Kitabı oku: «Центральное дело. Хроника сталинских репрессий в Якутии», sayfa 2

ПОДАВЛЕНИЕ «КСЕНОФОНТОВЩИНЫ»

«Ксенофонтовщина» – одна из самых малоизученных тем в истории Якутии советского периода. Настоящие документальные источники – уголовные дела № 145873 на П.В. Ксенофонтова и других 83 человек и № 515926 на М.П. Слепцова и других 28 человек – были недоступны историкам, поэтому освещение тех событий в нашей историографии не опиралось на полное изучение всех документов.

Мы полной исторической реконструкцией событий «ксенофонтовщины» занялись недавно, поэтому воздержимся от категоричных выводов. Скажем только, что бытующий среди части историков взгляд на те события страдает односторонностью. В числе репрессированных по обвинению за организацию и участие в вооруженном выступлении в Якутии в 1927 г. было немало юридически невиновных лиц (большая часть была осуждена внесудебными органами, встречались и лица, не осужденные никакими органами, но тем не менее понесшие уголовное наказание. Сейчас стоит задача по их полной юридической реабилитации. Первые шаги в этом направлении уже предпринимаются. Например, М.И. Жирков, бывший командир отделения Якутской национальной роты в 1924–1926 гг., был арестован Намским ОГПУ 26 июля 1927 г., а 9 января 1928 г. осужден коллегией ОГПУ ЯАССР к 3 годам лишения свободы. После отбытия наказания постановлением был выслан из ЯАССР сроком на 2 года. Домой он вернулся только в 1936 г., потом воевал на фронте и пропал без вести 25 июля 1943 г. Постановлением Президиума Верховного суда ЯАССР от 15 января 1990 г. М.И. Жирков был реабилитирован полностью. А скольким еще предстоит вернуть честное имя…)

Интересны мемуары участника «ксенофонтовщины» М.Ф. Корнилова, изданные в 1989 г. в Хельсинки. Приведем фрагменты из его воспоминаний 1935 г. (он 7 апреля 1928 г. был осужден коллегией ОГПУ ЯАССР на 7 лет заключения в концлагере. Постановление было отменено Президиумом Верховного суда ЯАССР 28 августа 1956 г. Сам М.Ф. Корнилов в 1931 г. вместе с двумя земляками сумел убежать в Финляндию из Соловецкого лагеря особого назначения ОГПУ СССР):

«Как реакция на репрессии чекистов у нас в 1926 г. была создана тайная организация с целью образования суверенной Якутской республики. Организаторами тайного объединения были В.В. Никифоров, П.В. Ксенофонтов, В.Д. Сергеев и др. (по материалам следствия было установлено, что организаторами заговора были П.В. Ксенофонтов и В.Д. Сергеев, а не В.В. Никифоров. – Авторы). 15 августа 1927 г. было назначено днем вооруженного выступления.

В июне Сергеев прибыл в Олекминск для объединения людей, я тоже примкнул. Мне поручили собрать наших сторонников в вилюйских улусах. А в июле, во время ярмарки в Олекминске, ОГПУ вдруг арестовало Сергеева и вместе с ним Н.Ф. Артинова, Л.Л. Габышева. Вслед за этим стало известно, что в Якутске начались массовые аресты. В Олекме пока было спокойно – никого из участников тайной организации не арестовали больше, а Сокорутов убежал.

В Якутске же стали арестовывать всех тех, кто раньше выступал против Советской власти (что было грубым нарушением закона, поскольку они были амнистированы, т. е. состава уголовного преступления за ними не числилось. – Авторы). Некоторые из них сумели убежать и организоваться – Ксенофонтов, Артемьев, Михайлов и др. (если М.К. Артемьев действительно был ярым врагом Советской власти, то С.Н. Михайлов был командиром экспедиционного отряда Якнарревдота, сражался против белых, полностью искупил свою вину перед Советской властью. – Авторы). Они собрали повстанческий отряд численностью в 500–600 человек, захватили два улуса и образовали свою Якутскую автономную республику (повстанцы образовали Младоякутскую национальную советскую социалистическую партию, известную под названием партии конфедералистов, ибо они выступали за конфедеративное национально-государственное устройство СССР. В программе конфедералистов выдвигались задачи реформы Конституции ЯАССР, реорганизации разбухшего и монополизировавшего всю власть партийно-государственного аппарата, создания системы многопартийности и т. д. Многие их требования, кстати, были осуществлены в 1936 г., когда была принята новая, сталинская Конституция СССР, провозгласившая, в частности, право тайного голосования, за что боролись конфедералисты. – Авторы). Присланный властями отряд не вступал в бой с повстанцами, но не пропускал к Якутску. Власти послали делегатов с целью примирения. В случае сдачи оружия обещали никого не привлекать к уголовной ответственности, утверждали, что из Москвы приедет комиссия, разберется во всем… (Секретарь Якутского обкома ВКП(б) И.Н. Барахов, председатель Совнаркома ЯАССР М.К. Аммосов и другие действительно собирались строго соблюдать большинство пунктов этого соглашения с повстанцами. – Авторы).…Однако через 7–8 дней после примирения, ОГПУ внезапно начало арестовывать всех участников вооруженного выступления, даже тех, кто никоим образом не участвовал в восстании. Вскоре из Москвы прибыла комиссия с членом ЦИК Полуяном во главе. При вести о приезде комиссии мы воспряли духом: наконец-то правда восторжествует, будет положен конец произволу ОГПУ. Но через 2 дня начались расстрелы безо всякого суда, прокатились массовые аресты, хватали даже тех, кто всегда жил тихо и мирно. Так было по всей Якутии…»

Массовые репрессии в Якутии, развязанные комиссией Я.В. Полуяна, члена Президиума ВЦИК и члена ЦИК СССР, стали прообразом более масштабных репрессий, прокатившихся по республике через десять лет. Уже в 1927–1928 гг. органы госбезопасности репрессировали наряду с действительными противниками Советской власти невиновных людей, спровоцировали их на вооруженное сопротивление. И уже тогда в Якутии в широких масштабах был опробован террор без суда, то есть то, что произойдет через десятилетие.

А беззаконный террор имеет свойство разрастаться, подминать под свой всесокрушающий каток виновных и невиновных без разбора. Поскольку в СССР к началу 30-х гг. настоящих врагов социализма осталось уже совсем немного, под каток репрессий попадали преимущественно ни в чем не виновные советские граждане. Прогремевшее в свое время «Оймяконское дело» – яркое доказательство в пользу такого вывода.

«ОЙМЯКОНСКОЕ ДЕЛО»

В Оймяконском улусе, где только в 1927 г. окончательно освободились от бандитизма, по инерции продолжались поиски классовых врагов, которые даже стали масштабнее, чем в годы борьбы с бандитизмом. Сигналы о неблагополучии в Оймяконе достигли Якутска. Их становилось все больше. И 19 октября 1929 г. Якутский обком ВКП(б) принял постановление о создании специальной партийно-правительственной комиссии для проверки поступающих сигналов. Председателем к был назначен П.В. Аммосов.

24 ноября 1929 г. газета «Автономная Якутия» опубликовала материал «Оймяконский УИК – камера пыток (преступное искажение политики партии и советской власти)». В статье приводились факты пыток над подследственными: «…Избиения проводились специально сделанным кнутом со свинцовым наконечником, палкой и прикладом винтовки».

3 марта 1930 г. в «Автономной Якутии» были опубликованы выводы партийно-правительственной комиссии: «За время с апреля по декабрь (1929 г. – Авторы) было арестовано по улусу 67 человек, из них 7 женщин и один тунгус. Часть арестованных по 2 месяца и более сидели под стражей без предъявления обвинения и даже без постановления об аресте». «…В начале августа был арестован ряд лиц по обвинению в организации «контрреволюционного заговора». «При ночных допросах арестованных подвергали жесточайшим пыткам, стегали специально приготовленной заузленной веревкой, вытягивали за волосы вверх, открывали стрельбу мимо ушей. Истязаемые падали в обморок, их приводили в сознание и били заново. Залитые кровью, с поломанными ребрами, искалеченные, под страхом расстрела и пыток, они давали вынужденные показания. Фактически же никакого заговора не было…». «…У них выдергивали бороды и усы, обжигали волосы, эти изверги накаливали шомпола и угрожали воткнуть их в рот, на арестованных одевали веревочные кандалы». «Хозяйство арестованных по делу «заговора» было разорено, все было отобрано и роздано куда попало… Кроме заговорщиков были арестованы без всякой причины Романов, Березкин, Находкин, Слепцовы, беременная женщина Романова и другие. Они также подвергались побоям, им угрожали расстрелом, при допросах женщин раздевали догола. Романова с испугу родила мертвого ребенка. Арестованные содержались в нечеловеческих условиях, в темной, сырой и холодной пристройке (б. свечник церкви). При приезде правительственной комиссии в Оймякон в таком положении были 3 арестованных, изнуренных, больных, трясущихся людей, которые немедленно были освобождены».

Далее приводились факты самоубийства подследственных. В конце статьи говорится: «Все, что здесь изложено, основано исключительно на фактах и бесспорных документах».

Таковы были нравы той беспощадной эпохи классовой борьбы. Эта борьба так ожесточила души многих чекистов, что они, привыкшие к безнаказанности, нередко шли на тотальный террор без разбору. Так, например, отряд под командованием уполномоченного ОГПУ ЯАССР Д.М. Нутчина при ликвидации в марте-апреле 1930 г. немногочисленной банды Г.Т. Рахматуллина (Боссоойко) без суда и следствия уничтожил 22 неповинных человека – стариков, женщин, детей, в том числе двух младенцев, которым не исполнилось и года (Хотугу сулус. 1989. № 4. С. 98—108). Слепое насилие становилось второй натурой многих чекистов…

ДЕЛО В.В. НИКИФОРОВА

А теперь вернемся к «ксенофонтовщине», чтобы на одном конкретном примере рассмотреть механизм создания уголовного дела по обвинению в «контрреволюционной деятельности», причем не периферийными органами, как в Оймяконе, а сотрудниками ОГПУ ЯАССР.

Один из первых якутских писателей, просветитель толстовского образа мышления, Василий Васильевич Никифоров был арестован сотрудниками ОГПУ Якутской АССР в Якутске 18 сентября 1927 г. на основании показаний В.Д. Сергеева. На следствии В.В. Никифоров признал, что летом 1926 г. не раз встречался с В.Д. Сергеевым, который говорил ему о неправильном направлении политики правительства ЯАССР и необходимости организовать повстанческое движение. Однако Никифоров не подстрекал Сергеева к созданию тайной организации и подготовке вооруженного выступления. Так, на допросе 4 ноября 1927 г. Никифоров заявил: «Категорически отрицаю, что я, якобы беседуя с Сергеевым, будучи у него на квартире, давал совет, что, организовав общество и получив для такового нарезное оружие и выписывая таковое, сможете его использовать для свержения Советской власти в Якутии».

Старик, которому перевалило за шестьдесят лет, держался стойко. Не в силах сломить его, чекисты Якутии отправили его в Новосибирск. Не выдержав жесткий режим следствия, Никифоров там слег в тюремную больницу с диагнозом «декомпенсированный порок сердца». Это произошло 16 мая 1928 г. Следователи не оставили его в покое, допросы продолжались. И на допросе 22 мая Василий Васильевич заявил: «Виновным себя признаю только в том, что, зная об оппозиционном настроении Сергеева, в 1926 г. при встречах с ним в Якутии не сообщил никому из представителей Советской власти, рассчитывая и полагая, что якутские власти сами об этом хорошо осведомлены».

Этого следователям было мало. Они продолжали наседать на смертельно больного старика. И тот выдавливал из себя «признания»:

«…Также признаю себя виновным в том, что, получив от Сергеева в 1927 г. телеграмму: «Можно ли издавать сказки?», т. е. как я понял, можно ли выступать для оппозиционной какой-либо организации или в этом роде, но в общем что-то преступное против Советской власти, я сейчас же не донес на месте советским властям, а ограничился только посылкой Сергееву условной телеграммы, запрещающей ему что-либо предпринимать, рассчитывая этим предотвратить те преступления, на какие может пойти Сергеев…»

Все преступление В.В. Никифорова свелось лишь к недонесению. Но перед Василием Васильевичем не стояла проблема выбора – донести властям на Сергеева или нет. Старый интеллигент не мог донести на доверившегося ему человека.

Постановлением судебного заседания Коллегии ОГПУ Новосибирска от 21 августа 1928 г. В.В. Никифоров был приговорен к высшей мере наказания, т. е. он осужден внесудебным органом, приговор которого сейчас считается юридически несостоятельным.

Поскольку Никифоров находился на грани смерти, приговор ему заменили на десять лет заключения в концентрационном лагере («исправительно-трудовыми» они были названы позже).

Василий Никифоров умер 15 сентября 1928 г…

ДЕЛО Г.В. БАИШЕВА

Если В.В. Никифорова с некоторой натяжкой можно считать хотя бы отдаленно связанным с «ксенофонтовщиной», то один из блестящих якутских ученых – Гаврил Васильевич Баишев (Алтан Сарын) не принимал участия в вооруженном выступлении, не был связан с участниками нелегальной организации.

Г.В. Баишеву, арестованному в ноябре 1929 г., было предъявлено обвинение «в преступлении, предусмотренном ст. 17-58-2 УК РСФСР, выразившемся в том, что в период контрреволюционного восстания против Советской власти в 1927–1928 гг. на территории Якутии был связан с активными участниками заговора и всячески способствовал им в этом». Однако в ходе следствия этого доказать не удалось. Г.В. Баишев с 1924 по 1928 гг. находился на учебе в Ленинграде и принять участие в организации вооруженного выступления не мог. Также было установлено, что он в Ленинграде редко встречался с земляками. Тогда как же он мог поддерживать связь с организаторами заговора?

Баишев ни в чем виновным себя не признал. Его следственное дело было представлено на внесудебное рассмотрение тройки ОГПУ ЯАССР, которая на заседании от 22 апреля 1930 г. постановила заключить Г.В. Баишева в места лишения свободы сроком на 3 года с последующей высылкой в одну из самых отдаленных местностей.

За что был репрессирован Гаврил Баишев? Он в 1921–1922 гг. принимал участие в белоповстанческом движении, так как «не разделял политику военного коммунизма», как заявил на следствии в 1929 г. Добровольно сдавшись советским властям, был амнистирован и полностью восстановлен в гражданских правах.

Его арест и осуждение были вызваны, однако, иными причинами. Вернувшись в Якутию в 1928 г., Гаврил Васильевич в 1929 г. выступил с предложением по вопросам языкового строительства. Его идеи сводились к следующему:

1. Создание всех необходимых политических, философских, технических терминов на основе якутских корней.

2. Принципом национального словотворчества должно явиться создание новых собирательных окончаний, хотя бы они и не были свойственны якутскому языку.

3. В случае, когда не достает лексики самого якутского языка, то принимать и слова из родственных тюркских языков.

4. В целях создания высоко литературного языка путем создания декрета отменить законы регрессивной ассимиляции.

При всей спорности и неприемлемости отдельных положений, рациональное зерно в идеях Алтан Сарына все же было. Например, японцы и монголы пошли по пути создания большинства новых для их языков терминов на основе корней своих языков, тем самым они спасли лексику родных языков от чрезмерного засорения чуждыми по фонетике словами.

Этот лингвистический спор мог быть решен в ходе научной полемики. Однако в те времена они решались иначе – часто с помощью органов госбезопасности.

Дело Г.В. Баишева – свидетельство все растущего влияния органов в жизни страны, их вмешательство даже в терминологические споры. Это еще и яркий показатель того, что органы могли любому человеку «пришить» уголовное преступление по статье 58 Уголовного Кодекса РСФСР, будь он виновен или нет.

Но до 1937 г. стихия террора все же сдерживалась внутри стен Наркомата, лишь изредка вырываясь из них. На простор она выплеснулась, когда Кремль дал ей «добро».

ПРИБЛИЖЕНИЕ БУРИ

23 сентября 1936 г. И.В. Сталин подписал директиву «Об отношении к контрреволюционным троцкистско-зиновьевским элементам», которая сыграла большую роль в развертывании массовых репрессий. На пленуме ЦК ВКП(б) 4–7 декабря 1936 г., нарком внутренних дел СССР Н.И. Ежов выступил с докладом «Об антисоветских троцкистских и правых организациях», в котором он уже дал установки по развязыванию кампании арестов…

17 декабря 1936 г. был арестован Исай Львович Карпель, начальник штаба 66-ой стрелковой дивизии. Сначала его обвиняли в участии в правотроцкистской организации, а затем и в антисоветском военно-фашистском заговоре, якобы существовавшем в частях РККА и воз-главляемом М.Н. Тухачевским. И.Л. Карпель был одним из тех 408 советских командиров, репрессированных по делу «антисоветской троцкистской военной организации». Через Карпеля, героя гражданской войны в Якутии, старались выйти и на якутян, но он «дал» показания лишь на И.Я. Строда и К.К. Байкалова, своих боевых соратников.

И.Л. Карпель был осужден Военной коллегией Верховного суда СССР 25 марта 1938 г. к расстрелу. Но был расстрелян лишь 20 февраля 1939 г.

Иван Яковлевич Строд, кавалер трех Орденов Красного Знамени, на предварительном следствии держался твердо. Относительно К.К. Байкалова (Некундэ) он сказал лишь, что получал от того материальную помощь. Следствие это признание повернуло так, будто бы Байкалов через Строда финансировал антисоветскую троцкистскую террористическую организацию, членом которой якобы был Строд. Этого оказалось достаточно, чтобы из Москвы в НКВД ЯАССР поступила шифрованная телеграмма с приказом арестовать К.К. Байкалова.

Строд 19 августа 1937 г. Военной коллегией Верховного суда СССР был осужден к расстрелу (приговор приведен в исполнение 13 февраля 1938 г.). Только после этого, 7 сентября 1937 г. НКВД ЯАССР арестовал К.К. Байкалова, занимавшего к тому времени должность председателя военного трибунала.

Более подробно рассмотрим следственное дело № 269219 по обвинению И.Я. Строда по статьям 58-8 и 58–11 УК РСФСР, чтобы понять, как Москва фабриковала уголовные дела по 58-й статье.

Еще в 1933 г. были собраны первые серьезные «компрометирующие» материалы на Строда. 5 октября 1933 г. Я.А. Ахизаров и Н.Г. Ахизарова на допросе показали, что Строд высказывался за необходимость применения террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства. Причем они знали о «террористических высказываниях» Строда только со слов третьих лиц (Л. Д. 40–44, 213, 230–231, 232–234). К делу Строда приобщена и копия допроса свидетеля Н.С. Варфоломеева за 1933 г. Но тот Строда в антисоветской деятельности не изобличал (Л. Д. 45–47. 220. Об. 248). К делу приобщены и показания И.Л. Карпеля, Н.А. Лукина, М.Н. Перевалова и Н.П. Гаврилова. Возьмем для примера показания последнего.

Следственное дело Н.П. Гаврилова имело номер 303870. В первом же своем допросе от 10 октября 1936 г., давая показания по поводу своих знакомых, он рассказал: «…Был я знаком и с бывшим красным партизаном Строт (так в документе. – Авторы) Иваном, бывшим помощником начальника партизанского отряда. Он жил в Томске. В 1929 г. мы посещали друг друга. Где он сейчас, не знаю…» (Т. 1. Л. Д. 7). На допросе же 26 декабря 1936 г. Гаврилов показал, что Строд Иван, бывший командир партизанских отрядов Якутии, являлся участником контрреволюционной троцкистской организации, был членом «Боевого повстанческого партизанского штаба» и что ему было предложено остаться в г. Томске и объединить всех томских партизан (Т. 1. Л. Д. 13–18). Что произошло в промежуток времени от 10 октября до 26 декабря, думается, в комментариях не нуждается. Наркомвнудельцы сломали дух Гаврилова и заставили подписать протокол допроса. Показания других тоже были выбиты аналогичными методами. М.Н. Перевалов нашел в себе мужество отказаться в ходе дальнейшего следствия и в суде от своих показаний. В суде виновным себя ни в чем не признал.

Следствие утверждало, что И.Я. Строд по антисоветской троцкистской деятельности якобы связан с К.Б. Радеком и И.Т. Смилгой. Но Смилга никаких показаний об антисоветской деятельности Строда не давал, в суде виновным себя не признал, а по показаниям Радека Строд вообще не проходит (Д. № 269219. Л. Д. 192–196, 211, 245, 271). Так было шито белыми нитками дело И.Я. Строда.

От дел И.Л. Карпеля и И.Я. Строда в Якутию почти не протянулось нитей. В паутину НКВД попал только Н.К. Байкалов, который тогда молчал. У НКВД не оказалось в руках цепочки показаний на следствии и в суде, которые бы явились юридически безупречными доказательствами, достаточными для арестов. НКВД ЯАССР имел в основном лишь доносы.

Но буря приближалась…