Kitabı oku: «Сведенборг, герметический философ»
Вступление
Автор следующих страниц желает сказать, что при подготовке работы он не ставил перед собой цели выразить свое индивидуальное мнение по обсуждаемым темам. Его целью было предложить мнения других, особенно класса людей, существование которых едва ли признается в мире. Искусство, которое они исповедуют, названное по имени Гермеса, Герметической Философией, в настоящее время так мало известно, что само название его никоим образом не указывает на это. Адепты заявляют, что владеют или владели тайной, которую они называют даром Божьим. Это искусство преследовалось под многими именами, среди которых алхимия, астрология и даже хиромантия, а также геомантия, магия и т. д., и под всеми этими именами у него были обманутые последователи, которых обмануло, как говорят те, кто называет себя истинными художниками, не само искусство, которое никогда «не предало сердца, любившего его», а их собственные эгоистичные страсти, которые играют с Асмодеем со столь многими, что те немногие, кто избежал заблуждения, являются мистическими, если не сказать мифическими, существами, которые, как предполагается, жили сновидениями.
Я предлагаю теперь, не претендуя на решение проблемы, указать на истинную трудность в исследовании, которую я считаю следующей: Альфа в искусстве также является Омегой, а Омега – Альфой, и эти двое едины. Следовательно, трудность в чем-то похожа на трудность нахождения начала круга. Другой способ указать на трудность – сказать, что объект аналогичен попытке обнаружить место той силы в природе, которая называется гравитацией или тяготением. В механических расчетах эта сила или мощность относится к определенному центру, называемому центром тяжести; однако каждый знает, что абсолютный центр – это просто точка и физически вообще ничто, однако нет ни одной частицы материи, свободной от влияния этой силы, и каждая, самая бесконечно малая частица, имеет свой собственный центр. Так же обстоит дело с тем, что герметические философы называют своим Меркурием, который, как они говорят, повсюду виден в действии, но нигде по сути.
Я знаю, что некоторые современные спекулятивные спиритуалисты много говорят о том, что они называют невесомыми, но я пока не убежден, что какая-либо действительная вещь во вселенной может быть невесомой, за исключением, возможно, тех невидимых вещей, которые называются мыслями и чувствами; тем не менее, даже они, в некотором смысле, кажутся наиболее мощными и весомыми влияниями, движущими всем существом человека, несмотря на предрассудки и невежество, наиболее абсолютными и неподвижными сами по себе.
Мало смысла или бесполезно давать простое название тонкому влиянию, способ действия которого неизвестен, и существование которого осознается только через наблюдение разрозненных эффектов, наше знание о котором хаотично и остается хаотичным, потому что не обнаружено никакого принципа действия, и все же, многие ли из нас знают, что такое жизнь, кроме как именно таким образом? Мы видим ее повсюду, «птицы небесные летают с ней, рыбы морские плавают с ней, мы носим ее с собой повсюду», но мы не знаем, что это такое.
Давайте просто предположим, что отшельник предлагает себе проблему, Что такое Жизнь? но, поскольку это слово является общепринятым и, как воображается, несет в себе некий смысл, в то время как студент приступает к изучению, признавая свое невежество, считается удобным принять другое имя. Пусть тогда он будет назван Меркурием, по какой-то отдаленной аналогии такого рода; что если небольшую часть этого минерала разбить на гладкой протяженной поверхности, она разделится на бесконечное множество маленьких шариков, каждый из которых обладает всеми свойствами целого, и, подобно множеству зеркал, отражает множество вселенных, все похожие друг на друга.
Вместо слова «Ртуть» можно использовать любое другое слово, например, «Соль», или можно придумать слово вообще без всякого значения, например, «Хилег», чтобы представить искомый предмет, который должен быть найден не просто по определению слова, а по свойствам или принципам вещи, которые должны быть приняты не на основании авторитета, а посредством наблюдения и жизненного опыта, всегда имея в виду «возможности природы», исходя из принципа, что, хотя художник может ошибаться, «природа, если с ней правильно обращаться, ошибаться не может».
С этими предварительными замечаниями я перейду к цели, которую имею в виду.
И. А. Х., НЬЮ-ЙОРК, август 1858 г.
Глава 1
Более чем вероятно, что, прочитав титульный лист следующей работы, некоторые могут спросить, что подразумевается под герметической философией? Я считаю уместным поэтому сказать несколько слов по этому вопросу, не для того, чтобы объяснить его подробно, а чтобы указать на некоторые из его основных черт.
В прошлом году я опубликовал небольшой том «Заметок об алхимии», целью которого было показать, что так называемый Философский камень, столь востребованный алхимиками Средневековья, был всего лишь символом, а подлинные алхимики были на самом деле герметическими философами, классом людей, которые никогда не были четко определены для обычного читателя, в значительной степени, несомненно, из-за характера их исследований и убеждений. Действительно, было сделано много попыток раскрыть их и описать их философию, но безрезультатно, насколько я видел; предмет был столь далек от обычных занятий жизни, а также из-за общих предубеждений человека в отношении того, что составляет истинное знание Бога и блаженство человека.
В своих Замечаниях я не пытался точно указать на природу этой философии, поскольку такая попытка была бы верхом самонадеянности. Главным образом я намеревался просто показать из алхимических книг некоторые из условий, изложенных самими алхимиками, хотя и очень мистически и неясно, как непременно необходимые для того, кто хочет обладать философским камнем.
Чистая случайность, очень случайное обстоятельство, около трех или четырех лет назад, бросило мне в руки небольшой томик по алхимии, предисловие к которому одно убедило меня в том, что должно быть два класса алхимиков: и прочтение книги убедило меня, что, в то время как некоторые «любящие деньги пьяницы» занимались экспериментами со всеми видами металлов и других материалов в поисках золота, был другой класс людей, которые преследовали философский камень совершенно другими средствами: путем благочестивого размышления о природе Бога и человека, о человеческой душе и ее способности к знанию, к счастью и к бессмертию; и целью было открытие средств для достижения истинной цели человека; не эфемерного удовольствия, а постоянного блаженства, блага не на один день, а на все времена. Впечатление, полученное от чтения этой одной работы по алхимии, побудило меня искать дальше, и без особых усилий я приобрел значительное количество томов, более трехсот, странного характера, о философском камне и герметической философии; Некоторые из них, конечно, бесполезны, но все они показывают, вне всякого сомнения, что философский камень был всего лишь символом человеческого совершенства или чего-то, что, как предполагалось, было необходимо для этого совершенства. В моем распоряжении нет ни одного тома, который мог бы быть написан кем-то в погоне за настоящим золотом, хотя многие из работ показывают, что их авторы имели лишь очень грубые мнения относительно истинной цели философов.
Я не собираюсь сейчас подробно комментировать эту тему. Отсылая читателя к моим Замечаниям, я просто скажу, что после долгих исследований я пришел к мнению, что, хотя ЧЕЛОВЕК был предметом алхимии, а его совершенство было целью искусства, эта цель требовала для своего достижения определенных средств, которые, однако, были так же тщательно обернуты в символизм, как и сама цель. В конце концов я убедился, что эти средства были так же ясно изложены в Писании, как это позволяет использование человеческого языка. Короче говоря, все мои исследования привлекли мое внимание к заявлению Господа в Нагорной проповеди: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят», поскольку было совершенно ясно, что философы каким-то образом связали совершенство человека с познанием Бога, причем первое вело ко второму, однако последнее было знаком первого. Но это знание Бога было не просто внешней верой в существование великой, но неопределенной силы над природой, которую признают даже самые невежественные дикари, а внутренним опытом или духовным видением, посредством которого субъект опыта вступал в своего рода общение с Духом Божьим, чтобы осознать это знание как собственность.
«Когда цель была, как я думал, осознана, мое внимание постепенно переключилось на средства ее достижения, на которые неясно указывали эти авторы, и я не мог не увидеть их главным образом в только что прочитанном тексте.
Я нашел в алхимических и герметических книгах одну всепроникающую доктрину, общую для всех них, хотя и выраженную очень неясно; и она заключалась в том, что, хотя каждый писатель использовал слово по своему выбору для обозначения неописанной материи, из которой должен был быть сделан философский камень, все они предписывали в качестве первого шага в работе по изготовлению камня процесс очищения. Какие бы другие указания ни давались, все они говорят нам мыть материю, очищать материю и т. д., и они много говорят о том, что они называют мылом философа, мылом мудреца или уксусом мудреца и т. д.
Сравнив множество книг и тщательно взвесив обстоятельства, на которые неясно намекали, я пришел к убеждению, что предметом философов был человек, и что упомянутое мыло, уксус, масло и т. д. были не чем иным, как совестью; но совестью, действующей свободно, а не под внешним и насильственным влиянием. Хотя совесть сама по себе является одной вещью, она принимает множество имен в зависимости от состояния субъекта, на который или в котором она действует. Для одного она является посланником мира и невыразимой радости, в то время как другому она шепчет невыразимое горе и изливает сосуды гнева на испуганную и обреченную душу; и это она делает независимо от власти человека, который не имеет никакого контроля над этим всепроникающим и вездесущим духом. Это дух, который находится «посреди», когда двое или трое собираются вместе во имя Бога, и который не может быть ни снаружи, ни внутри «закрытыми дверями», даже если они так крепко заперты.
Сначала, действительно, это казалось очень простой вещью, совершенно недостаточной в качестве основы для стольких книг и для тех результатов, которые, по-видимому, приписывались ей; но я заметил, что философы, как они называют друг друга, говорят о своем искусстве как о простом и трудном: как и все другие искусства, возможно, легком для тех, кто искусен в своей практике, но трудном для необразованных; или как иго Христа, легком в каком-то смысле для желающих и послушных, но страшным трудом для эгоистичных и упрямых.
Как бы то ни было, я сосредоточил на этом свое внимание и, продолжая читать герметические книги, обнаружил, что ненавязанная и естественная функция совести служит ключом к объяснению многих иначе необъяснимых отрывков в герметических писаниях; и я в конце концов успокоился на убеждении, что какова бы ни была истина сама по себе, герметические писатели намеревались указать, что чистое сердце, или то, что псалмопевец называет «правым духом», есть путь к философскому камню, если это не сам камень, жемчужина великой ценности; ибо эта жемчужина – не просто надежда, нет, даже не надежда на небеса, но она и есть сами небеса.
Я давно видел, как я думал, что знание Бога необходимо для мира человека, и что это знание должно быть чем-то иным, как я уже сказал, от простого признания неизвестного могущественного существа над природой, которое «сильный стремится покорить, а слабый избежать»; и видя, как я думал, что я это сделал, что целью герметических философов было совершенство человека, и что это совершенство должно было быть найдено в некотором знании Бога в особом смысле, и что путь к этому знанию лежит через очищение сердца, я был перенесен, я говорю, к тексту Писания, только что прочитанному, но таким образом, чтобы увидеть операцию в чем-то вроде круга; ибо казалось, что в то время как чистые сердцем, как говорят, видят Бога, само это состояние достигается не иначе, как посредством или силой Духа Божьего. Эта «круговая» операция особенно упоминается алхимиком, или герметическим философом, Артефиасом, как указано на странице 90 моих Замечаний. Это, как я считаю, тот же самый момент в философии, на котором так настаивают в религии, где нам говорят, что, хотя вера необходима для спасения, она не достижима для «естественного человека», без помощи благодати Божией. Существует много неразумных проповедей на эту тему, как бы хорошо они ни были намерены, которыми многие честные умы сильно сбиты с толку и подвергнуты суровым испытаниям без пользы; и, что еще хуже, многие поспешные и смелые умы вынуждены искать убежища в своего рода логической неверности, из которой крайне трудно выбраться.
Я не буду сейчас останавливаться на этом вопросе более подробно, а лишь скажу, что разница между желанием счастья и желанием быть достойным счастья, или разница между любовью к Божьим благословениям и любовью к Богу и т. д., может показать разницу между состояниями разных людей, чтобы указать, кто может, а кто не может чувствовать, что он стремится к тому состоянию, о котором Господь говорил в процитированном мною тексте.
Если бы я теперь сказал, что благословение и необходимое для его достижения условие считались дарами Божьими, недостижимыми без посторонней помощи со стороны человека, не выдвигая метафизических причин для этого, я бы, несомненно, указал одну из причин, по которой определенный класс людей, появлявшихся во все века, набросил завесу на то, что они должны были сказать по этому поводу. Они чувствовали, что все наставления, которые человек может дать человеку относительно Бога и благословений Божиих, должны заканчиваться отсылкой человека к Богу как к автору и совершителю веры, которая, как говорят, приобщается к самой его природе.
В общепринятом мнении религия и философия кажутся противостоящими друг другу; но это происходит главным образом из-за того, что формы и церемонии религии рассматриваются как ее сущность, с одной стороны, и простое обучение или знание памяти рассматриваются как философия, с другой. Но если философия определяется как мудрость, а философы рассматриваются как любители мудрости, мы можем увидеть канал, через который философ может прийти к гармонии с тем, для кого религия не церемония, а чувство. Но здесь не место для эссе на эту тему.
В моем томе «Замечаний об алхимии» я взялся показать, с помощью цитат из сочинений алхимиков и герметических философов, как я уже сказал, что предметом герметического искусства является ЧЕЛОВЕК, а целью искусства – совершенство человека. Я показал, что герметические писатели общались друг с другом посредством условного языка, описывая соль, серу и ртуть; Меркурий, Солнце и Луну и т. д. и т. д., посредством бесконечного множества выражений, вместо человека или тела, души и духа; и что под трансмутацией металлов истинные алхимики подразумевали преобразование человека из состояния природы в состояние благодати. Я показал, с помощью обильных выдержек с легкими толкованиями, что герметические писатели имели, по сути, только один предмет; и что это был, или, должен я сказать, есть ЧЕЛОВЕК, включая его отношение к природе, с одной стороны, и к Богу, с другой, неразделимая троица; что, хотя их наука или искусство неясны сами по себе и раскрываются или, скорее, скрываются в чрезвычайно темном, метафорическом и образном языке, тем не менее, все они трактуют ЧЕЛОВЕКА; его разум как дух, а его тело как землю; что они используют множество выражений, по-видимому, указывающих на другие вещи, особенно на химию, но в действительности объяснимых должным знанием человека как образа Божьего и центрального и важнейшего существа творения Божьего.
Я попытался указать на некоторые причины, по которым эти писатели скрывали себя от всеобщего внимания с помощью своих загадочных способов письма, которых было много, и выразил мнение, что сейчас нет никаких причин не сделать их известными в их истинном качестве, как религиозных философов; в некотором роде, как, возможно, справедливо можно подумать, они слишком увлекались мистицизмом, особенно если судить по тому, что называется практическими тенденциями нашего века.
Я признал, что существуют притворщики, приверженные герметическому искусству, которые порочат само это искусство, обманывая простодушных, легко обманываемых, и алчных людей, чья алчность влечет их к изучению, первый принцип которого исключает все эгоистичное, низменное и подлое.
Я также признал, что многие, не имея злого умысла, переняли одежду или внешнее одеяние герметических писателей, которые не были мастерами этого искусства, и что они также способствовали тому, что настоящий предмет или объект писателей оказался в дурной славе, пытаясь привнести чисто моральный замысел в область физической науки, тщетно пытаясь сделать герметический ключ восполнением отсутствия терпения и изучения в стремлении к естественным наукам, в которые, вероятно, никогда не будет найден короткий путь входа, чтобы обойтись без необходимости трудолюбия и постоянного усердия.
Я указал на совесть как на истинный естественный инструмент, данный Богом для здорового обновления человека, исключающего страсти, особенно унизительную страсть страха, которую следует использовать только тогда, когда мягкие средства не срабатывают, как мы читаем о том, что к камням прибегали, когда пучки травы не могли отвлечь «грубого мальчишку» от запретного плода.
Признавая, что некоторые, вообразившие, что они владеют герметической тайной, допускали ошибки, я в тот момент не мог полностью и ясно сосредоточиться на Эммануэле Сведенборге, человеке огромной учености и безупречных личных качеств, который в этом веке стал главой значительной группы христиан, верящих в то, что Новый Иерусалим недавно сошел на землю или собирается спуститься с небес, чтобы благословить мир.
Поскольку я желаю защититься от неправильного понимания по теме, которая, я уверен, важна, и хочу, прежде всего, не вводить никого в заблуждение, я должен объяснить, что, ссылаясь на совесть как на естественный инструмент очищения человека, я не хочу, чтобы меня поняли так, будто это особый секрет герметической философии; но что это путь к ней. Сам секрет, как нам говорят, никогда не был открыт и никогда не будет открыт никем, пока посредством подходящей моральной и духовной дисциплины ищущий не почувствует себя в состоянии стоять без смущения в присутствии Бога под простым, но важным текстом Писания: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят»; не то чтобы нечестивые не видели Бога, но они видят его как другую личность.
Я полагаю, что я должен приписать мнение, которое я недавно принял в отношении Сведенборга, отчасти, по крайней мере, привычке смотреть дальше буквы, в интерпретации неясных и мистических писаний, приобретенной или практиковавшейся при подготовке моих Замечаний об Алхимии и Алхимиках. Какова бы ни была причина, я был удивлен, несколько недель спустя, заглядывая в Небесные Арканы Сведенборга, тем, что мне напомнили об использовании многими герметическими философами (алхимиками Средневековья) первых стихов Книги Бытия, и в связи с этим я был вынужден немного глубже рассмотреть сходства, которые можно найти между писаниями Сведенборга и герметическими философами. Результатом стало, не отрицая гениальности и знаний Сведенборга, решительное мнение о том, что он был последователем герметического класса писателей и что его труды следует оценивать и интерпретировать с точки зрения герметической философии, как бы трудно ни было занять правильную позицию для этой цели, ибо это нелегкое дело.
Простое изолированное совпадение выражения или мысли по какому-либо конкретному вопросу в трудах Сведенборга и алхимиков не имело бы большого значения или не имело бы вообще никакого значения; но если окажется, что, помимо многих замечательных моментов тождества между Сведенборгом и мистическим классом писателей, на которые я ссылаюсь, принцип толкования, примененный Сведенборгом к первым книгам Моисея, и особенно к первым стихам Книги Бытия, может быть существенно указан в трудах алхимиков, хотя и не примененный в точности так, как его применял Сведенборг, это не может не удивить многих и должно иметь значение при оценке притязаний Сведенборга на особое просветление, независимо от того, были ли эти притязания сделаны им самим или его поклонниками или последователями от его имени.
Если и существовала герметическая тайна или что-то под этим названием, например, философский камень, а в этом никто не сомневается, то крайне маловероятно, чтобы эта тайна в той или иной форме не вышла на поверхность.
То, что оно проявлялось во многих формах в средние века и даже совсем недавно, можно легко показать; так что нет естественного предположения против моей позиции, что мистические писания Сведенборга смоделированы по образцу писаний герметических писателей и могут быть интерпретированы с точки зрения герметической философии; и это также, не предполагая, что Сведенборг был тем, что называлось адептом в самом полном смысле этого слова. Согласно моему пониманию герметических книг, истинная тайна герметического искусства не может быть написана, о ней можно только написать; и попытка писать о ней напрямую является очень верным методом потерять себя в облаке слов, не передавая рассудительным никакого подлинного наставления. Это сводится к тому, и я говорю это со всем возможным почтением, что когда Бог говорит в человеке, человек (в человеке) должен молчать; и не только это, человек должен молчать, чтобы Бог мог говорить, что мы можем предположить как истинную основу столь обсуждаемого пифагорейского молчания.
Перед нами открыто огромное поле естественного исследования, в котором все наши естественные способности могут быть использованы с пользой, как в обучении, так и в преподавании; но сказано, что есть один предмет, который Бог оставляет себе и преподает только «избранным немногим из простых и истинных», которые могут быть совсем не знакомы с науками, обычно так называемыми; не то, что невежество любого рода может быть преимуществом для нас, но что никакой вид естественной науки или знания не может заменить условия, необходимые для достижения того, что называется знанием Бога. Можно сказать, что в этом нет никакой тайны или секрета; что каждый признает это; Однако более внимательные могут увидеть в этом саму тайну божественности, глубочайшую тайну жизни, тайну, которой занимались герметические писатели и ввиду которой, как я намерен показать, Сведенборг писал свои мистические книги, отказываясь от терминов соль, сера и ртуть в пользу ens, причины и следствия, однако в значительной степени писав в духе герметического искусства, трактуя человека как дух; или, как человека, с одной стороны, духа, а с другой – земли; человека как, по природе, «зачаточного» создания, стремящегося к совершенству, но нуждающегося в помощи божественного искусства, чтобы продвинуться к нему.
Сейчас у нас есть большой класс христиан, как правило, как я полагаю, более чем обычного интеллекта, и, как я также думаю, обычно отличающихся мягкостью и любезностью, которые известны как сведенборгианцы, хотя я полагаю, что они предпочитают называться членами Новой Церкви или членами Церкви Нового Иерусалима. Они росли в числе и значимости очень постепенно; в отличие от многих сект, в этом отношении, которые возникли из местной проповеди какого-нибудь восторженного фанатика, чьи призывы к страстям преобладали над разумом и через воображение и чувства создавали организации большого масштаба и даже значительной продолжительности. Сведенборг не был проповедником, и мы не знаем исторически, был ли он устным учителем в какой-либо значительной степени. Он был писателем, и очень многословным. В ранние годы он был занят практической жизнью и приобретением знаний, особенно научных знаний, и был, без сомнения, одним из самых ученых людей своего времени.
Сведенборг родился в Уппсале, или, как говорят некоторые источники, в Стокгольме, в 1688 году, и умер в Лондоне в возрасте 84 или 85 лет, поскольку существует вопрос о точном годе его рождения. Где-то около середины его жизни его мысли и труды приняли решительно религиозный оборот. Говоря о случае этого, он говорит об открытии своего внутреннего зрения, как будто на него было оказано нечто вроде сверхъестественного влияния, которое он приписывал ГОСПОДУ, имени, имеющему огромное значение в трудах Сведенборга.
После открытия своего внутреннего зрения, как называл это Сведенборг, он писал почти исключительно на религиозные темы и оставил после себя целую библиотеку томов своих собственных трудов, содержащих его взгляды на религию и его толкования Писания не по букве, а по духу, то есть по своему собственному духу, как многие могут сказать; или, как полагают некоторые, по учению Господа, посредством открытия своего внутреннего зрения.
Секта сведенборгианцев, как я их назову, разрослась, как я уже сказал, постепенно; ее члены, как правило, хорошо информированы и искренни; по большей части это читающие и думающие люди; каковыми они, собственно, и обязаны быть, поскольку учения секты, наряду со Священным Писанием, можно найти в книгах, написанных с большой долей размышлений и без малейшего призыва к страстям.
Среди множества трудов, оставленных нам Сведенборгом, в которых его принципы разбросаны без особого порядка и повторяются во всевозможных формах, трудно назвать какой-либо конкретный, в котором его учения были бы изложены как единое целое; но я хотел бы сослаться на труд под названием «Ангельская мудрость, понимающая Божественную Любовь и Божественную Мудрость», как на труд, способный дать ученику представление о его самых абстрактных принципах.
Его работа о рае и аде, «на основании слышанного и виденного», является, пожалуй, наиболее характерным применением этих доктрин.
В качестве систематической последней мысли, возможно, его работа под названием «Истинная христианская религия» может быть прочитана с пользой для того, кто желает получить общее представление о взглядах Сведенборга. Это была последняя или одна из последних работ, которые он опубликовал.
