Kitabı oku: «Вдова его величества», sayfa 5
Где живут люди с черной кожей. И удивительные животные, о которых Катарина только в книгах и читала. Она купит себе дом на берегу моря, будет разводить розы и любоваться кораблями.
– Но, верно, и тот оказался не столь хорош. Во всяком случае, пару лет назад Нэшби продал компанию, выручив за нее, как понимаешь, весьма и весьма приличную сумму. Деньги он разместил в банках… в нескольких… поручив выплачивать дочери содержание. Весьма достойное.
– Сколько?
– Две тысячи соверенов в месяц.
Сумма была не просто приличной, ее хватило бы на многое.
– Но основной капитал он завещал внукам.
От которых Катарина отказалась, предпочтя покой обители Скорбящих Дев.
– Незадолго до смерти Нэшби продал свой дом в колониях. Он собирался вернуться на родину. Сколь знаю, ему был обещан титул. И орден Святого Губерта…
Немалая награда.
– Он не вернулся?
– Желтая лихорадка, – мьесс Джио сделала последний вдох. И дым задержала во рту. – Она унесла и его жизнь, и жизнь его жены… а еще зятя. Спаслась лишь Катарина, как она полагает, силой молитвы.
– Ты… с ней встречалась?
– Конечно. Должна же я была понять, что затевается. Как ни странно, вы с ней действительно очень похожи. Если бы она не морила себя голодом и молитвами, можно было бы сказать, что она хороша собой. А еще тиха и послушна. Идеальная женщина.
Это было сказано с сарказмом, который заставил Катарину поморщиться.
– Не злись, деточка…
– То есть… теперь я… наследница Нэшби?
– В какой-то мере да. Думаю, в конечном итоге Джон найдет способ прибрать состояние в казну. Здесь он пошел в отца, весьма рачительный молодой человек.
Который воспользовался удобным случаем, сказав, что хочет помочь. А Катарина не стала уточнять, кому именно он помогает. Ей ведь казалось, что все очевидно. И когда она поумнеет?
– Не стоит переживать, лапонька. Ты ведь хотела свободы? Ты ее получила. Джон хотел твою сестру и денег? Одно он уже получил, до второго доберется в перспективе, если кто-то не успеет раньше.
– Тетушка? – Катарина слабо улыбнулась. – И кузены?
– Родство не такое уж дальнее, но если подумать, то и не ближнее. Храмы против подобного брака возражать не станут.
– А деньги? Если бы Катарина ушла в монастырь, то деньги… что стало бы с ними?
– Интересный вопрос, – Джио выбила трубку о ладонь. – И своевременный. Короне отойдет. Согласно завещанию.
Короне, стало быть. Джио вздохнула и добавила:
– Дорогая моя, думаю, нет нужды говорить, что с утренними прогулками покончено? И вообще постарайся вести себя осторожнее…
Катарина кивнула. Постарается.
Глава 9
В порту Бристона пахло рыбой, морем, хотя до него был не один десяток миль, и людьми. Кайден прижал к носу платок и поморщился. Отыскать здесь хоть что-то?
Сомнительно.
Караван здесь был. И Дуглас беседовал с хозяином постоялого двора, который клялся, что купцы ушли утром, а куда, он того знать не знает, ведать не ведает. И подозрения эти ему непонятны. Неприятны.
У него приличное место. Господин сам может осмотреть, коль у него желание имеется. Желания не было, но Кайден поднялся по добротной лестнице. Остановился на втором этаже, вслушиваясь в разрозненные голоса мертвого дерева.
Это место и вправду было старым. Оно нарастало над собой, всякий раз опуская ниже и ниже каменное основание свое. И там, в подвалах, наверняка найдется много интересного. И хозяин, зная это, нервничает. Он бледен и потлив, суетлив без меры, спешит угодить королевскому дознавателю, втайне надеясь, что тот не задержится надолго.
Комнаты.
Обыкновенные. Не слишком велики, но и не сказать, что вовсе малы. Здесь пахнет уже людьми, и разными, и запахи эти мешаются, заставляя Кайдена сильней прижимать к носу платок. Помогает мало, но он заставляет себя слушать это место.
Караван ушел.
И свидетели тому имеются. Да и хозяин, имея свое маленькое дело, пусть и не совсем законное, не станет вязаться с кровью. Слишком труслив. Слишком привык к жизни вот этой, может, и не самой лучшей, но и далеко не худшей.
Кайден развернулся и спустился в обеденный зал, по утреннему времени почти пустой.
– Сюда ведь многие приходят? – поинтересовался Дуглас, который крутил головой, будто оказался здесь впервые.
– Так… у меня кухарка хорошая… может, господин изволит отведать рыбной похлебки?
Кайден кивнул. Изволит.
И мысль Дугласа ему понятна. Если хозяин не виноват, тогда кто? Али – купец опытный, ему не раз и не два случалось водить караваны, пусть и с куда менее дорогим грузом, но… специи и шелка тоже многим интересны.
Он знает, как опасна дорога.
Кайден присел за ближайший стол и провел ладонью по шершавой, слегка липкой его поверхности. Скатертей здесь не держали, предпочитая скоблить дерево, отчего то почти утратило исконный свой цвет.
Дорога опасна.
А трое охранников отказались идти дальше. И пусть до поместья всего сутки пути, но… Али осторожен. Рискнул бы он нанять кого?
Вряд ли.
Всего сутки. И он выслал бы сына сообщить о прибытии, зная, что Кайден ждет и груз, и караван.
Похлебка была горячей, густой и острой до того, что даже Дугласу приходилось запивать ее водой.
Водой.
А в караване? Али не притронулся бы к вину или элю, как и к другой выпивке. А сыновья его? Он весьма строг с домашними. Ближняя охрана… а остальные?
Что это значит?
И значит ли хоть что-то? Суп вкусен, как и поданная к нему мелкая рыбешка. Ее запекали прямо на раскаленных камнях, посыпая крупной солью.
Кайден положил в рот кусок. Зажмурился. Стоит прийти сюда вечером. Только не в нынешнем обличье, которое заставляет людей коситься с подозрением, ибо королевских дознавателей, конечно, уважают, но само присутствие их настораживает.
– Я загляну, – Дуглас ловко развернул рыбешку и выгреб внутренности, которые полетели в миску. – Правда… сомневаюсь.
Он покачал головой. А Кайден кивнул, но добавил:
– Их здесь встретили. Больше негде. Сам посуди. Караван шел морем, потом баркасами до Бристона.
Дуглас кивнул.
– Баркасы выгрузили и нагрузили вновь. Я узнавал. Ушли они тем же вечером.
Дуглас вновь кивнул. А Кайден сцепил пальцы:
– Если кто-то и остался, то это человек или два, слишком мало, чтобы навредить каравану.
– Маг?
– По пути ни одного всплеска. Я бы почуял.
А если не Кайден, то Призрак. Или Тьма. Однако сущности молчали.
– Думаю, дело не в грузе, – Кайден пошевелил пальцами. – Не в нынешнем…
Он потер переносицу.
– Каждый год Али приводит свой караван. Он идет до Бристона, а оттуда уже поднимается выше. Он привозит шелка и пряности, золото, полудрагоценные и драгоценные камни. И об этом знают.
Как знают и об охране, на которую дом никогда не скупился.
– Думаю, его ждали. Или не его? Ты узнавал? Не случалось ли в округе пропадать… другим караванам?
Дуглас слегка наклонил голову и коснулся широкого серебряного браслета, раскрывая купол тишины:
– За последние три года пропало девять караванов.
– Девять?! – Кайден подался вперед. – Почему я ничего не знаю?
– Семь из них были… не совсем легальны, – Дуглас поглаживал узоры на браслетах. – Скажем так, не все уважаемые купцы готовы платить подорожный сбор. А еще подушный. Товарный. И местный. Караваны числились паломниками.
Кайден дернул головой.
Человеческая жадность… не так уж велики налоги.
– А градоправитель?..
– Знал и был в доле, а потому, когда караваны сгинули, предпочел сделать вид, будто их не было.
– И паломников тоже?
Дуглас развел руками и пояснил:
– Мало ли что бы ты там нашел. Нет, им проще было смириться с убытками, чем внимание привлекать.
Стало быть, по святым местам паломники продолжают ходить, принося градоправителю доход, которого хватает, чтобы пережить пропажу.
– Еще один принадлежал некому Бхаррыкину, новгородскому купцу, который был здесь впервые. Дело расследовали. И нашли виновных.
– Даже так?
К градоправителю стоило наведаться. Кайдену казалось, что они с этим многоуважаемым человеком поняли друг друга. Но выходит, что именно лишь казалось.
– Повесили пятерых из мелкой банды, что промышляла на дорогах. И повесили за дело, – Дуглас покосился на человека, что замер у стены, старательно делая вид, будто ему вовсе не интересны посетители. – Но вот ничего из груза отыскать не удалось.
– Или так считается?
– Нет, – Дуглас покачал головой. – Лорд Тирби, конечно, еще та скотина, но границы знает. Не стал бы рисковать. Соболя – вещь приметная…
Как шелка. И камни. И слоновья кость. И черная земляная жижа, которую называли слезами пустыни, ибо рождалась она на старых камнях под безжалостным южным солнцем.
Кайден отодвинул миску с похлебкой.
– А знаешь, что еще интересно? – Дуглас вот свою порцию доел и рыбой не побрезговал. – Никто так и не понял, куда они пропали…
Это временно. Кайден во всем разберется.
…Тетушка Лу оказалась особой весьма деятельной. Голос ее громкий Катарина слышала то тут, то там и от этого голоса морщилась, чувствуя, как рождается в голове знакомое эхо грядущей мигрени. Но стоило тетушке замолчать, и мигрень отступала.
А потом вновь. И опять.
– Прошу простить мою матушку, – этот голос заставил Катарину подобраться и стиснуть покрепче круглый камень со скрытым внутри плетением. Камню давно следовало бы подыскать достойную оправу, но Катарина откладывала это дело.
Как и все прочие дела.
– И прошу простить меня, если напугал, – Кевин – или Гевин? – поклонился. – Мне показалось, что вам одиноко, и лишь поэтому я осмелился нарушить ваш покой.
– Ничего страшного, – солгала Катарина. А ей казалось, что этот старый балкон, что приклеился к западному крылу, в достаточной мере сокрыт от посторонних глаз.
Не угадала.
– Вижу, вам моя компания неприятна?
– Я привыкла к одиночеству, – она старательно отводила взгляд, потому что близость этого человека заставляла нервничать.
Лучше смотреть на вьюнок, который обжился в мраморных цветочницах, где некогда обретались розы и прочие благородные создания. Ныне от них остались сухие стебли, которые служили вьюнку опорой.
– Понимаю…
Кевин? Или все-таки Гевин?
Переоделся. И домашний костюм из мягкого твида ему идет, как и темный шейный платок, завязанный небрежным узлом. Мужчина красив, но не красивей Джона. Да и вообще… в последние годы вокруг Катарины появилось множество привлекательных мужчин, которые полагали, будто эта привлекательность дает им какие-то права на Катарину.
– В колониях, должно быть, все иначе…
Он замолчал. А Катарина кивнула. Она понятия не имела, как там в колониях, но подозревала, что действительно тамошняя жизнь изрядно отличалась от привычной.
– Матушка полагает, что мы можем составить друг другу партию, – ее окинули оценивающим взглядом, который заставил поежиться.
– Не думаю, что готова к новому замужеству.
– Вы ведь немолоды.
Это прозвучало почти обидно, хотя и было правдой. Двадцать семь – действительно много. Слишком много, чтобы рассчитывать, что она, Катарина, кого-то заинтересует.
– И дальше ждать нечего.
Гевин – она решила, что это все-таки он, – явно превратно истолковал ее молчание.
– Конечно, вы все еще хороши собой…
– Спасибо.
Он отмахнулся от этой благодарности как от чего-то ничтожного.
– И содержание ваш отец определил вам весьма достойное, но этого мало. Вы должны понимать, что ваш предыдущий брак, репутация вашей матушки, да и сама ваша жизнь – ведь о свободных нравах колоний ходит немало слухов – весьма затруднят обретение вами личного счастья. Я же предлагаю сделку.
Катарина обняла себя.
– Вы получите имя. Титул, который отойдет ко мне после смерти отца…
– А он собрался умирать?
– Вы забавны. Нет, конечно, но все мы смертны и рано или поздно титул станет моим, как и семейное дело. Я смогу вас обеспечить.
– Мне казалось, я уже обеспечена.
– Мы покинем эту глушь. Вы достойны того, чтобы быть представленной ко двору.
Катарину передернуло.
– Дом в столице. Поместье где-нибудь поблизости. Балы. Вечера.
Суета и сплетни. Страх сделать что-то не так, снова не так, потому что «так» у Катарины не получается, несмотря на все ее старания. А ведь она старалась искренне.
Скрытые насмешки. Уколы.
Взгляды, что каждый раз ощупывают, выискивая новые и новые недостатки. Шепоток за спиной. Льстивые улыбки и уверения в преданности, верить которым – сущее безумие. Катарина весьма скоро это поняла. Ее всегда удивляло, как все это может казаться привлекательным?
– Или любой иной вариант, который вас устроит, – он оказался слишком внимательным, что раздражало. – Просто мне казалось, что женщинам нравится светская жизнь.
– Не всем.
Гевин чуть склонился, признавая ошибку.
– Я не буду вам докучать. Не стану контролировать. Я не ревнив. И при соблюдении неких приличий мы вполне сможем сосуществовать, не доставляя друг другу особых проблем.
Сосуществовать Катарина категорически не желала.
– Мой брат будет говорить о любви, но не обольщайтесь. Он всем о ней говорит и где-то даже искренне, но он – создание ветреное, сегодня любит вас, а завтра кого-то еще. Кроме того, Кевин совершенно не умеет обращаться с деньгами. Год или два, и вы окажетесь в долгах.
– Спасибо, – Катарина вымучила улыбку. – Я… учту.
– Учтите, – великодушно разрешили ей. – И поверьте, я научился ладить с женщинами. Я буду хорошим мужем.
Катарина стиснула камень в кулаке, с трудом сдерживаясь, чтобы не активировать плетение. Хватит с нее мужей! Хороших, плохих… всяких! Да она лучше дюжину кошек заведет, как и положено приличной старой деве. Или две… или три.
– Простите, – она нашла в себе силы посмотреть в темные глаза Гевина, и впервые страх не мешал, скорее подстегивал, вызывая неведомую прежде злость. – Но ваше предложение столь… великодушно, что я просто обязана обдумать его. В одиночестве.
И Гевин отступил в сторону.
Показалось, что он даже смутился. Определенно показалось.
Многоуважаемый лорд Тирби имел похвальное обыкновение принимать пищу под музыку. Струнный квартет скрывала ширма в восточном стиле. Беззвучно скользили лакеи, поднося одни блюда и унося другие.
Пахли розы. Молчали канарейки в посеребренных клетках, не решаясь беспокоить особу столь высокую. К счастью, в отличие от канареек на Кайдена заклятие немоты не действовало. Даже если бы лорд Тирби решился. Но он, будучи человеком осторожным, точно знал, на ком и какую магию применять можно, а кого не стоит тревожить.
– Паштет чудесен, – он предпочитал говорить о паштетах или вот о музыке, большим специалистом в которой себя мнил. Или вот о париках. К парикам лорд Тирби испытывал немалую страсть, зарождению коей способствовала обширная лысина. – С трюфелями и красным вином. Некоторые используют белое, но, поверьте, это весьма неосмотрительно. Белое вино в определенных сочетаниях начинает горчить, что может испортить изысканное блюдо. Согласитесь, кому понравится горечь?
– Никому, – послушно согласился Кайден. Паштет и вправду был хорош, как и перепела, тушенные в меду, и оленье жаркое, и тонкое полупрозрачное мясо, высушенное на травах. И что-то еще… – Как и вранье. Вранье, оно куда хуже горечи.
На бледных щеках лорда вспыхнул стыдливый румянец, заметный и под слоем пудры.
– Не понимаю…
– Караваны, – Кайден поморщился. Никогда-то он не понимал этого вот человеческого обыкновения хитрить и изворачиваться. – Пропавшие. Ваши…
– Помилуйте, – почти искренне возмутился лорд и покраснел еще больше. – Я ведь не купец какой-то там…
– Вы градоправитель, поставленный именем короля блюсти закон и порядок, – Кайден воткнул серебряную вилку в кусок мяса, и лорд Тирби поморщился. Человек изысканный, он ценил в собеседниках хорошие манеры. – И мне глубоко плевать, торгуете вы или нет, платите налоги или нет…
Румянец стал и вовсе ярким. Лорд Тирби хлопнул в ладоши, и музыка оборвалась. Что-то зашелестело за ширмой, после раздались шаги, причем двигались музыканты почти бесшумно. Для людей.
– Налогами я не занимаюсь. А вот исчезновения людей – дело иное.
– Поймите… – лорд Тирби слегка наклонился, и пышный шейный платок его почти коснулся серебряной тарелки. – Это дело… прошлое… все уже решено… все уже в порядке.
– Пропали мои люди.
– Что? – хлопнули ресницы, слишком длинные, чтобы быть настоящими, а румянец сменился бледностью.
– Мои. Люди. Пропали, – спокойно и раздельно произнес Кайден. Он поднял кусок мяса и, понюхав, вцепился в него зубами. Бабушка пришла бы в ужас от подобных манер, а вот лорд Тирби лишь слегка нахмурился. – Несколько дней тому. Бесследно. Как и ваши караваны. И тот купец из Новгорода. Вы знаете, руссы – очень нервные люди…
– Мы нашли виновных.
– А груз?
Лорд потупился.
– Не нашли, – сделал Кайден свой вывод. – Или… нашли?
– Кое-что… остатки… основной ушел.
– Куда?
– Они не знали. К сожалению, главаря взять живым не удалось, а рядовые… вы же понимаете, это чернь, которая и без того не отличается особым умом, а уж та, что идет в разбойники, это почти животные!
– Но вы их допросили?
– Естественно, – почти возмутился лорд Тирби. – Однако, увы, бесполезно.
– Совсем бесполезно?
Лорд отодвинул тарелку с нетронутой спаржей, откинулся в кресле, коснулся хрупкими пальцами кружевного воротника.
– Скажем так, кое-что мы узнали. Им указали на караван. И обещали помощь. И оказали… от них требовалось узнать, через какие ворота пойдет караван. А затем устроить на пути завал и… все остальное.
– И вам это не показалось странным?
– Чернь в принципе ведет себя нелогично, – палец лорда коснулся высокого его лба. – Им не хватает ума, чтобы оценить последствия своих поступков.
Накрашенные алой помадой губы изогнулись.
– Они ограниченны и тупы.
– Но купца убили не они.
– У меня есть признание.
– Не сомневаюсь, – Кайден давно уже понял, что при толике свободного времени и неких весьма специфического толка умениях получить признание не так уж сложно. – Куда они дели тела?
Молчание.
И губы кривятся сильнее, словно лорд вот-вот расплачется. Пальцы мнут хрупкое кружево, а взгляд лорда Тирби устремлен куда-то вдаль. Но до ответа он снизошел.
– Они устроили засаду. И оглушили охрану. Судя по тому, что я понял, у них нашелся артефакт.
– Какой?
– «Голос Сирены».
– Даже так?
Не то чтобы местные разбойники вовсе не пользовались магией, но «голос Сирены», лишающий воли, проникающий сквозь большинство охранных плетений, кроме вовсе уж специфических… нет, это чересчур.
– Сам, признаюсь, был поражен. Но мы нашли его. На теле главаря. К сожалению, уже неисправным… эти чудовища просто-напросто выковыряли драгоценные камни!
И коль остались живы, артефакт был разряжен.
Но возмущение благородного лорда Тирби вполне объяснимо. Подобное обращение с артефактами и вправду иначе как варварством не назовешь.
– Как артефакт вообще к ним попал?
– Они не знали. От… партнеров, которым и передали людей, как и часть груза. Честная сделка.
У Кайдена имелись собственные представления о том, какие сделки можно считать честными. Но он вновь промолчал, лишь выразительно провел ножом по тарелке. И лорд Тирби скривился.
– Поймите, мне не хотелось ненужного внимания. Я искренне полагал, что проблема решена. Разбойники, конечно, случаются, но орудуй здесь банда… неужели стала бы она проявлять подобную сдержанность? Погибших караванов было бы в разы больше.
Именно это Кайдена и смущало.
Большей частью.
Глава 10
Катарина подумывала сказаться больной и запереться в собственных покоях, но, глянув на себя в зеркало, усмехнулась. И получится, что она сменила одну тюрьму на другую? Просто куда менее роскошную? Нет уж.
Это ее дом. И она не позволит каким-то совершенно посторонним людям вести себя так, будто бы они в нем хозяева. Этого еще не хватало.
Она потерла зудящие запястья – дом постепенно наполнялся силой, оживая, но этот вполне естественный процесс беспокоил скрытые плетения.
Надо потерпеть.
Катарина открыла шкатулку. Пара браслетов из белого золота, украшенных жемчугом и эмалью. Рисунок простой, но она сама наносила его, когда еще верила, что королеве позволено заниматься чем-то и вправду стоящим.
Металл коснулся кожи, успокаивая зуд. Вот так.
Платье, пожалуй, темно-лиловое, почти черное, напоминающее всем о трауре. И волосы зачесать гладко, убрав под черный бархатный чепец. Полупрозрачная вуаль упала на лицо, отделяя Катарину от мира. Впрочем, ненадолго, ибо вуаль Катарина откинула назад, закрепив парой жемчужных шпилек. Стоило бы горничной обзавестись, но сама мысль, что чьи-то руки вновь будут прикасаться к телу Катарины, к коже ее, к волосам, вызывала нервную дрожь.
Нет, она научилась управляться сама, и выходило неплохо.
Пудра? Нет.
И помадой пользоваться Катарина не станет. Бледна? Пускай. Пусть считают, что она, Катарина, не совсем здорова. Здоровье в принципе донельзя удобный предлог.
– Правильно, лапонька, – Джио наблюдала за этими приготовлениями, не пытаясь помочь, за что Катарина была несказанно ей благодарна. – И голову выше. Выживем. Потерпи немножко. Браслетик не сняла?
Катарина подняла руку. Пусть нить с нанизанными на нее камнями несколько выбивалась из общего образа, но с ней Катарина чувствовала себя спокойней.
Сама Джио сменила одно темно-красное платье на другое, отличное от первого разве что более темным, в черноту, оттенком. И ожерелье из огненных опалов лишь подчеркивало что темный отлив ткани, что белизну кожи. В полумраке Джио казалась куда более молодой.
И красивой?
Не в обычном смысле этого слова. Все же лицо ее было слишком узко и длинно, черты – неподобающе резки. Такие простительно иметь мужчинам. Но вот… клювастый нос. Резкие скулы. Темные глаза, которые и без подводки казались огромными…
При дворе у Джио имелось множество поклонников, до которых она порой снисходила.
А здесь? Здесь, как подозревала Катарина, мьесс не оценят.
Обеденную залу привели в порядок. Почти. Во всяком случае, паутина с потолка не свисала, пыль исчезла, как и отсыревшие старые портьеры, и теперь солнце, пробиваясь сквозь окна, оживляло витражи.
А они были чудесными.
Вот дракон.
И горы.
Море. Корабль с парусами, которые пылают золотом. Далекий берег. И печальная дева на этом берегу. За ее спиной виднеется огромное древо, ветви которого расстилаются по-над головой девы, и над морем, и над кораблем, будто сами держат небосвод. А где-то дальше, на самом горизонте, обожженные солнцем, плывут корабли с клювастыми головами. И видится в них что-то донельзя зловещее.
Катарина поневоле залюбовалась. И пропустила появление тетушки.
– Ах, дорогая, я так рада, что тебе стало лучше… – тетушка Лу облачилась в золотую парчу, которая, может, была бы уместна при дворе, но не на семейном ужине. – Мальчики сказали, что ты приболела, и меня это очень огорчило… очень…
Перстни и кольца.
Ожерелье на шее. Тяжелые серьги, почти достающие до покатых плеч. И кружево огромного воротника. Такие были в моде лет пять тому. Или десять даже? Господи, как давно… целая вечность, а Катарина помнит собственный воротник из тяжелого кружева, которое укрепляли железными спицами, а уже их ставили на ворот платья. И она жутко боялась, что ворот не выдержит, что спицы упадут и кружево – подарок жениха – порвется. Тогда бы отец разозлился и сказал, что Катарина слишком беспечна. Небрежна.
Она судорожно выдохнула и стиснула кулаки.
– Да, мне лучше, – Катарина слегка склонила голову. – Мы ждем гостей?
– Гостей? Милая моя, какие гости в этой глуши. Не представляю, как этот дом вообще уцелел…
Чудом, не иначе. И принадлежал он, как Катарина теперь знала, бабке той, другой Катарины, которая единственная из семьи не отказалась от беглянки. И дом вот оставила. И прилегающие земли.
– Если хочешь знать… – знать Катарина не хотела, но тетушка Лу, потеснив Джио, взяла Катарину под руку, – молодой красивой женщине здесь совершенно нечего делать. Ты должна выезжать в свет. Для начала отправиться к нам. Мой Гарольд будет рад. Он сам говорил, что не стоит бросать бедное дитя в столь сложное для него время. Мы можем отправиться уже завтра. Я займусь твоим гардеробом, представим тебя свету, сперва, конечно…
– Витражи красивые, – Катарине надоело это слушать.
– Что? – на щеках тетушки Лу сияли золотые блестки.
– Витражи здесь красивые. Не знаете, кто их делал?
– Понятия не имею. Какая разница?
– Действительно… их ведь давно ставили. И тот, кто делал, давно умер. Жаль. Чудесная работа.
Катарина высвободила руку и, оглянувшись на Джио, направилась к столу. Она заняла место во главе его, вздохнула и поинтересовалась:
– Ужин подадут?
– Мальчики еще не вернулись.
– Это их проблемы. Джио…
– Конечно, дорогая, – Джио хлопнула в ладоши, и огненные камни засияли чуть раньше.
– Это не очень вежливо, – тетушка Лу устроилась по левую руку Катарины.
– Не очень вежливо заставлять себя ждать, – Катарина расправила салфетку. – Я привыкла, что ужин подают в семь. Если в вашем доме иные порядки…
Ответом были поджатые губы.
– …то мне жаль, но вам придется привыкнуть к нынешним.
– Деточка, послушай доброго совета, – тетушка Лу тщательно разглаживала полотняную салфетку. – Женщине следует проявлять большую гибкость, большее понимание… к мужским слабостям.
– Я уверена, – Катарина чуть склонила голову, – что жены моих дорогих кузенов с удовольствием примут от вас советы. И помощь. И проявят должное понимание… к мужским слабостям.
Ужин все-таки подали, и пусть был он далеко не столь роскошен, как во дворце, но Катарина почти наслаждалась тишиной и возможностью просто есть.
Есть и не думать о том, как она выглядит со стороны.
Прилично ли брать второй кусок мяса. И отказаться от рыбы, которая сегодня чересчур остра. Не давиться вареной фасолью, ибо целители решили, что именно фасоли не хватает, чтобы Катарина наконец исполнила свой долг перед королем и государством.
Фасоль с тех пор она ненавидела.
– И все-таки, девонька, – тетушка Лу то ли не умела обижаться долго, то ли обладала теми удивительными способностями к притворству, которых самой Катарине не хватало, но она улыбнулась и погрозила вилкой. – Я не представляю, как ты собираешься жить здесь… одна…
– Я не одна, – Катарина разрезала мясо, приказав себе всецело сосредоточиться на процессе. – Со мной мьесс Джио.
– Ужасная женщина.
– Почему?
– Она магиня!
Джио хмыкнула.
– Это неприлично… женщина не должна вот так явно выставлять свои способности!
– Почему? – Катарине удалось изобразить улыбку.
– Что подумают мужчины?
– А какая разница, что подумают мужчины?! – ей было действительно интересно.
И тетушка Лу раздраженно смяла салфетку:
– Я не знаю, о чем думала моя сестра. Ей следовало бы выписать приличную гувернантку, которая бы объяснила тебе эти элементарные вещи…
– Мне жаль, – Катарина с трудом сдержала улыбку. – Но в колониях не так просто найти приличную гувернантку…
– Я вижу. Но она могла отправить тебя сюда! Я бы позаботилась о твоем воспитании, а теперь… девочка, женщина не может быть в чем-то лучше мужчины! Женщина создана Господом, чтобы быть надежной опорой, и только. Ее главная задача – семья, а все остальное… это пустая трата сил. Вот зачем женщине магия?
– А если даром наделил Господь?
– Он сделал это, чтобы женщина могла передать дар детям, и только!
– Он сам вам сказал?
– Катарина!
– Что? Мне просто интересно. У нас в колониях люди как-то не рискуют говорить, что в полной мере постигли замысел Господень. И мне подумалось, что здесь все должно быть иначе, – сдерживать улыбку становилось все сложнее.
А тетушка Лу раздраженно отбросила салфетку. Она явно разрывалась между желанием немедля уйти, демонстрируя свою обиду, и подозрением, что никому-то здесь до этой обиды не будет дела.
– Тебе следует найти приличную компаньонку, – наконец произнесла она. – Зачем тебе мьесс?
– Защищать.
– От кого?!
– Мало ли, – Катарина пожала плечами. – Вы же сами сказали, что здесь глушь неимоверная, вдруг да разбойники водятся?
– Разбойники? Что, вправду? – от дверей раздался веселый голос. – Матушка, а ты молчала!
– Кевин! – в голосе тетушки Лу послышался легкий упрек. – Нет здесь никаких разбойников. У нас приличная страна, все разбойники повешены.
– Совсем все? – уточнила Катарина. – Совсем-совсем?
А Кевин к ужину приоделся. И не только приоделся. Он словно сиял изнутри, и это сияние завораживало настолько, что Катарина моргнула, силясь избавиться от наваждения. А потом нащупала под столом браслет и сжала нужный камень.
Ее пытаются приворожить? Это незаконно!
С другой стороны, если никто не узнает… она посмотрела на Джио, а та кивнула. Тоже чувствует?
– Понимаете, – Катарина захлопала ресницами, – у нас в колониях разбойники – это серьезная проблема. Только одних повесишь, так другие появляются. И папенька, помнится, говорил, что сделать с этим ничего нельзя, что необходимо проявлять осторожность.
К слову, отец и вправду такое говорил, пусть и не Катарине. А еще добавлял, что одной осторожности недостаточно, нужно больше войск. Стражи. И виселиц.
– Ах, дорогая, – с появлением сына тетушка Лу ожила. – У вас в колониях дикие места, и очевидно, что жить там опасно. А здесь… не буду спорить, что порой случаются некоторые неприятности, но вас не тронут!
– Кто?
– Никто, – уверенно заявил Кевин, обходя стол по кругу, и сияние вокруг него стало вовсе нестерпимым, а руки опять зачесались, несмотря на браслеты.
Сказать им, что ли? Или нет?
Катарина тайком поскребла запястье.
– Пока мы здесь, мы не позволим, чтобы с вами что-нибудь случилось, – он коснулся руки Катарины и поднес к губам. И взглядом одарил таким, что у Катарины уши покраснели. От злости.
Даже во дворце ее не считали настолько дурой.
– Как мило с вашей стороны, – руку она забрала и вытерла о платье, что не осталось незамеченным. – Но вы же не собираетесь оставаться здесь вечно?
Судя по взглядам, которыми Кевин обменялся с матушкой, они собирались.
– А потому мне уже сейчас следует подумать о своей безопасности.
– Сели бы вы куда, молодой человек, – меж пальцами Джио блеснул огонек. – У нас в колониях неприлично так над девушками нависать.
– Прошу прощения… – от следующего взгляда полыхали уже не только уши. – Я многое слышал о порядках, заведенных в колониях…
Катарина поскребла вторую руку и велела себе сидеть смирно, а то ведь и до крови разодрать недолго. Надо вернуться к альбому.
К узорам.
Понять, как от них избавиться.
– А ваш брат где? – она вымучила улыбку и потянулась за вилкой, потому как беседа беседой, а ужин ужином.
– Понятия не имею. Скорее всего в город отправился.
– Зачем?
Кевин остановился за спиной матушки, положив руки на спинку ее стула:
– По делам…
– Какие у него могут быть дела в городе, куда он только сегодня приехал? – поинтересовалась Джио, перекатывая огонек в пальцах, и Кевин следил за ним неотрывно.
– Помилуйте, это просто неприлично! – вспыхнула тетушка Лу. – Вот так спрашивать мужчину о делах… если он уехал, значит, так надо.
