Kitabı oku: «Поцелуй феи. Книга1. Часть 3», sayfa 6
– Ясно.
Лала подлетела к кабанчику:
– Теперь шевелись, мой хороший, шевелись изо всех сил. Ты сейчас от этого не утонешь, наоборот, освободишься.
Зверь послушался, стал пытаться двигаться. Некоторое время его усилия ни к чему не приводили. Но вот он понемногу-понемногу стал словно всплывать. Ещё, и ещё. Вдруг он резко отделился от грязи с громким чавкающим звуком, взмыв вверх, верёвка натянулась в струну, с силой дёрнула Руна, подняв в миг на два его роста от земли. Кабанчик испуганно завизжал, Рун вскрикнул, повиснув в воздухе, Лала охнула. Далее лягушки и жабы, перестав от удивления квакать, наблюдали невиданную доселе на болотах картину. В небе плавала истошно визжащая свинья, медленно поднимаясь всё выше и выше, под свиньёй висел с выпученными глазами юноша, подле него парила растерянная фея.
– Рун, – произнесла Лала испуганно. – Я не знаю, что делать. Если я отменю волшебство, вы оба упадёте. Прямо в топь. И кабанчик упадёт на тебя.
– Лала, не надо отменять, – жалостливым тоном попросил Рун с искажённым от ужаса лицом. – Если он упадёт на меня, он меня прибьёт.
– А что делать?
– Узел развязывается, Лала, – в панике поведал Рун. – Плохо завязал. Я не думал, что так будет.
– Я не знаю, как вас спасти, Рун, – Лала чуть не плакала.
– А ты можешь оттащить нас к островку? Ну вон тому, что я показывал, где деревца? Он как будто близко совсем, – ошалело посмотрел на неё Рун.
– Я могу попробовать, – отозвалась Лала.
– Пробуй.
Она взлетела выше, упёрлась ручками в бок кабанчику, изо всех сил замахала крылышками. Медленно-медленно кабанчик стал смещаться в нужную сторону, продолжая визжать и подниматься вверх.
– Получается! – крикнула Лала.
Когда кабанчик оказался над деревцами, он уж воспарил так высоко, что был выше любого самого большого дерева в лесу. Лала подлетела к Руну.
– Что теперь? – робко спросила она
– Теперь сядь сверху на кабанчика, схватись за него покрепче и сделайся тяжёлой. Ну, какая ты обычно на земле, когда не летаешь, – дрожащим голосом проговорил он.
– Я поняла! – обрадовалась Лала. Её наполненные слезами глазки заблестели надеждой.
Она снова взмыла вверх. Сколько-то бесконечно длинных мгновений ничего не происходило. Вдруг с кожи кабанчика испарилась вся болотная грязь, в которой он был перепачкан снизу, он перестал взлетать и относительно быстро поплыл вниз. Земля становилась всё ближе, ближе. Испытывая неописуемое облегчение, Рун опустился на неё, но лишь коснулся её ногами, кабанчик завис в воздухе, остановившись. Он всё визжал и визжал, не переставая, словно его режут. Эти звуки причиняли дискомфорт, усиливая желание поскорее всё закончить. Рун подогнул ноги, приложив к верёвке весь свой вес, сел на колени, и далее принялся по чуть-чуть подтягивать её к себе. Немного передвинет по ней руки, и повиснет. И снова передвинет, и снова повиснет. Так постепенно свин оказался почти у самой земли.
– Отменять магию? – закричала Лала взволнованно, как могла громко, чтобы её было слышно сквозь истошный визг.
– Нет! – прокричал в ответ Рун. – Надо его успокоить как-то. Иначе он побежит, и снова завязнет. И меня утащит с собой.
Лала закрыла кабанчику глаза ладошками, стала что-то тихо нашёптывать в ухо. Рун схватился за узел верёвки под брюхом несчастной твари, поднатужился, упёрся плечом, и окончательно притянул её к земле. Почувствовав под собой твёрдую поверхность, свин наконец перестал визжать, замер и затих.
– Отменяй, – негромко сказал Рун.
Лала осторожно убрала ладошки с глаз кабанчика. Тот не шевелился. Она взмахнула ручкой. Рун сразу почувствовал, что более ничто не тянет его вверх. Быстро достал нож и перерезал верёвку. Кабанчик не двигался. Рун вздохнул устало, чувствуя дрожь внутри.
– Лала, – произнёс он с трудом, – ты можешь объяснить ему, что он по красной траве должен отсюда выбираться? Если он завязнет ещё раз… я этого не вынесу.
– Ступай только по красной травке, милый. Так и выйдешь отсюда к лесу, – ласково обратилась Лала к животному.
Она слезла с него. Кабанчик продолжал сохранять полную неподвижность. Казалось, у него совсем нет сил. Но так лишь казалось. Едва Лала отступила от него на шаг, он вдруг вскочил и дал такого стремительного стрекача, что только копыта засверкали. Бежал строго по алым травам, один раз его ноги провалились, но он тут же вдернул их и помчался дальше. Вскоре его чёрный силуэт скрылся за деревьями. Только после этого Рун окончательно расслабился.
– Тело как ватное, – сообщил он бесцветным голосом, сидя на земле. – И колотит, точно в ознобе.
Вид у него был потрясённый. Лала опустилась рядом.
– Неблагодарный какой, – растеряно молвила она. – Помчался от меня, как от чумы. Я ещё не слыхала, чтобы зверюшки так убегали от фей.
Она прижалась к Руну.
– Лала, что это было? – тихо спросил он, обняв её.
– Ну, Рун, я слабая фея. Всегда была. Я такого не колдовала до тебя. Что-то не получилось. Неправильно рассчитала. Опыта не хватает мне. Прости, любимый.
– Да ничего, – отозвался он беззлобно.
– Зато теперь ты можешь всем рассказывать, что летал, – поделилась с ним мыслью Лала.
Рун прыснул со смеху. Лала тоже. Они сидели, обнимаясь, и смеялись, наверное, более от облегчения, что всё завершилось благополучно. Счастливы были даже от этого как будто.
– Да уж, – покачал головой Рун с улыбкой. – С тобой не заскучаешь, Лала. Давай отдохнём, я пока не в состоянии идти. Тем более по болоту. Сил нет.
– Давай приляжем, Рун. Я тоже очень устала, – попросила Лала.
Он снял с себя куртку, постелил, лёг сам, Лала пристроилась к нему.
– Я так испугалась, так испугалась, – жалостливо поведала она. – Не знала, что делать. Хорошо ты придумал, Рун. Ты умный.
– Жить захочешь, ещё не то придумаешь, – усмехнулся он.
– Зато доброе дело сделали.
Рун лишь вздохнул на это.
– Лала, – позвал он вскоре.
– Что, милый?
– Я теперь ещё раз убедился, что тебя никак нельзя отпускать одну. Вот летела бы ты тут без меня, и увидела этого свина. И что? Ведь не пролетела бы мимо?
– Не пролетела.
– И как бы ты его одна вызволяла?
– Может быть что-нибудь и придумала бы, Рун.
– А может всю магию растратила и осталась бы с неработающими крыльями посреди болота.
– Может и так, – добродушно согласилась она.
– Как вы выживаете, ну, феи, когда не умеете знать меру в помощи?
– В нашем мире гораздо проще магию восстанавливать, – напомнила Лала. – И ты забываешь, заинька мой, кто я. Я отличаюсь от прочих фей. Я очень слабая была. Другие феи с детства учатся дозировать магию, а мне всегда приходилось тратить её досуха.
– Я теперь ни за что тебя одну никуда не отпущу, – с чувством пообещал Рун.
– Смотри ты, какой властный мне достался кавалер. Свободы меня лишает, – ласково поиронизировала Лала.
– Я не лишаю, я не могу тебе приказать, если ты откажешься сама послушаться, – серьёзно сказал Рун. – Но ежели ты захочешь куда-то отправиться одна, я всегда буду против теперь. Страшно мне за тебя. Буду уговаривать.
– Нежно?
– Не без этого.
– Ну ладно, – порадовалась она. – Я и сама не хочу расставаться с тобой, котик, чтоб ты знал. А то кто ж меня обнимет? Если будешь нежно уговаривать, обязательно послушаюсь.
– Вот и слава богу, – улыбнулся он.
***
Ко второй половине дня они всё же перешли болото. Снова их окружал обычный лес. Рун был без сил, потому сразу устроил привал, буквально упал отдыхать. Лала тоже очень устала, легла рядом, положив голову ему на грудь. Личико её было утомлённым, но счастливым.
– Надо бы платьице сменить, – тихо промолвила она с умиротворением, словно размышляя вслух.
– Что, прямо сейчас? – несколько озабоченно осведомился Рун.
– Нет, мой котёнок, сейчас я и не смогу даже. Притомилась. Но вообще надо бы.
– На озеро придём, там сменишь, ладно? – попросил он.
– Наверное ты прав, – согласилась Лала, задумавшись на миг. – Там будет как бы свидание у нас, вот и сменю на платьице особенное какое-нибудь. Особенно романтичное.
– О, теперь я ещё с большим нетерпением буду ждать момента, как мы туда придём, – чистосердечно поведал Рун.
– Ты милый, – улыбнулась Лала. – Рун, а что мы будем делать те три дня? Все привсе обниматься? Ты это сможешь?
– Да я бы смог, но боюсь, ты заскучаешь, красавица моя.
– Не заскучаю, Рун.
– Я всё же хочу как-то повеселее чтобы проводить время. Будем много-много-много обниматься. Это само собой. Но и другое надо делать. Что-то интересное.
– Что например? Надо романтичное, Рун.
– Ну, например… можем поплавать вместе.
– И как ты себе это представляешь, суженый мой? – с сомнением поинтересовалась Лала. – Ты хитренький, конечно. Если мы даже залезем по шеи в водичку и не будем видеть тела друг дружки, это всё равно стыдно. Это ущерб для чести.
– Значит обниматься без ничего не ущерб, а в воде быть рядом ущерб? – усмехнулся он.
– Да, – буркнула Лала. – И когда это произошло, ты был одет. Только я была, ну… А так мы будем оба. Это уже… Никак нельзя. Это бесстыдство. И там я вынуждена была. Есть разница.
– Ну, ты меня неправильно поняла, дорогая невеста. Я подразумевал, одетыми искупаться, – объяснил Рун. – Всё равно это будет… что-то особенное меж нами, чего ещё не было. А одетыми можно даже и обняться прямо в воде при желании.
– О, – Лала призадумалась. – Это… отличная идея, котик! Это было бы романтично. Очень. Но… всё же не выйдет. Ежели я залезу в водичку в своём платьице, оно намокнет, а оно из очень нежной ткани. Есть вероятность, что испортится после того, как высохнет, станет некрасивым.
– А мы сначала искупаемся, а потом ты платьице сменишь, – подал идею Рун.
– Ох, Рун, верно! – воодушевилась Лала. – Значит так и сделаем. Как замечательно! Что ещё?
– Будешь танцам меня снова учить. А то ты что-то совсем забросила это дело. Я прям даже в печали.
– Ты, Рун, правда-правда хочешь учиться? – с некоторой недоверчивостью спросила она.
– Да, – уверенно кивнул Рун. – Я бы не сказал, что сами танцы мне сильно интересны. Но мне очень нравится, как ты меня учишь. Мне приятно проводить так время с тобой.
– Значит буду учить, – разулыбалась Лала. – Что ещё?
– Да разве мало чего можно придумать? Будем гулять, держась за руки, пособираем вместе цветы для тебя, дашь мне порасчёсывать свои волосы, поиграем в игры какие-нибудь, хоть в камушки, будем на закаты смотреть, на озере – когда небо отражается в воде, это в два раза красивее, готовить еду, и каждый раз, как тебе захочется, сразу буду обнимать. Меня всегда трогает, когда вижу, что ты снова хочешь. Люблю эти наши моменты. Прижать тебя к себе, и любоваться, как ты вспыхиваешь счастьем.
– Ой-ей-ёй! – восхищённо вымолвила Лала с мечтательностью. – Скорей бы туда прийти. Ла-лала-лала. Долго ещё до него идти, Рун?
– Примерно день. Но нам ещё к ведунье надо зайти. Мы уже и дошли до неё. Где-то пол версты осталось. Сколько у неё проторчим, кто его знает. Если станет готовить приворотное зелье, ждать придётся. Быстро оно готовится?
– Ты всё думаешь о приворотном зелье? – вздохнула Лала.
– Ну да. Если есть шанс, что поможет, почему бы и не попробовать. Или вдруг она проклятье с тебя снимет. Она умелая довольно.
– Дедушка Будай говорил, кто-то гениальный меня проклял, – напомнила Лала с сожалением. – Если бы простые деревенские ведуньи могли побеждать колдовство гениальных злых колдунов… Ну, это было бы очень странно. Я, Рун, не ведаю, сколько нужно времени на приготовление приворотного зелья. Наверное немало. Вряд ли его легко делать.
– Я не слишком уверен, что она это может. Подобные зелья изготавливать, – поведал Рун. – Просто кто его знает. Как вариант, стоит держать в уме. А вот снимать сглаз все ведуньи умеют, кажется. Так что я всё равно надеюсь. Она вылечивала такие хвори, за которые ни один лекарь из учёных мужей не брался. К примеру, кроме неё грыжу у младенцев никто не лечит, она же вылечивает на раз. Ведуны исцеляют силами природы, а природа сильнее человека, колдун он или нет.
– Чтож, скоро всё узнаем, – умиротворённо произнесла Лала.
– Милая, а если она вдруг всё же снимет проклятье, то всё, никакого озера? Ты сразу домой? – озаботился Рун.
– Вот уж нетушки, – весело ответила Лала. – Столько ждала этого. Кроме того, должна же я буду тебя как-то вознаградить, Рун. От чудес ты отказываешься, вот это и станет твоей наградой. Три дивных дня, и в конце третьего… нежная-нежная жертва на прощанье.
Рун вздохнул в смешанных чувствах облегчения, мечтательности и тоски.
– Как сердечко взволнованно застучало у тебя, – порадовалась Лала. – Уж так я ему нравлюсь.
– Ну и фея, – с деланным осуждением постыдил её Рун. – Смеётся над чужими светлыми чувствами. Вот от этого парни и топятся потом. От подобной жестокости девиц.
– Я не смеюсь, Рун, – фыркнув со смеху, очень ласково сказала Лала. – Я просто счастлива.
– Не смеётся она, – с юмором буркнул он. – А сама так и похохатывает, когда это заявляет.
– Я смеюсь, но от счастья, а не над тобой, мой хороший. И потому что ты меня смешишь, – сияя личиком, объяснила Лала. – Есть разница.
– Ну, может быть.
Они немного полежали в тишине. Где-то очень-очень далеко провыл волк. Но этот звук не привнёс в душу Руна ни тревоги и напряжения. Он ещё раз подивился про себя тому, как сильно договор со зверями поменял восприятие леса.
– Рун, – позвала Лала.
– Что, солнышко моё?
– А почему мы сразу не пошли к ведунье, раз она так близко? Там бы и передохнули. Она бы пока зелье готовила, если умеет это. Меньше времени бы потеряли.
– А ты хочешь по отдельности отдыхать? – с шутливым недоумением поинтересовался он. – У неё так лежать не получится. У неё даже стоя-то обняться, и то будет неловко. В гостях всё же. Не знаю, как ты, а мне надо бы погреть своё сердце о твоё, прежде чем идти к ней.
– Ой, как это мило! – восхитилась Лала. – Спасибо за такие слова, любимый.
– Всегда пожалуйста, – с довольной физиономией отозвался Рун.
– Только мне не понятно. Не ты ли говорил, что тебе всё равно, чуть ближе я или чуть дальше, ты одинаково счастлив, – иронично напомнила она.
– Я преувеличил, – усмехнулся Рун. – К тому же, когда устал, почему-то очень хочется, чтобы ты была рядом. Так легче, и сил как будто прибавляет.
– Мне тоже так намного легче, – поведала Лала простодушно. – Рун.
– Что, ненаглядная невеста?
– Так ты что, совсем не будешь меня обнимать у ведуньи? Совсем-совсем?
– А ты хочешь, чтоб обнимал?
– Хочу.
– Значит буду.
– Ну ладно, – успокоилась она.
– К слову об объятьях. Всё забываю тебе сказать, Лала, – перешёл Рун на серьёзный доверительный тон. – Хотя должен был уже давно.
– И что же ты должен мне сказать, любовь моя?
– Помнишь наш разговор в день расставанья, где мы спорили, нужно ли обниматься при большом количестве людей? Ну как при строе ратников. Я тогда утверждал, что должны быть границы. Лала, я понял, что был неправ. Прости меня. Если тебе хочется, чтобы я обнимал тебя при всех, то это… ну, замечательно, в этом нет ничего дурного, наоборот, приятно очень, что ты испытываешь ко мне такие чувства. Поэтому нужно забыть про смущение и обнять, чтобы тебе приятное сделать. Я же тебя люблю. Мне приятно делать тебе приятное. Я обязательно обниму тебя теперь хоть при ком, если ты будешь этого хотеть.
– Ох, ну наконец-то, Рун! – бесконечно обрадовалась Лала. – Таким и должен быть настоящий рыцарь. Заботиться о чувствах дамы трепетно. Ты мужчина, и ты не дружил до меня с девушками, поэтому я понимаю, что трудно сразу догадаться обо всём, как поступать в отношениях. Но чувства истинные всё равно нашёптывают твоему сердечку, что верно, а что нет. И раз они тебе нашёптывают, значит они у тебя есть ко мне и сильны. Это очень приятно.
– Да сильны, сильны, – улыбнулся он.
– Вот видишь, девушка всегда права, – похвалилась Лала озорно. – Помни об этом, мой дорогой, когда захочешь в следующий раз со мною спорить.
– Вообще-то я не сказал, что ты была права, – весело заметил Рун. – Я лишь сказал, что я был неправ. Про тебя я ничего не говорил.
– Ну так одно подразумевает другое.
– Как бы не так.
– Вот это и есть хвалёная мужская логика? Которою вы столь кичитесь, – рассмеялась Лала.
– Она и есть, – кивнул Рун. – Я, Лала, много размышлял об этом. Когда мы расстались. Я же думал, мы в том числе поэтому расстались, что я тебя очень обидел тогда. Не захотев обнимать при всех. Мне кажется, мы правы оба. Просто девушки более заботятся о чувствах, а парень о безопасности. Вы хотите выказывать свои чувства, и чтобы их выказывали вам, потому что это их сильнее скрепляет. Но когда мы демонстрируем своё счастье так не скрываясь, напоказ, другие могут оскорбиться, решив, что мы специально это делаем, чтобы их уязвить, чтобы заставить почувствовать их на нашем фоне, что они недостаточно счастливы, или могут завистью чёрною воспылать, или разозлится, что мы не стыдимся никого. А я ведь простолюдин, Лала. Если бы я был лорд, или фея, которую все любят, наверное мне бы было всё равно. Но я не лорд, зло причинить не так уж трудно простому человеку. И даже нелюбовь людская без всякого прямого зла весьма серьёзно жизнь мне осложнит. Я, Лала, думал, почему люди часто пытаются прятать ото всех своё счастье? Я ведь не один такой. Многие прячут. А вот поэтому, чтобы не позавидовали и не попытались разрушить. Для простых людей прятать, это нормально и разумно, и не влияет ни на что, ведь обнимать тебя приятно не потому, что кто-то видит, а потому что я тебя люблю. Если бы никто не знал о наших отношеньях, никто б не захотел меня убить, и не пришлось б тебе меня бросать и поселяться у барона.
– Какие глупости, – Лала аж подняла голову, с искренним удивлением воззрившись на него. – Когда б никто не знал о наших отношеньях, как бы меня ты обнимал вообще, Рун? Тайком в ночи? И как бы объяснял народу, зачем я у тебя живу, когда мне рады в замке у барона?
– Но я же не об этом говорю, а о безопасности. Я имею в виду, у каждого своя правда.
– Так ты будешь обнимать меня при всех теперь, или нет, Рун, я так и не пойму? – с милым недоверчивым подозрением настойчиво побуравила его глазками Лала.
– Буду, – усмехнулся Рун. – Хоть перед войском в десять тысяч копий. Если захочешь.
– Вот и правильно, заинька, – умиротворённо произнесла она, снова опустив голову ему на грудь.
***
Избушка ведуньи располагалась прямо среди деревьев, не на полянке, а в окружении стволов вековых сосен и осин. Вполне ладная, хоть и небольшая. Не развалюшка какая-нибудь, не полусгнившая покосившаяся постройка. Добротная и ухоженная. Рядом с ней виднелся аккуратненький махонький огородик, обнесенный частоколом из палочек. Из печной трубы поднимался слабый дымок.
– Кажется нам везёт, – молвил Рун спокойно. – Раз идёт дым, значит тут она должна быть. Не ушла никуда.
– Какой милый домик, – заметила Лала. – Как она его здесь построила?
– Это не она строила, – улыбнулся Рун. – Это охотничья заимка. Знать, кто любит охотиться, ставят себе такие в лесу, чтобы было можно в непогоду или зимой укрыться. Но они для всех. Любой, кто идёт мимо, может переночевать. А она тут живёт. Никому это не мешает, даже наоборот, зайдёт охотник, а она и чаю душистого, и сготовит, и рану полечит, если что. Она травы летом собирает. Целебные, ну и другие. Алхимики из дворян бывают чудаками, за нужную им редкую травку вроде четырёхлистного клевера, или за засушенного жука какого-нибудь, что потребен для зелья, могут много заплатить. И лекари местные, сами-то по лесам не шляются. Видишь, какой у неё небольшой огород. Причём в лесу. А выживает же как-то в зиму в деревне. У неё семья неплохо живёт. Денежки водятся. Думают, не в последнюю очередь это её заслуга. Она тут совсем не зря цельное лето одна сидит. За целительство своё она денег не берёт, и не требует, правда не отказывается ни от чего, что ей в благодарность сами дают. А травками торгует охотно.
– Как же она тут совсем одна? Старая женщина, – с недоумением и сочувствием спросила Лала.
– Привыкшая. Не все бы так смогли. Но она может. Недаром же ведунья. Ведуньи всегда с лесом на ты.
Из-за домика вышла серая пушистая кошка, важной походкой направилась навстречу. Лала тут же подлетела к ней, взяла на руки, стала гладить.
– Здравствуй, киса! – обрадованным голоском ласково проговорила она. – Какая ты красавица!
Кошка довольно замурлыкала.
– Кошечка гладит кошечку, – усмехнулся Рун. – Лала, подожди здесь, ладно? Пойду сначала один зайду, предупрежу её о тебе, а то как бы её удар не хватил, если ты неожиданно пред ней предстанешь.
– Хорошо, любимый, – кивнула Лала с сияющим личиком.
Рун быстро дошёл до двери. Рядом с ней отчётливо чувствовался запах какого-то не очень приятного варева.
– Эй, есть здесь кто? – крикнул он, более для того, чтобы предупредить о своём приходе, дабы не напугать старушку.
Ответом была тишина. Он подождал, подождал, затем постучал в дверь кулаком:
– Баба Анта, вы тут?
Снова никто не отозвался. Рун попробовал отворить дверь, но та была заперта. Тогда он потянул за верёвочку, выходившую через дырочку в стене. Засов с обратной стороны отворился, и путь внутрь оказался наконец свободен. Рун перешагнул через порог, ощущая сильный запах варева, к которому примешивался аромат трав, сена, сушёных грибов. Ощутил кожей прохладу укрытого от солнечных лучей помещения. В избушке не было почти никакой обстановки. Небольшой грубый стол, пара не менее грубых табуреток, лавочка. На столе несколько деревянных плошек, глиняная посудинка, на лавочке с краю странное соломенное чучелко. Под потолком натянуты несколько верёвок, на которых подвешены пучки трав, какие-то мешочки. Земляной пол. Вместо печи сложен небольшой камин. Бабушку он увидел сидящей в углу на лежанке. Она зевнула, протёрла сморщенными руками глаза. Поглядела на него без каких-либо эмоций на лице.
– Здравствуй, добрый молодец. Прикорнула маленько. Кто ты таков, куда путь держишь?
Одета она была в потрёпанноё перештопанное на много раз тряпьё, на голове косынка, тоже просто из какой-то старой тряпки, из под которой выбивались белоснежно седые волосы.
– Я Рун, вы меня знаете, – представился Рун. – Внук бабы Иды, живу на краю деревни, у реки.
Бабулька призадумалась.
– Иду знаю, добрая женщина. Муж у неё помер не так давно.
Она сотворила знак поминовения.
– Да уж больше четырёх лет прошло, как умер, – чуть озадаченно напомнил ей Рун.
– Правда? – слегка удивилась старушка. – А кажется, будто недавно было.
Она встала, снова зевнув. Указала рукой на чучелко:
– А это мой муж Вабо.
Рун повернул голову, всмотрелся в соломенную фигуру, в некоторой растерянности, подумал, подумал, и произнёс неуверенным голосом:
– Добрый день, дяденька Вабо.
– Так ты тут охотишься, добрый молодец? – поинтересовалась бабушка спокойно. – Али путник перехожий?
– Путник.
Бабулька направилась к камину, где над тлеющими углями висел котелок. Стала подкидывать в угли сухие веточки, сложенные кучкой тут же, неподалёку, ломая их.
– Баба Анта, вы знаете, что к нам в деревню явилась фея? – перешёл к делу Рун, подойдя к ней поближе.
Теперь его взгляду открылось, что она варит. Котелок был наполнен мутной жижей, из которой торчала голова какого-то небольшого зверька, кажется белки.
– Нет, сынок, – равнодушно промолвила старушка. – Были тут люди охотные, я их спросила, что да как у нас в землях, какие новости, а они давай потешаться надо мной. Тоже всё про какую-то фею мне. А сами смеются.
– Вообще-то это всё правда, бабушка, – вежливо поведал Рун. – Вы не пугайтесь, фея сейчас здесь, я к вам её привёл. Чтобы вы ей поворожили.
Бабулька лишь разулыбалась, продолжая заниматься огнём.
– Я её сейчас позову, не пугайтесь, ладно? – попросил Рун.
– Зови, сынок, – весело сказала старушка.
Рун вышел из избы на свежий тёплый лесной воздух. Лала всё забавлялась с кошкой. Та лежала на спине, игриво ловя лапками травинку, которой Лала щекотала её, тихо смеясь. Рун подошёл к ним.
– Пойдём, красавица моя.
– Здесь эта бабушка? – Лала погладила кошечку по головке, и поднялась с корточек.
– Здесь. Только Лала, – Рун замолчал неуверенно.
– Что, дорогой?
– Ты там у неё… не заглядывай в котелок, в котором она готовит. И отказывайся, коли предложит есть.
– У неё что-то мясное, Рун? – аккуратно полюбопытствовала Лала.
– Да, – кивнул он. – И тебе не понравится, как оно выглядит. Лучше тебе постараться это не увидеть.
– Такое ужасное что-то? – личико Лалы приобрело робкое выражение.
– Ну, не ужасное, но тебе будет неприятно, – он взял её за руку. – И ещё. Она кажется считает соломенную куклу мужем своим покойным. Ты не удивляйся этому. Так-то она вполне в уме, как будто, и помнит всё.
– Хорошо, – шепнула Лала чуть испуганно.
Дверной проём избушки был неширок, невысок, Рун зашёл первым, Лала, опустившись на ножки, следом. Старушка обернулась к ним и мгновенно застыла, обомлев. Поначалу у неё в глазах отразилась ошеломлённая растерянность, а затем уста постепенно расплылись в благоговейно-умилённом радостном изумлении ребёнка. Она стояла с отсутствием признаков всяческой мысли на лице. И улыбалась.
– Здравствуйте, добрая бабушка, – тепло поприветствовала её Лала.
Старушка перевела очумелый взгляд на Руна, словно вопрошая: «ты тоже лицезришь сие чудо»? Он остался бесстрастен. Тогда она снова воззрилась на Лалу.
– Ой, не сон ли, не наваждение? – проговорила она с сомнением. – Али бес нечистый надо мной шутки шутит?
– Причём тут бес, бабушка? – немного озадаченно посмотрела на неё Лала. – Я фея. Феи не связаны с нечистью.
– Платье у тебя бесовское, доченька, – вполне осмысленно молвила старушка.
– И вовсе оно не бесовское, – огорчённо возразила Лала. – Обычное, как у всех фей. У нас все так ходят. В вашем мире у мужнин больше мыслей нечистых в умах. Поэтому дамам приходится прятать ножки. Чтобы не пробуждать у кавалеров дурные намеренья.
– Феи почти как боги, – вставил своё слово Рун. – Мы ниже их и грешнее, и потому не в праве их судить. К вам доброе волшебное существо за помощью пришло. А вы его обижаете.
– Нет, я не обижаю, – заверила бабушка. – Я лишь хочу понять, не бес ли надо мной смеётся.
– Уж вот бесу нечем заняться, только потешаться над вами, такая вы важная персона, – покачал головой Рун скептически, и обернулся к Лале. – Проблема с верой своим глазам тут у нас возникла, кажется. Когда в лесу живёшь долго один, некоторые начинают видеть то, чего нет, и сомневаться в том, что есть.
– И что же делать? – спросила Лала с растерянным личиком.
Тут в избу зашла кошка, сразу направилась к ней, принялась тереться о ноги. Лала взяла её на руки, стала гладить. Кошка довольно замурлыкала.
– Не знаю, – развёл руками Рун.
– Моя котейка за версту чует нечистый дух, – поведала старушка. – Не подошла бы к нему ни за что. Раз подошла, значит не бесовство.
– Ну слава богу! – с облегчением выдохнул Рун.
Прошло немало времени, прежде чем старушка до конца пришла в себя. Поначалу она всё охала, ахала, удивлялась, причитая, потом вдруг вспомнила про обязанности хорошей хозяйки, засуетилась, пыталась накормить, но даже Рун не смог бы затолкать в себя то, что она наварила, чего уж говорить о Лале. А вот на чай они согласились, чай у ведуньи был хорош, из целого букета особых душистых трав. Сам такого никогда не приготовишь, и не попробуешь нигде кроме как в гостях у столь знающего лес человека. Лала была в восторге, старушка рада без памяти, что угодила сказочному созданью.
– Баба Анта, – произнёс с вежливым сожалением Рун, когда чаепитие закончилось. – Вы уж простите, но мы как бы спешим. Мы по делу пришли. Лале помощь ваша нужна.
– Неужто какая-то беда с ней приключилась? Али хворь? – подивилась ведунья.
– Не хворь. Но как будто беда, – ответил он. – Что-то слегка дурное.
– Надо на воске посмотреть, – сказала старушка. – Это первое дело.
– Давайте, – кивнул Рун. – Сейчас вы можете посмотреть?
– Да, сынок. Это я завсегда могу.
Без лишней суеты ведунья быстро приготовила плошку с водой, керамическую посудинку, куда положила кусочек воска. Открыла дверь, принесла табуретку точно под дверной косяк. Лала наблюдала за этими приготовлениями с робостью, как за чем-то пугающим и таинственным.
– Страшно, – шепнула она Руну.
– Да не бойся, – улыбнулся он ей подбадривающе. – Она так многим в деревне делала. И в городе. Включая меня. И ничего, как видишь.
Ведунья поставила посудинку с воском на остывающие угли.
– Садись на табуреточку, дочка, – позвала она.
Лала нетвёрдой походкой прошла под косяк, села. Рун встал рядом. Ведунья подала ему плошку с водой, забрала с углей посудинку с растаявшим воском. Стала творить над Лалой знаки оберега, и приговаривать:
– Бог наш великий, Небо, будь милостив к дочери твоей Лале, спаси и сохрани, спаси и сохрани, спаси и сохрани.
Закончив делать знаки, она взяла у Руна плошку, подняла, и, держа над головой Лалы, вылила воск в воду.
– Ох, беда, – пробормотала она.
Лала побледнела. Ведунья опустила пред ней плошку, показывая, что там. Рун тоже заглянул. Воск вылился в нестройный овал с растянутыми заострёнными краями.
– Надо ещё раз, – обеспокоенно промолвила старушка. – Сиди, дочка.
Воск был вытащен, помещён опять в посудинке на угли. Вскоре ведунья снова проделала над Лалой знаки, произнося те же молитвенные слова, вылила растаявший воск в плошку над её головой. Лала сидела ни жива ни мертва. Ведунья показала ей получившуюся фигуру. Та заметно отличалась от прошлой, но всё равно была вытянутым овалом с заострёнными краями.
– И что сие означает? – спросил Рун озабоченно, чувствуя, что ответ будет не самым приятным.
– Глаз. То есть сглаз, – сообщила старушка с сожалением. И тут же поправилась. – Нет, это колдовской глаз. То есть злые чары. Проклятье.
Лала тяжело вздохнула.
– А вы можете это снять. Это проклятье? – посмотрел Рун на ведунью с надеждой.
– Может быть, – спокойно отозвалась она. – Но надо, чтобы родственник рядом был. Отец, мать, или брат. Но не сестра.
– Нет у неё тут родственников, – развёл руками Рун.
– Ну, так попробуем, – сказала старушка. – Всё, дочка, вставай, третий раз нет нужды отливать, уже всё ясно.
Лала поднялась с табуретки.
– Бабушка, – взмолилась она жалостливо. – Прошу вас, снимите это проклятье с меня!
– Сейчас попробуем, девонька, – заверила ведунья, глядя на неё задумчиво. – Надо же. Кто ж это тебя так?
– Не знаю, бабушка, – чуть не плача, поведала Лала. – Фей все любят обычно. Кто-то очень злой.
Старушка затворила дверь, перенесла табуретку в центр избушки.
– Теперь сюда садись, доченька, к окошечку лицом, – велела она.
Лала послушалась. Ведунья обошла её вокруг, поправила ей волосы, положила её ручки ладошками вверх на колени. Лала притихла, глазки её светились страхом и трепетным ожиданием. Ведунья стала творить над ней знаки оберега, опять приговаривая своё «спаси и сохрани», затем взяла плошку с водой, побрызгала голову Лалы, бормоча тихо:
