Kitabı oku: «Тайна красной пряди»
Как я оказалась в Пайн
Мне кажется, что именно дискомфорт от этого явления возвращается ко мне с наибольшей силой. Конечно, это было ужасно, очень ужасно, но продолжительный, устойчивый, сбивающий с толку дискомфорт моего положения – вот что оставило след. Растущее подозрение, жуткие обстоятельства, мое долгое осознание этого присутствия – все это было необычно, и было немаловажным для роли, которую я каким-то образом сумела сыграть.
В то время я была экономкой у маленькой миссис Брейн. То, как я стала ее экономкой, могло бы послужить мне предостережением. Никто, кроме неопытной, отчаявшейся девушки, не оказался бы в том положении, в котором оказалась я. Я помню сырой, бесцветный день и то, как меня бросало в дрожь при виде его горькой серости, когда я выходила из унылого нью-йоркского пансиона, чтобы начать свои унылые, унизительные поиски работы. Я помню пустоту в кошельке и животе и тупость в голове. Я даже помню, как удивлялась, что волосы, такие ярко-золотисто-рыжие, как у меня, могут сохранять пламя в таких условиях. И на полпути вниз по улице, я помню порядочную, одетую в черное женщину, которая коснулась моей руки, пристально посмотрела мне в лицо и сказала, – вам сообщение, мадам.
Она убежала так быстро, что я не успела вскрыть конверт, а она уже скрылась за углом.
В конверте лежал листок белой бумаги, на котором было аккуратно выведено пером и чернилами: “Отличная вакансия в Пайн, Пайн-Конус, Нью-Йорк. Миссис Теодоре Брейн нужна экономка. Подайте заявку немедленно”.
Сообщение вообще не было подписано. Я подумала: “В конце концов, кто-то думает обо мне. Возможно, какой-нибудь старый друг моего отца прислал ко мне слугу с этим посланием”. Я вернулась в свою спальню на третьем этаже и сразу же написала, предлагая свои услуги вместе с рекомендациями миссис Брейн. Два дня спустя, в течение которых все мои попытки найти место полностью провалились, пришло письмо на хорошей бумаге, написанное легким наклонным почерком:
Пайн
Моя дорогая мисс Гейл,
Я с удовольствием попробую вас в качестве экономки. Я думаю, вы найдете это место удовлетворительным. Это небольшое хозяйство, и ваши обязанности будут легкими, хотя я очень нездорова и должна обязательно предоставить вам все подробности управления. Я хочу, чтобы вы ели вместе со мной. Я буду рада вашему обществу. Жалованье – сорок долларов в месяц.
Искренне Ваша,
Эдна Уортингтон Брейн
И, к моему восторгу, она вложила в конверт аванс за первый месяц. Интересно, много ли таких чеков покрыто следами от слез? Мой был, когда я обналичила его в банке на углу.
Три дня спустя я уже ехала в Пайн.
Местность, в основном плоская и песчаная, с чахлыми соснами и негритянскими хижинами, с обветшалыми полями кукурузы и картофеля, была печальна под низким влажным небом, но сердце мое было в восторге от чувства приключений, всегда сильного во мне, и я читала обещание между строк любезной записки миссис Брейн.
В ту ночь я хорошо выспалась на своей полке и на следующий день благополучно добралась до Пайн-Конуса. Единственным моим опытом было довольно раздражающее, скрытое внимание мужчины в поезде. Вид у него был довольно приятный, и, хотя он старался скрыть свое пристальное внимание, оно было неприятно непрестанным. Я была рада, что оставила его в поезде. Я увидела его лицо, глядевшее на меня из окна, и поймала любопытное выражение, когда забралась в коляску, присланную мне навстречу из Пайн. Это был взгляд сильного волнения и, как мне показалось, почти тревоги. Кроме того, его пальцы вытащили из кармана записную книжку, и он принялся писать в ней, когда поезд тронулся. Я не могла отделаться от нелепой мысли, что он делает заметки обо мне.
Я никогда раньше не бывала на Юге, и эта местность произвела на меня впечатление самой пустынной из всех, что я когда-либо видела. Дорога вела нас прямо через ровные поля к невысокому, похожему на облака сосновому склону. Мы проехали через маленький городок, опустошенный бедностью и мрачный, с негритянскими лицами, в которых не было ничего веселого, что я связывала с их расой. Эти мужчины и женщины приветствовали нас, конечно, но довольно мрачно, не без изящества и даже некоторого величия. Немногие белые выглядели беднее черных или были менее способны скрывать свою бедность.
Моим кучером был седой негр, дружелюбный, но, как я вскоре обнаружила, совсем глухой. Он очень хотел поговорить, но так часто неправильно истолковывал мои выкрикнутые вопросы, что я сдалась. Я узнала, по крайней мере, что нам предстоит восьмимильная поездка; что за сосновым лесом есть болото; что летом климат ужасно нездоровый, так что большинство хозяев дезертирует, но что миссис Брейн всегда остается, хотя и отсылает своего маленького сына.
– Маленький хозяин Робби, он уже вернулся. Мы все рады его видеть. Джес создает мир развлечений, чтобы ему было весело.
Я тоже была рада присутствию ребенка. Веселый маленький мальчик – хорошая компания, и его легко завоевать экономке с ключами от кладовой в руке.
– Миссис Брейн – инвалид? – был, помнится, один из моих вопросов, на который я получила любопытный ответ.
– О нет, мисси, не сказать, чтобы робкая, не робкая. Это просто вид, ничего не значащий. Она настоящая маленькая леди. Нет, мисси, не думай об этом. Никто из нас не робок, нет, в самом деле.
И он отвесил доблестный поклон головой и подрезал своего жирного серого коня, демонстрируя великую доблесть. Очевидно, он принял мое слово “больной” за “робкий”, но речь была странная и дала мне пищу для размышлений.
К тому времени, как мы добрались до невысокой сосновой гряды, наш разговор подошел к концу, и мы молча побрели по тяжелому песку во мрак, прочь от нее и вниз, во внезапную сырость болота. Это была странная местность: затхлый ручей под высокими крутыми берегами извивался под искривленными, раскидистыми деревьями, покрытыми мертвенно-серым мхом. Все было серым: небо, дорога, деревья, земля, вода. Воздух был серым и тяжелым. Я старалась не дышать им и была рада, когда мы вышли на открытое песчаное пространство. Дальше был подъем и еще больше деревьев, ворота, заросшая сорняками подъездная дорожка, и через несколько минут мы остановились перед большим квадратным белым домом. У него было шесть длинных колонн от крыши до земли, пересекаемых на втором этаже балконом. Окна были большие, потолки, очевидно, очень высокие. На самом деле это был типичный южный дом, который я видела на фотографиях. Величественный и не лишенный красоты, хотя этот дом выглядел нуждающимся в уходе.
Я очень нервничала, когда переступила порог и дернула за звонок. Руки у меня были холодные, а в горле пересохло. Но едва дверь отворилась, как я оказался почти в объятиях маленькой, бледной, смуглой женщины в черном, которая выбежала в высокий холодный холл, взяла меня за обе руки и заговорила самым сладким голосом, какой я когда-либо слышала.
– О, мисс Гейл, я действительно рада вас видеть. А теперь заходите и выпейте со мной чаю. Мой маленький мальчик и я ждали вас с нетерпением с трех часов. Джордж, должно быть, просто потакал старой лошади. Они оба так стары, что потакают друг другу, наверное, из чувства товарищества.
Она прошла передо мной через двойную дверь, волоча за собой шарф, и я вошла в приятную старомодную комнату, заставленную вычурными маленькими украшениями и большой мебелью.
Пол комнаты был покрыт толстым ковром, а на стенах красовались темные обои, но сама комната освещалась ярким открытым огнем углей. Свет отражался в высоко висящей люстре с длинными хрустальными подвесками, а под ней стоял маленький мальчик. Мое сердце сжалось при виде его, он выглядел таким маленьким и хрупким.
– А вот и наш новый друг, Робби, – сказала миссис Брейн. – Подойди и пожми ей руку.
Я взяла его липкую ручонку и поцеловала желтоватое личико. Ребенок поднял голову. Такого безмолвного, внезапного ужаса я никогда не видела в глазах ребенка. Надеюсь, и никогда больше не увижу. Я отступила назад, наполовину испуганная и обиженная, потому что я люблю детей, и дети любят меня, и это маленькое, болезненное существо я страстно желала прижать к своему сердцу.
– Робби! – Воскликнула миссис Брейн. – Робби, дорогой! Он очень робок, мисс Гейл, вы должны его извинить.
Она не видела этого взгляда, только сжимающийся жест. Он был гораздо хуже, чем “робкий". Но я была слишком ошеломлена, чтобы говорить. Я отвернулась со слезами в глупых глазах и молча сняла шляпу и пальто, заправив выбившуюся прядь волос. Ребенок забрался к матери на колени и прижимался к ней, а она смеялась и уговаривала его. Под ее ободряющими взглядами он осмелился поднять глаза, затем откинулся назад, напрягся и закричал, указывая на меня, – это ее волосы! Посмотри на ее волосы!
Несколько мгновений его мать пребывала в полном смятении, потом снова засмеялась, виновато посмотрела на меня и, укачивая бедного испуганного ребенка на руках, сказала, – о, мисс Гейл, мы не привыкли к такому великолепию в нашем старом доме. Ну же, Робби, дорогой, не все женщины такие маленькие, черные и унылые, как твоя бедная мама. Я позволю ему забиться в угол, мисс Гейл, пока мы будем пить чай, а потом он привыкнет к вашей красоте и этим чудесным волосам на расстоянии.
Когда я подошла, ребенок убежал от меня и забился в дальний угол комнаты, из которого испуганно выглядывало его маленькое белое личико.
Миссис Брейн разливала чай и без умолку болтала. Было очевидно, что она очень страдала от одиночества. По ее глазам было видно, что она слишком долго жила воспоминаниями. Меня охватило горячее желание подбодрить и защитить ее. Она была такой маленькой и беспомощной.
– С тех пор как умер мой муж, – сказала она, – у меня действительно не хватило смелости уехать. Трудно вырвать корни, и, кроме того, есть старые слуги, которые полностью зависят от меня. Если я уйду, это просто уничтожит все их существование. И я не могу позволить себе платить им пенсию. – Тут она сделала паузу и рассеянно добавила, – по крайней мере, пока.
Интересно, ожидала ли она богатства? Ее фраза говорила сама за себя.
– Кстати, – продолжала она, – вы должны познакомиться с Делией, Джейн и Энни. Отныне это ваше дело. Делия – кухарка, а Энни и Джейн делают всю остальную работу. Я расскажу вам о них, чтобы вы могли понять их причуды. Они действительно старые друзья и верны, как сама верность. Иногда, – она засмеялась глухим смехом, который звучал так, словно давно не употреблялся, – я удивляюсь, как, черт возьми, я могла бы избавиться от них.
Она с юмором рассказала мне о трех старухах, которые работали в Пайн. Едва она закончила, как вошла Джейн. Это была женщина толстенькая, маленькая, морщинистая, с седыми кудрями, с поджатым лицом и маленькими, блестящими, тревожными глазками. И снова меня поразил вороватый, испуганный вид, который носили все в Пайн, кроме Джорджа, цветного кучера, с его бравадой.
Джейн была представлена мне и довольно мрачно поздоровалась. Тем не менее, я подумала, что она тоже, по-своему, рада меня видеть.
– Вы ведь не держите цветных слуг в доме, миссис Брейн? – спросила я, когда Джейн убрала чайные принадлежности, и мы поднялись наверх.
– О, мерси, нет! Из всех несчастных, суеверных, робких существ негритянки – самые несчастные. Я не хотела бы, чтобы кто-то был со мной в доме в течение даже одной ночи. Это ваша комната, мисс Гейл. Она находится в старой части дома, в том, что мы называем северным крылом. Напротив вас, вдоль коридора, находится детская Робби, которую мой муж раньше использовал как кабинет. В этом конце дома есть глубокие окна. Вы больше нигде не увидите этих подоконников в Пайн. В этом конце дома двойная стена. Я думаю, что старая северная стена сгорела, или была снесена, и прежний владелец просто построил еще одну стену. Возможно, он думал, что это сделает этот конец дома теплее и более защищенным от непогоды. Какова бы ни была причина, я думаю, что это делает эти конечные комнаты очень красивыми. Нет ничего лучше глубокого окна, не так ли? Надеюсь, вам понравится ваша комната.
Я была уверена, что так и будет. Она была действительно очень свежей и красивой, казалось, что ее недавно переделали, потому что обои, циновки, слой белой краски на деревянной обшивке, муслиновые занавески – все было в полном порядке. Когда миссис Брейн ушла, я подошла к окну и выглянула наружу. Из окна открывался очаровательный вид на старый сад, все еще усыпанный поздними осенними цветами и розами, которые цвели здесь, вероятно, всю зиму. Великолепная магнолия почти касалась ветвями окна. Чуть ниже стояла красивая беседка, увитая розами и жимолостью. Я глубоко вдохнула мягкий ароматный воздух. В ту ночь я была очень счастлива, очень благодарна за ту жизнь, к которой меня призывали Небеса.
Что-то в доме
Внизу маленькая комната, выходившая из гостиной, была отведена мне миссис Брейн под мой кабинет. Сюда каждое утро Джейн, Энни и Делия приходили ко мне за приказаниями.
Прошло две недели после моего приезда, все шло гладко и без происшествий, когда раньше обычного раздались шаги и стук в дверь этой комнаты. Мое “Войдите” служило для того, чтобы впустить всех трех старух, наступавших друг другу на пятки. Их вид был таким странным и нелепым, что я с трудом удержалась от смеха.
– Ну, – сказала я, – в чем дело?
Маленькое, круглое, сморщенное личико Джейн сморщилось и заморгало; флегматичная, квадратная фигура Энни была просто символом упрямого страха; Делия, длинная, худая и сутулая, с узловатой рукой, ощупывающей ее отвисший рот, подошла ко мне шаркающей походкой.
– Мы уходим мэм, – заныла она. От изумления я снова опустилась на стул.
– Делия!
Делия физически дрожала, ее белесо-голубые глаза слезились, но дух страха овладел ею полностью.
– Ничего не могу поделать, мэм, я сама была в этом доме прошлой ночью.
– Но это невозможно! Оставить миссис Брейн вот так, без предупреждения, без времени, чтобы найти кого-нибудь еще? Ведь только на днях она говорила: "Не понимаю, как бы я могла от них избавиться, даже если бы захотела".
Я хотела задеть их чувства, и мне это удалось. Все три странных старых лица вспыхнули.
– Ну, она нашла дорогу, вот и все, – пробормотала Делия.
– Что случилось? – Потребовала я ответа. – Это из-за меня?
– Нет, – тут же последовал ответ. – Вы лучший управляющий из всех, что у нас были, и вы добрая молодая леди. – Этот комплимент исходил от Делии, самой приветливой из троих. – Но дело в том, что…
Пауза, и испуг, который они, должно быть, испытали, заставил их всех побледнеть, задыхаться и говорить невнятно, как рыбы, изгнанные из тусклого мира их привычной жизни. Испуг передался немного и мне.
– Да? – Спросила я немного неуверенно.
Потом Энни, флегматичная дама, вышла вперед.
– В доме что-то есть.
При этих словах все трое сблизились.
– Мы уже давно подозреваем это. Те домработницы ни за что не покинули бы хорошее место и добрую хозяйку так быстро. – Делия подхватила рассказ. – Но мы, детка, не верили, думали, что это какая-то глупость. Но, мисс, это не так.
С минуту я молчала, глядя на них и чувствуя, признаюсь, некоторую растерянность.
– Тогда в чем же дело? – Резко спросила я.
– Это что-то, – вмешалась в разговор Джейн.
– Или кто-то, – добавила Энни.
Я постучала по столу. – Что-то или кто-то делает что? Где это делается?
– По всему дому, мисс. Но особенно в старой части, где живут наши слуги. Вот где это случилось с теми домработницами днем, и вот где это случилось с нами прошлой ночью.
– Ну, давайте, давайте! – нетерпеливо сказала я. – Что с вами случилось прошлой ночью?
– Делия вчера поздно вечером пекла хлеб на кухне, – сказала Энни.
– О, пусть Делия сама расскажет, – настаивала я.
– Но, мэм, сначала это случилось со мной. Я собиралась спуститься, чтобы помочь ей. Она так опаздывала, и у нее болела голова. Поэтому я надела халат и пошла по коридору к задней лестнице. Как только я подошла к повороту, мэм, в темноте, я так привыкла к этому, что даже не зажгла свечу, кто-то прошел мимо меня, как дуновение холодного воздуха, и волосы у меня встали дыбом!
– Другими словами, на тебя налетел холодный ветер, да? – Презрительно сказала я.
– Нет, мэм, там были шаги, более медленные, легкие шаги, которые были не так приятны мне, как дуновение воздуха.
Я ничего не могла понять. Вмешалась Делия.
– Она вошла в кухню, белая как мука, и мы вместе легли спать. Но едва мы легли в постель, как вошла Джейн, дрожа так, что свечное сало разбрызгалось по всему полу – вы сами можете это увидеть сегодня.
– А что случилось с Джейн? – Спросила я с усмешкой.
– Я лежала в постели, мисс, в темноте, немного бодрствуя, и услышала, как позади меня, в стене, кто-то громко вздохнул.
Я со смехом откинула голову. – Ах вы, глупые женщины! И это все? Уж не хотите ли вы сказать, что сквозняк холодного воздуха, падающая штукатурка или крыса в стене прогонят вас на старости лет из хорошего дома в мир?
– Подождите минутку, мисс, – воскликнула Делия, – есть еще кое-что.
Я ждала. Это что – то еще, казалось, было трудно сказать.
– Давай ты, – выдохнула наконец Делия, подталкивая Энни, которая сглотнула и заговорила с необычной быстротой.
– Робби заболел вчера вечером, ближе к утру. У него были ночные кошмары, сказала Мэри (Мэри была няней Робби, с которой в то время я почти не виделась), и она никак не могла успокоить его. Он говорил о даме с рыжими волосами, – они посмотрели на меня краешком глаза, и я почувствовала, как мое лицо вспыхнуло, – даме, которая стояла над ним … Ну! невозможно рассказать о причудах такого нервного ребенка, как он! Как бы то ни было, Мэри искала грелку, а мы, бодрые и нервные, хотели ей помочь. Мы с Делией пошли выпить горячего молока, а мы с Мэри снова вместе поднялись наверх из кухни и направились в детскую. А теперь, мисс, – они снова прижались друг к другу, и в горле у Энни что—то странно щелкнуло, – когда мы дошли до поворота коридора, мы увидели, как что-то выскочило из детской, быстро и тихо, и прыгнуло вниз по коридору и скрылось из виду. Мы с Делией, уже будучи напуганными, убежали в свою комнату, но Мэри она быстро добралась до детской, и там она нашла Робби почти в припадке, так что он не мог кричать, дергался, вертелся и закатывал глаза. Но когда она, наконец, успокоила его, это была та же самая история: дама с рыжими волосами, которая подошла и встала над ним, это был его постоянный кошмар, но мы все трое видели, как эта тварь выскочила из его комнаты.
– Почему Мэри не пришла предупредить? – Спросила я через несколько минут. За это время я преодолела, во-первых, некоторое чувство страха, вызванное не столько рассказом, сколько взглядом светлых глаз Делии, и, во-вторых, очень сильное чувство гнева. Я не могла отделаться от ощущения, что они наслаждаются этим бесконечным повторением “леди с рыжими волосами”. Неужели эти глупые создания подозревают меня в том, что я играю отвратительные трюки, чтобы напугать ребенка?
– Ну, Мэри, сегодня утром она выглядит довольно худой, – сказала Энни, – но она молода и отважна, и она говорит, что, может быть, нам просто показалось, что эта штука вылезла из детской, и, во всяком случае, она из тех, кто не оставит своего подопечного. Она так любит Робби.
– По-моему, мне нравится эта Мэри, – сказала я. Затем, оглядев их как можно презрительнее, я холодно продолжила, – хорошо, я передам ваш рассказ миссис Брейн. Я скажу ей, что вы хотите немедленно уехать. Нет, не тратьте больше времени. Делайте свою работу и будьте готовы упаковать чемоданы. Я думаю, миссис Брейн будет рада, если вы уедете.
Но я была очень удивлена, обнаружив, что оказалась права. Миссис Брейн почти охотно согласилась и даже, казалось, почувствовала облегчение.
– Во что бы то ни стало, соберите их как можно скорее. Я дам объявление, чтобы муж и жена заняли их места. Боюсь, что это будет довольно тяжелая работа для Мэри и вас какое-то время, так как я просто не допущу в дом ни одного из этих негров. Но…
Я нисколько не возражала против тяжелой работы и, сказав ей об этом, поспешила сообщить о результатах своей беседы, во-первых, Энни, Делии и Джейн, которые, к моему удовлетворению, казались не только потрясенными, но и обрадованными готовностью, с которой их отпустила хозяйка, а во-вторых, Мэри, няне.
Мэри
Я нашла Мэри с Робби в саду. Она встала со своего деревенского стула под большой магнолией и поспешила мне навстречу, скорее для того, чтобы отвлечь меня от своего подопечного, чем для того, чтобы сократить мою прогулку.
Ей не нужно было переживать. Я достаточно остро ощущала дневной страх Робби передо мной, но то, что я вызывала ужасные сны о рыжеволосых женщинах, склонившихся ночью над его кроватью, наполняло меня настоящим ужасом перед ребенком. Я бы ни за что на свете не приблизилась к нему.
Я остановилась и стала ждать Мэри.
Она выглядела свежей и крепкой, как какое-нибудь живучее цветущее растение, ничего “острого” в ней не было, насколько я могла разглядеть: невысокая и подтянутая, с круглыми преданными глазами, круглым румяным лицом, задиристым носом и бульдожьей челюстью – не красавица, конечно, но такая надежная и приятная на вид, какой ее могли сделать здоровье, честность и чистота. Я радовалась ей в то утро, и даже в то худшее время, когда ее доверие ко мне немного пошатнулось.
– Мэри, – сказала я, – вы не могли бы уделить мне минут пять? Мне нужно многое вам сказать.
Она оглянулась на Робби. Он был занят, играя палочками на гравийной дорожке.
– Да, мисс. Конечно.
И я завладела ее спокойным, полным вниманием.
– Значит, сегодня утром вы не перепугались до полусмерти? – Спросила я.
Она не улыбнулась мне в ответ, но покачала головой.
– Нет, мисс Гейл, – твердо сказала она, – хотя я видела, как эта тварь вышла из детской. Но это могла быть ангорская кошка миссис Брейн. В такие моменты, когда человек немного расстроен, вещи могут казаться в два раза больше, чем они есть на самом деле, а что касается кошмара Робби, то, как я понимаю, это ничего не значит, кроме того, что когда-то, когда он был еще младенцем, какая-то рыжеволосая женщина сильно напугала его. Во всяком случае, он ужасно нервный малый, и в его поведении есть страшная тайна. Поначалу он мне почему-то не нравился, такой странный. Но теперь, и тут она улыбнулась с искренним сиянием, нужно нечто большее, чем призрак, чтобы отпугнуть меня от заботы о нем. И к тому же испуганный призрак.
– Вы знаете, что Делия, Энни и Джейн сегодня уезжают?
Мэри подняла руки и открыла голубые глаза.
– Мой Бог! Бедные, глупые женщины! Простите, мисс Гейл, но я никогда не видела таких трусов. Эти домработницы и их нервы!
– Экономки, Мэри?
– Да. Этим летом у нас их было три. Это были самые одинокие и нервные женщины, каких я когда-либо видела. Первая не могла заснуть, потому что слышала шаги над головой; вторая чувствовала, что кто-то прошел мимо нее в коридоре; третья не хотела говорить, в чем дело, она боялась больше всех. Вы молодая и мужественная леди. Я рада этому, потому что считаю, что такая утонченная леди, как миссис Брейн, должна иметь в своем доме мир и покой. А теперь, мисс, я сделаю все, чтобы помочь вам, пока вы не найдете кого-нибудь, кто займет место этих женщин. Я умею хорошо готовить, стирать и не пренебрегать своим Робби.
Я отбросила мысль о трех экономках.
– О, Мэри, спасибо! Вы просто великолепны! Миссис Брейн говорит, что собирается обзавестись мужем и женой.
– Вот и хорошо. Вот что нам нужно – мужчина, – сказала Мэри. Она была подчеркнуто старомодной женщиной, то есть женщиной, вполне способной на любой вид героизма, но никогда не чувствующей себя в безопасности, если в доме нет мужчины. – Эти черные люди, по-моему, хуже призраков. Не то чтобы они часто заходили, но одна из горничных просила, чтобы Джорджу разрешили спать в доме. Я и сама была против. Теперь вы можете положиться на меня, мисс.
Я была почти нелепо благодарна ей, отчасти потому, что ее отвага успокоила мои нервы, которые немного расшатали утренние события, а отчасти потому, что я была рада, что она не разделяла странного предубеждения Робби. Я вернулась в дом, полностью собравшись с духом, и смотрела, как три старухи уходят, не испытывая ни малейшей боли.
Тем не менее, это описание других домработниц неприятно задержалось в моей памяти.
