпелось узнать, что произойдёт дальше. На некоторых улицах были возведены баррикады, а возле Мариинского дворца, где собрался Временный Совет Республики, орудия были направлены в сторону отеля "Астория" и Исаакиевского собора. Караульный возле баррикады на площади призывал всех как можно быстрее проходить мимо или, ещё лучше, идти прямо домой. "Тут не место для женщин, особенно молодых, которые, как стая глупых кудахчущих кур, ничего ни в чём не смыслят", – строго сказал он, но его прервал хор возмущённых криков: "Ах, вот как – кудахчущих кур! Да ты сам, бескультурщина, ничего ни в чём не смыслишь. А мы здесь для того, чтобы увидеть, как творится история", – и с этими словами, протиснувшись мимо ошарашенного солдата, группа моих подруг триумфально понеслась вверх по Морской к Невскому проспекту и Зимнему дворцу.
Но там всё было перекрыто, а Керенский, предположительно засевший во дворце, находился под усиленной охраной. На углу Невского, недалеко от большой арки, ведущей на площадь, толпа рабочих в чёрных суконных блузах и высоких сапогах прошла, распевая революционные песни и неся большой красный транспарант с пылающим лозунгом: "Вся власть Совету рабочих, солдатских и крестьянских депутатов". Внезапно раздался выстрел, и один из мужчин упал. Мгновенно наша маленькая медицинская группа, случайно оказавшаяся поблизости, сомкнулась вокруг него и, оказав совместными усилиями наилучшую из возможных первую помощь – "медпомощь делюкс", как мы её называли, – помогла донести его до ближайшего дома, куда вскоре прибыла медицинская карета, чтобы отвезти его в больницу.
Тем временем со всех сторон к Невскому проспекту продолжали стекаться гигантские толпы – похоже, всё население города вышло в тот день на улицы – и все-все нервничали и были напряжены, ожидая, что произойдёт что-то важное и решающее. Собиравшиеся повсюду небольшие кучки людей обсуждали и спорили по поводу самого животрепещущего вопроса: кто победит на этот раз – Временное правительство или Петроградский Совет? И в некоторых случаях споры перерастали в драки. Слухи разлетались с бешеной скоростью, и внезапно люди начинали говорить о том, что правительства больше нет, что Керенский бежал, что большевики захватили телеграф и все другие стратегические пункты. Время от времени раздавался залп, и тогда толпа, колеблясь, останавливалась, а затем, разделившись, растекалась во все стороны, словно ртуть. С наступлением вечера Смольный, превратившись в центр волнений с пламенными речами, льющимися раскалёнными потоками, и сияющими всеми огнями окнами, пылал, как факел Революции, всю последующую долгую северную ночь.
"Вот где все умы, а не в Зимнем дворце, – крикнул человек, забравшийся на что-то, что делало его выше остальных. – Долой Временное правительство! Да здравствуют Советы! Да здравствует Ленин!"
"Ленин! Ленин!" – волной прокатилось это имя в толпе. А когда оно стихло вдали, внезапно другой, высокий, южной внешности мужчина, запрыгнув на подножку броневика, воскликнул: "Сталин! Я хочу говорить о Сталине", – и вновь толпа, подхватив и повторяя это имя, разнесла его по округе. Одно за другим революционные имена, фрагменты речей, высказываний, обсуждений и рассуждений вихрем проносились в ту ночь вокруг Смольного. Хотя никому не разрешалось входить туда без пропуска и караул периодически отгонял самых настырных, но так или иначе, посредством "сарафанного радио", толпа снаружи, то расходившаяся, то собиравшаяся вновь, постоянно получала информацию о том, что творится внутри, передавая её потом из уст в уста.
"Сейчас выступает Ленин. Теперь ему аплодируют. А вот официально объявили о свержении Временного правительства. Только что открыли Второй съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. Всё, теперь власть находится в руках Военного комитета Петроградского Совета". В этот момент на пару секунд воцарилась мёртвая тишина, а затем раздался рёв: "Ленин! Ленин!" – в то время как вдалеке над Невой прогремела пушка, отдаваясь эхом по улицам. Вот так в ту тёмную ноябрьскую ночь Временное правительство закончило своё существование и к власти пришли Советы. Это было двадцать пять лет назад – двадцать пять лет, в течение которых последние остатки Российской империи отошли в область истории и возникла новая Россия. И я была свидетелем тех исторических дня и ночи, а позже, год за годом, – и многих последующих годовщин. Я видела и самые первые парады солдат и рабочих, и более поздние грандиозные шествия, продолжавшиеся весь день вплоть до наступления темноты147.
Сегодня в первый раз за эти двадцать пять лет в Москве нет парада, но настроение людей такое же, как если бы он состоялся. Во всяком случае, этот дух даже более воинственен и восторжен, чем в мирные годы, и напоминает о первых революционных днях. Красная площадь, а также Большой театр, "Метрополь", "Москва" и многие другие здания по всему городу украшены флагами. И разговоры, которые можно слышать на улицах, полны решимости, силы и борьбы. Времена бывают трудными, очень трудными. К тому же может ощущаться удручающая нехватка продовольствия и топлива, одежды для гражданского населения, отдающего всё, что в его силах, армии и обороне, но остаётся та неукротимая воля к победе, которая побеждает голод и холод. "Пусть Гитлер и причинил нам боль и страдания, – говорят люди, – но он никогда не победит и не подчинит нас. Он отнял часть нашей земли, ставшей столь богатой и изобильной в наших руках, но ему она не принесёт урожай, поскольку сейчас она выжжена и бесплодна и останется такой до тех пор, пока снова не станет нашей. И он уничтожил многие из наших деревень и городов, разрушив и втоптав в грязь всё, что мы построили, всё, к чему так страстно стремились и чем так гордились последние двадцать пять лет: Харьков, Киев, Днепрогэс, Севастополь, Ростов, – но руины этих городов и деревень не могут предложить ему и его полчищам ничего, кроме холодных камней. И наши люди на захваченных территориях могут болеть и голодать, мёрзнуть и подвергаться гонениям, но они тоже бьются до конца. Землю покрывает обширнейшая сеть партизанских отрядов, и они непрестанно, тайно, опасно и разрушительно противостоят врагу, подрывая всё, что тот делает. Гитлер сражается не только с Красной армией, он сражается со всей нацией с её абсолютным и нерушимым единством целей и помыслов.
Бессмертный дух России пережил тысячу трудных лет своей истории, через войны и нашествия, через притеснения и бедствия, и никто и ничто не смогло его подавить и сокрушить".
Прошлым вечером по радио выступил Сталин, и люди повсюду внимательно слушали его спокойный голос, доносившийся из тысяч громкоговорителей во всех домах, на фабриках, на перекрёстках улиц и в метро. Его слушали с серьёзным видом, не двигаясь с места. Не было такого, что кто-то подошёл и ушёл, послушал кусочек речи и отправился дальше, – вся Москва и, несомненно, вся Россия слушали, затаив дыхание. И, глядя на эти серьёзные, сосредоточенные лица, понимаешь, что для нации значит Сталин. "Он всегда с нами, он никогда не покидал нас и никогда не покинет", – слышала я снова и снова, а когда он, упоминая о втором фронте, сказал, что рано или поздно тот будет открыт, и о советско-англо-американском союзе, и о разнице в идеологиях трёх государств, которая, по его мнению, не представляет никакого препятствия для организованных и объединённых действий против общего врага, люди, повернувшись друг к другу, кивали и улыбались. Всего лишь в нескольких предложениях он разрешил все споры и дискуссии, которые неизбежно должны были возникнуть. Он не использует ни одного из обычных ораторских приёмов: повышения или понижения голоса, подчёркивания или намеренного заострения внимания на каких-то словах. Он говорит очень ровно, совершенно не меняя интонации своего голоса, и в этом прочном спокойствии чувствуются его сила и самообладание. В ходе выступления он поднял все главные, волновавшие умы людей вопросы и тут же ответил на каждый из них, но так ровно и тихо, что, хотя русским и не требовалось особой артикуляции, чтобы точно понять, что он имел в виду, однако иностранным ушам, привыкшим к обычному красноречию политиков всего мира, иногда было трудно осознавать важность того, что он говорил в тот или иной момент.
Когда он закончил, я увидела вокруг себя сияющие глаза и раскрасневшиеся лица, и мне казалось, что на людей снизошло расслабленное настроение, словно Сталин разобрался со всеми сложными, беспокоившими их проблемами и дал им новый заряд уверенности и душевного покоя.
"Вы слышали, что он сказал?" – с энтузиазмом принялись они обсуждать все детали его выступления, и вскоре их настроение вновь изменилось, став весёлым и праздничным, поскольку из громкоговорителей полились музыка и песни.
"Вы не коммунистка – вам не понять, что всё это значит для нас", – произнесла с ноткой жалости в голосе одна моя юная знакомая. Пока звучала речь Сталина, мы стояли с ней рядом, а теперь, как и все остальные, обсуждали её. Я не смогла удержаться от смеха. Она была так юна, и что-то в ней напомнило мне тех девушек из нашей маленькой медицинской компании, которые когда-то стремились "увидеть, как творится история".
"Да, я не коммунистка, – был мой ответ, – но я прекрасно понимаю, что всё это для вас значит, поскольку лично пережила и тот памятный день 7 ноября, и многие годы, приведшие к Революции и последовавшие за ней".
Мгновение она смотрела на меня расширившимися глазами, затем импульсивно сжала мою руку и, как маленькая девочка, взволнованно воскликнула: "Расскажите мне обо всём этом. Вы действительно там были и действительно всё видели и слышали?" И, поведав ей о происходившем, я вновь мысленно пережила тот период. Когда мы расставались, она, обняв меня, мягко сказала: "Я вовсе не хотела быть грубой. Конечно, вы всё понимаете – вы же русская и любите Россию – этого достаточно".
И вот, наблюдая сегодня в зрелом возрасте конец этого цикла точно так же, как я наблюдала тогда его начало, я ясно вижу, что дух народа столь же силён и настроен на победу, как в те исторические дни в Петрограде. С тех пор была выполнена титаническая задача, и три пятилетних плана действительно подготовили нацию ко всему, через что она проходит теперь. Красная армия, в силе которой многие иностранцы сомневались, бьётся сейчас в одиночку почти со всей Европой – с двумястами сорока дивизиями, как сказал Сталин; бесчисленные новые заводы трудятся днём и ночью на полную мощность для обороны страны; колхозы и совхозы изо всех сил стремятся обеспечить продовольствием армию и население. Работа кипит повсюду.
"Слава Красной армии и флоту! – сказал Сталин. – Слава партизанам!"
И к этому от глубины своего сердца я хочу добавить: "Слава народу России!"
Первая страница статьи Ирины Скарятиной "Победа под Ржевом", опубликованной 23/01/1943 в журнале Кольез, со снимками, сделанными фотографами Красной армии во время российского наступления под Ржевом и доставленными Ириной в Америку
Подписи к фотографиям выше (в порядке слева направо, сверху вниз):
"Высочайшая огневая мощь пистолетов-пулемётов принесла русским победу в этой схватке. Здесь снята вооружённая этим универсальным оружием пехота, ринувшаяся в бой на броне танков и врывающаяся в деревню с тыла. Немцы, которые не были убиты, в панике бежали".
"Пока российские пехотные подразделения оттесняют немцев, санитар-татарин, ползая по полю боя под шквальным ружейным и автоматным огнём, перевязывает своих раненых товарищей".
"Российские солдаты стреляют из окон отбитого у немцев разрушенного железнодорожного вокзала. Нацисты обороняли это здание отчаянно, но безуспешно".
"Выжившие жители этого унылого пепелища – некогда процветающей деревни – встречают с распростёртыми объятиями и осыпают поцелуями российских солдат-победителей, освободивших их из нацистского рабства".
Вторая страница статьи Ирины Скарятиной "Победа под Ржевом", опубликованной 23/01/1943 в журнале Кольез, со снимками, сделанными фотографами Красной армии во время российского наступления под Ржевом и доставленными Ириной в Америку
Подписи к фотографиям выше (в порядке слева направо, сверху вниз):
"Счастливейший день для красноармейца Егора Байкова! Войдя в родную деревню по пятам отступающих немцев, он нашёл свою жену и двоих детей живыми и невредимыми".
"Улыбающийся русский пехотинец забирает пулемёты и патроны из брошенного немецкого дота".
"У этих женщин сейчас радость, потому что русские отбили у врага то, что осталось от их деревни. При нацистском правлении они не знали ничего, кроме голода и страданий".
"Эта старушка, Екатерина Устинова, показывает красноармейцу остатки своего самого ценного имущества – прекрасного самовара. Из-за того, что она не смогла скрыть своей радости при приближении русских войск, отступающие немцы изрешетили её самовар пулями и разрушили её дом".
Первая страница статьи Ирины Скарятиной "Сталинград", опубликованной 06/02/1943 в журнале Кольез, со снимками, сделанными фотографами Красной армии во время фазы реальных боевых действий в захватывающей битве за Сталинград и доставленными Ириной в Америку
Вступительный текст и подписи к фотографиям выше (в порядке слева направо, сверху вниз):
"'Сталинград … который мы тоже возьмём' (Адольф Гитлер) Ещё в сентябре Гитлер разглагольствовал по радио, что Сталинград будет взят, что его захват будет завершён. Но в очередной раз нацистский график наткнулся на препятствие. Человек, чьё имя носит город-герой, призвал свой народ умирать, но не отступать, и – как и Москва – Сталинград до сих пор держится. Этот Красный Верден, находящийся в осаде с 24 августа, наносит ответный удар, и непреклонные мужчины и женщины России методично, решительно и эффективно вклиниваются в ряды немецких захватчиков, утративших свою хвастливую инициативу. Более 300 000 вражеских солдат были убиты или взяты в плен в сражениях между Волгой и Доном".
"Танки с грохотом несутся вперёд, чтобы расчистить путь красной пехоте. Этот снимок был сделан через приоткрытый люк механика-водителя одного из наступающих танков. Русские адаптировали и усовершенствовали танковую тактику: их колонны атакуют намного раньше пехоты".
"Цель – стратегически важная деревня под Сталинградом, оккупированная немцами. В сумерках раннего вечера красные разведчики и сапёры отправляются на вылазку. Вооружённые автоматическими винтовками и зарядами взрывчатки, они крадучись пробираются сквозь лес".
"Пехота следует за сметающими всё на своём пути танками. В высшей степени уверенные в себе русские бросаются отвоёвывать земли, которые слишком долго находились во владении врага. Сегодня это же поле покрыто снегом, и пронизывающие метели хлещут по усталым телам нацистов".
"Отряды бойцов с противотанковыми ружьями выступили на рассвете. Этому отряду, которым командует лейтенант Столыпин, было приказано занять позицию на берегу реки, чтобы отражать любые вражеские танковые контратаки".
"Советская полевая артиллерия выдвигается для обстрела врага на огневую позицию. Бойцы сержанта Сергеева толкают своё орудие под шквальным огнём немцев, обнаруживших их передвижения".
"Деревня снова в руках советских войск. Битва окончена, и эти нацисты, не нашедшие смерти под Сталинградом, будут теперь жить с ощущением сокрушительного поражения. Возможно, даже сейчас, когда они, согнанные в кучу, молча маршируют в лагерь для военнопленных, в их ушах звучат хриплые, несбывшиеся предсказания их фюрера". (Левая сторона широкоугольного снимка).
Вторая страница статьи Ирины Скарятиной "Сталинград", опубликованной 06/02/1943 в журнале Кольез, со снимками, сделанными фотографами Красной армии во время фазы реальных боевых действий в захватывающей битве за Сталинград и доставленными Ириной в Америку
Подписи к фотографиям выше (в порядке слева направо, сверху вниз):
"Пехотинцы в маскхалатах, стараясь подобраться ближе к врагу, ползут к передним линиям обороны нацистов. Они используют неровности местности, а их продвижение прикрывает красная артиллерия".
"Красные военно-воздушные силы были сильно заняты воздушным боем и бомбометанием. В этой атаке снова отличился старший лейтенант Баранов, сбив ещё два вражеских самолёта и доведя их общее количество до 26".
"Захватив первые дома в деревне, советские войска, стремясь выбить сопротивляющихся нацистов, начинают вести огонь из дверных проёмов и окон. Здесь два красноармейца ведут миномётный огонь с чердака".
"Деревня снова в руках советских войск. Битва окончена, и эти нацисты, не нашедшие смерти под Сталинградом, будут теперь жить с ощущением сокрушительного поражения. Возможно, даже сейчас, когда они, согнанные в кучу, молча маршируют в лагерь для военнопленных, в их ушах звучат хриплые, несбывшиеся предсказания их фюрера". (Правая сторона широкоугольного снимка).
