Kitabı oku: «Стрелок. Несостоявшийся граф», sayfa 2

– Хорошо, но я хотел бы пообщаться с ее адвокатом.

– Это не трудно устроить. Завтра, я так понимаю, вы заняты, а послезавтра мы заедем к нему в контору и все обсудим.

– Отлично.

– Что же, вернемся к гостям, кажется, они нас заждались?

– А поговорить о делах?

– Но разве мы не о них только что беседовали? – изумился фабрикант.

– Не-а, – мотнул головой Дмитрий. – О главном вы мне и слова не сказали. Как обстоят дела с большим заказом на наши пулеметы?

– Пока никак, – вздохнул Барановский. – Примерно через три недели будет создана комиссия при Главном управлении артиллерии. Она и решит, нужно ли ваше изобретение нашей армии.

– Твою мать! – энергично высказал свою точку зрения Будищев.

– Все не так плохо, – поспешил успокоить его компаньон. – Флот готов заказать у нас по две митральезы на каждый боевой корабль первого и второго рангов и по одной для вооружения миноносок.

– Мелочь.

– Не скажите, Дмитрий Николаевич, не скажите. В нашем флоте этих маленьких кораблей почти сотня, да и более крупных совсем не мало. Объем более чем приличный.

– Это, конечно, хорошо, но я рассчитывал как минимум на пару тысяч пулеметов для нашей армии. Согласитесь, это совсем другие цифры.

– Господь с вами! – округлил глаза Барановский. – Ведь это верных три миллиона.

– Если с дополнительным снаряжением, то в полтора раза больше, – ухмыльнулся Будищев.

– Но нам столько и не сделать на нашей фабрике! По крайней мере, в приемлемые сроки.

– А Путилов на что? – вопросительно посмотрел на него подпоручик.

– Вместе с ним, разумеется, справимся, – не слишком охотно согласился компаньон, подразумевая, что Будищев свои авторские отчисления получит в любом случае, а ему надо еще и о собственном предприятии думать.

– Иностранцы интерес не проявляли?

– Ну не то чтобы совсем, – поморщился Владимир Степанович. – От князя Александра Батенберга приходили справляться.

– Это из Болгарии, что ли?

– Именно.

– Хм, и что же пожелалось его высочеству?

– Халявы, – усмехнулся Барановский, – так вы, кажется, говорите?

– Понятно, – засмеялся Дмитрий, чего-то такого и ожидавший.

– Володенька, Дмитрий Николаевич, ну где же вы? – заглянула к ним жена Барановского. – Гости без вас совсем уж заскучали.

– Уже идем, – отвечал ей муж, вопросительно посмотрев на компаньона.

– Простите великодушно, Паулина Антоновна, – повинился Будищев, – это я вашего супруга заболтал.

– Ничего страшного, но теперь извольте вернуться в общество, – мягко улыбнулась хозяйка дома.

* * *

Нельзя сказать, чтобы сидевшие перед бароном Штиглицем гости были нежданными. Напротив, его заблаговременно известили об их визите и цели появления. И тем не менее ни малейшего удовольствия от разговора с ними бывший придворный банкир не испытывал. Хотя, разумеется, вел себя в высшей степени любезно и предупредительно.

Будучи одним из самых щедрых благотворителей в Российской империи, Александр Людвигович хорошо знал и уважал сидящих перед ним Антонину Дмитриевну Блудову и Елизавету Дмитриевну Милютину.

Они обе принадлежали к высшим слоям аристократического общества Петербурга, обе прославили себя на ниве общественного призрения, обе остались незамужними. Впрочем, Милютина, кажется, будет исключением в этом смысле. В свете ходили слухи о ее недавней помолвке с князем Шаховским.

И вот теперь она, не успев выйти замуж сама, начала устраивать браки других! – с неожиданным раздражением подумал Штиглиц, оставшийся внешне абсолютно бесстрастным.

Так уж случилось, что барон не любил свою дочь, и даже просто разговор о ней нагонял на старого финансиста черную ипохондрию. Сына Людвига, напротив, почти обожал. Приемную дочь Наденьку, пожалуй, тоже, а вот Люсию…

– Так значит, ваши сиятельства выступают ходатаями господина Будищева? – холодно проскрипел Штиглиц, буравя пристальным взглядом своих гостей.

– Именно так, Александр Людвигович. Они с Люсией любят друг друга и просят ваше благословление.

– Весьма прыткий молодой человек, – покачал головой банкир. – Еще совсем недавно он просил у меня денег на открытие мастерской и ставил электрический звонок в квартире моего зятя. А теперь он сватается к моей дочери. Интересно, в каком состоянии он пребывает теперь?

– Дмитрий Николаевич, как вам, вероятно, известно, выслужил офицерский чин, да к тому же кавалер двух орденов, дающих право на потомственное дворянство, – веско заметила Милютина. – Согласитесь, весьма немногие сумели достичь подобного положения в столь короткий срок, начиная с самых низов.

– О, я нисколько не умаляю достоинств вашего протеже! Более того, я вполне уверен, что он сможет пойти еще дальше. Но все же…

– Мой дорогой барон, – печально улыбнулась Блудова. – Вы ведь старше меня и успели повидать всякое. На петербургском небосклоне вспыхивало много разных звезд, но долго ли они светили?

– Вы, несомненно, правы, – с легкой запинкой отвечал ей банкир.

Дело в том, что Антонина Дмитриевна была почти на полтора года старше его, но Александр Людвигович, будучи человеком воспитанным, не стал возражать даме.

– Мой племянник, как вам вероятно известно, изобретатель и промышленник. В годы нашей молодости это была не самая лучшая рекомендация, но теперь одетый в скромный сюртук коммерсант может иметь в свете не меньший вес, нежели блестящий кавалергард и флигель-адъютант.

– И это верно, – медленно наклонил голову в знак согласия финансист.

– Я вполне уверена, что Дмитрий сможет составить счастье вашей дочери и уж точно способен дать ей достойное содержание.

– Моя… м-м… дочь не нуждается в благотворительности.

– Это, вне всякого сомнения, так, – поспешила вклиниться в разговор Милютина, – но и господина Будищева нельзя назвать охотником за приданым.

– Вот что я вам скажу, милые дамы, – отвечал им после недолгого раздумья Александр Людвигович. – Если бы к моей дочери посватался граф Блудов, у меня не было бы повода ему отказать, но я никогда не соглашусь на брак своей дочери с безвестным офицером, будь он хоть трижды предпринимателем и изобретателем.

– Неужели вы не желаете счастья вашему ребенку? – воскликнула не ожидавшая такого вердикта Елизавета Дмитриевна.

– Напротив, я только о нем и думаю.

– Я вас услышала, господин барон, – сухо проронила Блудова. – Скажите, могу ли я переговорить с Люсией?

– Разумеется, но ее, к сожалению, теперь нет дома. Они с Людвигом отправились на прогулку.

– Вот значит как, – покачала головой Антонина Дмитриевна, поднимаясь из кресла. – Что же, нам пора.

– Не смею задерживать.

– А как же кофий? – растерянно спросил слуга, только появившийся на пороге кабинета с подносом в руках.

– В другой раз, голубчик, – мягко улыбнулась графиня.

* * *

Утро Будищева началось с того, что он заявился на их с Гесей квартиру и под сокрушенное оханье дворника сломал сургучную печать на двери.

– Это же полиция повесила, – попробовал возразить Ахмет.

– А я снял, – невозмутимо парировал моряк.

– Молчи, басурманин, – убежденно заявил швейцар – отставной солдат с медалью за безупречную службу на ливрее. – Их благородие знают, что делают!

– Точно, Антипыч! – ухмыльнулся Дмитрий.

Почтение швейцара к офицерам, вбитое в подкорку за долгую службу, было безоговорочным, а то, что постоялец не так давно был простым кондуктором, а до того и вовсе, смех сказать, купчишкой, не играло никакой роли. Раз государь произвел, стало быть, достоин и неча тут!

– Все же надо околоточному сообщить, – не унимался татарин.

– И кто тебя держит? – поинтересовался Будищев, проворачивая ключ с неожиданным скрежетом. – Если надо, так и вали со всех копыт, а у меня есть договор на съем этой квартиры, и я не собираюсь под мостом ночевать из-за того, что полиция ерундой мается!

Дворнику эта мысль показалась разумной, и он опрометью бросился вниз, после чего там вскоре раздалась трель свистка. И в самом деле, его обязанность сообщить, а дальше пусть у пристава голова болит о барских делах. А дело Ахмета – сторона!

– Приказания будут, ваше благородие? – почтительно поинтересовался швейцар, почтительно поедая глазами начальство.

– Пожалуй, что нет. Хотя, не знаешь ли, где моя прислуга обретается?

– Как не знать, господин подпоручик. Марфутка, то есть горничная, к соседям на третьем этаже перешла. Они как раз свою Лушку рассчитали, вот она и подсуетилась. А кухарка бедует. Не нашла еще места себе. Да и расплатиться с ней Гедвига Генриховна не успели. Прикажете позвать?

– Валяй, – кивнул Будищев, входя внутрь.

– Это мы мигом, со всем нашим удовольствием! – вслед ему отрапортовал бывший солдат.

Квартира выглядела нежилой. По полу разбросаны какие-то бумаги, непокрытая чехлами мебель сдвинута в беспорядке, дверцы шкафов распахнуты настежь, и все это покрыто толстым слоем пыли.

– Самки собаки! – не удержался Дмитрий, глядя на все это безобразие.

Нужно было что-то решать, то ли собирать прислугу и заниматься приборкой, то ли бросить все к черту и перебраться в другое место, выкинув из памяти этот период жизни. Под ногами его что-то хрустнуло. Наклонившись, он увидел, что это фарфоровая статуэтка, изображавшая не то пастушку, не то танцовщицу. Когда-то она заинтересовала Гесю, и он, не раздумывая, купил ей подарок, а теперь маленькая фигурка лишилась руки.

– Твою ж мать! – вздохнул Будищев.

В этот момент в дверь тихонечко постучались, скорее даже поскреблись. Открыв дверь, Дмитрий увидел девушку, служившую у них прежде горничной. Судя по всему, дела у нее шли неплохо. Новенькое платье с передником, белоснежный накрахмаленный чепец, еще более покруглевшее с их последней встречи лицо с милыми ямочками на щеках.

– Дмитрий Николаевич, – фальшиво всхлипнула она, – горе-то какое!

– Привет, – хмыкнул он.

– Как хорошо, что вы вернулись, – затараторила она, сообразив, что в ее сочувствии никто не нуждается. – Гедвигу Генриховну как забрали, нас почти сразу выставили. Даже собраться толком не дали, не говоря уж о расчете. А уж мы так за нее с Домной переживали, так переживали, а нам и неизвестно ничего!

– Так уж и ничего? – усмехнулся моряк.

– Говорят, – перешла на заговорщицкий шепот горничная, – что госпожа Берг вовсе даже не Берг, а жидовка по имени Геся Барнес, и она совсем не крещенная.

Вывалив на бывшего хозяина эту сногсшибательную, по ее мнению, информацию, Марфуша замолчала, выжидая, как тот отреагирует.

– Мы конечно же не поверили ни в одно это лживое слово, но все-таки люди говорят, – продолжила она, так и не дождавшись ответа Будищева.

– Ты что хотела-то? – скучающим голосом спросил Дмитрий.

– Расчет, – поджала губы девушка. – Мне Гедвига Генриховна за два… то есть три последних месяца не заплатила.

– Негодую вместе с тобой, – усмехнулся подпоручик.

– Что?! – не поняла его горничная.

– Я говорю, скоро твоя хозяйка вернется, тогда и спросишь у нее свои деньги, а я ваших дел не знаю. А теперь ступай с богом. Я слышал, у тебя новое место? Хозяева, поди, не обрадуются, что ты по чужим квартирам шлындаешь!

Не ожидавшая подобного ответа Марфа пошла пятнами и спешно ретировалась, бубня про себя, что так порядочные господа не поступают.

Примерно через полчаса появилась кухарка Домна и, увидев, что Будищев складывает разбросанные по полу вещи, тут же присоединилась к уборке.

– Доброго здоровьичка, Дмитрий Николаевич, – поприветствовала она его и тут же всплеснула руками. – Ишь, что ироды понаделали! Это же рази можно так с людями? Дайте-ка мне это, неча вам мундир пачкать.

– И тебе не хворать, – усмехнулся хозяин. – Как поживаешь?

– По-всякому, – не стала плакаться потерявшая место прислуга. – Мир не без добрых людей, помогли.

Выглядела она гораздо хуже Марфы. И одежда поплоше, и лицо не такое довольное, но прежде всего в глаза бросались ее руки, красные и натруженные. Судя по всему, женщина, чтобы прокормиться, подалась в прачки.

– С тобой Гедвига тоже не рассчиталась? – спросил Дмитрий.

– Да когда ей? – пожала плечами Домна. – Нам хоть собраться дали, а ее под белы руки и поволокли.

– И много задолжала?

– Так за последнюю неделю.

– Держи, – протянул ей пятерку хозяин.

– Да много это, Дмитрий Николаевич, – отказалась кухарка. – Тем более что неделя-то неполная вышла. Вы меня лучше назад возьмите.

– Бери-бери, – вложил ей в руки купюру Будищев. – Тут порядок еще наводить и наводить, продуктов опять же купить надо. Короче, не долби мне мозг, и без тебя есть кому. А что до места, так оно твое.

– Вот спасибо, – обрадовалась женщина. – Без места-то простому человеку худо. Да вы и сами, поди, знаете.

– Это да, – кивнул головой подпоручик, – я вот другого не знаю. Жандармы ничего не говорили, за что Гедвигу забрали?

– За что забрали, врать не буду, не знаю. А только в последнее время вокруг Геси вашей много разного народа крутилось. Все коробки какие-то приносили, потом уносили. Не тяжелые, но и не особо легкие. С бумагами, наверное, а может еще с чем. Я внутрь-то не лазила, не мое это дело. Да не смотрите на меня так, вестимо, знали мы, что Геся она, а не Гедвига. От прислуги разве такое утаишь?

– Вот как?

– Так вы сами, Дмитрий Николаевич, ее так называли, когда думали, что никого рядом нет. Опять же, наружность у нее, как ни крути, жидовская. Мы, правда, думали, что она из выкрестов, но то опять же не наше дело. В конце концов, жиды тоже люди, а плохого мы не от вас, ни от нее не видели.

Третьим квартиру Будищева посетил полицейский, очевидно вызванный дворником Ахметом.

– Здравию желаю вашему благородию, – рявкнул он, отдавая честь.

– Ефим? – удивился Дмитрий, узнав в городовом своего старого знакомого.

– Так точно, господин подпоручик!

– Не тянись, мы вроде не чужие люди.

– Э, нет, Дмитрий Николаевич, вы теперь в чины вышли, так что запанибрата никак нельзя!

– Ладно, как знаешь. Ты зачем приперся?

– Да как сказать, вашбродие, – помялся Ложкарев. – Не положено печати полицейские самовольно снимать.

– А жить я под мостом должен?

– Никак нет! Просто пришли бы в участок да сказали, мол, так и так, желаю вселиться в свою квартиру, и вся недолга! И начальству приятственно, и вам невелика канитель.

– Ладно, в другой раз не буду. Ты, кстати, как здесь оказался? Твой участок ведь на Выборгской стороне.

– Так мы люди подневольные, куда поставили, там и служим. Перевели меня.

– А штабс-капитан Деревянко?

– Уже капитан.

– Растут люди.

– Ага. Только я все еще на среднем окладе.

– Кто на что учился, братан. Кстати, ты в обыске участвовал?

– Нет. Это жандармы суетились. Они потом еще засаду здесь держали, а нас уж после вызвали, чтобы опечатать.

– Засаду?

– Ага. Только кто же так засады делает? Сначала шум подняли, прислугу выставили, а потом ждут, что сюда злодеи придут. Я чаю, политические не дурней уголовных, чтобы так подставляться.

– Понятно. Вот, значит, откуда столько окурков.

Городовой в ответ только пожал плечами, мол, бестолковые, что с них взять?

– Значит, не знаешь, что искали?

– Почему не знаю? Эту, как ее, литературу запрещенную. Вот.

– Нашли?

– А как же. Да то не беда, что книжки и эти, как их, прокламации были. Такой дряни, если поискать, в каждом доме на Невском найти можно. Нашлось кое-что и похуже.

– Это что же? – насторожился Будищев.

– Дык провода всякие. Механизмы. Из них, говорят, можно бомбу собрать.

– Какую на хрен бомбу! – поморщился Дмитрий. – Я ведь гальванер, у меня какой только электрики по всем закутам ни валялось. Дебилы, блин!

– Этого я не знаю, – пожал плечами полицейский. – Только все это барахло забрали, а вместе с ним и дамочку прихватили.

– Понятно.

– Осмелюсь спросить, она вашему благородию кто, жена?

– Нет. Просто жили вместе.

– Сожительница, значит. Ну, это не беда.

– В смысле?

– В том смысле, господин подпоручик, что вы за нее не ответчик. Вы же в это время в походе были?

– В Геок-Тепе.

– Ишь ты, с Михаилом Дмитриевичем, – в голосе городового прорезалось искреннее почтение. – Так вот, вы на царской службе, она тут одна. Откуда вам звать, кого она сюда приводила и с кем… эй-эй, не надо на меня эдак смотреть. Это я для примера.

– Хреновый пример!

– А в кутузку из-за нее лучше? Вы не смотрите, что в офицеры вышли, сейчас и благородных сажают. Не так, конечно, как при блаженной памяти Николае Павловиче, а все же.

– Ладно, Ефим, я тебя понял. Вот, держи за труды, – протянул ему трешницу Будищев, – да присматривай за моим домом. Опять же, если что узнаешь дельного, не поленись, сообщи. В накладе не останешься.

– Покорнейше благодарим, – не стал кочевряжиться Ложкарев и принял подношение. – В таком разе вам, пожалуй, заходить в околоток без надобности. Разве только знакомство с господином капитаном захотите возобновить. А коли нет, так я сам скажу, что квартира, мол, вскрыта в моем присутствии и никто самовольно печатей не ломал.

– Вот и славно.

* * *

С самого детства для Люсии не было ничего более приятного и увлекательного, как проводить время вместе с Людвигом. Они вместе гуляли, озорничали, радовались и горевали, обсуждали прочитанные книги и конечно же мечтали. И даже повзрослев, меж ними ничего не переменилось, а уж после тягот похода, увиденной крови, грязи и человеческих страданий для нее не было более близкого человека, нежели брат. Кроме, может быть, Дмитрия… Но это ведь совсем другое, не правда ли?

Мысли о Будищеве всегда вызывали в ней целую бурю чувств, с той самой поры, когда она увидела его впервые. Уже тогда он показался ей не таким, как все прочие. Да, он был одет, как простой мастеровой, но в нем чувствовалось какая-то внутреннее достоинство, сила и… незаурядность. Он говорил не так, как другие, смотрел по-другому, а уж о поведении и говорить нечего. А еще он спас от верной гибели Людвига.

И вот сегодня должна решиться ее судьба, а отец не допускающим возражений тоном велел им с братом отправляться на прогулку. Люсия хотела возмутиться подобным произволом, но брат удержал ее от слишком бурных проявлений чувств, а потом привычка повиноваться взяла верх, и она тихо прошептала: «Да, папенька».

– Ты что-то сказала? – заботливо спросил Людвиг.

– Что? – вздрогнула барышня. – Нет, я просто немного задумалась.

– Тебе следует быть сдержанной.

– Да, конечно. Хотя как я могу быть спокойной, когда речь идет о моей жизни?

– Не драматизируй.

– Как ты сказал?! – взвилась юная баронесса.

– Все, сдаюсь, – улыбнулся брат. – Скажи лучше, что ты закажешь?

Февраль не самое лучшее время для прогулок, поэтому они заехали в кондитерскую, где их знали с детства. Там было тепло, светло и умопомрачительно пахло сладостями.

– Боже, ты себе не представляешь, как я мечтала в Бами о здешних птифурах!⁸ – почти простонала Люсия. – Вот просто чувствовала их вкус, нежный, сладкий и чтобы непременно пахло ванилью.

– Так в чем же дело, давай закажем?

– Боюсь.

– Боишься? – изумился Людвиг.

– Да. Вдруг они будут не такими вкусными, как мне запомнилось.

– Перестань, – засмеялся брат. – Право, ты как маленькая сегодня, а между тем тебя придут сватать.

– И этого я тоже боюсь, вдруг папа́ откажет им?

– Не думаю, – покачал головой юноша. – У твоего избранника очень серьезные ходатаи.

– Да, графини Елизавета Дмитриевна и уж тем более Антонина Дмитриевна Блудова имеют большой вес в свете Петербурга, но ведь сам Дмитрий…

– Бастард?

– Как тебе не стыдно! – вспыхнула барышня⁹.

– У нашего отца нет таких предрассудков, – не слишком уверенно возразил Людвиг.

– Скажи лучше, что он не любит меня и будет рад отдать за первого встречного, – фыркнула Люсия.

– Ты несправедлива к нему, – насупился брат.

– Вовсе нет, и ты это прекрасно знаешь. Но давай не будем портить себе чудесное утро?

– Согласен.

Опасения баронессы оказались напрасными. Пирожные в кондитерской папаши Шульца были все так же хороши, а будучи поданными со сладким, горячим кофе с капелькой ликера для вкуса, просто восхитительны.

– Чудесно! – не удержавшись, промурлыкала барышня.

– Ну вот, а ты боялась, – улыбнулся Людвиг.

– И вовсе я не боялась! – возразила ему сестра и с чисто женской последовательностью тут же сменила тему: – Ты говорил, что меня ожидает еще один сюрприз!

– Разве?

– Не смей отказываться, я точно помню!

– Ну, хорошо-хорошо, – усмехнулся брат, – будет тебе сюрприз.

– Когда?!

– Собственно, он уже пришел.

– Кто он? – удивилась Люсия и обернулась.

В этот момент сердце ее забилось сильно-сильно, ибо за окном стоял он! Вправду сказать, видно сквозь едва начавшее оттаивать стекло было не очень хорошо, но девушка ни капли не сомневалась, что эта крепкая фигура в темной форме принадлежит Будищеву.

Через минуту Дмитрий ворвался внутрь, и она смогла убедиться, что не ошиблась. На шинели, которую он и не подумал снять, блестел иней, на губах играла улыбка, а в руках он держал большой сверток из плотной бумаги, в котором оказался букет из ярко-алых роз.

– Это вам, – протянул он его Люсии.

– Боже, как они чудесны! – восхитилась барышня, вдыхая совсем не свойственный зиме аромат. – Но как вы узнали, что мы здесь?

– Один добрый человек подал весточку, – ответил моряк, с улыбкой посмотрев на Штиглица-младшего.

– Это я дал знать Дмитрию Николаевичу, что мы будем здесь, – вздохнул Людвиг. – Конечно, мне не следовало это делать, ведь вы еще даже не помолвлены, но я так хотел, чтобы ты была хоть немного счастлива.

– Спасибо, братик, – радостно прошептала Люсия, едва удержавшись, чтобы не расцеловать его, после чего обернулась к своему избраннику и спросила уже обычным тоном: – Я полагала, что вы отправитесь вместе с тетушкой и графиней Елизаветой Дмитриевной к нашему отцу, и очень жалела, что не смогу увидеть вас.

– Я тоже так думал, – пожал плечами потенциальный жених, пожирая девушку глазами. – Но мне велено было остаться, чтобы я не ляпнул чего-нибудь эдакого при вашем уважаемом родителе и не испортил все дело.

– Мне так страшно, что папа откажет, – призналась барышня.

– Флаг ему в руки, – отмахнулся моряк.

– В каком смысле? – практически хором спросили разом насторожившиеся брат с сестрой.

– Дорогие мои, – широко улыбнулся Дмитрий, – говоря по совести, мне не очень-то нужно благословление вашего почтенного батюшки. Лично я вполне могу обойтись и без него. А что? Схвачу свою невесту в охапку, как дикий черкес, и ускачу с ней в горы!

– Боюсь, что не могу одобрить подобный план, – холодно заметил Людвиг, начав жалеть о своем поступке.

– Успокойся, – взяла его за руку Люсия. – Месье Будищев шутит, к тому же он не самый искусный наездник.

– Это верно, – засмеялся подпоручик. – Значит, вариант с похищением отпадает. Тогда все-таки придется получить согласие господина барона. Какая досада!

– Мне надобно отойти на пару минут, – решился, наконец, оставить их одних Штиглиц-младший.

– Ты неисправим! – покачала головой баронесса. – Зачем было говорить о похищении и пугать моего бедного брата? Он и без того считает тебя как бы…

– Полным отморозком?

– Какое глупое слово! Но, пожалуй, верное. Я и сама иной раз не знаю, что от тебя ждать.

– Не бойся, – поспешил успокоить ее Дмитрий. – Я и впрямь способен на многое, но только не с тобой. Клянусь, пока ты рядом, я буду паинькой.

– Свежо предание, но верится с трудом! – улыбнулась Люси.

– Не сомневайся, милая! Я сделаю все, чтобы мы были вместе. Брошу старые привычки, сверну горы и, если понадобится, победю всех великанов.

– Что сделаешь? – широко распахнула глаза барышня.

– Побежу, – поправился Будищев, – хотя нет, побежду!

– Боже, что ты несешь? – закрыла от смеха лицо руками Люси.

– Свет миру! – провозгласил подпоручик замогильным голосом, вызвав тем самым еще больший приступ веселья у своей спутницы.

Так дурачась и подшучивая друг над другом, они весело провели время, пока вернувшийся Штиглиц-младший не объявил, что им пора. Будищев щедро расплатился с кондитером и проводил барышню и ее брата к экипажу. С Людвигом они обменялись крепким рукопожатием, а Люсия протянула ему на прощание руку для поцелуя, к которой тот неловко приложился, вызвав улыбку невесты своей неумелостью.

– Господи, какой же он все-таки медведь! – поморщился молодой человек, потирая ладошку, только что от души придавленную будущим родственником.

– Да, – счастливо улыбнулась сестра, – он сильный и смелый.

– О, в последнем у меня нет никаких сомнений. Но все же я совершенно не представляю себе вашей будущей жизни. Рассуди сама, вам придется бывать в обществе, посещать приемы, балы. Представь себе, что он эдак пожмет руку какому-нибудь сенатору или товарищу министра?

– Воображаю, какой будет афронт! – засмеялась Люси.

– Тебе смешно, а между тем этот вопрос более чем серьезный.

– Не волнуйся, – поспешила успокоить его сестра. – Будищев человек дела. Отчего ты думаешь, что у него будет много времени на балы? К тому же посмотри на нашего отца, часто ли он танцевал? Такие люди, как они, ходят на приемы, чтобы встретиться с нужными людьми, поговорить о делах, заключить сделки. А когда речь идет о больших деньгах, люди куда менее склонны обращать внимание на манеры!

– Откуда ты все это знаешь? – удивился подобной практичности брат.

– Ах, милый Людвиг, уверяю тебя, последний год в походе и госпиталях дал мне больше знаний о жизни, чем все время обучения в Смольном институте.

– Положим, что так. Но подумай вот еще о чем. Ты молода, хороша собой и, к чему лукавить, завидная невеста. Заслуги нашей семьи, а также твои собственные, вполне могли принести тебе фрейлинский шифр. Стоит ли жертвовать подобной будущностью ради любви к пусть весьма неординарному, но все же человеку не нашего круга? Возьми хоть этот букет. Разве прилично дарить девице красные розы?

– Перестань. Да, он немного неотесан, но в этом, право же, есть свой шарм. Что же касается прочего, то отчего ты думаешь, что быть фрейлиной при малом дворе Марии Федоровны более почетно, нежели статс-дамой при большом?

– Ты говоришь о княгине Юрьевской?

– Конечно. Ты знаешь, что Будищев вхож к ней?

– Нет! Но каким образом?

– Разве ты не заметил, как он умеет сходиться с самыми разными людьми? Вовремя подаренная маленькому мальчику игрушка может оказаться куда полезней для карьеры, нежели десяток воинских подвигов.

– Никогда не думал об этом.

– А стоило бы.

– Ты меня поражаешь!

– То ли еще будет, братец, – улыбнулась Люсия.

* * *

Проводив будущих родственников, Будищев опрометью бросился к себе на квартиру. Именно туда должны были приехать тетушка и графиня Милютина, чтобы сообщить о результатах сватовства. Собственно говоря, он именно поэтому и вернулся туда. В самом деле, где ему встречаться с представительницами высшего света? В особняке Блудовых его не очень-то рады видеть. По крайней мере, Вадим Дмитриевич точно. Заявиться домой к военному министру, как вы понимаете, тоже не совсем удобно. Так не в гостинице же!

Успел он как раз вовремя, чтобы встретить почтенных дам и торжественно препроводить к себе, а также принять и развесить в гардеробе их шикарные шубы.

– У вас милая квартирка, – со значением в голосе заметила Елизавета Дмитриевна. – Чувствуется наличие вкуса и женской руки.

– Рад, что вам понравилось, – поклонился подпоручик. – Не угодно ли чаю?

– С удовольствием, – не стала отказываться графиня. – Нынче так зябко на улице, что горячий чай будет весьма кстати.

– А вам, тетушка?

– Пожалуй.

Слава богу, чай в доме нашелся, а Домна, узнав, что ожидаются гости, успела напечь совершенно изумительных булочек. Правда, она постеснялась выйти к гостям в своем затрапезном платье, но Дмитрий, не чинясь, сам подал угощение и разлил по чашкам чай.

– Чудный вкус, – похвалила Елизавета Дмитриевна выпечку.

– Благодарю.

– Теперь давай поговорим о деле.

– Кажется, у вас не слишком хорошие новости?

– Увы, да, – вздохнула Милютина. – Барон Штиглиц практически отказал нам.

– То есть?

– Скажем так, он согласен выдать дочь за графа Блудова, но подпоручик Будищев его в качестве зятя не интересует.

– Простите, ваше сиятельство, но я вас не совсем понял.

– Что тут непонятного? – вмешалась молчавшая до сих пор тетушка. – Барон поставил условие. Для заключения помолвки мой брат должен признать тебя своим наследником.

– Давно меня так изящно не посылали.

– Что, прости?

– Я говорю, что «пойти туда, не знаю куда и принести то, не знаю что» кажется более выполнимым условием.

– Отчего ты так думаешь?

– Вам прекрасно известно, что Вадим Дмитриевич слышать обо мне не хочет. Судя по всему, Штиглиц тоже в курсе.

– И что с того? Вадим вовсе не единственный представитель рода Блудовых.

– Простите, я все еще не могу понять вас. Андрей Дмитриевич служит за границей, господину Андре¹⁰ я и вовсе конкурент.

– Нет, Дмитрий, я говорю о себе. Я ведь тоже Блудова, и если обращусь с прошением к государю, полагаю, он мне не откажет. Барон Штиглиц хитер, но на этот раз он перехитрил сам себя.

– А ведь это чудесная мысль! – восхитилась Милютина. – Признаюсь, поначалу она мне показалась абсурдной, но чем дольше я думаю над ней, тем больше она мне кажется осуществимой.

– Даже не знаю, – покачал головой Будищев и внимательно взглянул в глаза пожилой женщины, искренне считавшей его своим племянником. – Неужели вы готовы пойти на это?

– Почему нет? Ты мне не чужой человек, и я люблю тебя, как, возможно, любила бы собственного сына, если бы он у меня был. Но так уж случилось, что единственным моим детищем стало «Братство Кирилла и Мефодия». Именно в него я вложила всю свою душу и состояние. Так что, мой милый, я не смогу оставить тебе ничего, кроме своего имени, но вот на него-то ты можешь рассчитывать.

– Боюсь, ваше сиятельство, я не могу согласиться с этим, – тихо отвечал Дмитрий, почувствовав что-то кроме угрызений совести.

– Что тебя смущает?

Будищев несколько мгновений молчал, как будто собирался с мыслями, затем, сделав над собой усилие, заговорил глухим от волнения голосом:

– Дело в том, что мне это все немного надоело. Я честно заслужил чин и ордена, и мне нечего стыдиться своего происхождения. Завтра же отправлюсь в департамент герольдии и подам прошение о причислении героического меня к благородному российскому дворянству!

– Вот речь, достойная мужа! – одобрительно заметила Елизавета Дмитриевна. – Однако стоит ли торопиться? Графом быть лучше, нежели простым дворянином, можете поверить мне на слово.

– Где-то я это уже слышал.

– Ладно, можете поступать, как вам заблагорассудится, но все же советую вам не спешить с окончательным решением. Мне же теперь пора. Антонина Дмитриевна, вы со мной?

– Пожалуй, я немного задержусь, – мягко отказала графиня и добавила извиняющимся тоном: – Так давно не видела племянника.

– Понимаю. Что же, позвольте откланяться.

Проводив дочь военного министра до лестницы, Дмитрий вернулся в гостиную и буквально напоролся на иронический взгляд тетушки.