Kitabı oku: «Мёртвое пианино»

I

Вернувшись из сочинского имения редактора «Петербургской газеты», Ардашевы зажили привычной провинциальной жизнью. Днем Клим Пантелеевич участвовал в судебных заседаниях, а по вечерам возвращался к недоконченному роману или до позднего вечера засиживался в кабинете с томиком Чехова.

Вторник шестого августа был неприсутственным днем – Ставрополь отмечал Преображение Господне (Яблочный Спас), – и Ардашевы решили посетить новый кинематограф «Модерн», открытый братьями Меснянкиными в двухэтажном «Пассаже»¹. Французское название было выбрано не случайно. Выстроенное совсем недавно здание соединяло Николаевский проспект и Казанскую площадь с шумным Нижним базаром. Коммерческие и зрительные залы находились в одном помещении. На втором этаже размещался театр на шестьсот мест и торговые отделы, на первом – кинематограф на двести зрителей и многочисленные купеческие магазины. Не обошлось и без модного внутреннего дворика со стеклянной галереей, где в деревянных кадках росли заморские диковинные пальмы, а в ажурных клетках кричали беспокойные попугаи-ара, какаду и весело свиристели русские канарейки. В подвальном помещении раскинулся шикарный ресторан «Гном».

Уже на подходе к «Пассажу» зазывно кричали красные афиши рекламных тумб: «Спешите видеть! Видовая лента «Полет дирижабля». За ней – фильма «Ад»! Только здесь вы можете встретить трехротого Люцифера и своих умерших знакомых. Более 150-ти действующих лиц! Движущаяся картина собрала более двух миллионов долларов в Северо-Американских Соединенных штатах. Третья фильма – «Большое ограбление поезда». Убийства, погони, перестрелки! Экспроприация на железной дороге! И все за один сеанс!».

Пройдя в зал, Ардашевы заняли кресла в пятом ряду. Билет сюда стоил пятьдесят копеек. Если оставались свободные места, гимназистам и нижним чинам продавали места за половину стоимости.

Почти у самого экрана, под углом, стояло пианино. На венском стуле висел летний сюртук тапера. Самого музыканта в зале еще не было. На приставном столике виднелась бутылка сельтерской и чайный стакан.

Мимо Ардашевых текла людская река. Зал заполнялся, точно пчелиный улей перед дождем. Клим Пантелеевич раскланивался со знакомыми. А их было немало: председатель Губернского Комитета по делам мелкого кредита Фрауф, заведующий ломбардом отставной губернский секретарь Сафронов, управляющий Ставропольским отделением Азово-Донского коммерческого банка Старосветский с семьей, помощник врачебного инспектора Мильвидский с супругой, судья 1-го участка города Бенедиктов, податной инспектор Васильев…. Да разве всех перечислишь?

Наконец лампы Сименса и Гальске потухли.

Тапер занял место у инструмента.

Робко застрекотал киноаппарат «Патэ», потекла легкая мелодия, и луч света упал на экран. По белому полотну поплыл сигарообразный дирижабль. Казалось, что цепеллин сейчас изменит курс и повиснет над головами зрителей. Зал изумленно притих. Короткая видовая лента пронеслась быстро, и свет вновь включили. Но уже через несколько минут вновь стало темно, музыкант заиграл ноктюрн из 37-го сочинения Фредерика Шопена соль минор. Началась основная фильма.

Итальянский режиссер Джузеппе де Лигоро рисовал на белом полотне свое представление страшного потустороннего мира. И в тот момент, когда поэт Данте, пытаясь выбраться из темного леса, увидел спасительный свет, раздался дикий женский вопль. Кричала жена врачебного инспектора Мильвидского, сидящая неподалеку от Вероники Альбертовны Ардашевой. Подскочив с места и трясясь от страха, дама указывала на тапера.

Голова музыканта запрокинулась назад, руки безжизненно повисли, а изо рта белыми хлопьями валила пена. И только пианино продолжало играть как ни в чем не бывало. Клавиши, точно ведомые незримой рукой, сами исполняли окончание лирической пьесы польского композитора. По залу прокатился вздох изумления. Публика поднялась с мест.

Первым на помощь несчастному бросился врач Мильвидский. За ним, пробираясь по ряду, поспешил Ардашев.

Осмотрев тапера, доктор принялся хлестать его по щекам, пытаясь привести в чувство.