Kitabı oku: «Весёлые пилюли смехотерапии»

Аннотация

В очередную книгу известного украинского писателя-юмориста Ивана Яцука вошли, как новые юмористические произведения, так и юморески из прошлых сборников, полюбившиеся читателям. Все они написаны оригинально, увлекательно, с большой выдумкой и даже озорством. Веселые истории, фельетоны, памфлеты, юморески помогут в тяжелые для вас моменты жизни поднять настроение, снять напряжение трудовых будней, выйти из депрессии, если вы чем-то удручены, и заменять дорогие психотропные лекарства, не всегда безопасные.

Иван Яцук

Веселые пилюли смехотерапии

Сборник сатиры и юмора

От автора

Один из классиков как-то сказал: «Не приведи, господь, жить в интересное время». А вот нас, подишь ты, угораздило. Ну что делать – приходится жить; смеха, правда, мало, но и вовсе без него не обойтись. Что хорошего вечно ходить с постным лицом человека, недавно вернувшегося с кладбища, и жаловаться на рост тарифов. Надо как-то обустраиваться и в данной ситуации – не всем же рождаться в Норвегиях, где и в тюрьме дают три варианта завтрака.

Психологи советуют даже самую безнадежную ситуацию представить как повод для шутки, и тогда она, эта ситуация, представится совсем в ином свете.

Конечно, далеко не всем удается так преобразить свою жизнь. Чаще наша улыбка напоминает «улыбку горькую обманутого сына над промотавшимся отцом».

Ну да ладно – не будем о плохом. Все настойчивей врачи советуют лечиться смехом. И, действительно, если человек улыбается, значит, он преодолел некий болезненный симптом в себе и готов радоваться жизни. Подчас это имеет решающее значение в лечебном процессе.

Смех расслабляет сосуды, сжатые донельзя жизненными проблемами, расширяет грудную клетку, давая организму больше кислорода; смех помогает человеку, понуро бредущему по жизни, поднять голову и посмотреть на мир новыми, смеющимися глазами; смех абсолютно не имеет никаких побочных эффектов, кроме лечебного. Смех намного дешевле дорогостоящих импортных психотропных лекарств, польза от которых во многих случаях весьма сомнительна, зато вред точен, как швейцарские часы на руках народных депутатов.

Перед вами книжка смехотерапии, состоящая из нескольких десятков смехотворящих таблеток– юморесок. Принимайте их по одной на завтрак, на обед и на ужин или перед тем, как лечь спать, и вас не будут мучать кошмары, не будет изнурять бессонница, не будут пугать тяжелые впечатления минувшего дня– глубокий, освежающий сон вам обеспечен. Причем, эти таблетки– лекарство многоразового использования, оно не имеет сроков годности, не гниет, не портится, не истощается, готово к употреблению в любой момент, это скатерть-самобранка, способная незамедлительно выдать вам порцию мягкого, интеллигентного юмора.

В книге почти нет политических тем. Бог с ней, с этой политикой; слишком это опасная и шаткая основа для нынешнего юмориста: мало того, что тебе могут припаять нанесение ущерба безопасности страны, угрозу конституционному строю, «зазіхання на незалежність та роздмухування національного розбрату», так еще и темы эти скользкие, сюиминутные, непостоянные в своей оценочной сущности. То, что еще вчера было очень хорошим, полезным, поощрялось, завтра может стать в такой же степени плохим и будет наказываться. Нет, уж дудки, надо обращаться к более постоянным предметам. Недавно перечитал Петрония и Апулея, писавших две тысячи лет назад. Ба! Знакомые все лица и положения: злая мачеха, сварливая, ревнивая жена, неудачи на любовном ложе, непомерные жадность, скупость, хвастовство, приводящие к смешным ситуациям, вероломство друзей. Вот они–вечные темы! Вот о чем надо писать! Тут не ошибешься в оценках и не попадешь в «непатриоты».

Я не могу вам обещать гомерического смеха до колики в животе, до икоты и лез – не такое сейчас время для подобного хохота. Моя задача намного скромней. Если мягкая, понимающая, пусть даже с некоторой грустинкой в глазах, улыбка тронет губы читателя – я буду доволен. Это и есть тот квантовый скачок, который обеспечивает переход от болезни к излечению. Живите, радуйтесь, читайте, принимайте для профилактики смешную микстуру юмора – это единственное противоядие против нынешних телевизионных и правительственных новостей. Здоровья вам и задорного, целебного смеха!

Cлучай с майором полиции

Майора полиции очень трудно разговорить, особенно если при исполнении… Но можно. С этой целью я прибегнул к услугам хорошего, уютного кафе. Михаил Андреевич оказался крепким орешком, и лишь, когда дело пошло на литры, тогда он раскололся и стал давать показания. Из его рассказа я вынес представление о повышении интеллекта в стройных рядах нашей славной полиции, в ее, так сказать, шеренгах и когортах.

Итак, со слов майора:

…В тот день дежурство прошло как обычно: зафиксировали два изнасилования; третье, правда, не удалось, несмотря на все усилия потерпевшей. Было также одно небольшое убийство, пять тяжких телесных повреждений в различных окраинах тела, несколько бытовых ссор с битьем посуды и криками: «Ты мне всю жизнь отравил». Ну еще два пожара, погашенных в зародыше, разборки с наркоманами. Двоих продажных девиц сцапали возле университета. И на том пошабашили.

Прихожу домой, поужинал, телевизор посмотрел и забылся тревожным полицейским сном. Вдруг уже поздней ночью телефонный звонок. Дежурный райотдела:

– На вашем участке солидное убийство, прибыть по адресу для консультации с целью быстрого раскрытия.

Называет адрес. Наша служба, как известно, и опасна, и трудна. Собираюсь. Успокаиваю жену, она смотрит на меня понимающими глазами и говорит: «Лучше бы они тебе зарплату с такой оперативностью платили». Ничего я ей на это не ответил, потому что отвечать нечего, только одеваю фуражку – и вперед.

Прибываю на место происшествия. Здесь уже ребята из городской прокуратуры, с ними два стажера из местного юридического института. Наш красавец лежит посреди комнаты, вокруг кровища, на столе остатки роскоши. Прошелся по квартире, потрогал, понюхал, пощупал. Бизнесмен на взлете, все обычные атрибуты: сотовый телефон, видеоаппаратура, импортная бытовая техника, евроремонт, модные шмотки. Готовился жить на широкую ногу.

А наши школьники из прокуратуры продолжают штудировать по учебнику: фотографируют, расстояния измеряют, «пальчики» снимают, остатки еды по мешочкам рассовывают, бокалы на свет и так и сяк поворачивают, друг с другом тихо обсуждают версии и как бы поступил в этом случае Шерлок Холмс.

Наконец один из стажеров подходит ко мне и вежливо спрашивает:

– Что вы думаете, товарищ майор, по этому поводу? Видимо, предстоит долгое расследование? Никаких явных улик, только на столе явно прослеживается след от удара тупым предметом, предположительно головой. Но это пока ничего не проясняет.

– Вы, конечно, можете делать все, как вас и меня в свое время учили в институте, – отвечаю то ли сердито, то ли шутливо, – но лично я закрыл бы квартиру до утра и поехал бы домой. Может, вы еще успеете досмотреть игру «Милана» с «Ромой», а я почитал бы что-нибудь из Марининой, как не бывает в жизни. Ну а если вы торопитесь, то я и сейчас могу в общих чертах обрисовать схему убийства.

– Ну-ну, мы слушаем, – подойдя к нам, с видимой иронией сказал руководитель группы.

– Были два кореша, – начал я, – занимались вдвоем в спортивной секции, потом стали заниматься бизнесом, как и многие. Дело пошло, но приходилось хитрить, прятаться от налогов и так далее. На каком-то этапе поймались. Один взял все на себя, другой обещал помочь ему и его семье, но потом забыл о подельнике. Того замели на несколько лет.

Вышел по амнистии, решил навестить «друга». По дороге прихватил путану. Начали мирно, с водочки. Когда все выпили, дело дошло до марочного армянского коньяка в тяжелой глиняной бутылке, который бизнесмен приготовил для свидания с продавщицей промтоварного магазина. После этого началась разборка. «Ты, сука, не передал в зону даже пачки сигарет, не поинтересовался, как я там мантулю за твои делишки». «Прости меня, Серега, я хотел, но дела не пускали: то одно, то другое, время – деньги, сам знаешь». «Ах ты, козел, время у тебя не хватало, а у меня, значит, хватало горбатиться, пока ты здесь коньячок попивал и баб трахал?»

Ну и пошло-поехало, слово за слово пошли счеты. Бизнесмен боксерским приемом стукнул подельника по печени, надеясь, что зек не в форме. А тот решил повысить коэффициент использования коньяка, доведя его до 100 процентов, то есть хватил бывшего дружка по голове бутылкой, да так, что тот до сих пор, как видите, отдыхает. Шалава, икая от испуга и с побелевшими губами, несмотря на густой слой помады производства Николаевского завода «Алые паруса», бросилась перевязывать руку своему «кавалеру», который порезался осколками бутылки.

Советую вам завтра узнать по картотеке, кто из бывших дружков убитого недавно возвратился из районов интенсивного лесоповала, и можете засчитать себе первое раскрытие.

Вот и вся моя консультация. Что они там дальше делали, не знаю. Я повернулся и ушел, поблагодарив за то, что они решили подвезти меня домой служебным транспортом. А через день снова дежурство: поимка «металлистов», кража в каком-то лицее, малолетние попрошайки и бездомные, опять семейные разборки на кухне – в общем, я и забыл о своей консультации.

И вдруг как-то вечером уже перед уходом домой вызывает меня начальник райотдела:

– Присаживайтесь, Михаил Андреевич, – говорит мне любезно Григорий Иванович, подполковник, – как дела, как в семье?

–Хорошо, как у всех, жена достает, что вовремя зарплату не дают.

Шеф подходит к окну, смотрит вдаль и говорит, не оборачиваясь, мечтательно, почти с поэтическим настроением:

– Да-а, осень уже поздняя, грачи улетели, лес обнажился, поля опустели. И мы тоже стареем, осыпаемся. Опыт большой, а все больше ненужный. Покоя сердце просит. М-да.

«Куда эта хитрая лиса клонит, – думаю, – неужто провожать меня собираются, так рановато еще. Да я и никакого повода не подавал».

– М-да, – шеф опять пожевал губами. – Пригласите кого-нибудь из общего отдела.

Я пригласил. Наталью Сергеевну из канцелярии.

– Некоторые формальности, Михаил Андреевич, – уже сухо чеканит подполковник. – Ваша фамилия, имя и отчество?

– Григорий Иванович, не понял?

– Фамилия, имя, отчество?

–Злыдень Михаил Андреевич.

–Год рождения?

– 1970-й, 5 июля.

– Судимость?

– Не судился, но родители были на оккупированной врагом территории, – пробую шутить.

– Не паясничайте, место рождения?

– Село Ивановка Ивановского района Херсонской области.

– Теперь, Михаил Андреевич, очень подробно поясните, а вы, Наталья Сергеевна, тщательно записывайте, откуда вам заранее стали известны подробности убийства по улице Нашатырной, 2?

– Какое убийство, какие подробности? – взмолился я.– Меня вызвали, я осмотрел. Банальное убийство, в шутку высказал свое предположение, уехал и забыл.

– Ваши шуточки вылились в этот рапорт, – и шеф протягивает мне бумагу, – читайте. И резолюция: «Подполковнику Корнейчуку внимательно разобраться и доложить». Вот и все шуточки.

Читаю: «Начальнику городского отдела внутренних дел Сивоконю В.А. Рапорт. При расследовании убийства бизнесмена Гераськина Н. В. для консультации был вызван майор Злыдень М.А. Встретив взгляд моих железных, всепонимающих, всепроникающих глаз, майор Злыдень М. А. стушевался и под видом своей версии раскаялся и чистосердечно рассказал картину убийства. Она такова… При дальнейшем расследовании версия полностью подтвердилась вплоть до мельчайших подробностей, до губной помады производства Николаевского завода «Алые паруса». Согласно теории вероятности такого совпадения не может быть, потому что не может быть никогда. В пользу предположения о причастности майора Злыдень М. А. к преступлению говорит тот факт, что при обыске на квартире убитого не обнаружено ни одной гривны денег. Такого тоже не может быть, чтобы на дому у бизнесмена не было денег. Значит, их кто -то забрал. Этот «кто-то» и есть майор Злыдень М. А. Во время убийства он находился в квартире. Каким образом он туда попал, будет выяснено в ходе дальнейшего следствия. Гражданка Дундукова, хозяйка губной помады, задержана. Она пока не дает свидетельских показаний на гражданина Злыдень М, А., но при применении некоторых превентивных мер воздействия она, очевидно, во всем сознается.

На основании вышеизложенного прошу вас дать разрешение на задержание майора Злыдня М.А. по обвинению в соучастии в преступлении.

Курсант – дипломник Груша С. С.»

– Ну как? – спросил подполковник, когда я закончил читать. – По-моему, весьма убедительно, а? Я читал у какого-то англичанина, что ежели ты идешь по земле, усыпанной яйцами, то хотя бы не подпрыгивай. А ты как слон в посудной лавке. Ну почему ты решил, что у этой стервы помада от «Алых парусов»? Объясни, пожалуйста.

– Почему, почему, – мрачно сказал я, – ляпнул – вот и все. Это же группа риска, девицы эти любят густо краситься, а денег в обрез. Вот и берут, что подешевле. А дешевле «Алых парусов» нет ничего. К тому же местное производство, левак идет, он еще дешевле. Вот и каркнул.

–Хорошо, ну а как ты, Холмс, догадался, что у этого бизнесмена любовница – продавец промтоварного магазина? Я, как Ватсон, никак не пойму.

– Я же вам говорил, Григорий Иванович, что пошутил со злости. Говорил первое, что приходило в голову. Откуда сейчас приходят в бизнес? – скорее всего из спорта, бывшие бармены, кладовщики, фарцовщики. Для них всякие киоскерши, реализаторши, поварихи – пройденный этап. Но и до директрис, менеджеров в юбках они еще не доросли. Остаются продавщицы модных магазинов. В продовольственных магазинах работать тяжелее – там надо стоять на ногах двенадцать часов, там не побалуешь. А вот в промтоварных – там конкурс, попадают смазливые, длинноногие, с претензией на манеры. Работа непыльная, не грязная, не напряженная. В общем, торговый бомонд. Такой бутылочку »русской» не поставишь, подавай шампанское или коньячок.

– Ну ты, Михаил Андреевич, даешь. Как по Конан Дойлю. Полная индукция и дедукция.

– Поварится кто тридцать лет в нашем котле – любой аналитиком станет, – скромно отвечаю.

– Ну не скажи, – возразил шеф, – а я-то думал, отчего у тебя на участке процент преступности меньше, а раскрываемость выше. Оказывается, вот где собака зарыта. А вот с деньгами как? – подполковник прошелся по кабинету и хитро посмотрел на меня, думая, что поставит меня в тупик, – может, и это разгадаешь, а?

– Разгадать не разгадаю, а предположить можно, – ответил я. – На работе надо спросить, не закупал ли он за наличку крупную партию товара. Или кредиторы за горло взяли. Если не то и не другое – значит, надо опять в квартире искать. Подождем, пока наши умники окончательно скажут, что денег нет. Тогда я пойду и постараюсь найти.

Короче, через несколько дней я опять попал в эту квартиру и в месте прикрепления люстры к потолку нашел тайник: там известь слегка осыпалась. После этого меня еще вызывали, убедились, что все чисто, и наградили почетной грамотой, а заодно и сказали, чтоб греб к берегу: хватит, мол, плавать, молодых некуда пристраивать. На мое место Грушу готовят, он умеет с компьютером обращаться, а для меня это – темный лес.

– Кстати, – заинтересованно спросил я, – почему бы вам не стать депутатом хотя бы горсовета? Люди вас знают. Я первый за вас отдам свой голос. Мне наплевать на компьютер – лишь бы в подъезде меня не раздели и не оглушили.

Майор ничего не ответил, грузно поднялся и пошел прочь, почти не шатаясь.

Ох, рано…

Сейчас, братцы, я хочу рассказать вам о нашей доблестной охране. Но не о всей охране – охрана, как известно, очень велика. Боже упаси, брать на себя такой тяжкий труд. На это есть классики, способные подниматься до глубоких обобщений; на это есть большие литературные формы, как то: эпосы, эпопеи, трилогии, романы, на худой конец, вместительные повести, близкие к роману по объемам и количеству персонажей.

Нет, у меня лишь небольшой рассказец, да и тот не обо всей охране, а только о маленьком частном случае. Ну, например, об охране некоего молокозавода, дай бог ему стоять сто лет и не расхищаться. Товарищи заводчане, заранее извините меня, сирого. Это я так, для блезиру. У вас, наверно, отличная охрана, и не бывает записок от начальства, и никто не выпивает на рабочем месте, и даже совсем отсутствуют докладные от материально-ответственных лиц, что, мол, там-то и так-то были нарушены пломбы и замки. У вас, естественно, этого ничего нет, потому что вообще быть не может ни при каких обстоятельствах. А я ни с того ни с сего вдруг приплел какой-то молокозавод, неизвестно где и как расположенный, и тем самым навожу тень на плетень.

Еще раз истово извиняюсь, но надо же кого-то припрячь для фантазии. Рыбокомбинат назвать, что ли? Так и рыбокомбинат можно обидеть. Его хоть и признали банкротом, но люди там имеют высокое понятие о чести, и чтоб там что-нибудь такое-этакое сомнительное – ни-ни. Конфетную фабрику тоже назвать не могу, потому как ворованным шоколадом у нас на рынке не торгуют, а только из-под полы показывают всякие деклассированные элементы, достойные хулы и порицания. У конфетной фабрики экспорт в десятки стран мира, микроскопы, рефрактометры, люди в белых халатах – разве там уместны какие-то недочеты в охране? Если и случается небольшая пересортица мускатного ореха с орехом греческим, или вместо обоих орехов в « Метеорите» вдруг ореховая скорлупа обнаруживается – так разве это тема для обобщений? Нет, о кондитерах больше ни слова, руки прочь от кондитеров, не сметь позорить честные имена и фамилии.

Или возьмем мясожиркомбинат. Никакой общественной собственности на орудия и средства производства. Акционерное общество, личная ответственность. Совет акционеров во главе с независимым председателем родом из Киева с пятью заместителями на все случаи жизни. А над ними наблюдательный совет. Письма, телеграммы в Киев и назад, факсы и телексы – и во всем строгости ужасные, никакой поблажки расхитителям. Охраны – видимо-невидимо, охранник на охраннике сидит и охранником погоняет. А сверху собственная служба безопасности, расследования, контроль. А еще сверху – ой-ой-ой. Что-то украсть? – вы о чем говорите, типун вам на язык; и думать забудьте, плохие мысли могут материализовываться. Муха не пролетит незамеченной, комар не проползет. Ну разве что КАМАЗ с прицепом ночью… Так это ж в кои веки бывает и все больше теоретически. А все-таки растащили, говорите? Ну это же ясно, как белый день – коварная, византийская рука Москвы, москали проклятые, для них даже шестнадцать постов охраны – чисто поле.

А руководство-то, руководство! Святые люди. Неподкупны, как Робеспьеры, Сен-Жюсты и прочие Цурюпы, истинный вам крест. Голодают, но зернышка макового в рот не возьмут без разрешения начальства. Только с его разрешения. А как убиваются, что им только один мясожиркомбинат достался, а не два и не три! Прямо лоб себе побивахом. А что бессребреники, что истина дороже им всяких Платонов и друзей – так уж и говорить не приходится. Друга, коллегу не угостят фальсифицированной сосиской – а вдруг растрата?! Пятно на репутацию, горе-горюшко-то какое, позор, посыпай голову пеплом, подавай в отставку немедленно. Только вот на кого комбинат бросишь – это лишь и держит на месте, общественная польза превыше всего. Один прямо так и сказал: ничего не попишешь, уж таким меня мать родила, чтоб за дело народное стоять. Счастливая мать и счастливые ее предки также.

Ну да ладно об этом комбинате. Еще подумают, что там охрана хуже, чем у других. Ничуть не хуже и не лучше, такая же безупречная, как и везде. Возьмите вы всякие СМУ, РСУ, ССУ и прочие технические учреждения. Там хмурые, озабоченные бухгалтеры, сметы, поправки и коэффициенты на влажность, мороз и летнюю жару. Попробуй там исчезни завалящий кирпич – сразу в сметах прореха, дом высотной постройки останется без этого несчастного кирпичика мироздания, а это уже недострой со всеми вытекающими последствиями для банков, гаражей с удобствами, дач, вилл, и прочих подсобных помещений. Видите, насколько все это серьезно, а вы, понимаете ли, шьете какие-то шуры-муры с охраной. Не надо этим раскидываться походя.

Я полностью разделяю заботу о чистоте рядов нашей охраны и потому возьму абстрактное предприятие с абстрактной же охраной, засекречу все выходные данные. Будем работать втемную, инкогнито. Не будем переходить на конкретные личности, чтоб никого не обидеть зря подозрительными ассоциациями.

Итак боец икс некой охраны игрек рассказывает:

Сначала я в родном своем колхозе в бригаде полеводов был. Потом в армию. Когда дембельнулся, в полеводы не захотел, и меня пристроили в эту самую…как ее… пенитенциарную систему. Я долго язык ломал, называя знакомым место службы, и никак не мог взять в толк, чем я буду заниматься, потому что, кроме как окучивать овощи, я ничего не умел. Но оказалось, что это система, где исправляют ошибки перед обществом за то, что плохо прятали концы в воду или не успевали их спрятать вообще. Или может так кому-то надо было.

В этой хитро названной системе я занимался в подсобном хозяйстве и продовольственной службе. Так сказать по профилю предыдущей деятельности. Я старался, как мог, но хрюшки, которых мы выращивали, имели подлую природу куда-то бесследно исчезать, а вместо них появлялись бумаги, где туманно упоминались «недоопорос, плохое качество кормов привели к тому что… просим на основании вышеизложенного списать… единиц поголовья…». Вот за эти списания меня, как свидетеля этих мрачных событий, и выставили за ворота указанной системы с твердым наказом держать язык за зубами, как будто его можно держать еще где-либо. Первое время я все-таки постоянно щупал язык: есть ли он за зубами, но язык не свинья, он постоянно был при мне, и я постепенно успокоился.

С какой песней, то бишь формулировкой мне приказали маршировать на выход, точно не скажу. Скажу только, что остался в городе N и стал искать работу. Уже семья, дети. Куда ни ткнусь – смотрят в трудовую, сумрачно качают головой и «Извините, вакансий пока нет». Что-то мне шельмы эти зоновские написали не то.

Наконец взяли в охрану. Прочитали инструкцию, определили маршрут, выдали робу, карабин, кое– какие харчи в счет будущей зарплаты.

– Сколько оклад? – спрашиваю.

Вижу, начальство замялось, потеряло фасон и отвечает с растерянной улыбкой:

– Сколько получится. Повременно.

Повременно так повременно. Дежурю. Месяц дежурю, два дежурю. Три. Получки нет.

– Как с оплатой? – спрашиваю опять с маленькой смелостью, так как слегка принял на грудь для большей убедительности.

– Денег на счету пока нет, – говорит начальник охраны и отводит глаза в сторону.

Ладно, жду, когда мыло на счету появится. Опять дежурю. Наконец выдали полтинник. И опять три месяца – ни гу-гу. Ну как платите, так и работаем, рвения особого не выказываем. Пришел на смену, замки проверил – и на боковую. Отхрапел двенадцать часов – сдавай замки и пломбы, целые и невредимые. А чего и воровать-то. Склады такие хилые, невзрачные – смотреть не на что. Что там можно умыкнуть? Ну и дыры везде, крыша течет. Если что и возьмут – я не виноват, я замки охраняю, пломбы стерегу, а за здания я не ответственный. Стукнуло восемь часов утра – шабаш, домой.

Ну а дома все хотят жр…ну есть. И не отвертишься и не захрапишь. «Понимаешь, Зин, начальство…тово…отнекивается…». «Вот и я буду отнекиваться», – заявляет жена и проносит тарелку мимо, не говоря уже про ночное.

Опять иду к этому, как это у них называется, руководству. Кабинеты чистые, светлые, паркеты, компьютеры, секретарши длинноногие. Начальство сидит важное, сытое, холеное, как татарский хан, и на отсутствие мяса в борще, видать, не жалуется.

– Когда же? – спрашиваю.

– Надо сперва налоги заплатить, а уж потом…

– А налогов много еще?

– Пока на месяца три, но еще будут расти. Еще пенсионный фонд, электроэнергия… – и бумажками шр-шр и в трубку: – «Алло-алло”, – очень все, значит, заняты, прием окончен.

Ну не буду же я лезть в драку: еще попадешь в эту самую пенитенциарную систему, только по другую сторону сетки. Поворачиваю оглобли и иду ни солоно хлебамши куда глаза глядят и ноги несут. А куда несут ноги, когда ими никто не руководит? Правильно, к другу закадычному.

Надо сказать, человек ума государственного. Только постоянно этот ум алкоголем глушит – иначе, говорит, еще труднее жить. Помните, раньше «Голос Америки» глушили? «ш-ш-ш…Леонид Ильич полностью…ш-ш. др-др…говорят, товарищ Суслов категорически настаивал…ш-ш-ш». Ну и так далее. Короче, горе от ума, известное дело. Но ум все-таки пробивался лучше, чем тогда «Голос Америки». «Я с виду сер,– любил говорить дружаня,– да черт у меня не весь ум съел». Человечище. Изощрился до того, что стеклобоем и макулатурой стал на две бутылки ежедневно зарабатывать. Полторы отдавал в семью, а половинкой хлорировал мозги от всякой душевной заразы.

Рассказываю я, значит, Платонычу свою Одиссею, а он так умно, так ласково смотрит на меня, как Ленин на ходоков из народа, и спрашивает, аки Иисус Христос апостола:

– Храпишь на посту?

– Храплю, а что мне делать при такой зарплате?

– Это я могу храпеть, – он отвечает государственно, – я уже сегодня три коробки из-под телевизоров сдал и две – от стиральных машин, а также мешок бутылок из мусоропровода выудил. Я могу спать. А тебе, мил человек, спать не по чину. Ты действуй от противного: тебе не платят, а ты работай, то есть смотри в оба; тебе не платят, а ты еще усердней шарь по сторонам. Делай, как я учу, через неделю доложишь. А сейчас я тебя угощаю.

Отпускает же бог человеку. Ума – палата, как пить дать, палата, даже больше – дворец, Межигирье ума. Если у нас у дворника столько смальца в голове, то сколько же его должно быть у министра? Или менять их местами, что ли ? Но бывает, конечно, так, что и у дворника мозги куриные, не говоря уже о министрах. Посмотрел я на Платоныча молитвенно и пошел учиться.

Ночь стою на часах, как у Мавзолея, вторую стою, во все глаза зырю. Ничего не проглядывается обнадеживающего – темная ночь, тускло звезды мерцают. Неужто, думаю, напутал что-то Платоныч от избытка умственных возможностей. Ему хорошо умничать – у него мусоропровод под боком, и не надо ночами бдеть, а тут смотри, ходи, последние ботинки бей. А может, Платоныч посмеяться надо мной вздумал? Это ему дорого обойдется. Одной «Русской» тут не отделается.

Ладно, кумекаю, бог троицу любит. Да и в сказках все главное в третью ночь совершается. Подежурю еще одну ночку. Если и опять фанера над Парижем – тогда Платоныч упадет в моих глазах ниже плинтуса.

Стою третье дежурство. Опять одни звезды и луна, дело движется к полночи, глаза слипаются, так и хочется плюнуть на все и завалится набок. Но креплюсь, надеюсь на интеллект Платоныча – не может ведь подвести такой человек, который из ничего делает деньги. Вдруг слышу: шаги, кто-то мягко ногу ставит. Я – за угол и наблюдаю. Стоп, Степан Тимофеевич, завскладом. Одиннадцать часов ночи, с чего бы это? Огляделось воровито материально-ответственное лицо – и ключ в замок. Тихонечко открыл дверь и скрылся в недрах склада. Через некоторое время появляется с мешком за плечами, тать эдакий. Ну я здесь и решил: пора.

– Стоп! – кричу, – стрелять буду. Кто такой?

Хотел, было, воришка припустить, но мешок чижелый.

– Ты чего орешь? – часто дыша, говорит Степан Тимофеевич. – Не видишь, что ли, завскладом это. Пришел проверить, как склад охраняется. Ну и кое-что взял, чтоб зря время не терять. Вчера в магазине купил, да не было времени домой отнести.

– Нет, – отвечаю, – дорогой Степан Тимофеевич. Это днем вы завскладом, а ночью вы – вор, и я сейчас сдам вас в полицию. Там будете объяснять, где и что вы купили. Поворачивайтесь – и вперед. Шаг влево, шаг вправо – побег, открываю огонь на поражение. Кстати, что там у вас в мешке?

– Да ничего хорошего. Красочка, импортная, – елейно отвечает Степан Тимофеевич. – Сэкономил немного. Тебе, я думаю, тоже понадобится. И ты возьми штуки три-четыре.

Я взял пять банок, больших. И строго предупредил, чтоб больше такого не повторялось. Толканул по сходняку. Перед следующим дежурством я уж крепко выспался. Бдю. Слышу: опять шаги, присмотрелся – заместитель начальника охраны.

– Стой, кто идет?

– Это я. Здравствуй, Дерюгин, бодрствуешь?

– Так точно, товарищ начальник.

– М-да, хорошо, молодец, – говорит, – а сам губы недовольно жмет. Походил-походил, потом опять ко мне, но уже доверительно:

– Бацнешь для сугреву, – и показывает чекушку самогону.

– Никак нет, товарищ начальник, на посту не положено.

– Ничего,– успокаивает шеф, – дежурство идет нормально, спокойно, можно и хлебнуть, при нашей-то жизни.

– Ладно, – говорю, – давайте, я ее через полчаса оприходую.

Отдал мне зам чекушку и ушел, а перед тем похлопал меня по плечу:

– Если и соснешь, то ничего. Я тебя подстрахую.

В какой другой раз я бы запросто заглотнул, но ведь сам Платоныч научал не дремать, а я в последнее время таким к нему доверием проникся, что стал подозревать: а не мессия ли он, переодетый в рубище дворника? Потому категорически приказал себе не искушаться. Жду, что будет дальше. Проходит час. И снова появляется зам. Я сделал вид, что сплю беспробудно. Он даже за плечо меня потряс – я только сладко чмокнул губами. А сам думаю: ах ты змея двухметроворостая, бойца охраны вздумал обмануть? Стража и гаранта сохранности? Нет, не выйдет.

И вот еще через несколько минут: ш-ш-ш – гравий под шинами шуршит. Подъезжает «мерс» грузовой – и к складу. Выходят из машины мой зам и еще кто б вы думали? – один из тех, кто вечно занят, кто бекает в трубку, когда речь заходит о зарплате. Склад без зазрения совести открывают и давай отедова таскать шикарный линолеум, сантехнику импортную, стиральную машину запечатанную.

Я жду. Как охотник зверя, пока он ни приблизится на расстояние выстрела. Вот они пломбируют опять склад, закрывают дверцы «мерса», и тут моя очередь:

– Стой на месте , стрелять буду без предупреждения, – и карабин на них. – Руки за спину, в колонну по одному.

Подельник хмуро смотрит на зама: мол, что за мансы?

– Ты что, Дерюгин, – кричит тот, боясь сойти с места, – почему не спишь?

– Я на боевом посту, – сугубо официально отвечаю, – и согласно инструкции обязан вас арестовать как расхитителей акционерного имущества.

– У нас все законно, – обращается ко мне старшой, – вот накладная выписана. Не хотелось только людей дразнить… время такое сложное…вот и решили ночью…

Подает мне документ. Я его внимательно разглядываю.

– А почему штампа «оплачено» нет? Липа выходит?