Kitabı oku: «Чертоги Волка. Шепот богов. Книга вторая», sayfa 4
Глава 4
Александр прибыл в город уже за полночь. Встреча была назначена на два часа ночи, и он очень торопился, боялся, что может опоздать, поэтому, гнал, не жалея машины, всю дорогу. О том, чтобы заехать домой и хотя бы принять душ, не было и речи. Времени оставалось только-только, чтобы доехать до места. Он чувствовал себя загнанным в угол. Из того, что сообщила ему Наталья, он не извлек ничего особо полезного, но очень надеялся, что полученная информация скажет чуть больше его боссу. И, он должен был себе признаться честно, что это его бесило больше всего. Босс обладал куда большим знанием обо всем происходящем, это было очевидно. Выходило, что его использовали практически в темную, как он использовал своих агентов. А это означало, что туда, куда он стремился ему еще ползти и ползти. Нужно было построить свою беседу с Улссоном так, чтобы тот сам захотел посвятить его в некоторые тайны. Чутьем, которым он обладал в достаточной мере для агента такого класса, он понимал, что Элиасу в дальнейшем понадобится его помощь, но только не в том статусе, в котором Ольховский находился сейчас. Простым языком выражаясь, если босс хотел получить больше, то он должен был больше дать, ему Ольховскому. И, разумеется, дело было, конечно, не в деньгах. Хотя и они были бы не лишними.
Уже, когда его машина мчалась по безлюдным, по-осеннему хмурым улицам города, Александр мысленно составлял доклад, пытаясь правильно расставить акценты. Ему показалось, что важными аспектами будет только три новости. Первая, что она (или они, это требовало еще уточнения), что-то сделали с его лучшим агентом, что тот оказался не просто бесполезным, но и мог причинить вред всему, что босс задумал. А значит, его нужно было убирать с доски. Жаль, конечно. Потому как, Циркач обладал всеми качествами высококлассного агента. Но, сейчас, это был уже отработанный материал. Кстати, в связи с этим, придется рассказать Улссону и о провале операции «дядюшка». Саше очень не хотелось этого делать, но в свете всего произошедшего с Циркачом это могло быть полезно. Выходило, что Стрелецкий обладает некими свойствами гипноза или чего-то подобного. И тут прослеживалась явная связь с тем, что случилось с Николаем.
Второе, что следовало рассказать, это то, что со своего хутора они все пропали. Конечно, есть шанс, что они вправду ушли за какими-нибудь своими корешками, но тут маячила связь и с третьей «новостью». Шкатулка и медальон, которые так заинтересовали босса, исчезли из дома означенной Вереи вместе со всеми людьми и собакой в придачу. И чутье ему подсказывало, что это не было обычным совпадением. Конечно, если бы он обладал полной информацией, выводы могли быть уже более конкретными. А так, он может лишь только догадываться, что произошло на самом деле. Вот это-то и нужно было довести до Элиаса как можно тоньше и, желательно, ненавязчиво. Чтобы до босса наконец-то дошло, что «зрячий» Ольховский ему будет намного полезнее, чем «слепой».
К месту встречи он доехал за десять минут до назначенного времени и совершенно взявший себя в руки. К нему вернулась былая уверенность. Ничего еще не потеряно. Он еще себя покажет! Оставив свой автомобиль в темной подворотне, проходными дворами он вышел в соседний переулок. Внимательно оглядевшись, он быстрым шагом направился в сторону центрального проспекта. Не доходя до него метров двести, свернул в темный дворик. Здесь стоял двухэтажный особнячок, построенный еще в прошлом веке, и, каким-то чудом, сумевший уцелеть под напором современного города. Позвонив у кованной чугунной калитки, он замер в ожидании. Красный глазок камеры, висевший над головой, моргнул плотоядно красным светом и раздался щелчок электронного замка. Отворив калитку, Саша прошел несколько метров, и очутился у высокого крыльца. Двери почти неслышно распахнулись, и на пороге возник уже знакомый ему водитель босса, и, как полагал Ольховский, он же являлся и охранником. Не произнося ни единого слова, он молча сделал жест следовать за ним.
Свет горел только в просторном холле, а весь остальной дом тонул во мраке. Александр уже не единожды бывал в этом доме, поэтому окружающая его темнота нисколько его не удивляла и не вызывала какого-либо любопытства. Они стали подниматься по широкой мраморной лестнице с дубовыми перилами, отполированными за долгие годы многими сотнями, а, может быть, и тысячами рук. Шаги гулко отдавались под высокими потолками с искусной лепниной, изображавшей каких-то пухлых ангелков и обнаженных древнегреческих богинь. Помнится, когда Александр попал сюда впервые, он с удивлением рассматривал всю эту роскошь, удивительные картины, скульптуры, мягкие ковры на разноцветных старинных паркетах. Раньше он думал, что такое возможно только в музеях, и люди не живут среди всего этого великолепия. Но быстро понял, что времена изменились и теперь, некоторым избранным доступно все это великолепие. И еще одну он вещь понял тогда. Если он, Александр Ольховский поведет себя правильно и умно, то тогда и его могут принять в число этих самых избранных.
Поднявшись на второй этаж, сопровождающий остановился у высокой двери, из-под которой пробивался тусклый свет. Саша уже знал, что здесь была библиотека. Все встречи господин Улссон проводил с ним именно здесь. В другие комнаты его никогда не приглашали. После негромкого стука, из комнаты послышалось отрывистое «Входите!». Сопровождающий его охранник, распахнул дверь, сам при этом отступил в сторону. И едва Саша переступил порог, как дверь за ним тут же бесшумно закрылась. Элиас сидел за большим старинным письменным столом вишневого дерева. Ножки в виде львиных лап были мастерски вырезаны неизвестным мастером пару столетий назад. Небольшая настольная лампа в виде двух опущенных кистей человеческих рук, прикрывающих лампочку, вносила некий диссонанс во всю обстановку кабинета, и смотрелась как-то отталкивающе, если не сказать, почти непристойно. Саша поморщился в досаде на свои несвоевременные оценки интерьера.
Босс был поглощен изучением какой-то старинной книги, в потертом кожаном переплете. Судя по пожелтевшим листам пергамента, книга была не просто старинной, она была древней. Элиас внимательно рассматривал текст через увеличительное стекло в тонкой серебряной оправе. И если бы не этот идиотский светильник, то его вполне бы можно было принять за какого-нибудь средневекового ученого.
На вошедшего Ольховского, казалось, он не обратил ни малейшего внимания. По крайней мере, своего занятия он не прервал. Утопая почти по щиколотку в мягком шелковистом ворсе Иранского ковра ручной работы, Александр неслышно приблизился к столу и присел в мягкое кожаное кресло, на самый его краешек, как и положено почтительному подчиненному. Осматриваться он не стал, пользуясь невниманием хозяина. Он уже видел этот кабинет раньше. Только в который раз подумал, что один этот ковер стоит дороже, чем вся его квартира вместе с мебелью. И это, по-прежнему, вызывало у него досаду, которую, впрочем, он искусно скрывал за невозмутимой физиономией. По-прежнему не отрываясь от древнего фолианта, Элиас спросил своим сочным баритоном, так несвойственным его тщедушной, почти подростковой угловатой фигуре.
– А вы знаете, Александр Евгеньевич, что такое «шепот богов»?
Ольховский в недоумении хлопнул пару раз ресницами, глядя на босса, и начал мямлить:
– Что-нибудь из терминологии наркоманов, я полагаю?
Господин Улссон презрительно фыркнул, наконец отложив в сторону лупу, и посмотрел на своего гостя холодным взглядом. Александр так и не смог бы точно сказать, какого цвета у того были глаза. Скорее, вовсе бесцветные, похожие на воду в луже в ноябре месяце, когда кромка воды подергивается тоненьким ледком. Почему-то ему в голову пришло именно это сравнение. А Элиас, с удобством расположившись в кресле, начал вещать менторским тоном.
– Невежество вашего народа просто поразительно!! Вы буквально топчете ногами вашу историю, попираете ее презрительно ногами, стремясь всеми фибрами своей души к, так называемой, «западной цивилизации». Несмотря на то, что я сам принадлежу именно Западу, а может даже, именно потому, что я отношусь именно к этой цивилизации, я с уверенностью могу сказать, насколько она, при ближайшем рассмотрении фактов, выглядит убого, я бы даже сказал, незначительно, по сравнению с цивилизацией вашего народа. Она моложе вашей, как минимум лет эдак на сто пятьдесят тысяч, если не больше. Поверьте мне, я всю свою жизнь посвятил изучению этого. Не представляете, сколько старинных рукописей и древнейших фолиантов я изучил, прежде чем сделать вывод, что именно здесь, в вашей стране зародилась цивилизация так, как мы ее сейчас понимаем. Ваша страна – это ларец с драгоценными знаниями. И при вашем к этому отношению, я сделал вывод, что вы не достойны этой памяти и этих знаний. Именно поэтому я сейчас здесь. – Он сделал короткий жест рукой, указывающий на лежащую перед ним книгу. – Вот перед вами древний манускрипт монаха Греческой церкви, некого Феогноста, который много путешествовал по вашей стране очень давно, и записывал все языческие, то есть, дохристианские обряды и обычаи, к которым его допускали. По неведомой мне причине, сей достойный муж, больше всех сторон света предпочитал именно север. И в его описании таинства посвящения молодых людей в статус Жрецов, часто присутствует это понятие «шепот богов». Но что сие означает, увы, Феогност так и не понял. Или его не допустили до самых сакральных обрядов, или он просто был глуп. Хотя… Не будем строго судить об этом человеке. Ведь именно благодаря ему, я сумел понять многие вещи. Впрочем, я считаю, что сам он так и не понял смысла того, что видели его глаза. Но я благодарен ему за то, что он, по крайней мере, сумел все это тщательно, до малейших деталей, записать, хотя, и не постигнув всей ценности и значимости увиденного и услышанного им.
Он придвинулся ближе к столу, и потянулся к деревянной коробке с сигарами. Не забывая играть роль радушного хозяина, будто спохватившись, предложил:
– Сигару…?
Александр отрицательно помотал головой, а потом словно вспомнив о хороших манерах, поспешно проговорил:
– Нет, благодарю вас…
Господин Улссон отрезал кончик сигары небольшой изящной гильотиной, прикурил, и с наслаждением затянулся ароматным дымом. Посидев с полминуты, наслаждаясь запахом табака, наконец спросил:
– Чем порадуете сегодня, Александр Евгеньевич?
Ольховский ждал этого вопроса и, как хороший ученик, выучивший назубок заданный урок, стал перечислять свои новости по придуманным им вариантам, один, два, три… Рассказывал он долго и очень подробно, стараясь не упустит ни малейшей детали. Босс этого требовал всегда. Закончив свой отчет, он несколько нерешительно проговорил:
– Господин Улссон, я вам уже неоднократно говорил, что если бы я знал немного больше, то, думаю, подобных промашек, как с фальшивым «дядюшкой», не произошло бы. Если бы знать, какими способностями обладает означенный Стрелецкий, то я бы подготовился получше. Возможно, привлек бы другого агента с экстрасенсорными способностями. Вам не кажется, что меня уже пора посвятить во все тонкости этого дела. Смею вас уверить, в этом случае мои действия были бы более эффективны.
Он замолчал и уставился на Улссона преданными глазами. По бесстрастному выражению лица того было трудно понять, как он воспринял всю информацию, а также последний, очень робкий упрек Ольховского. Босс сидел слегка развалясь в своем кресле, держал в пальцах сигару, и пристально, словно от этого зависела его жизнь, наблюдал за тонкой струйкой дыма, уходящей к потолку. Наконец, он заговорил жестко, не глядя на собеседника.
– Возможно вы правы. Я не учел, что обстоятельства могут так стремительно меняться в ходе всего процесса. Но и вам следовало сразу же, после того случая с несостоявшимся «родственником», поставить меня в известность. – К удивлению Александра, Элиас вовсе не разозлился, а казался, напротив, довольным. После недолгого молчания, он заговорил, будто сам с собой. – Конечно, «сбор кореньев на дальних болотах» – это сказочка для глупцов. Скорее всего, они отправились к Капищу. Это подтверждается тем, что шкатулку, в которой наверняка хранится Ключ, она забрала с собой. И это хорошо. Можно будет проследить их путь, и так обнаружить место Капища. А там уже – дело техники. Жаль только, что ваш человек не смог проследить за ними и не узнать точно, в какую сторону они направились. – Он опять затянулся сигарой, и прикрыл глаза, то ли от удовольствия, то ли чтобы лучше все обдумать.
Александр попытался внести свою лепту в размышления босса.
– Ну, направление мы знаем. Они пошли к дальним болотам, я смотрел по карте, где это, и могу указать приблизительно это место…. – Он не успел договорить.
Улссон открыл глаза и с досадой бросил:
– Да забудьте вы про эти идиотские болота!!! Может дед и пошел за корешками, но только не ОНА. – Потом его глаза блеснули ноябрьским ледком, и он, оживившись, спросил. – А куда точно вы отправляли ту экспедицию? Ну, которая пропала…? – Он поспешно схватил со стола небольшой черный пульт с несколькими кнопочками, нажал на одну из них.
На стене справа вспыхнула подсветка, и часть деревянной старинной панели, которыми был облицован весь кабинет, отошла в сторону. Под ней оказалась карта всего Кольского полуострова. Босс повелительным тоном проговорил:
– А ну, покажите мне точное место высадки экспедиции и дальнейший маршрут ее продвижения.
Глаза Ольховского слегка расширились от удивления, когда он увидел эту карту на стене. Она была точной копией карты генерального штаба войск Ленинградского округа. Ее не то, чтобы выносить за пределы территории возбранялось, ее нельзя было выносить даже за пределы кабинета. И нарушителю сего требования грозил военный трибунал. Он постарался не подать вида, что удивлен увиденным. Бодро поднялся из кресла, в котором уже расположился с удобством, подошел к карте, и чуть не присвистнул. Он был готов поклясться, что это была вовсе не копия, а самый, что ни на есть, оригинал. Очень интересно… Но обдумывать это у него не было времени. Он быстро нашел место, о котором спрашивал босс, и уверенно ткнул в него пальцем.
– Вот здесь производилась высадка, а далее, они должны были следовать вдоль северо-западного берега Ладожского озера. Затем, согласно разработанному маршруту, они собирались направится в сторону побережья Белого моря. Но экспедиция пропала. В последний раз они выходили на связь вот в этом квадрате. – И он уверенно указал место на карте.
Господин Улссон вдруг вскочил со своего места, и подбежав к карте уставился на палец Ольховского, которым тот все еще указывал на означенный квадрат. Глаза босса блестели, даже, всегда бледное его лицо посетил слабый румянец, все движения стали какими-то порывистыми и возбужденными, будто он хлебнул какого-то энергетика.
– Вот сюда мы и отправимся!! Уверен, ОНА ведет вашего Стрелецкого вместе с его потерянной памятью, – не удержавшись, вставил он шпильку Саше, – именно в это место. Собираемся немедленно. Завтра…, – но быстро глянув на свои часы, разумеется, баснословно дорогие «Ролекс», он поправился. – Нет, уже сегодня, мы должны вылететь на место. Будьте готовы к вечеру. Вы полетите со мной. Вы хотели более глубокого проникновения в тайну? Будет вам глубокое проникновение. А теперь можете идти. У меня много дел в связи с нашей экспедицией. Надеюсь, – он ехидно усмехнулся. Губы-ниточки раздвинулись в легком оскале, показывая белые маленькие, словно у грызуна зубы. – Очень надеюсь, что нас не постигнет плачевная участь вашей экспедиции. – Выделил он слова «вашей».
Это слегка покоробило Александра. Где-то глубоко, глубоко, шевельнулось, совсем забытое, из его далекой юности, чувство оскорбленной гордости. Но он быстро заглушил это легкое трепетание памяти. Сейчас было не время для идиотских рефлексий. Когда Александр уже подошел почти вплотную к двери, Улссон, будто спохватившись проговорил:
– Да, и захватите все материалы, касательно этой самой экспедиции. Все, что у вас есть. Можете это сделать вполне легально. Ваше начальство в курсе. – И небрежно махнул рукой, мол, можешь идти, холоп. А сам опять уставился в свою книгу.
Про себя Александр только хмыкнул. Да… Надо полагать, что в курсе. Если уж подобная карта висит на стене у непонятно кого, то начальству положено быть в курсе. Думается, это «в курсе» было приобретено за немалые деньги. Не успел Саша взяться за ручку двери, как та распахнулась, словно по волшебству. Шофер, он же охранник, стоял и выжидательно смотрел на него своими рыбьими глазами. «Не иначе, подслушивал, шельмец!» – Только и подумал Ольховский. Но тут же отогнал от себя эти мысли. Это дело босса, чем занимаются его люди. У Александра сейчас было и без охранника полно всяких забот.
Он думал, что уснет сразу же, как только голова коснется подушки. Но не тут-то было! Привычка анализировать весь прожитый день, сохранившаяся еще с курсантских времен, заснуть не давала. Понятно, что Улссон привык загребать жар чужими руками, и его отношение к местным «аборигенам» было тоже понятно. Высокомерное презрение. Это не вызывало удивления у Александра. Он сам был такой. Да и с какой стати он должен относиться по-другому к этому народишке, который за деньги и соврет, и будет плясать, и подачку приносить, словно дрессированная собака? Но сейчас, что-то немного поменялось. Внутри у него самого поднималась некая волна протеста. Кто он был для этого напыщенного норвежца? Таким же «аборигеном»! И так же таскает подачки и ждет в награду вкусную косточку! Ведь до сих пор его, Ольховского используют «в темную»! Экспедиции просто так не пропадают бесследно! И теперь Улссон думает, что его экспедицию не постигнет та же участь. Почему? Скорее всего, Улссон что-то знает такое, чего не знали все предыдущие, которые пропали. Вон, остался один Стрелецкий, да и тот в таком состоянии, что лучше бы и не находился. Что же такое скрывается за всеми этими бесследными исчезновениями, чего не знает он, Ольховский, но знает этот Элиас? И почему он от него скрывает важную информацию?
Александр поднялся, отправился на кухню. Там, в старой жестяной банке из-под чая, нашел давно забытую пачку сигарет. Курить он бросил уже давно, но сейчас ему страстно захотелось затянуться табачным дымом. Распахнул окно, впустив в комнату влажный холодный воздух, пахнувший бензиновыми выхлопами и, только чуть-чуть горьковатой осенней листвой. С удовольствием затянулся, и стал смотреть в ночь, впервые почувствовав свое неприкаянное одиночество и какую-то пустоту, будто внезапно очутился в вакууме. Раньше его это не тяготило. Напротив, он любил быть один. Может быть, на него так подействовал ужин у Натальи, ее неприкрытая и тоскливая любовь к нему? Глупости!! Она просто глупая баба, которая хочет показать свое превосходство над ним, Ольховским. Думает теплом дома и вкусной домашней едой может прельстить его!
Он не заметил, как выкурил сигарету до самого фильтра и закашлялся от горького дыма последней затяжки. Сердито выбросил окурок на улицу и закрыл окно. Сейчас ему надо подумать, как не сунуть свою голову под топор, но при этом, умудриться доказать боссу свою преданность. Если Элиас не желает ему раскрывать все тайны, то он, Александр, должен сам попробовать разузнать все, что возможно. И единственный человек, который мог ему в этом хоть как-то помочь, это Дорофеев Степан Ильич. Профессор этнографии и руководитель отдела, который отвечал за все исследования в этой области. Ведь это именно он, Дорофеев, отправлял последнюю экспедицию, и кому, как не ему знать истинные задачи и цели, с которой отправляли людей. Почему он раньше этого не сделал?! Дурак!! Но ничего, время еще есть. Впереди целый день, и он наверняка сможет что-нибудь разузнать. Уж если лезть в пекло, то по крайней мере, знать что ты там хочешь обнаружить. И лучше быть истопником, нежели тупым куском дерева.
Глава 5
Как я и предполагала, дед Авдей заартачился. Уперся как осел на месте, и сдвинуть его с этого самого места не было никакой возможности. Он считал, что долг Хранителя Пути он еще не выполнил, и посему решил довести нас до места. Против наших аргументов, дескать, мы и сами не заблудимся, он упрямо твердил:
– Я Хранитель Пути, и должен довести вас до конца этого Пути. Иначе, что ж тогда я за хранитель такой буду, если посреди дороги вас брошу?!
Тогда Божедар решил пустить в ход «тяжелую артиллерию». Причем, спроси он моего совета, я бы ему сказала, что эта самая «артиллерия» возымеет обратно-противоположное действие. Но кто ж меня бы спрашивал? Мы ведь сами – с усами… С тяжелым вздохом, он сообщил деду, что тому с нами опасно, потому что, за нами, если еще не началась, то вот-вот начнется самая настоящая охота. При слове «охота», глаза у старика разгорелись, словно в костер плеснули керосинчика. И он категорически, наотрез отказался возвращаться, пока «не выполнит свой долг»! Вот же…!!!
В общем, мы вышли еще затемно, и дед опять возглавил нашу «колонну». Шли прежним быстрым ходом, почти след в след. Временами я посматривала на Хукка, может пес почует опасность загодя? Причем, с какой стороны ожидать эту самую опасность, я не имела ни малейшего понятия. Но собака вела себя, как обычно, и постепенно я начала успокаиваться. Ведь могло же быть так, что предчувствие меня обмануло? А внутренний голос, ехидно так, эхом повторял: «Не могло, не могло, не моглооооо…».
К рассвету мы увидели, что небо впереди светлеет, лес стал редеть, а тропа пошла на подъем. И вскоре мы оказались на довольно высоком холме. Я завороженная открывшимся видом замерла, забыв выдохнуть. На сколько хватало глаз, впереди расстилались леса, с разбросанными в беспорядке окнами небольших озер. В воде отражалось розовеющее небо и неровные клокастые куски облаков. Барыня – Осень расстаралась, украшая свой наряд. Темно-малиновые листья рябин по окоему опушек, ярко-алые, будто объятые пламенем стволы осин, словно драгоценные ожерелья, обрамляющие окна озер, ярко-желтая листва берез, разбросанная словно солнечные пятна по темной зелени елей. И так до самого горизонта, на котором поблескивало тонкой полоской, похожая на спящую деву-водяницу, Ладожское озеро. Моя память услужливо мне подсказала: «Нево…». И сердце сразу забилось в груди пойманной птицей, словно пыталось вырваться наружу и полететь без оглядки туда, где свинцовые волны лижут прибрежные камни, поросшие разноцветием мхов и лишайников, туда, где стоит, дожидаясь своего часа, когда людское племя наконец вспомнит своих предков, Родовое Капище. И перед внутренним взором предстали все шестнадцать столбов Куммиров, окружающих холм, в центре которого на камнях Вышним Взором был выплавлен знак Дунии2, означающий воссоединение Огня Небесного и Огня Земного. И, бившееся до этого в страстном порыве сердце, вдруг замерло, словно в благоговении, и поддавшись внезапному порыву, я встала на колени, схватила небольшой камешек и стала что-то чертить им на каменной площадке, на которой стояла.
Все это было проделано, будто во сне. Очнулась я только когда услышала над собой голос старика:
– Все верно, дочка… В такие минуты только и обращаться к памяти и силе предков…
Будто сбросив легкую паутину сна, я посмотрела на свои кровоточащие пальцы, которые ободрала об камень, пока рисовала. Затем, перевела взгляд на свой рисунок. Четыре узких загнутых лепестка с кружками на конах, будто под дуновением ветра, склонившиеся по часовой стрелке. Где-то, вытащенная из глубин памяти, проскочила мысль: Символ Рода, означавший связь поколений и дающий защиту предков. Вот, что это было такое. Вся мишура предрассудков и ограничений, навязанных ложной историей, которой нас пичкали всегда, слетела, словно пожелтевшие листья берез под дуновением суровых северных ветров. И я словно другими глазами посмотрела на окружающий нас Божий Мир. Как все просто, и, одновременно, как все сложно. Просто, потому что Бог уже дал нам источник знаний, из которого мы должны были понять, как создавалась ЖИЗНЬ. Каждый цветок, каждая былинка – это символы нашей вселенной. Нужно просто уметь увидеть, и тогда наша жизнь совершенно поменяется, заиграв не бледными черно-белыми красками, а множеством цветов и оттенков. И тогда, наконец, мы поймем, кто мы и для чего мы пришли в этот мир. А сложно, потому что, для понимания этого, нам придется понять кем мы являемся на самом деле, мы должны перестать себе лгать, и пытаться выстроить нелепый, кажущийся нам красивым, замок из песка собственных иллюзий, пытаясь спрятать за его неустойчивыми стенами свои пороки и ошибки.
Все эти мысли вихрем промелькнули в моей голове, и я засмеялась от счастья, словно скинув некие оковы, которые мешали мне взлететь. Я вскочила на ноги и расправив руки в стороны, словно это были крылья, шагнула на самый край скалы, готовая сорваться в полет. Взошедшие лучи солнца в этот момент ослепительно брызнули из-за горизонта, согревая своим светом не только тело, но и освещая саму душу, даря веру и надежду, что Истинный Свет не дано погасить никому. Рука Божедара легла на мое плечо, и склонившись к самому моему уху, он прошептал так тихо, что могла его услышать только я.
– Полетели…
Я не успела ответить. Что-то, вдруг встревожило меня, спугнув ощущение возможности полета и безграничной радости. Я вдруг напряглась, словно зверь, почуявший охотников. На самом горизонте появились две черные точки, который стали быстро увеличиваться. До слуха донеслось их железное стрекотание. Хукка вдруг сорвался с места, подскочил к самому краю камня, на котором мы стояли, и принялся отчаянно лаять в ту сторону, будто пытаясь их напугать. Божедар, внимательно следивший за их приближением, спокойно проговорил:
– Ну вот, и охотники пожаловали…
Не скажу, чтобы это уж стало такой неожиданностью для меня. Но, где-то в глубине души я все же надеялась, что все обойдется, что мы успеем проскочить. Не обошлось. Я посмотрела на Божедара:
– Как мы сейчас действуем? – Голос немного охрип, но не от страха, а от волнения перед предстоящей битвой.
А то, что эта битва неизбежна, я нисколько уже не сомневалась. Эх, нам бы только до входа в Капище пробраться, а там… там Род нас защитит. Разумеется, под битвой я подразумевала вовсе не отчаянную перестрелку. Скорее это будет больше похоже на состязание в уме, хитрости, ловкости и умения правильно выстраивать стратегию, а возможно, придется применять кое-что и посерьезнее. Жаль я не обладала силой Айникки, моей бабки. Наверное, это последнюю мысль-сожаление я высказала вслух, потому что, за спиной у меня раздался чуть насмешливый голос Авдея.
– А кто тебе такое сказал? Твоя бабка была настоящей Дисой3, думаю, и тебе кое-что от нее досталось…
Я нахмурилась, словно не услышала сказанных им слов.
– Все, дед… Шутки кончились. Поворачивай-ка ты к дому. Мы с Божедаром выкрутимся как-нибудь, а тебе еще Алексю воспитывать. Подумай о внуке. Ты свою миссию выполнил. Вон оно – Нево, отсюда видно. Тут уже не заблудимся. Прямо сейчас и уходи, и Хукку с собой забери, а то, не ровен час, эти ироды его пристрелят. Нас не тронут, мы им нужны, а вот собака им со стариком совсем без надобности.
Авдей растерянно смотрел на меня взглядом обиженного ребенка, которого обманули взрослые. От этого его взгляда у меня защемило и заскулило сердце, но я посоветовала ему заткнуться, и встретила взгляд старика так же сурово хмурясь, давая понять, что я вовсе не шучу. Тогда он посмотрел на Божедара с надеждой, как видно, рассчитывая на мужскую солидарность. Но тот меня не подвел и ответил на его немой вопрос или просьбу, чуть мягче, чем нужно было, но тоже весьма твердо:
– Боюсь, что Верея в данной ситуации права. Они охотятся за нами. А тебя просто отметут, или того хуже, пристрелят, как ненужного свидетеля их бесчинств. Мы не можем рисковать. И потом, ты же знаешь, это наша ноша, и нам ее нести. Ты и так уже сделал все, что было положено. Тут я согласен с Вереей. Тебе нужно уйти. И чем быстрее, тем лучше.
Авдей окончательно сник. Я отвернулась, чтобы не видеть его несчастной физиономии. Старик потоптался на месте немного, шмыгнул носом, и попытался предпринять еще одну попытку.
– Так я же здесь каждый кустик, каждую кочку знаю. Этот лес для меня родной. Я ж здесь партизанил…. Я вас такими тропами проведу, что никакой супостат и не найдет…
Божедар посмотрел на меня вопросительно просяще, но я ответила твердым взглядом и отрицательно покачала головой. Ну вот, а еще говорят у мужчин твердая воля и сердце, как камень в нужный момент. А оказалось – мягкая глина. Я даже немного разозлилась на него. Вот, дьявол!! Ведь оба отлично понимают, что я права, а злыдню делают из меня! А ведь мне труднее было отказать Авдею. Ведь я его знала с самого детства, и он мне был не просто знакомым моей бабули, он был мне родным. Собрав всю свою волю в кулак, я твердо проговорила:
– Все, дед… Давай прощаться. Время дорого. Сейчас, насколько я понимаю, они начнут высаживать десант, и пойдут лес прочесывать. Нам надо спешить. Ступай с Богом, и будь осторожен.
Я сделала два шага по направлению к Авдею и крепко того обняла. Он не ответил на мои объятия. Его руки безвольно висели вдоль тела, а борода начала мелко-мелко трястись. Чтобы не видеть этого, я присела перед своей собакой, потрепала его по загривку и тихонько прошептала:
– Все, Хукка… Ты сейчас пойдешь домой с Авдеем. Слушайся его и… береги. Мы скоро вернемся. – Пес жалобно заскулил, нерешительно мотнув своим хвостом-колечком, илизнул меня в щеку. И этот туда же! Я поднялась на ноги и строго проговорила, не понятно к кому обращаясь, то ли к старику, то ли к Хукку. – Дебаты окончены. Всем – домой!!
Пес обижено гавкнул на меня и тихонько зарычал. А я разозлилась. Они что, и вправду думают, что сердце у меня из камня?! Рявкнула на собаку:
– Кому сказано, домой!!
И, не дожидаясь Божедара, зашагала размашисто вниз с холма, на ходу глотая слезы. Я шла ничего не замечая вокруг, не огибая мелкий кустарник, ломилась, словно лось, уходящий от погони, через заросли кустарника и высоких пожелтевших трав. Вот пускай, Божедар и разбирается сам со своей мужской солидарностью!!! А мне надо спешить. Я немного успокоилась только тогда, когда спустилась с холма. Здесь треск вертолетов звучал совсем глухо, и если бы я не видела их своими глазами, то могла бы принять за тихое стрекотание каких-то птиц вдалеке. С тоской оглянулась назад, и увидела, как по склону быстро идет, почти бежит Божедар. А на самой вершине холма замерла одинокая фигурка старика, держащего собаку за ошейник. Мне опять захотелось разреветься, но я сдержалась. Не ко времени сейчас все эти эмоции. Ох, не ко времени… Но на душе сделалось немного спокойнее. По крайней мере, за Авдея и Хукку можно было сейчас уже не волноваться. А прощения я у них за свою грубость потом попрошу, кода вернусь. Мерзкий голосишко внутри меня пискляво произнес: «Если вернусь…» Я сжала кулаки и сквозь зубы прошипела сама себе: «КОГДА вернусь!».
