Kitabı oku: «Мечта некромантки», sayfa 3
Глава 3, в которой на далеком острове Чеврабин появляется танцующий маг, способный зачаровать даже суровых чеврабинцев
Год моей странной жизни в этом мире превратился в постоянное бегство. Забиться в какую-нибудь нору и спокойно искать способ вернуться домой невозможно: если не менять образ, чужое лицо врастет, и я никогда уже не верну своего, даже не вспомню.
А после того, как я попал в ловушку и долгое время был заключен в какую-то мерзкую статую, я потерял себя. Кем я был? Как оказался в этом мире? Блондин я или брюнет? Высокий или низкий? Какого цвета глаза?
Уже не помню.
Но это не страшно. Главное – я знаю, куда возвращаться. И помню, что стоит попасть в свой мир, вернется и память о самом себе.
Но за целый год я не нашел дорогу домой. Не к местным же магам обращаться со своей тайной. Сколько я их тут встретил, – ни у кого не оказалось ни знаний, ни сил. Они даже погодой управлять не могут. Да что погодой, даже собственным настроением!
– Ты меня слышишь, Анри? – гаркнул на ухо скрипач Рипс, составлявший ровно половину нашей труппы.
Я поморщился. Анри – это не мое имя. Я не помнил своего, и придумывал новое для каждого моего нового попутчика. Только Рипс знал Анри. Исчезнет попутчик, исчезнет и имя. Обычная подстраховка для такого, как я, пришельца.
– Ну куда я денусь, старик?
– И в этом твоя вина – в том, что никуда не денешься из этой вонючей дыры. Из-за кого мы тут застряли, а?! Ты обещал мне больше не танцевать на свадьбах, парень! – голос старика сорвался в визг, короткие серые космы стояли дыбом, а блеклые глаза налились кровью. Ух, как сердит. Откуда столько злости в артисте, любимце муз? Скрипачу полагается быть чутким и возвышенным.
Я пожал плечами:
– Это была помолвка.
– Какая разница, если результат тот же? – старик в отчаянье воздел длани к дырявому гостиничному потолку. – Девичьи слезы, разрыв, возвращенные кольца. Нас опять чуть не побили! Нашел с кем связываться – с пиратами!
– Но ведь не побили же. Успокойся, Рипс. Лучше выпей.
– Ни за что! – а бутыль уже булькала над кружкой, и напарник заметно подобрел. – Будешь?
Я кивнул:
– Запах не плох.
– Да отличное вино! Кейское, из капитанских запасов, в знак благодарности прислал за разбитое сердце, – скрипач подмигнул, с наслаждением посмаковал глоток и совсем повеселел. – Нет, ты мне скажи, раздолбай этакий, других девок на той пристани мало было? Танцевать больше не с кем? Почему именно эту девку выбрал? Невесту! Как ты узнал, что у них обоих сердце не лежит друг к другу?
Едва сдержав очередное пожимание плечами – так нервный тик легко заработать – я взял кружку, отпил. Неплохое пойло для этого мира. А уж в городке, где мы застряли, такого не найти даже в доме городничего. Знаем, плавали на званый ужин.
– Друг мой Рипс, я уже тысячу раз говорил, сам не понимаю, как это происходит. Знал бы, не пришлось бы так часто покупать инструмент.
Вру и не морщусь. Все равно не объяснить, чужой я тут.
Лежит у них сердце – не лежит, а расчет вернее. Зачарованные успевают опомниться и подумать о своей выгоде, и тогда нас только быстрые ноги, да верный нож спасают.
А вот имуществом приходится жертвовать. Деремся, чем придется, даже тщедушный Рипс то и дело трясет стариной. За лето у него уже третий инструмент разбит о чью-то голову, правда, не самая лучшая скрипка. Свое лучшее сокровище он не рискует доставать на наших представлениях, а играет по ночам будто бы сам себе, а на самом деле с одной лишь целью – не дать мне выспаться.
– Рожу-то нонешнюю покажи, – поставив кружку, Рипс требовательно уставился на мою маску, все еще скрывавшую лицо, хотя мы давно забились в свою комнатушку на втором этаже портовой таверны, дрянную и блохастую, как бродячий пес.
Что еще плохо при моей жизни – возвращаться в прежнюю гостиницу, где у нас был приличный номер, мне уже нельзя: рожа перестала соответствовать. А в маске по такому маленькому городишке, где все всех знают до седьмого колена, не походишь. Популярность – замечательная вещь для пополнения кошелька золотом, но очень неудобна для личной жизни и жизни вообще.
– Зеркало дай, Рипс.
Скрипач вытащил из-за пазухи дамское зеркальце в крикливой, инкрустированной лазурью и хрусталем оправе, и я, сняв маску и черный парик, тщательно изучил отражение. Ну и рожа. Чужая, но это не успокаивает – мне же с ней жить теперь. Соломенные вьющиеся волосы, бледная кожа, длинный и тонкий нос, капризные губы сластолюбца и мягкий безвольный подбородок. Интересно, этот аристократ еще жив, или давно сгнил в могиле, разбив сердечко голубоглазой пастушке, согласившейся даже на брак со старым пиратом, пусть и знаменитым?
– И что она в нем нашла, чтобы так любить? – риторический вопрос отражению.
– Бабы-с, – меланхолично отозвался мой спутник, цедя вино мелкими глотками, чтобы растянуть удовольствие. Его дряблая кожа порозовела, в глазах благодушие. – С девицами-то мне все понятно. А вот как ты умудряешься заставить их женишков спокойно отпускать невест?
Вот кто довел меня до нервного тика своими вопросами. Три месяца достает! Но столько дней бродить в паре с одним человеком – счастье для меня. Поначалу я сам от них сбегал сразу после представления и дележа денег – их в первую очередь опасался, пока не привык к этому миру.
– Не так и спокойно отпускают. Кто тут очередных побоев боялся? – улыбаюсь, и взгляд падает в зеркало. А паскудная улыбка у этого моего облика – слащавая и липкая, как медовая патока. Как жить буду с такой физиономией до следующего танца? Да и не всякий танец меня изменит. Неизвестно, как сложатся грядущие день и ночь. И никто во всех мирах не знает, когда в следующий раз найдется сердце, способное хранить мечту живой.
В том и прелесть.
Скрипач допил кружку, но наполнять не стал.
– Пойду, за вещами схожу.
– Лучше посыльного отправь.
– Не доверю я всяким прохиндеям свою любимую!
Это он о спрятанной скрипке так нежно. Его единственная любовь. Где-то я завидовал нищему пропойце – у меня и того не было.
Поверх добротной рубахи Рипс надел нищенский, драный на локтях и подмышками камзол, глянул на окно, за которым бушевала гроза, чертыхнулся и снял с гвоздя шляпу с рваными краями. Натянул ее поглубже, чтобы не унесло ветром и, захватив недопитую бутылку, резко распахнул дверь.
Сколько можно говорить этому склеротику, помнившему без провалов только бесчисленные мелодии и названия вин, – не смей выходить, пока мое лицо открыто!
Я схватился за маску и парик, но надеть не успел, как и спрятать.
И тут же расслабился: слава местным богам, это была не танцевавшая со мной девушка, визита которой я так боялся – после нашего танца они способны находить меня чуть ли не по запаху.
В дверях стоял несостоявшийся жених. Самолично капитан Лирок.
Все знаменитые пираты отличаются умом и сообразительностью, иные и не успевают прославиться злодеяниями. Лирок, судя по выражению его глаз, не стал исключением: миг, и обстановка оценена, бутылка в руках Рипса оценена кривой усмешкой, как и покрасневший нос музыканта. А когда незваный гость заметил свисающий с моих колен хвост черного парика, ухмылка стала зловещей. Скользнув взглядом по копне фальшивых волос, он вскинул глаза и поморщился.
– Так вот ты какой, маэстро Анри Тайрен.
О, да, я такой… уже час, прошедший с тех пор, как замолк последний аккорд над гаванью и замерло последнее движение танца, родившего мое новое лицо.
С того момента, как жених лишился невесты, признавшейся, что любит другого, и пираты едва не разорвали нас на части.
С той минуты, как капитан пресек поножовщину, провозгласив тост: что-то там о вольном братстве и его истинной жене – каравелле, которых он едва не предал. Морские волки прослезились от счастья.
– Войти можно? – пират спросил весьма вежливо для грозы морей, я оценил.
– Смотря с чем пожаловал, – напряженно буркнул Рипс.
Гость достал спрятанную за спину руку… с двумя бутылками, удерживаемыми за горлышки. Кажется, утром у моего спутника опять будет болеть голова. Что за жизнь? Либо нас бьют, либо спаивают. Мне-то без разницы, я не пьянею, природа такая. Но эта особенность настолько ненормальна в этом мире, что приходится скрывать и притворяться.
Мой скрипач тут же повеселел, скинул шляпу и камзол, тут же нашел оправдание, мол, за вещами можно и потом сползать, все равно сутки вперед оплачены, не тронут. Но его веселье как ветром унесло после слов пирата:
– Ваши вещи уже на моем корабле.
Так нас ограбили?! – переглянулись мы с музыкантом. И как это понимать?
– Я взял на себя смелость позаботиться о багаже пассажиров моего корабля, – пояснил Лирок.
– А с чего вы решили… – завелся мой задиристый спутник.
– А с того, – перебил морской волк, – что городничий приказал арестовать и повесить проходимца, расстроившего помолвку его дочери Жаннет, и ни один стражник не откроет вам ворота города, если вы захотите покинуть его по суше, и ни один корабль, кроме моего, не примет вас на борт, если попытаетесь бежать морем. А для путешествия на лодке погода неподходящая.
С этими возмутившими наши души словами капитан поставил бутылку на стол, а из второй выбил пробку одним хлопком мощной ладони по донышку. Уважаю профессионалов в любом деле.
– У нас нет денег оплатить проезд, не успели заработать, – угрюмо заметил Рипс.
– Разве я сказал что-нибудь об оплате? – с деланным возмущением воскликнул Лирок. – Я у вас в долгу, господа!
Наполнив наши кружки, он приступил к рассказу.
– Знаете ли вы, господа, что мой несостоявшийся тесть, опекун моей неверной невесты Жаннет, – не только глава городской управы, но и родной брат губернатора этого паршивого острова, чтоб ему на дно морское уйти со всеми его кровососами…
История пирата оказалась банальна как помойная крыса и столь же нечиста и омерзительна. За месяц до нашего прибытия наивную девчонку соблазнил проезжий молодец. Опекун узнал о грехопадении Жаннет и с помощью брата-губернатора взял за жабры удачливого пирата, которого мог шантажировать: либо свадьба с его блудной приемной дочерью и снижение торговых пошлин, либо для начала запрет на сбыт награбленного в его городе, а там и на всем острове. А будет упираться – у губернатора давно лежит под сукном решение королевского суда о казни морского разбойника Лирока через повешенье.
Разумеется, капитан выбрал жизнь и кошелек, а куда деваться?
– Эта женитьба стала бы позором для меня. Я бы все равно бросил порченую девку сразу на пороге церкви, – признался Лирок после третьей совместно распитой бутылки. – Может, она беременна, иначе с чего бы такая спешка? Так ты примешь мою помощь, маэстро?
– Отчего же не принять, – пожал я плечами, а сам подумал, что надо бы узнать, насколько разгневан губернатор. Не верю я в разбойничью благодарность. Отучен.
Вот это я влип. Кто ж знал, что занесет меня в такую дыру?
Какой мерзкий мир эта ваша Терриста! Отсталый, грубый, дикий, и рожи у его обитателей – чудовищные. А женщины! Самая последняя дурнушка из моего мира здесь считалась бы красавицей. А души! Меленькие, как насекомые. Бескрылые, как тараканы.
Я раздавил каблуком хитиновую тварюшку, обитавшую в гостиничном номере, и брезгливо скорчился. Грязь, сплошная грязь. Дикари!
Главное, магией в открытую пользоваться нельзя. Тут еще инквизиция жива, вдобавок ко всем дикарским прелестям. Впрочем, меня не это останавливает от того, чтобы щелчком пальцев дезинфицировать весь этот притон вместе с хозяевами и постояльцами. Но, примени я что-либо серьезнее заклинания, чистящего постель от клопов, меня быстро вычислят мои враги. Кто-то же лишил меня памяти и засунул в этот дерьмовый мирок!
К полуночи весь порт был пьян в стельку. Капитан уснул в нашей каморке за столом, уронив голову на сложенные руки. Рипс свалился на деревянный топчан, а я ходил по нашему клоповнику из угла в угол.
Опять надо срочно уносить ноги. Причем, с пиратами мне решительно не хотелось путешествовать. Даже если не брать в расчет опасность того, что меня – молодого здорового мужчину с крепкими мускулами – могут скрутить и продать в рабство или приковать к веслу (разумеется, если я не буду сопротивляться), то это плохая идея – путешествовать по островам с моей новой рожей. Судя по услышанному, ее владелец, соблазнивший племянницу губернатора, – тот еще бабник и много где напакостил. Его физиономию наверняка опознают, и без маски мне нежелательно высовываться. Но кто же среди бела дня ходит в маске?
Хорошо иметь дело с селянками: за пределами деревни лиц их возлюбленных никто не знает. А чуть выше по социальной лестнице – и риск возрастает многократно.
Что ж, надо решать вопрос с выживанием в этом мире и на этом конкретном острове, раз уж я здесь оказался. В конце концов, на самый крайний случай у меня есть портальный амулет. На пару раз его еще хватит. Магическое возмущение будет немалое, но на острове мое перемещение проследить некому.
Остается срочно решить вопрос, куда перемещаться. И жаль Рипса, конечно. Очень жаль. Сработались мы с ним неплохо, лишних вопросов он не задавал, играл в любом состоянии, даже напившись в стельку. Но провести его порталом я никак не мог, не раскрыв себя полностью. И он слишком стар, не каждый человек, даже обладающий недюжинным здоровьем, может выдержать мгновенный пространственный переход, созданный потусторонней магией.
Я посмотрел на дрыхнувших собутыльников, надел парик и, сунув маску в карман, ушел черным ходом.
Уже брезжило утро, и гулявший всю ночь порт и его окрестности, включая целиком городок, мирно спали. Мужское население в основном, в канавах и под кустами. Но я не учел, что кое-кто из женского населения обладает горячим любящим сердцем, невероятным терпением и целеустремленностью. Стоило мне сделать пару шагов от черного хода, как наперерез метнулась хрупкая фигурка, холодные руки обвили шею, и на мне повис прекрасный груз.
Я сразу узнал эти сияющие даже в предрассветной мгле глаза и содрогнулся, запоздало вспомнив о непростительной оплошности – я не успел надеть маску! Бывшая невеста морского волка Лирока, отвергнувшая жениха после единственного танца. Дочка главы городской управы и племянница островного губернатора. Очаровательная Жаннет, соблазненная заезжим проходимцем.
– О, Вилли! Милый Вилли! Я знала, что это был ты под маской! Сердцем чуяла! Я знала, верила, что ты вернешься за мной! – зашептала бедняжка. Судя по выглядывавшим из-под легкого плаща оборкам, она даже не переоделась и всю ночь выслеживала бросившего ее негодяя. Увы, от таких как она и маска не спасает!
– Ты замерзла, Жаннет, – глухо сказал я и, взяв за руку, потащил подальше от крыльца и чужих глаз.
У нее действительно зуб на зуб не попадал, и мне стало ее бесконечно жаль. Как, впрочем, уже не один десяток обманутых девушек, с которыми мне довелось танцевать в этом беспощадном, безнравственном мире. Мой-то родной мир наверняка более добр и благороден, судя по мне хотя бы.
– Ты вернулся, чтобы похитить меня и обвенчаться, любимый? – прильнула ко мне несчастная. – О, Вилли! Прости, прости! Отец грозился убить меня, если я не выйду замуж за этого ужасного разбойника! А ведь я ношу твоего ребенка!
Я содрогнулся, представив, что будет, если нас обнаружат.
– Милая, видишь ли… – начал я обходной маневр. Но меня прервали.
Улица, только что выглядевшая абсолютно пустынной, вдруг заполнилась толпой вооруженных пиками всадников, большая часть которых была облачена в форму стражников. А с другой стороны проход перегородили горожане с факелами, вилами и кольями, возглавлял атаку сам глава управы, папаша неверной невесты, дир Винпер верхом на гнедой кобыле.
– Вот ты и попался, сэр Вильям Ганенлот! – заорал он. – Мерзавец! Схватить его!
– Что-о? – выпрямился я, пытаясь отпихнуть снова повисшую на мне девицу.
– Папа, я держу его! – взвизгнула Жаннет, хватая меня за руки и не давая и шагу ступить. – Быстрее!
Вот и жалей этих липучих провинциалок. Еще кто кого соблазнил?
– Держи, дочка, держи! Теперь-то он не отвертится! Господа, прошу всех в церковь! Моя дочь немедленно выходит замуж за месера Вильяма Ганнелота! Не так ли, месер? Весь город – свидетели, что ты явился, чтобы расстроить свадьбу Жаннет и Лерока, потому что влюблен в мою дочь без памяти. Весь остров уже знает, что ты только что пытался похитить мою девочку. Или ты женишься, или кровью смоешь ее позор! – проорал городской глава, наставив на меня жуткое изобретение некромантов этого мира – многозарядную пищаль, стреляющую амулетами с заклинаниями праха. На поясе мужчины я заметил патронташ с маленькими глиняными черепами, активизированными, судя по зеленому сиянию глазниц.
Я посмотрел в глаза Жаннет. Девчонка была полна решимости и… страха. За любимого, за их ребенка… Нет, она не из тех ушлых девиц, готовых на все, чтобы окрутить богатенького столичного щеголя. Будь она такой, не сработала бы моя магия. Вся беда в том, что она любила подлеца Вилли искренне, самозабвенно. И готова защищать свою любовь.
Что ж. Так тому и быть. Вилли должен быть наказан, а Жаннет… пожалуй, ей пора взрослеть. Мне нужно всего лишь провернуть тот же трюк, к которому не раз приходилось прибегать за год приключений в человеческом мире.
И это не будет клятвопреступлением, ведь я не успею принести брачных клятв.
– Я готов, господа. Где тут церковь?
– А ты не такой подлец, как о тебе говорят, виконт, – осклабился один из всадников, вероятно, командир отряда стражников, судя по экипировке и приличной сбруе на лошади.
Толпа, ожидавшая сопротивления, драки и крови соблазнителя и предполагаемого похитителя крошки Жаннет, разочарованно загудела. Но тут же сообразила, что кутёж продолжается, и у свадьбы Жаннет вот-вот начнется второй раунд.
Пешком идти не пришлось. Кто-то залихватски свистнул, народ расступился, пропустив телегу, спешно украшенную цветами. Плохо примотанные пеньковой веревкой цветы осыпались от каждого толчка.
Два дюжих бородатых молодца подхватили меня под руки и погрузили в свадебную телегу небрежно, как мешок с костями, и уселись рядом, зажав в тиски. Я чуть не задохнулся от исходившего от них амбре пота, перегара и капустного рассола.
– Полегче! Пшел вон! – мстительно пихнул я одного и пнул другого. – Вон! Ты нарушаешь мое личное пространство, шваль! Забыл, кто я?
Понятия не имею, кто таков этот Вилли Ганнелот, но явно не простых кровей. За простого и нищего дир Винпер, глава портового города и покровитель пиратов, не вцепился бы мертвой хваткой.
– Мы-то помним, – заржал один из охранников, – а вот ты, Вилли, похоже, забыл, кто мы. Скажи спасибо нашей сестренке, что вытащила из нас клятву не убивать тебя, когда увидим в следующий раз. Но и только. Если ты женишься на ней, конечно.
– Но учти, зятек будущий, – зашипел второй, – побить мы тебя все равно побьем. Не до смерти, это мы обещали. И твой папаша нам не помешает, и его дружба с королем. Так что, готовься.
Братья Жаннет отодвинулись, но транспорт не покинули. Один из них помог забраться невесте и усадил ее на скамью напротив.
– Трогай!
Городок, название которого я так и не удосужился узнать и запомнить (велика честь!), был так мал, что даже цветы с повозки не успели растрястись. Пара кварталов, и вот уже меня практически вносят под руки в небольшую церквушку, насквозь провонявшую ладаном, мирром и пчелиным воском. Дышать нечем.
Я немедленно начал чихать. Ничего не могу поделать – аллергия!
Пока меня тащили к алтарю, я наверняка покрылся пятнами. И уже почти ничего не видел – так сильно потекло из глаз и носа. Терпеть не могу крошечные провинциальные храмы!
– Мессир, вам плохо? – подошел ко мне священник.
Еще как плохо! Его одежда не стиралась лет сто!
Я с трудом выдохнул через опухшее горло:
– Умираю!
– Вилли! – вскрикнула невеста. – Что с тобой?
– Да притворяется он! – прорычал кто-то из близнецов-братьев Жаннет. – Уловка это, святой отец. Жените их побыстрее, да и дело с концом.
– Так нельзя! – возразил священник. – Нужно привести жениха в чувство.
– Жаннет, – я нашел и сжал руку девушки. – Отведи меня к окну и приоткрой створку. Мне нужен свежий воздух.
Она решительно цыкнула на братьев и потянула меня куда-то, я плохо видел. Но вскоре почувствовал сквозняк.
– Что с тобой, любимый? На тебе лица нет!
Если бы ты знала, как права, девушка!
– Милая, я не переношу запах кислой капусты и сивухи.
– Что? О чем ты?
– О твоих братьях. Пусть держатся подальше от меня, пока не протрезвеют. И попроси открыть все окна!
– Как скажешь, Вилли. Вот, возьми платок— она заботливо промокнула мне глаза, щеки и нос платком. —Тебе лучше?
Я отобрал кусочек ткани, высморкался и сунул в карман. Нельзя оставлять местным магам ничего от своего тела, даже сопли. Проморгался. От свежего утреннего воздуха, щедро лившегося в открытое окно, действительно полегчало.
– Спасибо, милая, значительно лучше. Скажи, ты действительно любишь этого… меня?
– Больше жизни.
– Ты же меня совсем не знаешь!
– Ты прав. Настолько не знаю, что мне кажется, будто ты возмужал за эти месяцы, а твой голос… мне запомнилось, будто он был немного выше. Но это всё моя дырявая девичья память… У нас будет вся жизнь впереди, чтобы узнать друг друга, – она широко улыбнулась. Похоже, девчонка искренне верила в счастливую жизнь с негодяем. Глупая.
– Запомни, Жаннет. Больше жизни ты должна любить не мужчину, даже такого великолепного, как я, а свою душу. Только свет твоей души привлечет к тебе твое счастье.
– Не понимаю.
– Позже поймешь. А сейчас ничему не удивляйся.
– Хорошо. Не буду, – покладисто согласилась Жаннет. А ведь она для кого-то будет идеальной женой. Надеюсь, не для мерзавца Вилли.
– Нас ждут, дорогая. А я… кажется, очень плохо выгляжу. Не для брачной церемонии. Скажи, я ведь маг?
– Слабый, но я тебя полюбила не за магию. Моей силы на двоих хватит.
Она прильнула ко мне и потерлась щекой, как кошка.
– Прекрасно! – я покосился на ее семейство, что-то бурно обсуждавшее, на горожан, занимающих скамьи в зале, на стражников, открывающих окна и двери и остающихся на месте охранять выходы. На нас сторожко поглядывали, но пока не торопили. Грех не воспользоваться. Другого шанса не будет. – Теперь отвернись к окну, закрой глаза и представь меня таким, как при первой встрече. Очень хорошо представь.
– Но… зачем?
– Просто сделай это, милая. Доверься мне. И прости. Прости меня, Жаннет.
Она пристально посмотрела мне в лицо. Ее глаза недоуменно расширились, как будто она начала что-то подозревать. Но доверие к недостойному возлюбленному было еще слишком велико. Жаннет закрыла глаза и отвернулась, прошептав:
– Если ты бросишь меня здесь и сейчас, я убью тебя, Вильям Ганнелот.
– Не бери грех на душу, женщина. Доверь это дело своим братьям, – дал я совет и раздавил в кармане свой последний портальный амулет.
***
Мгновенного переноса не получилось, да и не нужно было, потому я сдержал вспышку, позволив протачивать пространство постепенно, как древесный жук, а не как удар копья. Нужно было, чтобы девушка, своей страстью слепившая мое лицо, сосредоточилась на самом ярком воспоминании о возлюбленном и тем самым дала направление магическому потоку.
Но и слишком сдерживать разрывающее пространство невозможно. Потому я помедлил несколько бесконечных мгновений, пока реальность не начала двоиться, и на ее второй грани не забрезжил смутный образ – первоисточник моего нынешнего облика. Получилось! Теперь надо действовать быстро, пока люди не очухались ни тут, ни там, где раскрывался зев портала!
Но…
Мне никогда не понять местных женщин, хотя почему-то был уверен, что в своем родном мире прекрасно их понимал. Жаннет схватила меня за рукав и, мазнув губами по щеке, выдохнула:
– Теперь я знаю: ты – не он! Он бы не смог открыть портал. Но, кто бы ты ни был, возьми меня с собой!
К нам уже бежали стражники и несостоявшиеся родственники.
Я молча вырвал рукав и шагнул в чужую спальню, навстречу белобрысому красавчику с похотливыми губами, в непотребного вида подштанниках и распахнутой на тщедушной груди кружевной рубашке. Теперь я понимаю, почему нежная провинциалочка, росшая бок о бок с грубыми братьями-мужланами и кровожадными пиратами, клюнула на эту белотелую, изнеженную и надушенную рыбку – по контрасту.
Или ей в детстве не хватало подружек.
Впрочем, красавчиком виконт уже не выглядел – с выпученными глазами, трясущимися руками с зажатой в кулаке опасно острой бритвой и свежим порезом на щеке.
Надо же, виконт так магически слаб, что брился тайком даже от слуг – задвинутую щеколду на двери и расплескавшуюся пенную воду на туалетном столике я тоже успел оценить.
– Т-ты кто? У тебя мое лицо! – в ужасе пробормотал Вилли и попятился.
– Я – твоя смерть! – не удержался я от пошлого розыгрыша и скорчил такую зверскую гримасу, что этот трус вместо того, чтобы воспользоваться бритвой как оружием, выронил ее и схватился за шнурок для вызова слуг.
Я прыгнул, сгреб его за шкирку и швырнул в закрывающийся портал вместе с оборванным шнурком.
Из портала донесся вскрик Жаннет:
– Вилли? Почему ты в таком виде?
– Бей его! – успел я услышать затухающий рев ее братьев. И ухмыльнулся.
Мне даже не надо было оставлять следящее заклинание в церквушке, чтобы знать, чем всё закончится. Изрядно побитого, перепуганного и дезориентированного виконта непременно женят на будущей матери его ребенка. И весь остров будет потешаться над его подштанниками с вышитыми розовыми сердечками.
Портал схлопнулся.
И тут же дверь спальни содрогнулась от стука, и кто-то заорал басом:
– Господин! Вы звали? Откройте, мессир!
А вот встречаться со слугами и вообще с теми, кто знал Вилли как облупленного, мне категорически нельзя!
Кроме лица, у меня еще есть, увы, тело. И пусть оно немного приспосабливается к тому образу, что хранится в памяти влюбленных женщин, но под этой материализованной иллюзией я остаюсь самим собой, то есть, сильным мускулистым мужчиной.
Да и как я объясню мою весьма поистрепавшуюся одежду? В гардеробе виконта такая вряд ли нашлась бы.
– Уже не надо! Ступай к себе! – крикнул я, подражая тонкому фальцету белобрысого аристократишки. Поднял с пола улику, по которой умелые маги могут отследить настоящего Вильяма Ганнелота, – окровавленную бритву, сунул в карман и направился к окну.
Надеюсь, тут не слишком высоко, а во дворе не слишком много народа: за окном едва наметился рассвет, хотя на острове Чеврабин в момент моего бегства уже всходило солнце.
Будь у меня хотя бы несколько лишних минут, я бы задумался: а куда это наш изнеженный аристократишка собирался в такую рань, что даже побрился и надел рубашку с кружевами? И тогда, может быть, я бы не поторопился закрыть портал, и вся история пошла бы совсем другим путем.
Но я спешил, – что поделать, в этом мире я всегда куда-нибудь и от кого-нибудь бежал! – и не придал значения какому-то там бритью. А ведь дьявол – в деталях.
Слуга, не удовлетворившись моими словами, снова прогрохотал кулаком в дверь. И я с трудом разобрал сквозь стук:
– Всё готово, ваша милость! Карету закладывают, завтрак подан, его светлость вас ждет!
А вот это плохо, – приуныл я.
Насколько я успел разобраться в иерархии аборигенов этого мира, виконт оказался сыном графа, и его папаша уже проснулся. А значит, и все слуги уже на ногах, в доме и во дворе полно глаз и ушей. Через окно, похоже, не сбежать.
Я огляделся, заметил еще несколько деталей: синий с золотом костюм, разложенный на постели, и ботинки с пряжками и каблуками перед кроватью. Отсутствовала только сорочка. На резном туалетном столике, приличествовавшем более дамскому будуару, стояла шкатулка с откинутой крышкой, а из нее золотой струйкой стекала цепь с орденской подвеской. Рядом лежали перстни и булавка для галстука.
Так наряжаются обычно на бал. Но какой может быть бал в такую рань? Куда Вилли с папашей собрались?
Нехорошие предчувствия закрались в сердце.
Препираясь со слугой через дверь, я быстро скинул с себя пропыленную и замызганную одежду бродячего танцора, сунул ее под матрац и натянул чересчур тесные синие штаны.
Рубашку позаимствовал из гардероба. Первую попавшуюся, ярко-красную. Натянул камзол, надел орденскую цепь, перстни, брызнул духами, найденными на столике. Вспомнив о бритве, вытащил сверток из-под матраца и переложил лезвие в карман камзола.
И только тогда открыл наконец чертову дверь.
В комнату ввалился шкафоподобный лысый и краснорожий бугай. Везет мне нынче на громил.
– Ваша милость, нельзя же так! Я уж дверь хотел ломать! – пробасил он, быстро оглядывая меня с головы до ног. – Думал, вы руки на себя наложить решили, лишь бы назло папеньке не жениться на баронессе Бромс!
Что? ЧТО-О?
Опять?!
Гром и молния! Свинобрюх и бормотуха! Рылозад и… как там еще ругался старик Рипс?
Зря я испортил последний портальный амулет. Надо было бежать морем с пиратом Лироком. Да лучше уж в рабство! Там хотя бы восстание поднять можно!
Я плюхнулся на постель. Захлопнул рот, затолкав вопль обратно в горло, и закашлялся, подавившись. До слез.
Рука бугая без предупреждения шлепнула меня между лопаток, едва не выбив дух.
– Вашмилость, обождите, не помирайте! Водички? Я мигом!
– Кому тут вода понадобилась, Канк? Мой недостойный сын решил разыграть обморок, как девка? – в комнату вальяжной поступью, опираясь о трость, вплыл тучный мужчина в одежде таких же сине-золотых цветов, со звездой мага и графским гербом на цепи. – Не поможет, Вилли. В этот раз тебе ничто не поможет.
Почему же не поможет? У меня еще есть бритва в кармане и мозг в голове. Думай, изгнанник, думай!
Стоп. Почему изгнанник? Я что, начинаю вспоминать прошлое? А значит, я вспомню и как вернуться в мой родной мир!
Я так обрадовался, что не смог сдержать счастливую улыбку.
– Чему ты смеешься, глупец? – маг сердито стукнул тростью об пол. – Думаешь, я так жажду, чтобы в наш старинный род вошла какая-то хитрая худосочная девка только благодаря шантажу и куче денег, происхождение коих сомнительно? В ее роду никогда не рождались маги! Она пуста, как деревянный башмак нищего! Если бы ты не проигрался в пух и прах ее братцу, плешивому барону Бромс, и не имел глупость оставить кучу долговых расписок, которые эта стерва выкупила, опередив меня, то нам не пришлось бы сегодня позорить наш прославленный род воинов и магов Ганнелотов!
– Но…
– Молчать! – снова треснул граф тростью. – Сорочку он, видите ли, красную надел в знак протеста. В нарушение церемониального протокола. И это весь вызов? На большее ты и не способен! Думаешь, из-за кровавого цвета твоей одежды Бромсы отменят свадьбу? Ха! Им нужен даже не ты сам, им нужен мой титул и связи. Добегался, дурень. Ни одной юбки не пропускал. А толку? В итоге весь королевский двор будет над нами хохотать. Не я ли говорил тебе, что готов мириться даже с мезальянсом, лишь бы ты породнился с сильной магической кровью?
