Kitabı oku: «Где прячется бытие и возможна ли термодинамика бытия?»
Часть 1. Где прячется бытие? Каким образом оно связано с идеей и Хаосом?
Введение
Чтобы ответить на поставленные в заглавии вопросы, нам, конечно же, придется сначала определиться в том, что такое бытие, что собой представляет идея и что именно нами принято в качестве Хаоса.
Начнем со следующего. М. Хайдеггер в лекциях «Введение в метафизику» (1935 г.) не раз задается вопросом, где прячется бытие кусочка мела, которым лектор пишет на доске, излагая свои мысли аудитории своих слушателей. При этом он следующим образом характеризует это сущее, сущее в виде кусочка мела.
«Безусловно, сущее остается тем, в качестве чего оно обнаруживает себя. И все-таки сущее не в силах сбросить с себя подозрение, что оно может и не быть тем, чем и как оно является…. Вот этот кусочек мела есть продолговатый, сравнительно твердый, определенным образом оформленный бело-серый предмет, предназначенный для письма…. В возможности водить мелом по доске и исписать его нет ничего, что бы мы этому предмету лишь примысливали, он сам как данное сущее находится в данной возможности…. Он сам в себе самом имеет определенную пригодность к определенному применению»1.
Далее Хайдеггер переходит от характеристики сущего к вопросу о бытии.
«Что в кусочке мела есть сущее, мы перечислили, и сравнительно легко обнаружили это. Кроме того, мы можем легко усмотреть, что оное может и не быть, что этому мелу в конце концов не обязательно быть здесь и быть вообще. Но что же в таком случае, в отличие от того, что может стоять в бытии или кануть обратно, в небытие, что же, в отличие от сущего, – есть бытие? То же ли оно самое, что и сущее? Так спрашиваем мы снова. Только прежде мы бытие в расчет не принимали, а констатировали: такое-то вещество бело-серое, мягкое, определенным образом оформленное, хрупкое. Где здесь прячется бытие? Оно должно быть присуще мелу, ибо он, этот мел, есть». (Там же, стр. 114).
При этом, чуть далее (стр. 115-117), это есть – как признак наличия бытия в сущем – Хайдеггер относит и к зданию реального училища, и к сильной грозе, и к порталу раннероманской церкви, и к картине Ван Гога. Тем самым, как можно предположить, он призывает нас, – прямо не указывая на это, – увидеть бытие в существующем объекте, том объекте, который находится при сути исполнения своего назначения.
Но так ли это на самом деле должно быть? Прячется ли бытие в любом из окружающих нас объектов? Задумаемся над этим. Где прячется бытие? Может быть, оно прячется не там, где мы его ищем, а там, где встретить его было бы для нас самым неожиданным Событием. Это, во-первых. А во-вторых, действительно ли оно, бытие, прячется, а если прячется, то в чем причина того, что метафизика с дней своего основания и вплоть до времен Хайдеггера так и не смогла дать более или менее вразумительный ответ как на вопрос, что такое бытие, так и на вопрос, где мы его можем обнаружить.
Вот это и станет предметом нашего рассмотрения в Части 1.
1. Путь к тому месту, где запрятано бытие. Что мы там обнаруживаем?
Окинем взглядом существующие вокруг нас объекты. Есть ли в них то, что от нас скрывается? Вряд ли. Мы можем рассмотреть каждый из них, можем узнать физические и органолептические его свойства и параметры. То есть можем даже ощутить их органами своих чувств. Предназначение каждого из них так же не является для нас большим секретом – оно находится на поверхности их существования. Знаем мы и то, что каждый из них в данном конкретном виде когда-то был изготовлен для исполнения вполне определенной функции. Более того, мы знаем, что кому-то и когда-то – в давние или недавние времена – пришла в голову идея создания данного объекта, предназначенного для исполнения именно этой функции. Все это не является для нас секретом – оно, сущее, от нас не прячется. Мы даже знаем, кому приходят на ум подобного рода идеи: они приходят к человеку, продуктивно чувствующему и мыслящему, то есть обладающему способностью улавливать потребность социума в новых идеях и генерировать последние.
Но знаем ли мы, как и почему зародилась и созрела сама идея создания того или иного объекта? Это, во-первых, а во-вторых, знаем ли мы, как была осуществлена эта идея, то есть, каким образом, попросту говоря, из смысла идеи была получена «вещь» и чего ради она получена? Вот мы и пришли к тому, что возникновение всего вокруг нас существующего и нами «рукотворимого» прячется в тумане создания той идеи, которая когда-то, кому-то – и, главное! – почему-то и для чего-то явилась в сознание творчески мыслящего человека.
И, как мы теперь понимаем, в этом почему-то и ради чего заключена основная нагрузка запрятанности бытия и непонимания того, что оно из себя представляет. И действительно, не с неба же падает сама идея создания того или иного как «рукотворимого», так и Природой творимого объекта-сущего.
Таким образом, вполне естественным путем логического мышления мы пришли к вопросу: не прячется ли бытие любого объекта в самом истоке его возникновения. Причем, не в том истоке, когда мы уже задумали его изготовить в данном конкретном материальном виде, а в том истоке, когда зародилась, созрела и была осуществлена сама идея создания данного объекта. В таком случае, если мы согласимся с этим, резонно предположить, что бытие прячется в зарождении, созревании и осуществлении самой идеи. Вот именно этого мы пока что не знаем. Не знаем мы ни того, как, ни почему зарождается сама Необходимость в той или иной идее. Не знаем мы и того, что следует после того, как идея явится в наше сознание. Более того, у нас не совсем полное, а значит и не точное представление о том, каким образом осуществляется идея, и что является, в конечном счете, результатом ее осуществления.
Так что нам придется искать бытие не в том объекте, который уже существует и которым мы пользуемся, положим, в качестве подручного средства (кусочек мела, очки, телескоп, письменность, формулы, моральные принципы, произведения искусства и т. д.), а в том «предмете», в недрах которого зародилась и созрела сама Необходимость в создании новизны какого-либо вида. Это, во-первых. А во-вторых, поскольку эта Необходимость в новизне сама по себе не разрешает возникшую проблему, то продолжить искать бытие нам придется еще в одном «предмете», а именно в том, который осуществляет сам процесс создания того, что необходимо социуму. Причем, осуществляет сначала в виде создания идеи, затем в виде искомого сущего и подручного средства, а уже потом в виде ранее затребованной социумом Продукции. И обо всем этом речь будет идти далее с параллельным разъяснением только что выделенных и других, используемых нами терминов. (Аргументация в пользу рассмотрения бытия как возникновения новизны будет нами изложена ниже в Части 11).
Итак, вплотную приблизившись к пониманию того, что искать бытие надо не там, где объекты существуют, а там, где они возникают, оставим на время бытие – к этому мы еще вернемся – и займемся идеей. Потому что, не зная того,
– что такое идея, каков ее структурно-функциональный состав и как она возникает;
– что является результатом, если можно так сказать, «деятельности» идеи;
– и что является побудительным мотивом ее возникновения,
так вот, не зная всего этого, было бы бессмысленным говорить о развитии любой замкнутой (но открытой) системы, а тем более о такой системе, как общество, социум, где продуктивно мыслящий человек является Подручным Средством последнего, как подручным средством в идее кусочка мела – и это мы продемонстрируем далее – является материальная его форма и сущность оставлять след в виде текста на плоскости доски. Точно так же было бы бессмысленным говорить о функционировании нашего организма без знания того, что такое сердце и какую деятельность оно осуществляет в нем.
Так что в дальнейшем словосочетание «подручное средство» мы будем относить к двум сущим. Во-первых, к тому сущему, которое мы изготавливаем – в материальном его виде – по образцу внове полученного идеального искомого сущего, то есть к тому подручному средству, с помощью которого будет изготавливаться новая Продукция для нужд социума. А во-вторых, к человеку как Подручному Средству социума в самой идее социума, где человек продуктивно мыслящий, наделенный сущностью сотворять новизну в виде идей, обеспечивает социум той новизной, которая ему необходима на данном этапе его развития. И разделение этих двух значений мы будем обозначать соответствующим выделением: первое – курсивом, второе – курсивом, но с заглавной буквы.
А теперь о самой идее. Разберем этот вопрос в только что предложенной нами выше последовательности. (Далее мы поясним, почему будем придерживаться именно такой последовательности изложения текста, касающегося идеи).
2. Что такое идея? Каков ее структурно-функциональный состав, как и за счет чего она возникает, и что является результатом раскрытия ее смысла?
Каждому из нас известно – и это достаточно подробно описано в литературе, – что возникновению идеи предшествую два этапа. Первый из них – это многочисленные попытки разрешить интересующую нас проблему посредством оперирования в нашем уме некоторым набором сущих и построения на основе этого разного рода гипотез, которые могли бы подвести нас к разрешению задачи. И этот этап мы назовем рефлексией-1. (Сразу же заметим, что разъяснение выделенных курсивом терминов дано нами по ходу изложения текста. Это, во-первых. А во-вторых, в Приложении, на Рис. 1 и 2, изображены в наглядном виде, соответственно, ход процесса продуктивного мышления человека и ход процесса совместного бытия человека и социума. И на этих же рисунках показано «местоположение» выделенных нами понятий в данных процессах). В процессе него мы собираем вместе определенный комплекс известных нам сущих, манипулируем ими в нашем уме тем или иным образом, пытаясь соединить их в некое подобие идеи. Но, как правило, – правило без исключения! – какого-либо результата на этом этапе мы не достигаем, кроме одного: мы лучше начинаем ориентироваться в интересующем нас вопросе. (Почему не достигаем, будет разъяснено в конце данного пункта).
Далее следует второй этап: это инкубационная фаза созревания идеи, когда мы вовсе не думаем над этим вопросом, но он, как мы полагаем, претерпевает в нашем бессознательном какие-то существенные превращения перед тем как явиться в наше сознание в виде инсайта, озарения, интуиции. И если инкубационный этап ничем себя не проявляет – он даже бывает не замечен нашим сознанием, – то спонтанный акт явления идеи в наше сознание, как правило, сопровождается возникновением эйфорического чувства (весьма заметного, а порой и малозаметного) интеллектуального удовольствия и удивления: удовольствия от понимания смысла внове явленной идеи и удивления от внезапности его возникновения.
При этом сразу же обратим внимание на то, что, если первому этапу, поименованному нами рефлексией-1, в литературе уделено достаточно много внимания, то о том, что происходит в нашем уме сразу же после того как идея явится в наше сознание, имеются весьма скудные представления. (И это несмотря даже на то, что процесс раскрытия смысла идеи осуществляется нами на рациональном, логическом уровне). А здесь-то как раз и происходит, как мы покажем далее, самое интересное, самое существенное и самое таинственное для нашего сознания. Таинственное, хотя бы только потому, что до настоящего времени не был раскрыт ни структурно-функциональный состав идеи, ни механизм формирования вида (эйдоса) сущего и его сущности (о чем речь у нас пойдет ниже).
Продолжим наши рассуждения, основанные, скорее всего, на саморефлексии. Итак, идея явилась в наше сознание в акте, поименованном в литературе инсайтом, прозрением, озарением. И мы сразу же прекрасно понимаем ее смысл. Причем, понимаем этот смысл в наиболее ярком свете именно в первый же момент ее явления из бессознательного. Но, к сожалению, этот смысл обладает тем примечательным свойством, что он со временем теряет свои очертания, то есть в буквальном смысле «тает у нас на глазах», если мы не успеваем оформить его и зафиксировать в каких-либо общепонимаемых знаках, символах, выражениях и т. д.
Вслед за этим сразу же идет достаточно кратковременный этап допонятийного мышления. «Допонятийного» потому, что мы еще не можем выразить то, что явилось в наше сознание. В процессе него, как мы полагаем, происходит перекодировка нейронных образований нашего мозга (и связей между ними) в слова, знаки, символы, знакомые нашему сознанию. Причем, идея является в наше сознание не в виде достаточно четкого рисунка со всеми своими деталями, а в виде сгустка смысла, который мы должны раскрыть и увидеть его содержание. Но одновременно с этим, по мере того, как этот смысл нами развертывается, подобно древнеегипетскому свитку, мы должны, – чтобы его не забыть – фиксировать этот смысл в каких-либо словах, знаках, символах.
И что же мы видим в процессе раскрытия смысла идеи? А видим мы то, что идея состоит из вполне определенного комплекса между собой связанных сущих. Причем, некоторыми из них мы уже оперировали на этапе рефлексии-1, пытаясь на гипотетическом уровне решить нашу задачу. И эти сущие, примененные нами в своем готовом виде для комплектации идеи, мы можем назвать исходными сущими, поскольку, во-первых, они были найдены нами на начальном этапе (рефлексия-1) формирования идеи, а во-вторых, как мы покажем далее, они являются основанием – нагляднее было бы даже сказать, пьедесталом, – на котором нами будет создано новое сущее.
Но это еще не все, что мы видим в процессе раскрытия смысла идеи. Главное, что мы вдруг обнаруживаем, так это то, что для полной комплектации идеи нам все же не хватает еще одного объекта-сущего. Но его мы не видим в готовом виде в окружающей нас действительности (подобно тому, как мы видим готовые исходные сущие). А потому, мы его должны создать внове, то есть создать в его форме и с присущей ему сущностью (или с сущностным, метафизическим свойством – об этом чуть далее). И это новое сущее мы назовем искомым сущим, поскольку оно является результатом нашего поиска, поиска его вида (эйдоса) и сущности. А сам процесс раскрытия смысла идеи и формирования вида и сущности искомого сущего мы назовем рефлексией-11.
Создавая в своем уме идеальную форму искомого сущего, мы включаем его в цепочку исходных сущих и тем самым замыкаем ее этим ранее недостающим звеном. А замыкание цепочки означает следующее: во-первых, все эти сущие оказываются соединенными между собой посредством своих сущностей (или метафизических свойств), а во-вторых, выпадение какого-либо сущего из этой цепочки или нарушение (отсутствие) какой-либо взаимосвязи между ними исключает саму возможность создания идеи и ее смысла. Как видим, смысл создания идеи заключается в том, чтобы, исходя из комплекса взаимосвязанных исходных сущих, сформировать недостающее искомое сущее в своем виде и в своей сущности. (Но, забегая несколько вперед, отметим: на этом миссия идеи не заканчивается – созданное по идеальному (умственному) образцу искомого сущего подручное средство – в своей материальной форме – оказывается необходимым для того, чтобы с его помощью мы могли осуществлять в социуме новый род деятельности по производству новой Продукции, которая ранее была затребована им в процессе, названном нами Событием-1, то есть в процессе зарождения и созревания в самом социуме Необходимости в новизне именно такого рода).
Поясним вышесказанное. Положим, в идее какого-либо изобретения вещь начинает проглядываться (проклевываться как цыпленок из яйца) только после того как мы раскроем смысл этой идеи и вдруг обнаружим, что нам не хватает еще одной вещи, идеальную форму которой мы назвали искомым сущим, тем сущим, которое должно быть нами найдено. И эту вещь мы должны создать сызнова. Как потом выясняется, именно она является предметом изобретения. Но на этом жизнь этой вещи не заканчивается – она только начинается. Так как настоящее призвание этой вещи, – этого подручного средства, изготовленного по образцу искомого сущего, – в том, чтобы производить с помощью нее новую Продукцию, ранее затребованную социумом. Приведем самый простой пример. Приготовление пищи в кастрюле – это тот новый род деятельности (в социуме), в процессе которого с помощью некогда внове изобретенной кастрюли производится такая Продукция, как удобоперевариваемая нашим желудком пища. В отсутствии этого изобретения, в отсутствии идеи кастрюли нам бы, как и дикарям (или животным), пришлось рвать эту пищу зубами и проглатывать кусками (или, в лучшем случае, после долгого процесса жевания).
Здесь, сразу же, не лишним было бы отметить существенную роль сущности. Сущностью объекта (или его метафизическим свойством) можно назвать те его свойства, посредством которых он соединяется («зацепляется») с другими объектами этого же комплекса (идеи) и без которых такое соединение не может быть осуществлено. Иначе говоря, не может быть осуществлено создание смысла идеи и формирование искомого сущего в соответствии с этим смыслом. Более того, посредством своей сущности (метафизического свойства) искомое сущее исполняет свою сущностную функцию, свое назначение, цель своего создания. Так, положим, сущностью кусочка мела является его свойство мелкодисперсно крошиться и тем самым оставлять на доске свой след в виде текста.
Как нам представляется, вся трудность понимания того, что идея есть замкнутый комплекс между собой связанных объектов-сущих, заключается в следующем. При явлении идеи в наше сознание и в процессе раскрытия ее смысла мы своим умственным взором «видим» только то недостающее (искомое) сущее, которое мы должны создать. Но мы вовсе не замечаем – и даже не принимаем во внимание – тех готовых исходных сущих, на пьедестале которых мы только и можем воздвигнуть фигуру искомого сущего. Без них создание последнего в принципе невозможно, как невозможно создание и демонстрирование скульптуры без какого-либо постамента. Так что в «обязанности» искомого сущего входит обязанность, во-первых, замыкать цепочку исходных сущих, во-вторых, связывать их в не распадающуюся цепочку, и в-третьих, своим видом и сущностью не противоречить виду и сущности исходных сущих, поскольку первое должно быть во взаимосогласованности со вторым. Если этого нет, то нет и возможности создать искомое сущее.
Ведь можно сказать, что «силу» своего функционального назначения любое искомое сущее получает от исходных сущих. Так яблоня получает «силу» своего плодоношения и от почвы, на которой она укоренена, и от влаги, которой насыщена почва, и от лучей Солнца, которые осуществляют реакцию фотосинтеза в ее листьях, и от насекомых, которые опыляют цветки этого дерева, а самое главное, от того «дичка», прививка к которому дала возможность дикое растение превратить в культурное. Не будь хотя бы одного из этих уже готовых исходных сущих, и не будь они во взаимосвязи с самой яблоней, никакого плодоношения от нее как от материализованного искомого сущего в самой природной идее яблони, мы не могли бы ожидать. Еще раз заявляем: исходные сущие в своей готовой – для комплектации идеи – форме есть основание для формирования недостающего звена, а именно, искомого сущего. (О преимуществе использования готовых исходных сущих в комплектацию идеи речь у нас будет идти в пункте 5).
Таким образом, мы видим, что у идеи есть три (не только необходимых, но и достаточных) условия образования ее смысла.
Во-первых, это комплексность (то есть комплектность) состава входящих в нее сущих (исходных и искомого). Отсутствие какого-либо одного из них не дает возможности создать идею. Так, например, отсутствие в идее кусочка мела такого исходного сущего как письменность обессмысливает саму эту идею, а отсутствие доски – или какой-либо другой подходящей плоскости – не дает возможности ее осуществления.
Во-вторых, это связанность указанных сущих в замкнутую цепочку за счет «зацепления» через посредство своих метафизических свойств (или сущностей). Так в той же идее мела человек соединен с письменностью своим метафизическим свойством видеть и понимать знаки письменности. Письменность соединена с доской и с человеком своим метафизическим свойством изображать в иконической форме определенные смыслы и быть изображенной на доске. Доска соединена с письменностью и с кусочком мела своим свойством сохранять на своей поверхности след от мела в виде текста. Мел же соединен с доской и с человеком своим метафизическим свойством мелкодисперсно крошиться и оставлять на доске видимый и понимаемый человеком текст. Как видим, отсутствие какого-либо метафизического свойства у любого из сущих обрывает связь между последними и разрывает цепочку. Мы потому и назвали сущностные свойства объектов из состава идеи метафизическими свойствами, что в отсутствии любого из них создание идеи невозможно. А значит, невозможно и создание новизны любого рода. Именно отсюда, от незнания того, что из себя представляет сущность и какую роль она играет в основном метафизическом процессе, процессе создания совершенно нового сущего – именно отсюда вся та путаница относительно того, можно ли отделить существенные свойства объекта от несущественных. (Имеется ввиду спор эссенциалистов с антиэссенциалистами).
И третьим условием образования структурно-функционального состава идеи и ее смысла является отсутствие противоречий между всеми сущими идеи. В той же идее мела, положим, цвет кусочка мела должен контрастировать с цветом поверхности доски, язык письменности должен быть понятен аудитории слушателей, человек должен быть зрячим, чтобы видеть то, что написано на доске и т. д.
Выше мы дали наглядный пример идеи одного технического изобретения. Но аналогичным образом устроена любая идея: техническая, научная, социальная, этическая, эстетическая, философская и т. д. Разными будут только исходные и искомые сущие. Так, например, в научной идее искомым сущим может быть – уже в материальном своем воплощении, то есть в виде подручного средства – формула, закон, принцип и т. д. (Ясно, что самим искомым сущим является найденная ученым зависимость между какими-либо параметрами). В социальной идее таковым может быть общественный институт – положим, благотворительный фонд – в идее справедливости; государственные институты в идее государственности; в идее бессознательного – психоаналитик; в идее искусства – сама новизна идеи произведения искусства; в самой Природе материализованным искомым сущим (то есть подручным средством самой Природы), конечно же, являются все новые и новые видообразования как животной, так и растительной материи.
Исходя из этого, надо иметь в виду следующее. Идея как комплекс связанных между собой сущих может быть образована не только в уме (интеллекте) человека, но она может быть сформирована и в самой Природе путем собирания («сгущения», столкновения) определенного рода обстоятельств и сущих, из лона которых возникает не столько идеальная форма искомого сущего, сколько уже материализованная его форма (подручное средство) в виде нового видообразования. И это видообразование способно освоить новый род деятельности по производству новой Продукции в сфере того ареала (ниши), где оно вынуждено обитать. Так, в Природе готовыми исходными сущими, на основании которых может быть создано новое видообразование, являются и «старое» видообразование, и изменение природных (климатических, ресурсно-пищевых) параметров, и внутривидовая и межвидовая борьба за существование, и изменение, положим, формы цветка, нектаром которого питалось «старое» видообразование и т. д.
В Природе все живое и не живое плотно между собой пригнано, все обусловлено тем окружением, в котором оно вынуждено жить. Именно нужда и Необходимость в создании новизны заставляют живое существо видоизменяться. И здесь, как нельзя кстати, звучит наблюдение А. Шопенгауэра, сделанное им почти два века назад.
«Только кажется, что людей тянет нечто находящееся впереди них, в сущности их толкает нечто сзади: не жизнь их привлекает, а нужда толкает вперед»2.
Итак, возвращаясь к раскрытию смысла идеи и формированию вида и сущности искомого сущего на фундаменте (на пьедестале) исходных сущих, мы видим, что искомое сущее – это идеальный образец, созданный нашим интеллектом. И процесс формирования его вида и сущности, – исходя из только что явленного нам смысла идеи – мы назвали рефлексией-11. Последняя отличается от рефлексии-1 принципиальным образом. Если в процессе рефлексии-1 мы собирали исходные сущие в комплекс – в надежде получить из него идею, – то в процессе рефлексии-11 мы производим обратную операцию: «разбираем» (разлагаем, раскрываем) идею на те сущие, из которых она составлена. (А составлена она, как мы уже знаем, из некоторого числа исходных сущих и того искомого сущего, которое мы должны создать внове).
Вот здесь нам впору, хотя бы в качестве небольшого отступления, остановиться на одном обстоятельстве, недопонимание которого не дало возможности классической метафизике осмыслить в должной мере основной феномен бытия. А именно, осмыслить феномен возникновения (образования) идеи и той «нагрузки», которую она несет в самом процессе бытия. Все дело в том, что в философии со времен Платона признавалось существование в процессе нашего мышления двух его (мышления) видов: рефлексии собирающей и рефлексии разбирающей. (И это достаточно подробно описано в замечательной книге А-Ж. Фестюжьера «Созерцание и созерцательная жизнь по Платону», особенно в двух параграфах Главы 111 «Диалектика»3).
Но понимание этих двух видов рефлексий было весьма смутным. И было оно смутным не только у Платона, но и у философов Новых и Новейших времен. Так у Г. Марселя эти рефлексии фигурируют как «двойная рефлексия»4, у А. Бадью – как «клещи Истины»5, у Хайдеггера – как «рефлексия» и «рефлексия рефлексии». Приведем в качестве примера, цитату из статьи Хайдеггера «Тезис Канта о бытии» (1962 г.).
«Характеристика мышления как рефлексии рефлексии дает нам один, правда, лишь приблизительный, чтобы не сказать обманчивый, намек. Мышление входит в игру двояким образом: сначала как рефлексия, потом как рефлексия рефлексии. Только что все это значит?
Если принять, что характеристики мышления как рефлексии достаточно, чтобы очертить его отношение к бытию, то это значит: мышление задает в качестве простого полагания горизонт, на котором можно заметить такие вещи, как положенность, предметность. Мышление функционирует как задание горизонта для истолкования бытия с его модальностями как полагания.
Мышление как рефлексия рефлексии, напротив, подразумевает прием, которым словно инструментом и орудием, через который истолковывается увиденное в горизонте полагания бытие. Мышление как рефлексия означает горизонт, мышление как рефлексия рефлексии означает орудие истолкования бытия сущего. В ведущей рубрике «бытие и мышление» мышление в показанном сущностном смысле оказывается неизменно двузначным, и это – сплошь через всю историю европейской мысли»6.
Из этого текста мы видим, насколько смутным и неопределенным представляется автору, как рефлексия, так и рефлексия рефлексии.
Но не это было главным в вопросе недопонимания того, что такое бытие и что такое идея. Главным было то, что метафизикой хотя и было замечено, но не было учтено фундаментальное Событие бытия. А именно, был упущен спонтанный акт явления идеи (ее смысла) в наше сознание. Как мы понимаем, только смысл внове явленной идеи служит связующим звеном между рефлексией-1 и рефлексией-11, то есть между попыткой собрать сущие в предполагаемую идею и процессом раскрытия уже явленного нам смысла идеи и формирования, – исходя из этого смысла, – вида и сущности искомого сущего. А зная все это, не трудно было догадаться, как образуется идея и как же все-таки из нее формируется новое сущее, – сущее, которого ранее не было в обиходе нашего существования.
Так что, следующая за этапом рефлексии-1 инкубационная фаза формирования идеи в нашем бессознательном, иррациональный акт явления ее в наше сознание и перекодировка нейрообразований нашего мозга в знакомые нашему сознанию слова, знаки, символы (на допонятийном этапе) и т. д. есть тот «черный ящик», который так и не был в достаточной степени осмыслен метафизикой. А потому, не был увиден смысл того, что происходит в процессе рефлексии-11 и как из смысла идеи образуется то искомое сущее, которое является ближайшей целью создания идеи. А пролонгированная цель идеи, как мы уже знаем, состоит в том, чтобы «организовать» в социуме новый род деятельности по производству Продукции нового вида, той Продукции, которая ранее была им, социумом, затребована в процессе зарождения и созревания Необходимости в новизне, как оказалось, именно такого вида. И эта Продукция ни в коей мере не может быть получена без посредничества, изготовленного по образцу искомого сущего, подручного средства.
Кстати сказать, мы теперь с уверенностью, а главное, с большим основанием можем ответить на вопрос, почему в процессе рефлексии-1, то есть в процессе только (исключительно) логического мышления – иначе говоря, без «посторонней» помощи иррационального мышления – мы никогда в принципе не можем создать ни идеи, ни новизны какого-либо даже самого захудалого вида. Так вот, мы потому не можем ее создать, что на этом этапе мы еще не знаем, какого же нового сущего нам не хватает. И узнать этого мы никак не можем, потому что нехватка данного сущего может быть обнаружена только после того как идея явится в наше сознание и мы начнем раскрывать ее смысл в процессе рефлексии-11. А вот исходя из этого смысла, и из тех взаимосвязей между исходными сущими и недостающим нам искомым сущим, мы уже можем сформировать и вид, и сущность последнего. А это, последнее, как раз и является одной из тех целей, ради которых должна быть создана идея.
Да к тому же, можно сказать, что вид искомого сущего формируется видом тех исходных сущих, которые входят в состав идеи, и теми взаимосвязями, которые образуются между всеми сущими. Потому что этот вид должен находиться во взаимосоответствии с тем основанием («пьедесталом»), на котором он находится, и ни в коем случае не находиться с ним в противоречии. Так что нам нужно всегда иметь в виду одну непреложную Истину: какая-либо новизна может быть создана только через посредство создания идеи, то есть: через комплектование некоторого числа связанных между собой сущих, через спонтанное явление идеи в наше сознание, через раскрытие смысла этой идеи и через формирование вида и сущности искомого сущего, далее материализуемого в подручное средство (о чем чуть ниже).
