«Хозяйка Серых земель. Люди и нелюди» kitabından alıntılar, sayfa 5
- Сам на алтарь ляжешь?
- Так нет алтаря, куда ложиться? - Аврелий Яковлевич оборвал дорожку-нить.
- А ты на травку...
- Только если ты рядышком... помню я одного раза, когда ты да я, да травка... славно отдохнули.
Фыркнула и голову запрокинула, ни дать, ни взять - кобылка норовистая.
Когда на улице процветает разврат, крайне важно знать, на какой именно.
Если ты всё сделал правильно, это ещё не значит, что у тебя всё будет хорошо. (Из наблюдений закоренелого пессимиста)
Временное помешательство, потеря разума, а как разум вернется, то что будет?
— На вас еще лежит тень его силы и, боюсь, останется на годы, если не на всю жизнь. Ее не все видят…
— И чем это мне грозит?
Все же Себастьян полагал себя личностью здравомыслящей, и даже божественное внимание, без которого ненаследный князь неплохо себя чувствовал, не в силах было поколебать сие здравомыслие.
— Ничем. Это не проклятие. И не благословение, как думают иные глупцы. Вы не обретете новых способностей и не утратите прежних. Ваша жизнь по-прежнему будет принадлежать вам…
— Разве что… — Себастьян выжидающе замолчал.
— Разве что сумеречные существа… будут относиться к вам с повышенным вниманием. Их манит сила, особенно темная… это… это как аромат холодной воды в жаркий день. Или нектар для пчел…
— То есть жить мне лучше там, где нет пасек, — мрачно заметил Себастьян.
— Именно.
— Спасибо, что предупредили… а снять это…
— Попробуйте встретиться с другим богом.
Совет можно было бы счесть за издевательство, вот только Владислав говорил вполне серьезно.
Люди мерят богов по себе, а это неверно.
Упырь поднялся и с поклоном ответил:
— Владислав Дракулис, володарь всея Валахии.
В брак следует вступать с широко открытыми глазами, ясно осознавая все недостатки избранника.
— Двести злотней. — Вначале Гавриил собирался предложить сто, но подумал, что, по столичным меркам, это ничтожно мало. Столица и вовсе оказалась дорогой, не настолько, конечно, чтоб причинить сколь бы то ни было значительный ущерб Гаврииловым капиталам, но все же…
— Двести? — Пан Вильчевский вновь прикрыл глаза.
В нем умирал патриот.
Умирал в муках, ослепленный золотом, оглушенный самим видом полновесных чеканных монет с королевским профилем.
— Ограбление, — мрачно напомнила девица и вновь пальнула в потолок, который ответил мелкою щепой.
— Да погодите вы со своим ограблением! — Это было сказано уже Себастьяном, поелику личности неординарные, одиозные даже, обладали чересчур тонкою душевною организацией, чтобы участвовать в мероприятиях столь сомнительного толка. — Успеется оно. Я, может, человека предупредить хочу!
— А не поздновато? — густым басом осведомилась монахиня и, присев, раскорячившись, как вовсе не подобает раскорячиваться божьей невесте, вытащила из-под сутаны обрез.
