Kitabı oku: «Коммуналка 2. Близкие люди», sayfa 3
Оно и верно.
Это Святослав понял позже, побывав на других поселениях, тогда-то и оценил, что сытный запах, шедший от дальнего барака, что сами эти бараки, поставленные из плотного леса, зачарованные от сырости и плесени, с высокими полами, которые не промерзали даже зимой. Оценил и целые ватники, и то почтение, с которым люди, да и нелюди, относились к смешному Савелию Никитовичу.
…у него не получилось защитить своих подопечных. Не всех. И он искренне, как-то с совершенно непотребной человечностью, выматывавшей и его, и Святослава, переживал о тех, кто ушел.
Что с ним стало?
И выяснить можно бы, но отчего-то не хочется. Может, оттого, что знание не оставит места надежде. А вот рассказать обо всем вышло легко.
И сам не заметил.
Такси давно довезло до нужного места, и уехало, а Святослав все говорил, не имея сил молчать. И слова находились, и вспомнился вдруг взгляд того дива, в котором насмешка сменилась печалью, а та – сочувствием к нему, глупому мальчишке, такому наивному. Он будто наперед знал, что произойдет дальше, и с мальчишкой, и с наивностью.
Святослав замолчал.
И облизал сухие колючие губы.
– И что было потом? – поинтересовалась Астра, озираясь.
– Потом… потом я вернулся на фронт. Думал, что получу выговор за то, что не исполнил задание. Но там лишь кивнули, будто иного и не ждали. Впрочем, и не ждали, да… а меня отправили дальше. Работать.
И замолчал.
А она больше не спрашивала. Смотрела.
Этот район возводили сразу после войны, когда города, очнувшись от затяжного кошмара, вдруг осознали, что все еще живы. И тогда-то, обуреваемые проснувшейся вдруг жаждой к этой жизни, принялись прихорашиваться.
– Здесь раньше стояли домишки, – Астра сцепила руки за спиной. – Я их помню. Сперва мы тут жили. Бабушка сняла комнатушку в одной избе. Крохотную. Даже не комнатушку, а топчан, занавеской отделенный. За занавеской еще топчан. И снова занавеска. Людей было много, поэтому почти и не топили. Хозяйкою была старуха. Склочная такая. Она все твердила, что того и гляди в разорение введут.
Домов не осталось, тех, прежних, темных и осунувшихся, вросших в землю по самые окна, а может, и того глубже. Теперь вместо них здесь поднимались новенькие пятиэтажки, стояли крепко, смыкаясь углами, выставляя навстречу позднему солнцу блестящие щиты окон.
– Нельзя было бегать. Громко говорить. Вообще говорить. Выходить на кухню. Заглядывать в тот уголок, где стояли старухины сундуки. И вовсе лучше было лежать и не шевелиться. Людей набивалось много, потому что брала старуха дешевле прочих, брала и вещами, и хлебом, и иными продуктами. Всем, что имело ценность, но никогда не позволяла жить в долг. И не знала жалости ни к больным, ни к малым… когда одна женщина заболела и не смогла работать, старуха выгнала ее вместе с детьми.
Астра замолчала, правда, ненадолго.
– Бабушка ее прокляла. Она не говорила, но… я уже видела. Не знаю, что стало с той старухой, но думаю, что, если она и жила потом, то нехорошо, да… а уже через пару лет после войны пожары случились. Дома старые. И стояли тесно. И горело так, что весь город дымом заволокло… поговаривали, что асверские диверсанты всех подожгли, но думаю, что они не при чем. Зачем им жечь старый город?
Святослав кивнул.
Меж новостройками пролегли аккуратные дорожки, по обе стороны которых почетным конвоем вытянулись молоденькие тополя.
– Скорее дело в том, что топили там, чем придется и как придется. Да… но многие погибли на том пожаре, – Астра тряхнула головой. – И обожженных тоже хватало. Их в госпиталь наш доставляли… тогда еще не совсем, чтобы наш. Куда?
– Туда, – Святослав указал на дорожку, вдоль которой вытянулась жидкая полоса кустарника. – Там за домами будут склады…
…не совсем, чтобы склады, хотя изначально строились именно они. Это уже потом, после войны, много после, когда мир в очередной раз переменился, стало понятно, что нужды-то в этих величественных строениях нет, что стоят они в стороне и от железной дороги, и от нормальной асфальтовой, ибо новую по какой-то причине проложили не по старой, а в стороне. Вот и вышло, что огромные здания использовались лишь частично.
Дома закончились сразу и вдруг, сменившись каким-то неустроенным некрасивым полем. Оно пролегло меж гордыми пятиэтажками и белесым забором, видневшимся где-то там, едва ли не за горизонтом, хотя Святослав помнил, что идти было не так и далеко.
Через поле имелась тропа, вытоптанная сотрудниками складов и того, что ныне на этих складах размещалось. Правда тропа была узкой и довольно скользкой, а потому Святослав крепко взял диву за руку.
Чтобы не упала.
А она не стала руку вырывать.
Теплая.
Живая.
…сколько их осталось, тех, кто выжил сперва в лагерях, а потом близ линии фронта?
– Бабушка говорила, – сказала Астра, когда до стены осталось шагов десять, и Святославу видна была не только беленая ее поверхность, но и трещины на ней. – Что о прошлом нужно помнить, чтобы не совершать снова совершенных однажды ошибок. Но жить только им нельзя. Что если жить только прошлым, то будущему не останется места.
Глава 5
Владимира раздраженно вытирала пыль. Уже четвертый раз кряду, а может быть даже пятый, главное, что делала она это сосредоточенно, не позволяя себе отвлекаться. Да и то пыли в библиотеке, несмотря на пылепоглотители, набиралось изрядно. То ли поглотители были нехороши, то ли само по себе место это притягивало пыли слишком много, но собиралась она и под полками, и на них, и на самих книгах.
Вот ведь…
– Чего злишься? – Виктория сестру знала распрекрасно, а потому этакая вдруг страсть к чистоте, прежде Владимире совершенно несвойственная, не осталась незамеченной.
Владимира вздохнула.
Помяла тряпку, которая пылью успела пропитаться насквозь, чихнула и призналась:
– Он мне предложение сделал.
– Поздравляю, – почему-то прозвучало далеко не так радостно, как хотелось бы.
– Спасибо, – с той же мрачностью ответила Владимира.
– Ты согласилась?
– Да, но… понимаешь… я не знаю… он такой… такой… вот слишком уж такой, – Владимира тряхнула пыль. – А еще почему-то очень хочет познакомиться со всеми… ну, не только с тобой, но вообще. Зачем?
Виктория промолчала.
В конце концов, она была старше и опытней, а потому полагала, что в людях разбирается куда как лучше сестрицы. Только сейчас сделалось тошно.
И этот, значит…
– Я своего уже познакомила. С Ниночкой, – призналась она.
– И? – глаза сестрицы нехорошо блеснули. – Если что, я этой ведьме недоделанной патлы все повыдеру…
– Не стоит. Он на нее не посмотрел.
– Точно? – Владимира нахмурилась. – Уверена?
– Совершенно, – Виктория, наконец, поняла. – Знаешь, и это тоже странно…
– А что еще?
– Все странно, – она облизала палец и потерла темное пятнышко, выделявшееся на темной же полке. – Смотри, то не было никого, то вдруг у тебя ухажер, у меня ухажер… у Эвелинки опять же генерал.
– Завидуешь? – Владимира не упустила случая уколоть, и Виктория не стала кривить душой.
– Завидую.
– И я тоже, – сестрица вздохнула и села, как была, на ящик с неразобранными книгами. Ящик стоял уже третий месяц, вот как подняли из подвала по случаю – отыскался командировочный, согласившийся помочь не колбасой, а физическим трудом – так и стоял.
– Вот… у Эвелинки, стало быть. У тебя, у меня… у Ниночки.
– У Ниночки всегда кто-то есть, – возразила Владимира, смахнув пыль, раз уж села, и с ящика. На ящике, правда, та была застарелою, сизой, висящей крупными клочьями.
– Да, но прежде она своих ухажеров в квартиру не тянула. А тут вдруг собралась общий праздник устраивать. Ниночка… – Виктория подняла палец, а после посмотрела на потолок, с тоской подумав, что и его не мешало бы помыть.
Да и вообще давненько они санитарный день не проводили.
– Тоньку добавь, – подсказала сестрица. – Что-то она о своем женихе больше не говорит, зато вот какого-то охламона вчера притащила… вроде к себе, да только он так и норовил в чужие комнаты заглянуть. А дива себе мага прибрала.
– Пускай, – почему-то в конкретном этом случае Виктория не чувствовала зависти. Да и… сам маг вызывал в ней одно желание – убраться от него подальше. Даже странно было, что когда-то он казался ей симпатичным. – Она – это другое, а вот все это… знаешь, я сперва решила, что и вправду ему нужна.
Жаловалась она на жизнь редко, во-первых, потому что жизнь эта, если рассудить здраво, была очень даже неплоха. Во-вторых, жаловаться было некому.
– Он ведь именно такой, о каком я мечтала… а чем дальше, тем больше ощущение, не знаю… будто не по-настоящему все. Он меня в Ленинград зовет, а я поехать согласилась, но… теперь понимаю, что зовет-то как-то… неубедительно.
Владимира кивнула, и кудряшки ее мелкие – каждый вечер с тряпочками мается, влажные волосы на них накручивая – заплясали.
– И мой тоже. Вроде красиво говорит, а… будто для кого другого. И что делать?
– Понятия не имею, – Виктория опустилась на вторую коробку и подумала, что с ними что-то да делать надо, потому как стоят, проходы загромождают, да и против правил наверху книги нераспакованными держать. – Но… если они и вправду головы дурят? А мы вот? Задуримся?
– А если нет? – возразила Владимира. – Тогда что?
Отвечать Виктория не стала, отобрала у сестрицы тряпку и принялась тереть пыльный угол ящика.
– Погодим… до праздника… там видно будет.
– Думаешь?
Она не думала, но… то слабое предчувствие, что именно тогда-то и решится все, окрепло. А еще, что о предчувствии этом следует помалкивать.
Вовсе следует помалкивать.
Впрочем, это-то Виктория давно поняла.
* * *
Ниночка приняла три хиленькие гвоздички, и мыло для рук «Ландыш» тоже приняла, понюхала, вяло подумав, что это пахнет слишком резко, что Григорий никогда-то не додумается сходить не в ЦУМ, но в обычную ведьмину лавку. А потом подумала, что в лавке этой она последние недели торчит, почитай, безвылазно. И мыла себе сварить сама способна, как и шампунь, и бальзам для волос и прочую несложную в изготовлении ерунду, которая и идет-то на продажу.
И если Гришка купит, то…
Ерунда выйдет.
– А у меня билеты есть, в театр, – сказал он, густо краснея, то ли от стыда, что билеты на галерку, то ли от собственной смелости. – И еще мне обещали мастера дать.
– Поздравляю.
И Ниночка была вполне искренна.
– А Стаська замуж собралась, – сказал Гришка, который о семье своей рассказывал куда охотней, чем о работе. – Наверное, уедет… или он к нам? Еще пока не решили. У него своя квартирка имеется, но маменька говорит, что ее лучше бы сдавать, командировочным вот можно. Но Стаська против, потому как вдруг донесут.
– Точно донесут. И жить-то им где?
– Так у нас, – Гришкины глаза были синими и наивными до того, что злости не хватало.
– У вас же одна комната.
– Мама говорит, что простыночку повесить можно. Она им место у окна уступит, а я вообще на кухне…
Была Ниночка на той кухне, там и таракану развернуться негде, а в Гришке росту под два метра.
– Если стол подвинуть, то на полу можно. Только Витюша не хочет.
И Ниночке это нежелание было понятно.
– А если мы поженимся, – спросила она вдруг, хотя женитьбы ей влюбленный Гришка как раз-то и не предлагал. – То тоже на кухне станем? И дети потом?
Гришка захлопал глазами.
Ресницы у него были длиннющими, темными. И сам он хороший… и внешне, и вообще, вот только кроме хорошести что? А ничего… ни квартиры, ни дохода внятного… ладно, с доходами Ниночка сама разберется, когда разрешение на работу получит. Даже если настойки все до единой в Ведьмзаготпродукт сдавать, все одно получится больше, чем у буфетчицы. А если не все, если клиентурой обзавестись своею, пусть не сразу, но потихонечку…
– Не обижайся, – попросила Ниночка и Гришку по руке погладила. – Это я так…
– Стаська тоже говорит, что я беззубый, – пожаловался он. – И с мамкою ругается. Как можно? Мамка больная…
– Симулянтка она, твоя мамка, – почему-то сегодня совершенно не хотелось быть вежливой.
…если в ковен вступить, то и на очередь поставят. Одну-то точно нет, для одной ведьмы комнаты в коммуналке предостаточно, а вот если семейною… или вот дети?
Да, будет ребенок, то площади по нормам всяко не хватит.
Стало быть, поставят.
А там пару лет погодить и подойдет очередь. Ведьмы-то свою споро двигают. И будет Ниночке квартирка, комнаты на две.
Или лучше на три?
Но тогда детей должно быть двое, лучше если девочка с мальчиком, их по правилам в одну комнату селить неможно. Из Гришки отец хороший выйдет с его-то характером. Да и ответственный он.
Ниночка по-новому посмотрела на кавалера, который держался рядом, но как-то виновато, что ли… а ведь и вправду. Рукастый. Пить не пьет. Ниночку любит… третий год уже таскается, и нет ему дела ни до слухов, ни до других баб, которые по первости пытались Гришку отбить, и не потому, как нужен был, нет, исключительно из обыкновенной бабьей вредности.
Квартирку-то она выбьет.
Особенно, если с ковеном… и с клиентурой тетушка подсобит. Даже и без тетушки можно. Небось, в лаборатории столько заказов, что не справляются. Ведьм-то после войны не осталось.
Она зажмурилась, представляя себе эту самую квартирку, пусть небольшую, но уютную, чтобы с коврами – можно будет взять оба, и с лебедями который, и с оленями. Чтобы на полу тоже.
Сервант.
И люстра из чешского стекла.
А еще посуда фарфоровая, с золочением.
Дети… что дети… вдруг да ведьмочка родится, такая прехорошенькая, в Ниночку… и с характером чтобы, потому что ведьм без характера не бывает. А мальчишка тоже быть может, хотя у ведьм все-таки чаще девчонки появляются.
Мысль о детях больше не вызывала отторжения.
Гришка ими займется, а Ниночка… Ниночка займется остальным, включая Гришку. И подхватив его под руку – от этакой милости, прежде являвшейся ему редко, Гришка окончательно растерялся, Ниночка сказала:
– Заявление подадим на следующей неделе. Дело одно завершить надо. А как завершим, так и подадим. Распишемся тихо, ни к чему нам большие праздники. Жить пока ко мне переедешь, а матушке своей скажи, что если мешаться станет, прокляну…
Ведьма она или кто в самом-то деле?
Гришка только кивнул.
Вот и ладно… в конце концов, в семье порядок быть должен. Один командует, второй исполняет. И Ниночка с куда большею охотой командовать станет.
…правда, еще с этим мутным делом разобраться и живописца отвадить, который в последнее время совсем страх потерял, сделавшись настырным до крайности.
Не терпится ему.
Ага…
– Родственников на свадьбу если звать вздумает, то пусть сама их и кормит, – Ниночка взмахнула рукой. – Мы же в буфет сходим, там по-свойски скидку сделают, хотя все равно смотреть за ними придется в оба глаза. Тут же как? Чуть слабину дашь, мигом обберут…
* * *
…крендельки.
Астра смотрела на крендельки, такие мягкие, такие пухлые с виду, уложенные этакою башенкой, румяные и еще сахаром посыпанные, отчего на крендельках появилась сладкая темная корочка. Смотрела и думала, что не прочь бы угоститься.
Не то чтобы она голодна…
…голодна.
И если попросить, то не откажут, не потому, что так уж хотят делиться, скорее напротив, эта вот аккуратная завитая женщина, которая превнимательно разглядывала Святослава, а Астру даже приветствия не удостоила, делиться не желает.
Ни крендельками, ни информацией.
И вовсе-то ей не нравится сама Астра, что устроилась в мягком, обитом красной тканью, креслице. Притом женщина каким-то совершенно непонятным Астре способом умудрялась и игнорировать Астру, и приглядывать за ней.
Крендели пахли.
Сдобой.
Ванилью.
– Ах, если бы вы знали, как нам его не хватает, – женщина прижала к уголку тщательно накрашенного глаза платок. – Он был таким внимательным, таким удивительным человеком…
Святослав поспешно закивал, соглашаясь.
Его сила переливалась и искрила, окружала женщину, но не давила на нее, скорее подталкивала к беседе. Со стороны наблюдать за этим было даже интересно, в первые несколько минут, но потом надоело. Да еще и кренделя эти.
Астра сглотнула слюну.
Розочка просто взяла бы, но так нельзя, это признак полнейшего отсутствия воспитания. Хотя и правда. Воспитание у Розочки отсутствует. И вообще, если подумать, то сложно понять, кто тут кого воспитывать пытается.
…надо бы позвонить.
Ведьма поймет. Ведьма точно знает, что матери, нормальные во всяком случае, о детях беспокоятся. Телефон вон, стоит, поблескивает черным боком, надо лишь руку протянуть, но глупой Астре опять же неудобно. Вдруг да она помешает.
Святославу.
Или вот его то ли жертве, то ли наоборот. Вот женщина покосилась на зеркальце, которое удачно спрятала на столе между стопкой серых папок и огромной статуей крылатого коня. Конь, к слову, был внушителен и явно держали его за эту вот внушительность, за то, что под сенью крыльев его не только зеркало уместилось, но еще и пилочка для ногтей, пара склянок с разноцветными лаками и блестящая, явно из ведьминской лавки, пудреница. Женщина смахнула черную соринку с ресницы и обратила взгляд на Святослава. Взгляд этот сделался томен, а Астра поняла, что лишняя здесь.
И встала.
– Я прогуляюсь, – сказала она исключительно из вредности и странного желания взять тарелку с кренделями и высыпать этой вот, завитой и крашеной, на макушку.
Но в отличие от Розочки Астра была хорошо воспитана.
И крендели опять же.
Кренделей жалко. Смелости внезапной хватило на то, чтобы утащить пару.
– Куда! – всполошилась женщина. – Вам нельзя. У нас… объект! – это она произнесла с придыханием.
– Это сотрудник особого отдела, – мягко произнес Святослав. – Ей можно.
Сотрудник, надо же.
Придумал глупость.
Да ни в жизни! Астра скорее в лес уйдет, чем… хотя… с другой стороны, она ведь помогает? И получается, что и вправду сотрудник. Она толкнула дверь и откусила крендель, оказавшийся совсем не таким мягким, каким выглядел. Вчерашний. Но ничего, и так сойдет.
– Значит, – донеслось сзади, – вы не в курсе, был ли у него кто-то… особенный.
– А с чего вы решили, что я могу быть в курсе?! – в голосе женщины проскальзывали тонкие визгливые нотки.
– Просто подумалось, что от такой наблюдательной женщины, как вы, ничто-то не способно ускользнуть… ко всему, у меня сложилось впечатление, что только вы и понимали Петра Сергеевича. Он был довольно замкнутым человеком, а такие люди не делятся с кем попало…
За дверью пахло складом.
То есть, камнем и железом, и еще смазкой, и кажется ванилью тоже, но может, ею пахло от не слишком свежего кренделя. Какими-то травами, канифолью и касторовым маслом. Астра оказалась в узком коридоре, который уходил куда-то вглубь склада, и казался вовсе бесконечным. По обе стороны его проступали двери. И… что ей делать?
Заглядывать?
Смотреть?
И как-то, наверное, придется объяснить свое присутствие…
– Новенькая? – ближайшая дверь открылась и в коридоре появился человек в мятом костюме, который ко всему казался несуразно большим. Расстегнутый пиджак его съехал куда-то на спину, рукава закатались, штаны же провисли и из-под них выехала левая пола рубашки. Правая еще держалась, но как-то неуверенно, что ли.
Воротничок был расстегнут, галстук сбился куда-то на бок.
– Новенькая, – согласилась Астра.
Глава 6
– Ага… – человек поскреб макушку. Волосы его с одной стороны стояли дыбом, с другой были аккуратно приглажены и даже смазаны какой-то гладкою липкою гадостью. – Надо же… эй, тут новенькая!
Голос его прокатился по коридору, но запертые двери остались запертыми.
– Не слышат, – человек развел руками. – Димка я. То есть, Дмитрий Иванович.
Он выпятил грудь и добавил.
– Ведущий специалист. Разработчик… ты вообще знаешь, чем мы тут занимаемся?
– Нет, – сказала Астра. И представилась. – Астра.
– Астра… ага… дива, что ли? Точно дива, – он удивленно хлопнул ресницами. – Дива… дива, это хорошо… в кои-то веки Кирка послушала, чего ей говорят. Наверное, оттудова позвонили.
Он ткнул пальцем в низкий потолок. И Астра кивнула.
Почему бы и не кивнуть? Ей не сложно.
– А то вечно… возомнила себя большой начальницей. Петька-то что? Петьке работа главное, а чего уж там по-за работою… увлекающийся был человек. Эх, кого еще поставят… пойдем, я тебе тут все покажу.
Он не стал предлагать руку, но просто развернулся, одернул пиджачишко свой и даже рубашку выбившуюся заправил, правда, только спереди, потому что сзади она, мятая, выглядывала из-под пиджака этаким белым хвостом.
– Туточки у нас конструкторы… чертежники. Тебя ведь к ним?
Астра не ответила, да и не нужен был ему ответ.
– Сейчас, небось, пошли чаи гонять. А может, и домой, хотя наши-то увлекающиеся… Петька под себя людей брал. Аленка! – он крикнул это куда-то в полумрак коридора. – Ты тут?
– Тут! – отозвалась тьма.
– А Витька тут?
– Тут.
– А…
– Все тут…
– Куришь? – поинтересовался Дмитрий Иванович. – Я вот нет, а они любители подымить. Кирка-то злится, когда тут курят. Нарушение техники безопасности, будто никто знать не знает, что она сама покуривает тишком и в кабинете. Покуривала. Врала, что Петька, только Петька никогда-то бабьи цигаретки не курил. И вообще он редко. Да… идем, со всеми познакомлю.
Курильщики облюбовали полутемное помещение, расположенное в глубине ангара. От прежней складской жизни остались в нем огромные, уходящие куда-то под потолок, стеллажи, ныне пустовавшие, и голые стены.
– Это у нас для испытаний, – сказал Дмитрий Иванович. – Но пока испытывать нечего…
– Вообще нечего, – отозвался хмурого вида парень. Был он молод, худ и одет с претензией, одни туфли с длинными носами чего стоили. А еще и узкие брюки темно-зеленого цвета и такой же зеленый, но поярче, пиджак. Пиджак был притален и украшен крупными металлическими пуговицами.
Явно на заказ шитый.
– Вот поглядишь, нас вообще расформируют, – подтвердила девица в просторном платье, больше всего напомнившем Астре балахон. Девица была растрепанной и вид старалась держать загадочный.
– Это Аленка. А там вон Игорек стоит. Чертежники…
– Конструктор, – поправил Игорек, разглядывая Астру с немалым интересом. – С перспективой повышения…
– Сдохла твоя перспектива вместе с Петькой, – не удержалась Аленка, и взгляд ее, направленный на Астру, был напрочь лишен дружелюбия.
– А это Астра, новенькая, – Дмитрий Иванович подтолкнул Астру к собравшимся. – Если есть новенькая, то…
– Ничего это не значит, – полная женщина сидела в кресле, которое в ангар принесли вместе с диванчиком, хромоногим столом и прочею, явно не слишком нужной на полигоне мебелью. Мебель была ломаная, чиненная и грязная, что, однако, людей нисколько не смущало. – Вакансию еще Петька открыл. А Кирка вот соблюла… но потом отдел закроют, и окажемся мы…
– Милорада, – представилась она сама. – Завхоз местный…
Платье ее из беленькой ткани в цветочек было аккуратно, на ручках блестели браслеты и кольца, шею обвивала толстая золотая цепочка. Сама же Милорада была холодно-равнодушною, и пусть сидела здесь, среди людей, но скорее для того, чтобы за людьми присматривать.
– А вон там, в кресле, дремлет Антоха, Петькин зам… Антоха…
Темная фигура встрепенулась.
Астра же замерла.
Она не рассчитывала на подобную удачу, хотя, конечно, для человека это вряд ли можно было считать удачей, однако…
– Он у нас приболел малость, – сказал Димка. – А так…
…не малость, нисколько не малость…
– Дива? – удивленный возглас Аленки отвлек Астру, хотя вся ее натура, очнувшаяся, вновь наполнившаяся силой, – и теперь Астра знала, что силы эти почти неиссякаемы, ведь идут они от того леса, который остался в Запределье, устремилась к сонному человеку. – Она и вправду дива?!
– Скорее всего полукровка, – отозвалась Милорада, покачиваясь вместе с креслом, которое громко протяжно заскрипело.
– Полукровок дивьих не бывает.
– А то ты знаешь.
– Я читала работы Сухоцкого, он явно утверждает, что имеет место полное доминирование крови, которое и позволяет расе сохранять себя при столь малом, недостаточном для поддержания популяции, количестве…
Странные разговоры, которые Астры нисколько не касаются. Ее цель – человек. Тот, сидящий в кресле, сгорбившийся, почти ушедший за грань, человек.
Он ощущается старым, больным, и эти ощущения верны.
Он, этот человек, и дышит-то с трудом. Астра слышит, как тяжело работают мешки его легких, как почти не справляется с загустевшей кровью сердце, и странно ей, что никто-то больше не заметил этой вот болезни.
– …и все равно его утверждения не научны!
– Тогда почему она так выглядит?
– Очевидно, потому что дива!
В этих словах не было ни гнева, ни раздражения, скорее сам факт принадлежности Астры к дивному народу занимал людей исключительно как некая задача, решить которую им хотелось, ибо было это занятно и необычно.
Она все-таки добралась до человека.
И коснулась его шеи.
Кивнула.
Так и есть.
– Там, в кабинете вашей Киры… – Астра произнесла это, не оглядываясь, – сидит человек. Его зовут Святослав. Передайте ему, пожалуйста, что он мне нужен.
– А вот новейшая концепция Арабескина, если ты, конечно, соизволил бы обратить внимание…
– Быстро! – Астра впервые, пожалуй, за все время своего существования позволила себе не просто повысить голос, но вложить в него каплю силы, той, которая пела в ее крови голосом старого леса. И люди замолчали. Правда, молчание длилось недолго.
На Астру устремились взгляды.
Недоуменные. Удивленные.
Раздраженные.
Полыхнула корона чьей-то силы, явно желающей выплеснуться. Стало тихо-тихо.
И…
– Астра? – Святослава не пришлось искать, он сам вошел. И Астра ощутила огромное облегчение, а еще желание броситься навстречу, спрятаться за магом и притвориться, что ее здесь нет. Святослав же раскрыл ладонь. – Особый отдел.
– Особый? – Аленка скривилась, не пытаясь притворяться дружелюбной. – Кого ты приволок, Димка?
– Я… не знал, – Дмитрий Иванович густо покраснел.
– А вам, девушка, должно быть стыдно пользоваться наивностью человека, – произнесла Аленка с вызовом, правда, глядела она почему-то на Святослава.
– Он заражен, – тихо произнесла Астра, и была услышала. Святослав подобрался и взмахом руки заставил Аленку замолчать.
– Простите? – Милорада поднялась с места, движения ее были медленны, текучи. – В чем, собственно говоря, дело?!
– Поможешь?
– Попытаюсь, но… не уверена…
Этот незнакомый Астре человек жил, единственно, на собственном упрямстве, иначе не объяснить, ибо зараза давно обосновалась в хрупком человеческом теле. Она не просто сроднилась с ним, она вобрала в себя его силу, не погасив ее, но извратив самым причудливым образом. И теперь дар человека его и разрушал.
– Позвольте, какое вы имеете право…
Астра коснулась головы человека, и тьма внутри него, ощутив это прикосновение, заволновалась. Эта тьма вздрогнула, сжалась в комок, готовая в любой момент выплеснуться.
А человек открыл глаза.
И глаза его показались черными не только из-за расплывшихся зрачков: капилляры полопались, и кровь заполнила белок. При недостатке света она и сама гляделась темною.
– Что происходит?! – этот нервный голос заставил человека подняться. Астра отступила.
Тьмы было много.
Слишком много.
– Что она с ним сделала?! Вы видели? Нет, вы видели…
– Заткнись, – рявкнул Святослав.
– Палачи!
Это она про кого?
– Антон, ты меня слышишь…
Слышит.
Он всех слышит. Каждый звук, включая скрежет ножек стула о старый пол и цокот каблуков, там, наверху, мышиную возню где-то ниже. А еще дыхание. И дыхание это кажется сладким. Оно, дыхание, манит, но человек не до конца еще превратился в тварь, он сохранил тень разума и теперь отчаянно цеплялся за нее. Однако надолго его не хватит.
– Уводи людей…
– Я маг, – Дмитрий Иванович вновь одернул полы пиджака. – Огневик. Аленка, щиты ставь.
– Ты с ними!
– Не дури, он уже мертвый, – на бледных пухлых ладонях вспыхнуло пламя.
Не мертвый.
Пока еще нет. Он на самой грани замер, балансируя, не способный ни умереть, ни выжить. Измотанный. Ослабленный.
– Щиты! – теперь голос Дмитрия Ивановича ударил плетью. И щиты поднялись. – Рада, давай сеть Изгора…
– Она не доработана…
– Вот и проверим. Даром что ли, зал испытаний…
Странно, Астра видела все словно со стороны. Вот пухлая Милорада, опустившись в кресло, вытянула руки. Пальцы ее замелькали, будто она играла на невидимой арфе, и Астра, даже если бы прислушалась, услышала бы мелодию.
Такую вот неправильную мелодию, от которой по спине мурашки побежали.
Аленка, выплюнув тонкую сигаретку, сотворяла щит и не одна, но в паре с франтоватым Игорьком, и действовали они на редкость слаженно, показывая, что знакомы давно и не просто знакомы. Их сила свивалась, сплеталась, сроднялась так, будто только этого и ждала.
А щит накрыл зал.
Весь.
И, наверное, это правильно, ибо тварь, которая вот-вот переродится, – наивна была Астра, полагая, что выйдет у нее помочь человеку, – не должна вырваться. Она, эта тварь, опасна даже новорожденная.
– Девочка, отойди, – велел огненный маг немалой силы, который больше не казался ни растрепанным, ни смешным. И Астра только сейчас поняла, что стоит рядом с тварью, и не просто стоит, но касается рыхловатой ее кожи.
А ведь…
Тварь заурчала.
И повернула голову. Попыталась, но тело это, помнившее иного хозяина, подчинялось плохо и разворачивалось медленно, всем плечевым поясом. Из глотки его донеслось урчание.
– Медленно давай…
– Я попробую взять его…
– Нет, – Астра сжала липкую шею твари. – Я могу помочь…
…не телу, но той искре, которая еще билась внутри его, ибо была сотворена из дыхания Богов, что бы там люди не говорили. Искра эта желала свободы.
И Астра потянулась к ней.
Ворчание твари стихло, пусть ненадолго.
– Астра…
Она покачала головой.
Не сейчас.
Ей нужно сосредоточиться. Ей нужно… очень нужно сосредоточиться, потому что свет не должен питать тьму. Хватит и одной выпитой души. А этот человек… он просто человек… людям даже уйти некуда, вернее они не знают, не верят, что способны… как все запуталось.
Не важно.
Главное, это просто, протянуть раскрытую ладонь и позвать искру. Правда… как только та погаснет, тварь окончательно станет тварью, и ничто-то не удержит ее.
И успеет ли Астра отступить?
И…
…должна ли она вообще рисковать? У нее ребенок, в конце концов, о котором больше некому позаботиться. И Розочка погибнет без Астры.
Так зачем?
Проще уйти, позволить магам уничтожить тварь. Душа… сколько их потерялось, этих душ, одной больше, одной меньше… не Астра сотворила тьму. Не ей и отвечать.
Она почти поддалась.
Почти отступила, но печальный шум леса не позволил убрать руку, разрывая тончайшую связь, что возникла между ней и тем, кто прятался внутри перерождающегося тела.
– Иди ко мне, – сказала Астра ласково. – Я тебя не обижу. Я тебя отпущу. У людей наверняка есть свой лес, в котором можно отдохнуть от мира, а когда-нибудь потом, когда надоест быть деревом, вернуться…
