Призраки

- Я пришел! - воскликнул я наконец с усилием. Глухо и чудно раздался мой голос. - Я тебя люблю, - послышался шепот. - Ты меня любишь! - повторил я с изумлением. - Отдайся мне, - снова прошелестело мне в ответ. - Отдаться тебе! Но ты призрак - у тебя и тела нет. - Странное одушевление овладело мною. - Что ты такое, дым, воздух, пар? Отдаться тебе! Отвечай мне сперва, кто ты? Жила ли ты на земле? Откуда ты явилась? - Отдайся мне. Я тебе зла не сделаю. Скажи только два слова: возьми меня. Я посмотрел на нее. "Что это она говорит? - подумал я. - Что все это значит? И как же она возьмет меня? Или попытаться?" - Ну, хорошо, - произнес я вслух и неожиданно громко, словно кто сзади меня подтолкнул. - Возьми меня!

"Грустно стало мне и как-то равнодушно скучно. И не потому стало мне грустно и скучно, что пролетал я над Россией. Нет! Сама земля, эта плоская поверхность, которая расстилалась подо мною; весь земной шар с его населением, мгновенным, немощным, подавленным нуждою, горем, болезнями, прикованным к глыбе презренного праха; эта хрупкая , шероховатая кора, этот нарост на огненной песчинке нашей планеты, по которому проступила плесень, величаемая нами органическим, растительным царством; эти люди-мухи, в тысячу раз ничтожнее мух; их слепленные из грязи жилища, крохотные следы их мелкой, однообразной возни, их забавной борьбы с неизменяемым и неизбежным, - как это мне вдруг опротивело! Сердце во мне медленно перевернулось, и не захотелось мне более глазеть на эту пошлую выставку... Да, мне стало скучно - хуже, чем скучно. Даже жалости я не ощущал к своим собратьям. Все чувства во мне потонули в одном, которое я назвать едва дерзаю: в чувстве отвращения, и сильнее всего, и более всего во мне было отвращение - к самому себе."

- Что ты такое, дым, воздух, пар? Отдаться тебе! Отвечай мне сперва, кто ты?

Призрак тихо качнулся вперед, смешался весь, легко волнуясь...

А книг и препаратов у него было много - ибо человек он был не лишенный учености... "чудак преестественный", по словам соседей. Он даже слыл у них чернокнижником; даже прозвище получил "инсектонаблюдателя" Он занимался химией, минералогией, энтомологией, ботаникой и медициной; лечил добровольных пациентов травами и металлическими порошками собственного изобретения, по методе Парацельсия. Этими самыми порошками он свел в могилу свою молоденькую, хорошенькую, но уж слишком тоненькую жену, которую любил страстно и от которой имел единственного сына. Теми же металлическими порошками он порядком попортил здоровье также и сына, которое, напротив, желал подкрепить, находя в его организме анемию и склонность к чахотке, унаследованные от матери.

"Не извольте беспокоиться, - кричит с берегу управляющий... - Это ничего! Это смерть! Счастливого пути!" Лодка быстро мчится... но вдруг налетает вихрь, не вроде вчерашнего, бесшумного, мягкого - нет, черный, страшный, воющий вихрь! Все мешается кругом - и среди крутящейся мглы Аратов видит Клару в театральном костюме; она подносит стклянку к губам,слышатся отдаленные: "Браво! браво!" - и чей-то грубый голос кричит Аратову на ухо: "А! ты думал, это все комедией кончится? Нет, это трагедия! трагедия!"

Первым на эстраде явился флейтист чахоточного вида и престарательно проплевал... то-бишь! просвистал пьеску тоже чахоточного свойства;

Очень он был впечатлителен, нервен, мнителен, страдал сердцебиеньем, иногда одышкой; подобно отцу, верил, что существуют в природе и в душе человеческой тайны, которые можно иногда прозревать, но постигнуть - невозможно, верил в присутствие некоторых сил и веяний, иногда благосклонных, но чаще враждебных, и верил также в науку, в ее достоинство и важность.

Сердце во мне медленно перевернулось, и не захотелось мне более глазеть на эти незначительные картины, на эту пошлую выставку… Да, мне стало скучно — хуже чем скучно. Даже жалости я не ощущал к своим собратьям: все чувства во мне потонули в одном, которое я назвать едва дерзаю: в чувстве отвращения, и сильнее всего, и более всего во мне было отвращение — к самому себе.

— Видите ли, — заговорила она опять, — у Кати словно на роду было написано, что она будет несчастна. С ранних лет она была в этом убеждена. Подопрется так рукою, задумается и скажет: «Мне не долго жить!» У ней бывали предчувствия. Представьте, что она даже заранее — иногда во сне, а иногда и так — видела, что с ней будет! «Не могу жить, как хочу, так и не надо...» — тоже была ее поговорка. «Ведь наша жизнь в нашей руке!» И она это доказала!