Kitabı oku: «Договорились. Цена, которая себе»

Часть 1. День, который испорчен с самого начала
Глава 1.1

Сегодня Карина хотела выглядеть сногсшибательно. Чтобы Трунов искусал локти до костей от досады, а Зайкин от восторга кончил на месте с первого взгляда. Ей нравилось ловить собственное отражение в восхищенных глазах. А в зеркало она смотреться не любила. Но приходилось делать это часто. Хотелось быть уверенной, что одежда сидит как надо, волосы не встали дыбом, косметика не потекла по коже.

Любуясь новым платьем, Карина терзала себя сомнениями, не вернуть ли его, потому пока не отрывала ценник.

– Ты на учебу собралась или на панель? – сиплый голос отца отдавал презрением. – Хоть пиджак накинь, и тот длиннее будет.

Сутулая фигура в кальсонах с выжатыми руками, висящими по бокам, показалась в проеме. Сзади журчал бачок унитаза.

– Это платье стоит сто тысяч, – натягивая подол к коленям, огрызнулась Карина. – Грех такое закрывать дешевым пиджаком.

– Ничосе, – лысая голова отпрянула назад, показав второй подбородок. – Трунов твой раскошелился? То-то ты дома почти не ночуешь. На платье себе зарабатывала, значит.

– И заработала, – процедила она, глянув на отца с очерствелой злостью.

Что-то пытаться объяснять давно потеряло смысл. Карина теперь на все его издевки отвечала сарказмом, в котором со всем соглашалась, хоть в груди и сгущалась раскаленная жижа, тягучая и бурлящая.

– Глянь, мать, работница года! На платье себе заработала! – отец кивнул в сторону кухни, откуда слышалось монотонное бормотание. – Она у Трунова в спальне, поди, на доске почета висит, как самая старательная. Интересно, в кого она такая.

Последнее предложение он произнес с особым омерзением. Мамин голос, сам по себе низкий, грудной, по коридору доносился до Карины, как из потустороннего мира. Неразборчивая молитва превращалась в угнетающую мелодию саспенса. Давность ремонта, скрип половиц и потрепанность мебели дополняли атмосферу унынием и безнадежностью.

Мама не откликнулась. Отец махнул рукой и ушел в большую комнату, где бурчал телевизор.

Карина еще раз посмотрелась в зеркало. Приталенное, на бретелях, винного оттенка, с ажуром на груди и тремя направляющими по животу, платье идеально обтекало ее фигуру, придавая элегантной сексуальности. Вчера в бутике ДЛТ¹ Карина вышагивала в нем поступью пантеры по лоску черного мрамора, отражаясь не только в зеркалах, но и в потолке, и в стенах, наполированных до кристальной гладкости. Там платье казалось второй кожей, естественным атрибутом царицы. А в тесной хрущевке, где обои отходили от стен и линолеум протерся до дыр, она казалась себе нелепой. Адским чучелом, напялившим рясу святого. Стыд не позволял смотреть отражению в глаза.

Это был подарок на день рождения. Самой себе. Ей давно мечталось влететь в самый пафосный торговый центр, где одеваются лучшие у лучших, и купить любое платье, которое приглянется, невзирая на цену. Приглянулось это за сотню тысяч. Там продавались и дешевле, в несколько раз, и внутренняя жаба урчала, когда Карина прикладывала карту к терминалу на кассе, но она строго себе наказала, что не будет жалеть, что пора начинать жить, что можно себя и побаловать. «Ты заслужила», – твердила в уме.

– Шикарное платье! – из комнаты выбежала Полина в школьной форме.

Карина только сейчас заметила, как сестра за лето вытянулась и постройнела. Она на ходу заплетала русые волосы в длинный хвост. Белая блузка вылезла из черной юбки и раскрыла плоский живот. В пупке блестел серебряный пирсинг.

Сначала не поверив, Карина округлила глаза и пригляделась.

– Это что? – спросила шепотом, развернув сестру за плечо и ткнув пальцем в серебряный шарик с белым фианитом.

Полина скрючилась на секунду, а потом посмотрела с ухмылкой.

– А это? – она подергала ценник сзади, свисающий на молнии, и выпучила глаза. – Сколько?!

Карина облизала губы и пожала плечами.

– Подарок на день рождения, – пояснила виновато.

– От Трунова, что ли?

На ее усмешку не стала отвечать и прокрутилась, чтобы в последний раз убедиться в правильности вчерашнего спонтанного выбора.

– Дашь поносить?

Зеленые глаза Полины расширились до умиления, брови поднялись, растянутые черной тушью ресницы растопырились.

– Я сама еще не носила, – ответила спокойнее Карина и поправила плечи, а потом сморщилась, кивая в сторону родительской спальни, и прошептала. – Не спались только. С говном же съедят.

– Че, я сама не знаю?

Полина толкнула ее тазом грубо и заняла место перед зеркалом.

– Я так уже три месяца хожу, между прочим. Даже ты только заметила, – хихикнула она. – Ну, колись, Трунов разжмотился? Или нового спонсора нашла?

Карина только закатила глаза и, схватив сумочку, вышла из квартиры с мыслью: «Завтра перееду».

Питер хмурился, как обычно. В этом городе, казалось, вообще не бывало легких дней, чтобы совсем без облаков и ветра. Вечно где-то около кружили тучи, грозясь проливными дождями или того хуже нескончаемой моросью. Карина не взяла с собой ни зонт, ни куртку, потому что хотелось явиться в полноценном образе без лишней громоздкости и ненужных деталей. Плечи сжимал зябкий утренний холодок, и ветерок залетал под платье снизу. Но она привыкла приносить в жертву красоте комфорт.

Праздник был не только у нее. Школьники, нарядные, в бантах и бабочках, с цветами и гордыми родителями, шли на линейки Первого сентября. И все вокруг преображалось осенними красками, хотя дух лета еще витал в воздухе.

А в метро всегда было буднично. Эскалаторы мерно несли ленивых вниз под бодрый рекламный голос. Торопливые пробегали мимо с гулким стуком подошв о металл. Хмурые люди наполняли вагоны битком, и поезда со скрипом неслись по черным тоннелям. Карина смотрела на красную мигающую линию, которая указывала направление от станции к станции – в застойной толпе пассажиров так ощущалось движение.

От метро до университета Карина добиралась пешком и торопилась. Профессор Губкин, декан факультета, не любил опоздунов. Он уже вел у них один короткий курс в прошлом году и запомнился строгим отношением к дисциплине.

Оказалось, зря спешила. Пришла минут на пятнадцать раньше. Минуя гардероб, Карина направилась в аудиторию. Лекция проходила на третьем этаже. Студенты сновали по коридорам. Из кабинета в кабинет переходили сотрудники факультетов. Преподаватели с портфелями расходились по кафедрам. Карина поднялась на два пролета, быстро перебирая ногами, глядела вниз, боялась наткнуться на чей-нибудь взгляд. И на лестничной клетке второго этажа уткнулась в упругую грудь. Пахло дорогим ароматом кедра и цитруса.

«Трунов», – Карина произносила эту фамилию про себя как ругательство. Челюсти стиснулись. Она отступила на шаг и нехотя посмотрела ему в лицо.

Когда-то ей нравилось смотреть в это лицо: квадратное, строгое, с широким ртом и маленькими глазами хвойного цвета, которые всегда казались ей ненатурально красивыми. С тех пор мало что в нем изменилось. Только мускулы стали бугристее и волосы отросли. Теперь он собирал их в маленький хвост на макушке. А раньше всегда укладывал на левый бок.

***

Свой самый первый день в университете Карина только этой встречей и запомнила. Он смеялся в компании парней и девчонок у крыльца. Все были одеты стильно и дорого, по последнему писку моды, что сразу выделяло их из общей массы и оповещало остальных: «Элита». А он выделялся особенно: горделивостью, статностью, крутизной. Она, бедная скромница в потертых не по дизайну джинсах и растянутой толстовке, смотрела на ребят зачарованно. Ей нравилось все: и смелость стиля, и свобода манер, и уверенность в собственной значимости. Сердце екнуло сразу дважды, во-первых, потому что влюбилось, во-вторых, потому что разум ему подсказал – надеяться не на что.

Трунов ее первый месяц не замечал. А Карина постоянно наблюдала за ним с последней парты и всегда смущенно отводила взгляд, когда он непроизвольно отвечал на ее внимание. Не находя ничего интересного, хвойные глаза убегали обратно. Она томно вздыхала и продолжала любоваться.

Помог случай.

Карина набирала в пластиковый стаканчик кипятка, чтобы повторно заварить пакетик черного чая с бергамотом, лишь бы скоротать длинную перемену. Кулер стоял в столовой у входа. Только она закончила и развернулась, как распахнутая дверь прилетела в нее сбоку и опростала стаканчик прямо на грудь. Кипяток ошпарил кожу. Карина согнулась знаком вопроса, зажмурилась и взвыла.

– Снимай! – раздался над головой резкий голос.

Сильные руки схватили рубашку за воротник и легко ее располовинили, сорвав слабые пуговицы. Карина вздохнула судорожно. Грудную клетку освежил мокрый холод. Тело расслабилось. Она открыла глаза и увидела, как он ухмыляется, без стеснения пялясь на ее грудь в одном бюстгальтере.

– Уоу, – оценил Трунов, приподняв левую бровь.

Карина замерла, даже не попытавшись прикрыться. Шок не позволял мыслить трезво, да и вообще никак. Все функции отключились разом. Только ресницы хлопали. И кожу на груди жгло. Теперь казалось, что от его взгляда. Хотя на нее уставилось еще десятка три таких же внимательных.

– Блин, прости, на, – опомнился он, быстро стянул с себя свитер и накрыл ее спереди, словно фартуком, аккуратно повязав рукава на шее сзади.

Делая это, он приблизился к Карине почти вплотную. Она задрожала от избытка возбуждения и глубоко вдохнула его кедрово-апельсиновый запах, думая про себя, что мечта уже сбылась, даже если он и дальше будет ее не замечать.

– Неловко вышло, – улыбнулся Трунов.

Она кивнула, кусая губы, и прижала кашемировый свитер к раздраженной коже, а сама не чувствовала ничего, кроме пульсации в венах. Кровь тоже кипятилась.

– Карина, кажется?

Уголки ее губ потянулись вверх.

– Владислав?

– Влад. Для Владислава я пока еще юн.

Карина расплылась в глупой улыбке.

– Ты не думай, я обычно девушек так сразу не раздеваю. Честно хотел помочь.

В хвойных глазах смущение не читалось, наоборот, нахальство, притягательное и умопомрачительное. Она захихикала, прикрыв рот рукой.

– Но, конечно, всегда в кайф совместить приятное с полезным.

Влад подмигнул. Карина смутилась и опустила по уши влюбленный взгляд в пол, боясь выдать себя. Это не помогло. Все тело, зажатое и неловкое, выдавало ее.

***

Теперь она сжималась от нежелания его видеть и слышать. Трунов тоже с презрением морщился. Рукой уперся в деревянные перила и перетянул вес на левую сторону.

– Тебе глаза для чего, Ермакова? Только в мужиков ими стрелять, что ли?

– Ну, не на тебя же смотреть, – Карина отвернулась к желтой стене, на которой криво висел деревенский пейзаж в пластиковой раме с имитацией дерева.

Она попыталась сделать шаг в сторону, чтобы его обойти, но бывший шагнул за ней.

– Ты зданием не ошиблась? Здесь учебное заведение, а не бордель.

– Не ошиблась, – пришлось снова посмотреть ему в глаза, как всегда нахальные. Этот взгляд до сих пор заставлял ее нервничать. И это злило. – Че ты цепляешься ко мне?

Трунов приподнял широкий подбородок и усмехнулся.

– Сама тут передо мной жопой виляешь. Бесишь.

Карина просверлила его спесивым прищуром.

– Бесит, что эта жопа тебе больше не по карману?

– А кому по карману? Этому клоуну Зайкину? – он едва заметно поморщился, глядя свысока. Высокая стать, обретенная за годы игры в волейбол, позволяла ему делать это буквально. – Нашла дурачка. Жалко его.

Трунов сделал полушаг к ней и встал совсем близко.

– Себя пожалей. Тобой я даже пользоваться не хочу.

Она оттолкнула его и поскакала по ступенькам. Ноги подкашивались. Шпильки шатались. Только перила спасали. Взгляд маленьких зеленых глаз следил за ней.

– Стерва, – прилетело в спину.

Глава 1.2

В аудитории Карину ждал сюрприз. Она его предвкушала, потому что он повторялся уже который раз. Однокурсники, посмеиваясь и переговариваясь, столпились вокруг последней парты, ее обычного места на всех лекциях. Над толпой возвышалось воздушное сердечко с надписью «С днем рождения!». Фольгированное покрытие отражало свет во все стороны: на белый потолок, желтые стены и серый линолеум на полу.

– Кариша! – раздался бодрый баритон.

Она скисла сразу на входе, как только блеск сюрприза ослепил глаза. Толпа обернулась. Зайкин лыбился, шмыгая красным от постоянного насморка носом.

Высокий и тощий, он предпочитал короткие и широкие штаны, наподобие тех, что носил Незнайка в советском мультике. И всегда выбирал цветастые футболки с нелепыми принтами, а к ним зачем-то подбирал дурацкие галстуки. Сегодня принарядился, напялил желтый костюм с голубой рубашкой и серебристой бабочкой. Штаны, как обычно, были свободными, а пиджак коротким. Но первыми в глаза бросались толстоносые ботинки из красной кожи, явно на пару размеров больше, чем надо. Носки постоянно хлюпали при ходьбе – Зайкин этим гордился.

– С двадцатым днем рождения! – провозгласил он, резко выпрямившись и спрятав руки за спину, как бравый гусар.

Его прямоугольная голова всегда чуть возвышалась над толпой. Карина бросила в поклонника сердитый взгляд, поджав губы, и остановилась на входе. Ребята расступились. Она увидела цветочную композицию в корзине во главе с нежно-оранжевыми лилиями.

Заиграла «Happy birthday to you» из чьего-то телефона. Зайкин поднял со стола торт в форме сердца с женским бюстом из мастики и понес его на вытянутых руках вперед. Карина не стала стоять на месте и ждать торжественного вручения подарка. Она направилась ему навстречу, чтобы с гордостью пройти мимо.

Только когда Карина отпихнула рукой торт, Зайкин снял идиотскую улыбку с лица. На секунду застыл, а потом чихнул прямо на подарок. Карина закатила глаза, шагая меж рядов, но не обернулась. Он развернулся за ней, споткнулся о выпирающую ножку стула и упал. В спину плюхнулось что-то мягкое и тяжелое.

«Сто тысяч! – взвыла жаба в душе, которая до сих пор не приняла эту трату. – Теперь точно не верну». Пугающая мысль пронеслась молнией по нервам в спинной мозг. Плотная досада охватила грудную клетку. Аж ребра трескались от возмущения.

Карина медленно развернулась, чувствуя, как приятная ткань липнет к спине. «Вот дебииил!» – в ней проснулась разъяренная стерва и быстро вытеснила жабу.

– Зайкин! – рявкнула она со всей ненавистью, на которую была способна.

Остатки торта валялись под ногами. Бюст почти сохранился. Карина всмотрелась в сахарную себя, приплюснутую и покоцанную. Из сливочного крема вырастали хрупкие плечи, тонкая шея и огромная эллипсоидная голова с размазанными чертами лица. По краю сохранилась кремовая надпись: «С любовью, Зайкин».

Распластавшись на полу, он извинялся глазами. Веки увлажнились и покраснели, словно он готовился разреветься. Потому взгляд казался особенно жалостливым. Однокурсники хохотали. А Карине было не до смеха. Она широкими, насколько позволяли шпильки, шагами пошла на него. Зайкин быстро вскочил и попятился назад, выставив руки вперед, будто сдавался полиции.

– Кариш, прости, я не специально же, – бормотал, не отпуская ее гневных глаз, которые медленно наливались кровью и жаждой мести.

– Ты мне это платье, придурок, языком вылижешь!

Она ткнула пальцем с напором в его грудь, морщась и почти скалясь, как одичалая собака.

– Ага, – ответил Зайкин пугливо, упершись в преподавательский стол, и неловко плюхнулся на него.

– Зай, другое ей вылижи, – Гурьев приставил рогатку из пальцев ко рту и высунул язык, шевеля им, как змея.

Карине он всегда был противен. Узкий, несуразный, с лоснящимися волосами, Гурьев часто пошлил и вел себя развязно, пренебрегая остальными. Типичный обиженец на всех и вся, тщательно скрывающий собственную уязвимость, давно решила она.

– Ооо, – загалдела толпа.

Пузатый Иванов, Гурьевский закадычный дружок, заржал как над остроумной шуткой. Кто-то свистнул, кто-то кашлянул, кто-то фыркнул с отвращением. Остальные смеялись. Карина оглядела однокурсников, разбросанных по партам и рядам.

– Гур, блин, держи свой спермотоксикоз в себе, – вступился Варданян, видный брюнет с размашистыми плечами и гордой осанкой.

Этот, напротив, держался хороших манер и ко всем относился уважительно, но любил поучать и умудрялся даже читать нотации. К Карине он относился то ли с брезгливой осторожностью, то ли с благородным снисхождением. Она поблагодарила его взглядом за поддержку.

– Ермакова, не отказывайся, он в этом спец! – выкрикнула длинноногая рокерша, которая всегда ходила в коже и металлических шипах, Самойлова Света.

Ни девчачье хихиканье, ни пацанский ржач не могли заглушить в Карининой голове мощный поток матерных эпитетов к Зайкину, но вдруг выплыл скромный вопрос: «Откуда ей знать?», который тут же утонул в водопаде нецензурной брани.

– Да ладно, Кар, – заступился за друга Гога, щуплый и невысокий шатен в клетчатом кардигане. – У него аллергия просто. Подумаешь, платье.

– Знаешь, сколько это платье стоило? – не сдержалась Карина, метнув в него злобный взгляд, и тут же покраснела, осознав, что выдала собственную скупость.

Гога нахмурился. Смешки еще гуляли по ухмылкам однокурсников.

– Че, Ермакова, так за шмотку печешься? – вступила Игнатьева, считавшая себя лучшей подружкой Зайкина и презиравшая Карину за то, что та его так бессердечно отвергала каждый раз. – Платье в прокат, что ли, брала? Влипла ты, походу, на сотку.

Однокурсница уже стояла за ее спиной и демонстрировала всем ценник, который Карина забыла всунуть внутрь платья. «Надо было сразу оторвать», – досадовала она, закрыв на долгую секунду глаза. Когда обернулась, увидела, как лисья мордашка со жгуче-черными пучками волос вместо хвостиков, высокомерно щурится. Игнатьева пыталась ее сканировать.

По аудитории понеслись шепотки. Все глазели с ехидством и подковыркой, будто видели ее голой под этим платьем.

Карина ненавидела в себе этот стыд, но не могла его не испытывать. Он всегда был внутренним фоном, но в такие моменты вылезал наружу, и становилось тошно. От собственной глупости, неумолимого желания казаться лучше, чем есть, жалких попыток прикрыться чем-то извне.

– Я компенсирую, – вызвался Зайкин, выпрямляясь.

– Не надо! – Карина резко махнула рукой. – Химчистки будет достаточно.

Выходить красиво из нелепых ситуаций она не умела, поэтому судорожно искала возможность переключиться. Требовалось во что-то переодеться. Образ все равно был безнадежно испорчен. И ходить в грязном и липком платье весь день не хотелось. Карина посмотрела на Зайкина сверху вниз оценивающе.

– Рубашку снимай.

Он вытаращил глаза.

– Воу, воу, – реагировала толпа.

Игнатьева ухмыльнулась, скрестив руки. Варданян с Гогой переглянулись. Все приготовились к горячему.

– Снимай, говорю! Надо же мне что-то надеть взамен.

Карина не сомневалась, что его рубашка будет выглядеть на ней как платье, возможно, даже более длинное, чем то, которое Зайкин испачкал. Он был выше всех на курсе и вообще всех, кого она когда-либо встречала, как будто рос не на этой планете, а на каком-нибудь Марсе, где гравитация действовала значительно меньше.

– Ладно, – сдался он и начал стягивать пиджак.

– Зай, постой, давай под музыку! Порадуй девчонок, – крикнул Гурьев, довольный до безобразия, будто сам жаждал стриптиза, и уже копался в телефоне в поисках подходящей мелодии.

Девчонки хихикали.

– Гур, давай, не будем афишировать наши отношения, – Зайкин глянул на друга с фальшивым упреком, потом на Карину боязливо и принялся расстегивать пуговицы на рубашке.

Она следила за ним, не спуская глаз, чтобы не сбежал. Но он стоял на месте и даже двигался медленно, с неохотой. Постепенно из-под голубого хлопка стала проявляться ключица, туго обтянутая белой кожей. Затем показались грудь и ребра. Карине раньше представлялось, что Зайкин – просто скелет под балахонами, в которых он вечно ходил, а оказалось, у него были мышцы, крепкие, рельефные, будто отлитые из бронзы, причем талантливым скульптором. И жилистые руки выглядели сильными и цепкими. Даже на животе проступал отчетливый пресс.

Зайкин полностью стянул рубашку, чуть подавшись вперед, как раз тогда, когда Гурьев включил музыку. Несколько девчонок зааплодировало.

– Не останавливайся, Зай, – ухмылялся Гурьев.

– Дома доделаю в приватной обстановке, – подмигнул ему Зайкин и, смяв рубашку длинными пальцами, протянул ее Карине.

Гурьев с Ивановым заржали. Некоторые тоже улыбнулись. Она оглядела передачу спесиво и приняла.

– Там, вообще-то, в цветах еще кое-что, – пробормотал Зайкин, берясь за пиджак.

Он кивнул на огромную композицию в корзине, которая стояла на парте на месте соседки. Настена, как обычно, опаздывала. Карина бросила туда взгляд и поморщилась.

– Мне от тебя ничего не нужно.

Она двинулась было к выходу, но Зайкин быстро метнулся к лилиям и вынул из листьев пластиковую карту, белую с нарисованным черным бантиком.

– Это подарочный сертификат в «Икею».

«Че, блядь?» – когнитивный диссонанс остановил в ней все мыслительные процессы. Вопрос выразился в приподнятой брови и скептическом взгляде. На губах кривилась усмешка.

Зайкин не выходил за рамки собственного репертуара. На первом курсе перед Новым годом Карину ждал огромный плюшевый пингвин в смокинге с озорным взглядом, которого пришлось вывозить обратно на грузовом такси вместе с печеньем и цветами. На День всех влюбленных он преподнес ей хлопковое нижнее белье спортивного кроя (не зная размера, купил сразу три комплекта), подслушав, как Карина жаловалась на неудобство кружевного бюстгальтера и стринг. Она от злости напялила трусы ему на голову, а приложенный торт расплющила. На Восьмое марта он почему-то решил, что ей не хватает домашнего кигуруми с головой оленя вместо капюшона. Она в ответ обозвала оленем его, а костюм выбросила в мусорку, бонусные пирожные полетели следом.

– Настена сказала, что ты скоро съезжаешь от родителей. Пригодится, – пожал плечами Зайкин и отмахнулся от плавающего возле шарика.

«Опять продалась, сучка», – ругалась Карина на подругу, сжимая в кулаке его рубашку. Она не любила, когда ее личное становилось публичным. Не хотелось делиться со всеми планами, особенно с Зайкиным, от которого она давно мечтала улететь в другую галактику, хотя не сомневалась, что тот бы кинулся за ней и в черную дыру.

– Ты же знаешь, я от всего сердца, – протянул он, сделав несколько быстрых затяжек носом. – Полезная ведь штука. Чего ты выпендриваешься?

Однокурсники давили на нее легким недоумением и брезгливым осуждением. Зайкин бесил своей непосредственностью. И всем своим нелепым видом. В желтом пиджаке не по размеру на голый торс он выглядел особенно глупо. Карину раздражала его слепая влюбленность. И навязчивость, и вечное желание ей услужить, и внимание остальных, которое он постоянно привлекал к ней тупыми ухаживаниями.

– Зайкин, блин, достал! – не выдержала Карина и резко двинулась к нему. – Отвали от меня уже. Сколько можно? Не нужны мне твои подарки.

Она смахнула корзину со стола и выбила ладонью сертификат из пальцев. Карточка закругленным уголком уткнулась ему в живот, спикировала вниз, поскакала с носка на носок алых ботинок и, наконец, успокоилась под партой. Цветы неровным веником развалились у ног Самойловой, что сидела напротив. Корзина откатилась в угол. Зайкин нагнулся за сертификатом и осмотрел развалившуюся кучку растений с такой тоской, будто сам выращивал, а какая-то коза их пожевала и выплюнула.

Поднявшись, он посмотрел Карине в глаза и негромко произнес:

– Я же люблю тебя.

Она побагровела то ли от гнева, то ли от стыда и вознесла лицо к потолку, сдерживая порыв впечатать ему что-нибудь твердое в рожу. Ничего подходящего вокруг не нашлось. И Карина, размахнувшись, шлепнула по шарику с громким хлопком.

– Подавись своей сраной любовью.

Надувное сердечко стукнуло Зайкина по голове. Он зажмурился и съежился, как будто удар нанес ему невыносимую боль. Гнев на мгновение сменился жалостью, но Карина тут же разозлилась опять, поймав упрекающие взгляды однокурсников. Толпа снова зашумела, зашепталась, задвигалась.

– Зай, забей. Она того не стоит, – Игнатьева не могла не высказаться, – Слухи же не просто так ходят. Надежный источник сообщил, что она на первом курсе препода пыталась, но не удовлетворила. Вот он и поставил «неуд». А ты перед ней распинаешься.

Карина покраснела, но ничем таким же хлестким не могла отразить атаку. К Игнатьевой было не придраться: знойная, умная, авторитетная, из приличной семьи, в серьезных отношениях с Гогой с первого курса и одежда всегда подобрана со вкусом. Легче было стерпеть и смириться.

– Трунов – твой надежный источник? – голос Зайкина звучал резче и с нажимом.

Игнатьева хотела что-то ответить, но ситуацию спасла вбежавшая в последний момент Настена. Запыхавшаяся, румяная, круглощекая, она смешно перебирала ногами в узкой юбке и пыхтела периодически на розовую челку, которая забивалась в глаза. Русая коса виляла сзади, как коровий хвост.

– Фу, блин, еле успела, – пробормотала она в возбуждении, рухнув на стул за последней партой, и даже не обратила внимания на шарик, разбросанные цветы и настороженную толпу.

Зайкин тем временем пытался вернуть букету приличный вид. Оставив мелкие листья и лепестки на полу, он поднял корзину одной рукой, второй отвязал шарик, а зубами зажал сертификат и отправился на первую парту вслед за Игнатьевой. Многие на него поглядывали и перешептывались, украдкой смотря и на суровую Карину. Она чувствовала эти презрительные ухмылки, но устала на них реагировать.

– Че я пропустила? – опомнилась Настена, с любопытством оглядываясь по сторонам.

Карина посмотрела на нее и усмехнулась. Подруга тоже не выходила за рамки своего репертуара.

– Из-за тебя еще и на пару опоздаю, – проходя мимо Зайкина к выходу, проворчала Карина.

Он только поджал губы.