«Леопард» kitabından alıntılar, sayfa 4
Потому что боль и смерть для человека – не самое ужасное, – сказал Харри и вновь почувствовал, что это – эхо. – Самое ужасное – унижение.
Мне всегда казалось, что мы слишком много сил тратим на ненависть и потому у нас не остается сил, чтобы совершать что-то в порыве других чувств. Но мой отец думал иначе. Он сказал, что ненависть и любовь — одно и то же. Все начинается с любви, а ненависть — только ее оборотная сторона.
- Но может быть, именно для этого мы и фотографируемся, - продолжал Харри. - Чтобы получить фальшивые доказательства для подтверждения фальшивого заявления, что мы были счастливы. Потому что мысль о том, что мы никогда не были счастливы, совершенно невыносима.
— На этот раз я не за винтовкой. — Харри повернулся к открытому стеллажу, который стоял посреди комнаты. С полок скалились выкрашенные в белое причудливые деревянные маски.
— Маски духов народа май-май, — сказал ван Боорст. — Эти ребята верят, что, сбрызнув себя священной водой, станут неуязвимыми для вражеских пуль. Потому что пули тоже превратятся в воду. Повстанцы май-май шли воевать против правительственных войск с луками и стрелами, в шапочках для душа и с затычками для ванны в качестве амулетов. I'm not kidding you, Monsieur. Ясное дело, их скосили. Но воду они любят, эти май-май. И ещё белые маски. А также сердца и почки своих врагов. Слегка обжаренные и с кукурузным пюре.
— Обезболивания. Вообще-то это похоже на собеседование при приёме на работу, которую я вовсе не стремлюсь получить, Сульнес. А вы когда-нибудь курили опиум?
Кайя покачала головой. Она несколько раз пробовала марихуану, когда путешествовала по Южной Америке, но ей не особо понравилось.
— А вот китайцы попробовали. Двести лет тому назад британцы стали импортировать опиум из Индии, чтобы улучшить торговый баланс. И подсадили на это дело пол-Китая. — Он щёлкнул пальцами свободной руки. — А когда китайские власти запретили опиум, британцы начали войну, отстаивая своё право накачивать Китай наркотиками под завязку. Представьте себе, что Колумбия начинает бомбить Нью-Йорк, потому что американцы конфисковали партию кокаина на границе.
— Что вы хотите этим сказать?
— Только то, что я считаю, что мой долг как европейца — выкурить часть той дряни, которая по нашей милости оказалась в этой стране.
Что это такое, где оно сидит, — то, что превращает человека в убийцу? Это что-то врождённое, заложенное в некоем гене, наследственная предрасположенность, которая у кого-то есть, а у кого-то нет? Или же оно возникает в силу необходимости, развиваясь по мере углубления контактов с миром, — некая стратегия выживания, спасающая жизнь болезнь, рациональное безумие? Потому что если телесная болезнь — это обстрел, лихорадочный огонь, то безумие — это вынужденное отступление в укрытие.
Мы верим, потому что хотим верить. В богов, потому что это заглушает страх смерти. В любовь, потому что это скрашивает наши представления о жизни. В слова женатых мужчин, потому что их говорят женатые мужчины.
Мужчина на пассажирском месте, комиссар Гуннар Хаген, понимал, что при виде детей, держащих друг друга за руки, следовало бы улыбнуться и подумать о единении, заботе и об обществе, где люди поддерживают друг друга. Но первой ассоциацией Хагена было прочесывание местности, когда идут цепочкой, чтобы найти человека, который предположительно убит. Вот что делает с человеком работа в убойном отделе. Или, как один остряк написал на двери кабинета Холе, «I see dead people»[«Я вижу мертвецов» (англ.)].
Кайя смотрела на мужчину, тонувшего в объятиях рыжеволосой женщины, склонившейся над его обнаженной шеей.— Что это, по-твоему? — спросил Микаэль. Голос его эхом отзывался в стенах музея.— Она его целует, — сказала Кайя и на шаг отступила от картины. — Или утешает.— Она кусает его и сосет кровь, — сказал Микаэль.— Почему ты так думаешь?— Именно поэтому Мунк и назвал картину «Вампир». Все готово?— Да, мой поезд в Устаусет отходит через час.— А почему ты попросила меня сюда прийти?Кайя собралась с духом:— Хотела сказать тебе, что мы больше не можем встречаться.Микаэль Бельман покачался на каблуках:— «Любовь и боль».— Что?— Именно так Мунк первоначально назвал эту картину. Х
— Кстати, — заметил Эйстейн. — У меня сегодня день рождения.— Черт. Поздравляю. Вот тебе сигарета. От меня — тебе.— Я как раз о ней мечтал!— М-м-м… И ни о чем более существенном?— Например?— О мире во всем мире.— Если ты проснешься, а кругом вечный мир, это будет значить, что тебе уже никогда не проснуться. Потому что тут устроили большой взрыв.
