Kitabı oku: «Конго Реквием», sayfa 9

26

Он оказался в семейном поместье во Фьезоле, на холмах Флоренции, не испытывая при этом ни малейшего удовольствия. На самом деле он был уверен, что никогда больше и ногой сюда не ступит. Его разместили в спальне Д’Аннунцио – каждая комната носила имя одного из итальянских писателей, что было не лишено пикантности, учитывая, что хозяин дома, мир праху его, был неграмотным. Он поехал вместе с Софией и детьми, и всю дорогу его не покидало чувство глубокой внутренней неловкости. Что подумают Мила и Лоренцо? Что их родители снова вместе? Что смерть nonno³⁶ положила конец всем ссорам и обидам?

Во время полета он всячески демонстрировал раскованность и хорошее настроение. Все то, чего он был лишен с момента, когда отказался от кокаина. Ломота во всем теле не отпускала, приступы дрожи тоже. Сидя рядом с Лоренцо, он помогал ему с раскрасками и сорвал раздражение на фломастерах.

Сейчас он был один. Наконец-то. За окном спальни – усыпанная золотой пыльцой и укутанная туманом мечта. Вдали – купола и колокольни Флоренции, красные крыши, розовые крыши, узкие улочки, переполненные шедеврами. Чуть ближе – откосы холма с россыпью безмятежных дворцов, уже начавших наливаться солнцем: празднество света этим вечером заканчивалось во всей своей красе медовыми или золотыми сумерками – на выбор, в зависимости от настроения.

Он перевел глаза вниз, на парк: песчаные террасы, бассейны, чуть ли не переливающиеся через бортик, зеленеющие изгороди, столетние деревья… Зрелище дышало совершенством вне времени и возраста, квинтэссенцией Италии. Даже патрулирующие повсюду церберы, без сомнения вооруженные, были данью определенной местной традиции: мафия, интриги, жестокость.

Лоик знал только еще одного человека, способного окружить себя такого рода карикатурами: своего отца. Он не попытался связаться с ним, но Мэгги, конечно же, сообщила мужу. Старик наверняка потрясен. Лоик не испытал настоящего шока, узнав, что они были старинными друзьями и втихаря устроили свадьбу своих детей. Главари решили связать этим браком свои семьи, как поступали в старину монархи, чтобы объединить королевства. В первый момент ему кровь в голову ударила – он даже угрожал отцу пистолетом, – но потом он успокоился. В сущности, предки стремились упрочить свои состояния, то есть то наследство, которое оставят им, никчемным отпрыскам.

Он нацепил темные очки, чтобы рассмотреть парк во всех деталях. Никто бы и не догадался, что снаружи у каменной стены тучами роились папарацци – убийство Монтефиори стало сенсацией недели. Под кипарисами графиня раздавала приказания слугам, накрывавшим на стол, – в ноябре еще можно пообедать на воздухе. Высокая, изящная, затянутая в платье от «Прада», она походила на скульптуру Джакометти. Приближаясь к ней, вы испытывали чувство, будто попали в исповедальню. От нее исходил сумрачный свет, и говорила она всегда тихим голосом.

Обе сестры Софии пребывали неподалеку, расхаживая вдоль бассейна. Разумеется, они организовывали похороны. Нервные дипломированные карьеристки, они жили, не выпуская айфонов из рук, и часами выстукивали послания своими ноготками с алым лаком. Они всегда терпеть не могли Лоика: слишком красив, слишком обаятелен, слишком наркоман. Но теперь, когда он свободен, возможно, они изменят свое мнение…

Самым странным было то, что никто не казался потрясенным или испуганным смертью Кондотьера. Или его жена и дочери были готовы к подобному проявлению жестокости? Может, они были в курсе кое-каких фактов? Эти вопросы вернули Лоика к мыслям о собственном отце. Трудно предположить, учитывая чисто африканский образ действий – извлечение сердца, каннибализм: в конце концов, были обнаружены обгрызенные фрагменты недостающего органа, – чтобы Старик не был связан с трагедией. В качестве потенциальной жертвы или же, напротив, – а почему бы и нет? – заказчика преступления.

Перед отъездом он позвонил Мэгги. В последние месяцы она проявляла куда большую осведомленность, чем можно ожидать от простой затюканной матери семейства, – возможно, даже была альтер эго своего супруга в его африканских делах. Она изображала полную растерянность и клялась, что Морван по телефону был относительно спокоен. Комедия продолжалась.

Со своей стороны, Лоик задумал иное: он решил провести собственное расследование убийства Монтефиори. Он был не в лучшей форме, чтобы проверить факты и установить времяпрепровождение Кондотьера в последние дни перед смертью, но он прекрасно говорил по-итальянски. Перерыть личные бумаги жестянщика. Установить список его встреч. Выявить конголезцев, отдыхающих во Флоренции, – быть того не может, чтобы итальянец или француз «нормального цвета», даже профессиональный убийца, взялся за циркулярную пилу. Такова была его программа на ближайшие дни.

– Помнишь, как ты в последний раз приезжал сюда?

София. И даже не постучала. Он не обернулся, но вспомнил тот ужин, когда он, в полной отключке, стал разглагольствовать о том, что чем женщина красивее, тем менее она приспособлена для работы, – чистая провокация, нацеленная на сестер Софии, которые продолжали дело отца. На другом конце стола София улыбалась.

– Еще бы я не помнил! В тот день я побил все свои рекорды.

Она встала рядом с ним лицом к окну и посмотрела на слуг, раскладывающих приборы под ветвями. Она переоделась. Легкое платье из шелкового муслина очень темного синего цвета, которое, казалось, шелестело при малейшем движении. Лоик залюбовался ее профилем. Ее лоб, идеальный нос выступали за вертикальную линию черных волос. Изумительно, но к нему это больше не имело отношения.

От их страсти в Нью-Йорке у него осталось единственное ощущение: как же быстро летит время. Когда они были вместе, секунды неслись, как дорожная разметка под колесами мчащегося автомобиля. Одно это чувство – может, не любовь – пьянило их, возбуждало до полной потери контроля. Оказавшись в кювете, пленниками покореженной крыши, они воспользовались временем, чтобы вдоволь возненавидеть друг друга.

– Сколько дней? – внезапно спросила она.

Лоик, укрывшись за темными стеклами очков, вздрогнул:

– О чем ты говоришь?

– Сколько уже дней, как ты бросил?

– Как ты узнала?

– Я вижу.

– Двадцать три дня.

Он ожидал, что она расхохочется, но она только спросила, не отводя глаз от террас:

– Тебе что-нибудь нужно?

– Только не твоя помощь.

Она молча улыбнулась. Прозвенел колокол – обычно так вызывают слуг, но у Монтефиори так сзывали к трапезе. A tavola!³⁷

27

Как выследить кого-то, когда за тобой самим следят?

Прежде чем приступить к шпионской миссии, Гаэль перерыла весь Интернет на предмет Каца. И обнаружила там самое странное из всего возможного: пустоту. Ни одного упоминания его имени. Она обзвонила сообщества психоаналитиков: ничего. Совет профессиональной ассоциации: отказались отвечать. Она провела поиск по медицинским факультетам: ни одного студента и тем более преподавателя с таким именем… После их совместного ужина он подвез ее, все еще ошеломленную сценой в ресторане, на такси до самых дверей. Что он искал в ее сумочке? Ключи? Документы? Что-то интимное? Сведения о ее личной жизни? Все ее псевдочувства к нему испарились в мгновение ока. Единственное, что осталось, – тоскливый комок в горле. И здоровая порция любопытства. Она хотела узнать, кто этот тип. Шарлатан? Один из тех психов, которые выдают себя за врачей и привинчивают бронзовую табличку у входа в дом? Шантажист? Детектив?

Никакой возможности вспомнить, где и как она его подцепила: провал в памяти наводил на мысль, что по пьянке или под наркотой. «Вот моя карточка». Впрочем, недвижимость у него была: это первое, что она перепроверила. В «Желтых страницах» значился «Эрик Кац, психиатр, психоаналитик». Почему нигде больше о нем не было ни единого упоминания?

Она задалась вопросом и о его семье. Жена, двое детей. А что на самом деле? Она не нашла никакого домашнего адреса. Никакого Эрика Каца в Иль-де-Франс. Квартира или дом на имя жены?

Этим утром она приняла решение. Он рылся в ее сумке? Она обыщет сверху донизу его кабинет. Проблема заключалась в двух сторожевых псах, которые неотступно ее сопровождали. И речи нет, чтобы торчать у его подъезда. Ее ангелы-хранители тут же доложат Старику, и тот всполошится.

Пришлось придумать мизансцену: она устроится в ресторанчике напротив дома Каца, возьмет с собой ноутбук и изобразит охваченного вдохновением автора – из тех, что любят писать в кафе. На самом деле она подождет, пока объект не покинет свой кабинет. Ни один из ее громил в лицо Каца не знает: они только в курсе, что Гаэль уже приходила по этому адресу.

Наконец в половине седьмого Кац вышел из дому. Укутанный в плащ, который придавал ему вид шпиона в послевоенном Берлине, он прошел мимо ресторанчика, не заметив Гаэль. Она заплатила за кофе и перешла через дорогу. Вперед, на обыск. Не глянув на двоих сопровождающих, она набрала код и зашла в вестибюль. Поднимаясь по лестнице, она вспоминала последние минуты их вечера. Кац продолжал гнуть свою линию: дружба, и только дружба. Он не сделал никаких попыток и обещал позвонить в самое ближайшее время… Бесхитростен, как пукнувшая монашка. Оказавшись на нужном этаже, она нажала на кнопку звонка. Тишина. Входная дверь не укреплена – больше года, исходя из двух посещений в неделю, она ждала своей очереди в крошечном холле, сидя напротив этого замка. Техника, которой она предполагала воспользоваться, чтобы открыть его, была проще простого: просунуть рентгенограмму между самой дверью и дверной коробкой и приподнимать ее, пока не щелкнет язычок. Она видела, как сделал слесарь однажды ночью, когда она забыла ключи. Простота этого способа ее поразила. Она проверила утром в Интернете. Оказалось, это классический метод и даже имеет свое название: байпас. Она приступила к манипуляции, просунув кусочек пластика в стык и пытаясь при этом слегка подергивать дверь. Безрезультатно. Она удвоила усилия с бóльшим ожесточением. По-прежнему ноль эффекта. Ей казалось, что шум слышен во всем доме. Сейчас кто-нибудь из соседей высунет нос, подумав, что квартиру грабят средь бела дня. Она…

– Что вы там делаете?

Гаэль хватило времени только на то, чтобы засунуть кусок рентгенограммы себе под пальто и обернуться: Эрик Кац стоял позади нее в своем подпоясанном плаще.

– Я… я пришла увидеться с вами, – пришлось импровизировать ей.

– Зачем?

– Впустите меня, и я объясню.

Психиатр с недоверчивым видом сделал шаг вперед, достал ключи и решился наконец отпереть дверь. Она еще долго могла бы играть в «человека, проходящего сквозь стены»: станина на самом деле была укреплена, а в замке три степени защиты.

Переступая порог, она подумала, что похожа на последнюю жену Синей Бороды – ту, которой захотелось зайти в запретную комнату.

28

В джунглях ужинают в шесть часов, как старики.

Сидя в грязи с включенным налобным фонариком, Морван принялся за свою chikwange, зеленоватый шар из маниоки, от которого несло дерьмом. Чтобы впихнуть в себя нечто подобное, нужны приправы: томатный соус, перец, специи, пальмовое масло, что угодно, лишь бы заглушить навозный привкус. Но ничего другого в меню не предвиделось: охотники вернулись с пустыми руками.

Раз уж они не сумели добраться до рудников засветло, самым разумным было расположиться на поляне и назначить часовых. Судя по схеме (он разложил на колене затасканную карту: его GPS испустила дух), они будут в поселении до полудня.

Он ухватил пальцами еще одну жменю – студенистое тесто и все тот же вкус, даже соус не спасал. Но несмотря ни на что, он гордился тем, что справился с мау-мау и выстоял в лесу. Под безжалостным солнцем, в болотистом месиве, куда они погружались почти по пояс, среди шипастых стеблей, сплетенных, как колючая проволока, он все-таки шел вперед.

Носильщики испарились: некоторых перепугал случай с мау-мау, еще один исчез вместе с ящиком – там были медикаменты. Но навскидку около восьмидесяти процентов оборудования экспедиция все еще сохранила. Вполне достойный процент для двух третей пройденной дороги.

Морван бросил взгляд на Мишеля, свернувшегося калачиком у подножия гигантского дерева. Африканские чернокожие часто страдают хронической малярией, которая время от времени проявляется в виде приступов лихорадки.

– Это трясучка… трясучка… – стонал скорчившийся Сноп.

Придется подождать, пока это пройдет.

Морван размышлял над проблемой мау-мау: избежать еще одной встречи с ними было практически невозможно. Или с какими-нибудь другими бандитами. Выстрелы сработали как охотничий рог: все местные хищники-паразиты теперь устремятся за ними. Он не боялся ни тутси с другого берега реки, ни регулярной армии, которая не рискнет напасть на них, – разрешения за подписью Мумбанзы и пропуска от Кабонго поумерят их пыл. Остаются разношерстные группировки: руандийская милиция, кадогас, тутси-повстанцы…

Он не исключал и более целенаправленных ударов, исходящих от убийц Нсеко и Монтефиори. Но испытывал глубокое убеждение, что те подождут, пока не обнаружится точное расположение месторождений, прежде чем приступить к действию. Таким образом, он получил определенную отсрочку – до завтрашнего утра.

На самом деле от этих опасностей ему было ни жарко ни холодно. Всю жизнь он жил с головой на плахе. Противовесом разрешения на убийство было только право умереть. И закончить свои дни здесь, в этом алом аду, сожженным лихорадкой или насаженным на шампур повстанцами, которые умеют превращаться в леопардов, – это все-таки другой коленкор, нежели испустить дух в Бреа, рисуя акварели или собирая модельки кораблей внутри бутылки.

Его телефон зазвонил внутри герметичной коробки. Он был почти удивлен, что тот еще работает. Открыл футляр: сын.

– Ты где? – спросил он, не дав тому и слова вымолвить.

– В Кайомбо. Скоро опять в дорогу. Буду в Анкоро завтра.

– Неплохо.

Он задал вопрос исключительно для вида: «Иридиум» Эрвана был оборудован спутниковым маячком, который отслеживал его перемещения в реальном времени.

– Чем дальше я продвигаюсь, – бросил сынок, – тем больше узнаю. Ты и впрямь забыл мне кое-что рассказать.

– Не начинай.

– Да я только начал. Что это за история со схемами, которые убийца чертил на земле?

– Чушь. Фарабо был псих. Если хочешь цепляться за каждую деталь, то…

– Не думаю, что это просто деталь. Человек-гвоздь подавал знаки. Его жертвы были не просто минконди³⁸, они были также средством передачи посланий.

– Посланий кому?

– Белым Строителям, их отцам. Эти люди совершили некий поступок, за который Фарабо мстил и…

– В очередной раз восхищаюсь тем, как ты умеешь языком молоть. И ты собираешься сорок лет спустя объяснять мне, что именно я упустил?

– Не думаю, что ты вообще что-либо упустил, – в этом вся проблема. Скорее, мне кажется…

Удар грома заставил содрогнуться землю и заглушил последние слова.

– Что-то произошло, – продолжил он, – я уверен. И ты прекрасно знаешь, что именно. Почему эти семьи были прокляты?

– Погоди: кто рассказал тебе всю эту чепуху?

– Сначала мой гид, потом Муна, женщина, которая долгое время работала у Верхувенов.

Грегуар смутно помнил служаночку, дрессированную на европейский манер. Полунегритянка-полубелая, послушная на все сто. Несмотря на его молитвы, не все жители Лонтано умерли. Скольких еще откопает его сын?

– Что натворили эти бельгийцы? – заорал Эрван, перекрывая помехи и грозовые раскаты.

– В конце девятнадцатого века именно они построили железную дорогу и…

– Расскажи, в чем они провинились.

Морван вздохнул. При таком повороте событий следовало иметь в виду одно правило: лучше бросить сыну кость, чтобы тому было что грызть.

– Тебе наверняка говорили, что это строительство было одним из самых кровавых в том веке, что рельсы укладывались поверх трупов рабочих, а заполнитель состоял из измельченных человеческих костей.

– Что-то в этом роде, да.

– Херня. Зато как раз в то время белые совершили убийство. Один колдун йомбе был против прокладки железной дороги. Строительство должно было пройти по его территории. Знахарь сел на пути и отказался двигаться с места. Он изрыгал проклятия и предсказывал всякие страсти рабочим: продвигаться дальше было невозможно. Бельгийцы заложили динамит на холме над ним и завалили его заживо. Остальное доделали бульдозеры.

– И в этом их первородный грех?

– Было, конечно, и немало других. Но похоронить заживо жреца-фетишиста в Нижнем Конго – не лучшая идея.

– Как раз про этих белых мне и говорили, что они верили в магию йомбе.

– Верно, но тут они решили, что сила на их стороне. У этих семей было весьма своеобразное представление об интеграции. Будь их власть, они бы ввели апартеид, как в ЮАР.

– Мне также рассказывали об инцесте.

Морван расхохотался:

– Я уверен, что ты видел фотографию «Саламандр». Правда бросается в глаза: у этих девиц одна кровь. Когда я познакомился с твоей матерью, у нее уже была увеличена щитовидка, а это наследственная болезнь, ее брат был сумасшедшим, а сестра умирала от рассеянного склероза. Такими и были Белые Строители: цепная реакция дурных генов, которые они передавали друг другу на протяжении поколений. Счастье еще, что я внес новую кровь в эту мочу!

Гром прогремел еще ближе. Он мог почувствовать, как земля дрожит под ногами. Его сын на том конце связи хранил молчание. Он даже не был уверен, что тот уловил все сказанное. Не важно.

– Белых Строителей в результате изгнали из Нижнего Конго в шестидесятых годах, – заговорил Эрван через несколько секунд. – Что произошло на самом деле?

Морван выругался, но об этом он, в сущности, мог и рассказать.

– Еще одно убийство. Одна из жен переспала с черным. Это привело их в неистовство. Они содрали с него кожу живьем и запихнули в камнедробилку.

– Кто именно это сделал?

– Так никогда и не дознались. Но все шансы у де Крефов.

– Ты хочешь сказать…

– У твоих дедов. После этого кто-то еще удивляется, что я порвал с родней жены.

Эрван не отреагировал, если только треск от помех не заглушил его голос.

– Дело дошло до ушей Мобуту, – продолжил Морван. – Тогда только что открыли месторождения в Северной Катанге, вот он и отправил виновных туда. Или так, или он силой выдворит их из страны. Белые Строители начали с нуля и построили Лонтано. Они были сволочами, но в них горел священный огонь. Лучших горнодобытчиков не было во всем Заире.

Еще несколько секунд, и раздался неожиданно громкий голос Эрвана:

– Какая связь между этими убийствами и теми чертежами, которые Человек-гвоздь оставлял рядом с расчлененными трупами?

Морван вздрогнул. Он никогда и не сомневался: рано или поздно сын найдет.

– Откуда мне знать? – уклонился он.

Эрван разразился неприятным смехом:

– Кончай свои фокусы, папа. Я терпел твои психозы, жестокость и одержимость больше сорока лет. Ты в жизни не бросал дела, пока не докапывался до каждой мелочи. Говори, сэкономишь мне время.

– Думай что хочешь. Ты завтра садишься на баржу?

Он не услышал ответа: треск разорвал небо.

– Побереги себя, – продолжил он. – Ходят слухи о поставках оружия. Если это правда, рванет именно там, куда ты собрался.

– Я должен продолжить расследование.

– Ты и впрямь дурней дурака.

Он с яростью нажал на кнопку, разъединяясь. Секунду спустя хлынул дождь. В его бурной ипостаси: прозрачная теплая бомбардировка. Он кинулся в свою крошечную палатку и влез туда на четвереньках. Палатку он прикрепил к дереву, чтобы ее не снесло ветром или грязью. Застегнул молнию двойного полотнища и шлепнулся задом на землю.

Было над чем посмеяться: престарелый мужик больше ста кило весом продолжает разыгрывать из себя героя при патронташе и ковбойской шляпе, забившись в тряпичный домик. Он вспомнил о stragglers, японских солдатах, которые продолжали сражаться на Филиппинах иногда и спустя тридцать лет после капитуляции Японии.

Через несколько секунд в памяти всплыли слова сына. В таком темпе правда обнаружится через день-два. Он достал свой «Иридиум»: пора призвать к порядку своего человечка.

29

– Сальво? Морван.

– Ага, шеф.

– Говорить можешь?

– Так точно.

– Ты что творишь, твою мать?

– Мы двигаемся. Будем в Анкоро завтра утром.

– Ты что затеял? Я же тебе велел прогуляться с ним по лесу и вернуться!

– Шеф, я же профессионал и…

– Заткнись! Если ты на всех парах не вернешься в Лубум, клянусь, я надеру тебе задницу.

– Но…

Баньямуленге вел свою игру на африканский манер. Содрав бабки с Морвана, он теперь вытрясал их из Эрвана. Без сомнений, он использовал эту поездку и для других делишек…

– С какой стати ты поперся с ним к де Момперам? А теперь еще к Муне?

– Шеф, просто случай подвернулся, вот и…

– У меня такое впечатление, что ты не очень понял свое задание. Я тебя нанял, чтобы притормозить Эрвана, а не чтобы тащить его на закорках. Продолжай в том же духе, и, клянусь, я тебя заложу всем в Лубуме!

Сальво не ответил: он взвешивал за и против. Бабки в ближайшей перспективе, безработица в отдаленной.

Гроза не утихала. Двойное полотнище прогибалось под массой воды.

– Что там с повстанцами? – проорал Морван.

– Пока без проблем.

– А регулярная армия?

– Обычные блокпосты.

– А поставки оружия тутси?

– Только об этом и говорят.

– О чем именно?

– Ракетные установки, снаряды, пулеметы.

– Это Дух Мертвых всем заправляет?

– Он и его войска вроде спустились с Южного Киву и добрались до нас. Но может, это все вранье…

Кто продал такое снаряжение этим парням из FLHK, «диссидентам среди диссидентов»? Кто был заинтересован в том, чтобы подпитывать этот рассадник конфликтов?

– Завтра утром вернешься в Кабве!

– Мы уже почти в Анкоро!

– Ты французский понимаешь? Эрван не должен забраться еще выше.

– Да что я ему скажу?

– Выкрутишься.

– Ага, шеф.

Его убежище постоянно раскачивалось под дождем, как будто гигантская рука, сплетенная из лиан и корней, пыталась оторвать его от основания. Сквозь крышу, затопленную водой, Морван видел, как пальмы волнуются под ветром – со странной медлительностью, словно чудовищные водоросли в глубине грязевого моря.

– А главное, не отпускай его ни на шаг, ясно?

– Ага, шеф.

– Доложишь завтра вечером.

– А что с самолетом?

Кто заговорил о возвращении в Лубум, тот взялся послать самолет в джунгли.

– Держи меня в курсе, я разберусь.

Он с раздражением отсоединился. Это дело уже вышло из-под его контроля. Эрван будет поступать только так, как сочтет нужным. Баньямуленге будет действовать только в собственных сиюсекундных интересах. Что до вооруженного конфликта, он представления не имел, что будет завтра…

– Босс?

Потоп стихал – так же внезапно, как и начался. Грегуар различил сквозь ткань палатки силуэт скорчившегося Мишеля – другие позади него уже разводили огонь с помощью бензина и древесного угля, и у каждого на голове красовался лист гигантского дерева для защиты от дождя.

– Тебе получше? – поинтересовался Морван, когда в палатку всунулся Сноп с красными глазами кролика-альбиноса.

– Я принял свое лекарство.

– Нивахин?

Мишель показал ему косячок размером с кухонную воронку.

– Сам Бог тебя послал! – воскликнул Морван, протягивая руку.