Kitabı oku: «Босоногая команда», sayfa 5
Поездка на лодке
Прошло всего одно воскресенье, в которое «босоногая команда» простояла у открытого окна… Следующее за тем опять сулило новую радость неизбалованной детворе, опять взволновало всех мелких жителей 15-ой линии.
«Советник» надумал ехать удить рыбу на взморье со своими «босоногими мальчишками».
– Дяденька, да на чем же мы поедем? – спрашивали дети.
– Я достал хорошую лодку у знакомого, но беда в том, что не могу всех вас забрать: лодка мала, усядется не более десяти человек, а вас всех наберется до двадцати…
– Уж больно мне хочется на взморье-то! – взмолился курносый Гришка.
– Ничего не поделаешь, дружище… Я думаю, каждому из вас хочется.
– Вестимо, хочется! – хором крикнули мальчуганы.
– Мы жребий кинем… Кому выйдет счастье… А не выйдет, надо молча покориться. Остальных в другой раз возьму.
Кинули жребий. Раскрыв свой билет, Гришка загоготал и тут же у окна перекувырнулся от радости три раза. Там стояло всего одно слово «ехать».
Попал и косоглазый Андрей, который в этот день первый раз после неприятности с Марфушей, понуря голову, подошел к окну и стоял не шелохнувшись в стороне ото всех. Черные проницательные глаза «советника» все видели и знали, что творится в душе одинокого, озлобленного мальчугана.
– Здравствуй, Андрюша; вот и хорошо, что пришел..– Бери-ка тоже билет, – ласково сказал Семен Васильевич.
Шибко застучало сердце мальчугана, когда он протянул руку к шапке. Он видел только колотушки, слышал попреки и бранные слова… Он не знал, что можно забывать дурное, любить, прощать и снова быть ласковым… Там, где он жил, за зло платили только злом. А тут вдруг вот что…
Руки его дрожали, когда он вынимал билет.
– «Ехать», – прочитали заглянувшие мальчуганы. Андрей покраснел до слез и не мог выговорить ни слова.
– Вот и отлично! Ты приходи, Андрюша, пораньше, часов в пять утра и выйдем. Я сам ужо зайду, отпрошу тебя у дяди… Для меня отпустит…
Они отплыли от берега ровно в 5 часов утра. Семен Васильевич сидел на руле, четверо мальчиков, имея по одному веслу, старательно гребли; остальные приютились тут же в лодке…
Утро было чудесное, тихое и теплое. Нева отражала ярко-синее небо и блестела от солнечного восхода… На берегу просыпалась жизнь: подымался дымок из труб, начиналась езда, ходили люди.
Лодка тихо плыла против течения…
– Как хорошо! – сказал Семен Васильевич.
– Что хорошо, дяденька? – спросил удивленный Гришка.
– Посмотри кругом… Небо такое чистое, голубое. Воздух теплый, свежий. Нева красивая и широкая.
Сколько на ней судов, барок, пароходов, лодок. Сколько фабрик, домов по берегу…
Мальчики озирались по сторонам.
Семен Васильевич взглянул на них и заметил, что они не понимают того, что чувствует он. «Бедность и тяжелая жизнь не могли нас научить любить природу и прекрасное», – казалось говорили их глаза.
– Андрюша, смотри, какой там на берегу тенистый сад, сколько там птиц чирикает по деревьям… Какая узорчатая решетка! Неправда ли, красиво?
– А мне и ни к чему, дяденька! – простодушно ответил Андрей.
Солнце уже порядком припекало, когда вся веселая компания пристала к берегу около Лахты. Перед глазами раскинулась песчаная отмель, далее – зеленый луг, а еще дальше – лесок… Лодку привязали, вытащили провизию, расположились на берегу и развели костер… С каким удовольствием закусили ребята вареными яйцами, огурцами и хлебом… Какими вкусным показался этот обед под открытым небом. Затем некоторые стали удить рыбу, другие бегали по берегу, собирали камушки и раковины, рвали цветы. Привольно и весело было на чистом воздухе, вдали от города.
– Ну что, где лучше – тут или в городе?
– Тут больно хорошо, дяденька, – хором ответили дети.
Рыжий Андрей подошел к «советнику» и дотронулся до руки… Семен Васильевич обернулся к нему. Некрасивое лицо забитого мальчика красили счастливая улыбка и какое-то особенное выражение… Старик понял эту молчаливую ласку, понял, что мальчик не умеет выразить того, что у него на душе… Он обнял его и прижал к себе.
– Что, друг Андрюша? Терпи, голубчик, и если тебя обидят, – прощай. Только сам будь добрее, легче будет…
– Дяденька, я больше не буду… – тихо-тихо прошептал Андрей, ему было отрадно и радостно в эту минуту.
– Вот я вам про то и говорю, ребятки… Как станете большими… Вот в такие-то благодатные деньки в праздники уходите подальше от города погулять. Ишь, какая благодать! Зелень, вода, птички, тишина… И на душе становится легко, и сам становишься добрее! Любуйтесь, дети, и подумайте, как чудесен Божий мир! Много в нем хорошего!
Целый день «советник» со своей «командой» провели на берегу. Варили уху. Хороша была ушица из свежей рыбки! Пекли в золе привезенный с собою картофель. Что может быть вкуснее?! Ходили в ближайший лесок, набрали там чуточку земляники, набрали все по букету цветов – «для тетеньки» и для «барышни Агнии Семеновны». Для своих домашних они связали по хорошему березовому венику.
– Либо париться… либо полы подметать… – объяснил Гришка.
Дело было к вечеру. Стали снаряжаться домой. Тут Степа очень порадовал старика.
– Смотри-ка, дяденька! – воскликнул он. – Смотри там… Будто и на самом деле… Как там любопытно… – и мальчик устремил вдаль свои задумчивые глаза, указывая рукой на взморье, где солнце скрывалось на горизонте.
Там было дивно хорошо!
Широко разлилась зеркальная поверхность едва волнующегося моря… Вдали какие-то суда распустили свои паруса и медленно двигались, маленькие лодочки сновали беспрестанно… А яркий, огненный шар солнца, бросая во все стороны прощальные лучи, закатывался, как бы утопая за этой водной ширью.
– Ты хотел сказать, Степушка, что там очень красиво? Правда твоя! На самом деле, такой картины ни один художник нарисовать не может! Господи, как хорошо! Глаз оторвать не хочется от такой красоты! – говорил умиленный Семен Васильевич.
И как всегда день, проведенный вместе со стариком, не пропал даром: в одном загрубелом сердце вспыхнула искорка.
Степа, живя в своем темном подвале, и представить себе не мог, что можно находить радость и удовольствие при виде моря, захода солнца, кораблей с распущенными парусами или зеленого леса… Теперь он сам не понимал, что делается с ним: ему хотелось все это охватить и прижать к себе; он чувствовал в себе огромную любовь и к дяденьке, и к товарищам «босоногой команды», и к лесу, и к морю, и к заходящему солнцу.
Домой Семен Васильевич с мальчиками вернулись уже поздно – усталые, но счастливые, с целым ворохом разговоров и воспоминаний, с букетами цветов и с зелеными вениками.
Так проходило лето. Часто растворялось гостеприимное окно. И чуть ли не каждое воскресенье несло новую затею «советника» и несказанно радовало «босоногую команду».
Зимой
Стояла суровая, продолжительная зима. На улице то завывала целыми днями метель и резкий ветер крутил снежные хлопья, то трещал лютый мороз, который не щадил ни людей, ни животных.
В такие холодные дни еще тоскливее, еще непригляднее там, где гнездятся нищета да горе.
В знакомом уже нам подвале было холодно и мрачно.
Степа пришел из школы домой, закусил хлебом и задумался. Он весь дрожал от холода и прижимал к себе сестренку, у которой посинели руки и покраснел маленький нос…
– Как у нас холодно, Степа… Я очень озябла… Весь день дрожу, – жалобно проговорила девочка.
– Подожди, Аня, вот придет мама с работы, тогда лучше будет. Она обогреет нас, – говорил брат, сажая к себе на колени сестренку, укутывая ее в короткое пальтишко и дуя ей на руки.
В это время ситцевая занавеска, отделявшая угол, где сидели дети, зашевелилась, раздвинулась и из-за нее показалась голова Гриши в барашковой шапке.
– Холодно… Бр-р-р! Озяб до смерти! – дрожал он, потирая руки и ежась. – Степа, пойдем к «советнику».
Анюта улыбнулась. Лица мальчиков просветлели.
– И то правда… Нынче суббота, барышня Агния не очень рассердится. Она не любит, когда мы по будням ходим. Пойдем, возьмем и Анюту. Ишь, как она озябла. Там отогреется. А что твой отец, Гриша?
– Отец задремал. Я его всяким тряпьем, что только есть у нас, укутал. Соседка за ним присмотрит… обещала.
Дети живо собрались. К обычному костюму Гриши еще прибавились на ногах чьи-то огромные, стоптанные валенки. На улице было темно и очень морозно. Дети ежась и дрожа от холода, то оттирая себе поминутно щеки и нос, то хлопая в ладоши, живо добежали до серенького домика.
– Постучись, Степа, – сказал Гриша.
– Нет, уж лучше ты. Я боюсь барышни.
– Я ее тоже боюсь…
Дети боязливо переминались с ноги на ногу около окна, где из-за ставня пробивалась узенькая, приветливая полоска света.
Наконец мороз дал себя знать и мальчуганы, преодолев совестливость, оба разом тихо стукнули по ставню.
В доме послышались движение, говор, скрипнула дверь и захрустел снег под окнами.
Семен Васильевич, в халате, в накинутой на плечи шинели, сам открыл калитку.
– Мое вам нижайшее почтение!
Кошку в лапти обувать
Думал я сейчас,
Да за вами посылать,
А вы тут как раз,
– шутливо приветствовал старик ребятишек.
– Здравствуй, дяденька! Мы к тебе пришли.
– Вижу, друзья мои, вижу… Очень рад. Пожалуйте, дорогие гости. Что, небось озябли?
– У нас в квартире-то беда как холодно. Даже по полу-то замерзло, – сказал Гриша.
– Ну, идите скорее… Отогревайтесь!..
Они очутились в теплом, светлом «кабинете». Там уже сидели двое мальчуганов, таких же горемык, как эти.
Как хорошо в комнатке Семена Васильевича! Зимние вечера проходили тут, как чудный сон!
В кабинете «советника» был неистощимый запас интересного, что всегда притягивало к себе детей. Прежде всего, конечно, сам их ласковый шутник дяденька, их добрый «советник»…
Много лет пройдет, вырастут все друзья «босоногой команды»; кто увидит радость, кто горе, разойдутся они в разные стороны, но никогда не забудут того, кто так горячо любил их, будут они вспоминать зимние вечера в кабинете, разговоры, забавы. Все это будет им светить отрадным воспоминанием из их горького, невеселого детства…
Чего-чего только не придумывал Семен Васильевич в длинные зимние вечера?! Здесь то клеили фонари, то вдруг вся компания принимались за рисование… Чаще всего рассматривали «стробоскоп» – незамысловатую игрушку, которую Семен Васильевич сам сделал. Он всегда вызывал веселый смех и шутливые замечания детей.
– Ишь, как мальчишка-то ловко наладился, лошадь за хвост, да через нее, через нее…
– Чудо, право! Смотри-ка ты на барышню… как она отплясывает ловко!.. Смотри, как перевертывается…
Стробоскоп вертелся и обманывал зрение детей.
Иногда по воскресеньям, к ужасу Агнии, начиналась всеобщая починка, как говаривал ее отец. В кабинет носили ломаную мебель, битую посуду, вообще, вещи, требовавшие ремонта.
– Одно только баловство придумывает папаша… Опять грязи не убраться, – говорила Агния.
– Ничего, Агнесочка… Сама потом благодарна будешь! – возражал старик.
При содействии «босоногой команды» на ширмы наклеивались огромные заплаты, трехногий стул являлся из кабинета на четырех ножках, битым тарелкам приклеивались края… Случалось даже, что из кабинета, будто из настоящей мастерской, выносили вновь сделанные вещи, например, скамеечку под ноги Татьяне Петровне, обитую красным ситцем, клетки для птиц, табуретки и прочее…
В маленьком сером домике свято чтили все праздники. Перед праздниками там происходили усиленная уборка и мытье, стлали чистые половики, зажигали лампады; в праздники все одевались в парадное платье, ходили в церковь, неизменно пекли пироги.
В рождественский сочельник до звезды ничего не ели, а ужинали, настлав скатерть на сено. Накануне Крещения на дверях везде ставили мелом кресты, 9 марта пекли жаворонки и запекали на счастье серебряный гривенник. В Благовещенье выпускали из клеток птиц на свободу. В Троицу квартиру убирали березками и первыми весенними цветами.
Как любят это дети, как рвались ребята к «советнику», чтобы видеть все своими глазами и, если можно, участвовать. Эти простые, милые обряды старины так красят жизнь, так радуют в детстве!..
Перед Рождеством Семен Васильевич собственноручно клеил для своей «босоногой команды» великолепную золотую звезду. Мальчуганы собирались вместе и ходили славить Христа. Сколько потом было рассказов.
