Kitabı oku: «Следуй за ритмом», sayfa 4

Часть третья: «Мисс Лос-Анджелес»

«Счастлива ли ты, юная леди из Города Света?

А может быть, ты – одна из потерявшихся ангелов Города Ночи?

Мы едем через твои окраины

Прямиком в твою печаль, твою печаль, в глубь твоей печали.»

L.A. Women (с) The Doors

– Почему ты улыбаешься? – Бари затушил в пепельнице сигарету, откидываясь на спинку стула.

 Надо же, а ведь я, и правда, улыбалась! Несмотря на взрыв хейта в комментариях.

– Наверное, потому, что дальше придётся раскрыть глаза всем этим доморощенным фанаткам, которые складывают своё мнение о «звезде» опираясь на прессу и легенду, выдуманную пиар-агентством. Ты ведь прекрасно знаешь, экранный образ артистов, зачастую, ровно противоположен тому, что остаётся за кадром.

 Флеминг согласно кивнул.

– Например, Кэрри. Она поёт проникновенные песни о неразделённой любви и разбитом сердце, но сама никогда подобного не испытывала. Самые «серьёзные» отношения в её жизни случились на фестивале Rock am Ring и продлились часов двадцать!

 В глазах журналиста вспыхнул профессиональный интерес.

– И кто был счастливчиком? – словно невзначай поинтересовался он.

– Вот уж хрен тебе, – усмехнулась я. – Я не стану называть имён!

– Ну, хоть намекни… – прищурился Флеминг, однако быстро осознал, что вытягивать из меня информацию, если я не собираюсь её разглашать, бессмысленно. – Ладно, к чему всё это?

 Я сделала глубокий вдох, пригубила вина, задумчиво разглядывая размытые очертания комнаты, отражающиеся в не задёрнутом шторами окне. На улице уже стемнело, Лос-Анджелес преображался.

– Что тебе удалось нарыть на Джеймса, когда он только прилетел в Америку? – не глядя на журналиста, спросила я.

 Бари почесал подбородок, равнодушно выдав скопище сухих фактов.

– Ничего особенного: родился, учился, создал группу, записал пару успешных синглов, снялся в рекламе. За полгода до заключения контракта с Харди расстался с девушкой, какая-то британская актриса молодёжных сериалов, она ему изменила с режиссёром. Обозлился на весь мир и решил перебраться в штаты.

– Вооот! – воскликнула я, тыкая пальцем в потолок, как безумный учёный. Флеминг вопросительно вскинул бровь. – Никакой девушки не было! Точнее, девушка то была, но измен и болезненного разрыва нет! Это всё выдуманная легенда, чтобы привлечь к персоне Марлоу тот контингент «поехавших», которые за разбитое сердечко мальчика с плаката готовы рвать на себе волосы, в надежде стать именно той, кто исцелит его израненную душу!

– И много таких… эм…

– Дур? – помогла я журналисту. Он усмехнулся, кивая. – Ну, по последним данным нашего аналитического отдела сорок два процента из всей фан-базы.

– С ума сойти! – потрясённо ахнул Бари. – Это же почти половина.

– А я тебе о чём! – иронично усмехнулась я, даже не пытаясь скрыть своего пренебрежительного отношения к сбрендевшим фанаткам. – Но, именно этот пласт слушателей вкидывает основное бабло в артиста. Они одержимы. Скупают любой мерч, даже если идол всего лишь вскользь упомянул о нём в интервью. Перечисляют огромные суммы на благотворительные акции по призыву любимчика, не вникая в суть. Пользуются той же косметикой. Выбирают отрекламированные марки одежды, рестораны доставки, да всё, что угодно. Репостят и ретвитят нужные нам новости, создавая информационную волну.

 Мы немного помолчали. Журналист обновил в моём бокале вермут, предложил сигарету, я отказалась, после чего вновь приступил к расспросам.

– То есть, сейчас ты раскроешь нам секрет голливудского продакшна изнутри?

– Нет. Не совсем. Я просто хочу, чтобы люди знали, какой Джеймс за пределами объективов и фотовспышек. Здесь… – я прижала к груди ладонь и слегка улыбнулась.

Эпизод первый

 В Lobster я провела ещё около часа. Кэрри заверила, что наше «недоразумение» с Джеймсом на измену не тянет, и если мы не продолжим то, что начали на вечеринке, можно выбросить данный инцидент из головы. В общем, подруга предложила мне просто не париться.

 Бишоп прекрасно знала о том, что наш брак с Аланом трещал по швам. Она часто советовала поставить точку в этих отношениях, пока не поздно, пока я ещё «в самом соку». Кер не понимала желание Харди запереть меня дома, упрекала за отказ продюсировать мой проект, негодовала из-за того, что муж спихнул на меня бумажные дела, при этом не выделив официальной должности в лейбле. Короче говоря, как своего наставника она его уважала и ценила, а вот в качестве второй половины лучшей подруги – нет!

 До северного Голливуда я добралась, когда уже почти стемнело. Тащиться с музыкантами в бар не было никакого желания. Перебьются! Но не оставлять же их голодными… Поэтому, пришлось позвонить в наш любимый с Аланом ресторан китайской кухни, сделать заказ на шесть персон и забрать его по пути.

 Паркуясь во внутреннем дворе я заметила, что в гостевом доме не горит свет. Неужели The Crash всем своим составом торчат у нас?

 Ладно, может это и к лучшему, не придётся оставаться с Марлоу наедине.

 Подходя к дому, я услышала музыку, живую музыку – кто-то играл на рояле в гостиной. Последние несколько лет инструмент молчал. Алан купил его на третью годовщину нашей свадьбы. К пятой я поняла, что мои песни, если и увидят свет, то в исполнении других артистов. К седьмой окончательно отчаялась и похоронила своё творчество в столе. Возможно, это и превратило меня в красивую снаружи, но совершенно пустую внутри, копию самой себя.

 Я вошла в холл очень тихо, прислушиваясь к чарующим звукам клавиш. Играли «Hurt» в вариации Джони Кэша.

 Обожаю эту песню…

 Тихонечко пробравшись на кухню, я оставила пакеты с едой на острове и крадучись побрела в гостиную. В доме было темно. Комнату освещал лишь стоящий возле рояля торшер, в контровом свете которого я увидела идеальный профиль Джеймса Марлоу.

 Блондин играл с закрытыми глазами, полностью погрузившись в себя. Его руки столь непринуждённо перемещались по чёрно-белому полотну, что я застыла в изумлении. Никогда в жизни не видела ничего более совершенного!

 Чёткие, но мягкие аккорды попадали в ритм моего сердца, заполняя каждую клеточку тела любовью к музыке. Композиция к этому моменту уже преодолела второй куплет и пошла в развитие. Легион восхищённых мурашек стремительно атаковал ноги, поднимаясь жаркой волной к груди. Да, это было самое настоящее возбуждение, но не опошленное зовом плоти. Моя душа кровоточила удовольствием, наполняясь всеобъемлющим счастьем.

 Джеймс распрямил спину и усилил давление. Его плечи напряглись. На длинной шее в такт пульсировала вена. Облизнув губы, он выразительно качнул головой, подчёркивая устойчивый аккорд. Длинные, белокурые локоны упали на окрашенное глубокой задумчивостью лицо.

 Вдох. Отнял руки от инструмента, но в следующее мгновение с неутолимым рвением перешёл к кульминации. Моё сердце вздрогнуло и затерялось в вихре стройных арпеджио.

 Марлоу, определённо, был рождён для музыки. Нет, он являлся её материальным порождением!

 Длинные пальцы продолжали невесомо порхать над клавишами. Под бледной кожей контрабасными струнами проступили мышцы. Глаза музыканта по-прежнему оставались закрытыми, но выражение лица изменилось: плотно сжатая челюсть, трагически нахмуренные брови, трепещущие ресницы – он переживал минорную гармонию как живую эмоцию.

 Последние переборы. Экспрессия в чистом виде на гране отчаянья… Душа жалобно застонала, умоляя пианиста не останавливаться. Каждая искусно взятая нота источала страсть, боль и поклонение чему-то большему, высшему, неземному! Музыка искрила внутри рояля, искрила внутри исполнителя, искрила внутри меня, она была всюду.

 Джеймс закончил.

 Потрясающе! Настоящая магия. Нерушимая сила прекрасного. Рождение, взросление, борьба, смирение, прощение и смерть… Я прожила целую жизнь, стоя на пороге собственной гостиной.

 Спасибо тебе за это, Джеймс Марлоу!

Эпизод второй

– Джонни Кеш? Интересный выбор…

 Марлоу, пойманный с поличным, испуганно дёрнулся и повернул голову по направлению моего голоса. Несколько секунд он смотрел почти возмущённо, но вскоре легонько улыбнулся, ехидно сощурившись.

– И давно ты тут стоишь? – его хрипловатый барион разлился волнующей дрожью по моему телу.

– Почти с самого начала, – честно призналась я, медленно проходя в гостиную, отчего-то чувствуя себя лишней в собственном доме.

– Подглядывала, значит, – вскинув бровь, музыкант снял ногу с педали инструмента и полностью развернулся ко мне.

 Взгляд тут же зацепился за его угловатые колени, торчащие из прорезей чёрных джинсов, точнее за выглядывающую из-под ткани татуировку.

 Интересно, сколько их у него?

 Я немного помолчала, не зная, что ответить. А потом, отметив, что в доме стоит гробовая тишина, огляделась по сторонам, разведя руками.

– Где остальные? Я заехала в TRIPLE-8, привезла китайской еды.

 Марлоу признательно кивнул, но вскоре виновато пожал плечами.

– Парни решили прошвырнуться по злачным местам Лос-Анджелеса и свалили в город.

– Вот оно что…

 Выходит, мы всё-таки остались одни. Туше!

– Ладно, – встрепенувшись, пытаясь отогнать неуместные мысли я, неуклюже переступила с ноги на ногу и хлопнула себя по бёдрам ладонями. – Еда на кухне, не буду тебе мешать, можешь продолжать музицировать…

 Развернувшись на пятках, я тут же засеменила к лестнице, но на полпути Марлоу меня окликнул.

– Лора!

 Нет уж! Нам не о чем говорить, тем более тет-а-тет! Нужно срочно валить к себе!

 Не реагируя, я начала подниматься на второй этаж.

– Лора, да подожди ты! – ударило в спину.

 Британец встал из-за рояля и бросился вдогонку. Вдоль позвоночника пробежал колючий холод. Я ускорила шаг.

– От чего ты бежишь? – с вызовом крикнул парень.

 Это вынудило меня остановиться. Медленно повернувшись, я надменно хмыкнула.

– Никуда я не бегу. Просто устала. Тяжёлый день.

– Послушай, – потянувшись ко мне своими длиннющими пальцами, бегло заговорил блондин, – понимаю, мы попали в странную ситуацию…

– О, вот как это называется – странная ситуация?! И нет, не трогай меня! – огрызнулась я, отскочив от британца, как от огня.

– Ладно, хорошо! – отойдя на пару шагов, Джеймс поднял обе руки вверх. – Мы просто не с того начали…

– Да уж, точно, не с того… – едко поддела я.

 Комичность данной фразы, учитывая как именно мы «начали», а точнее «кончали», казалась мне просто апофеозом идиотизма!

 Повисла тишина. И я, и Марлоу бездумно уставились в пол. Не знаю, испытывал ли Джеймс чувство вины, но меня буквально разрывало от него.

Спустя некоторое время музыкант звучно выдохнул и, проведя ладонью по голове, убрал назад волосы.

– Давай попробуем рестартнуть? Поужинай со мной, как друг.

 Я заглянула в его глаза, и чуть было не застонала вслух. Джеймс не улыбался, выглядел очень серьёзным, но в его голубых озёрах плескалось нечто опасное, дурманящее моё сознание.

 ВНИМАНИЕ! Уровень опасности желтый!

– Спасибо за приглашение, но я перекусила в городе.

 Мой желудок тут же предательски заурчал на всю проклятую комнату!

– Точно? – приглушённо засмеялся рокер, от дребезжания его связок я почувствовала лёгкие толчки внизу живота.

 Чёрт! Может, это какой-то вирус? Марлоу-вирус нового поколения? Биологическое оружие призванное порабощать женщин? Ну, точно! Уже и голова загудела, и ноги подкосились, совсем как при гриппе!

– Ладно, поймал, я не ужинала. Просто думаю, что нам не следует… – я туго сглотнула и твёрдо добавила, – это плохая идея, Джеймс!

– Лу, если ты будешь шарахаться от меня как от прокажённого, Алан точно что-то заподозрит.

 Почему он назвал меня Лу?.. Очень странно, но мне понравилось. И да, в чём-то Марлоу был прав. Моя нервозность могла вызвать куда больше подозрений. Ведь обычно я держалась особняком и не проявляла особых эмоций по отношению к его музыкантам.

 Я задумалась, ненадолго выпав из реальности. Стояла, как мраморная статуя с пустыми глазницами. За это время британец успел подойти достаточно близко, но тактично не вторгался в личное пространство. Ждал.

– Я не знаю, Джеймс, правда… Это всё неправильно.

– Согласен! – уверенно кивнул он. – Но Лора, мы взрослые люди! А взрослые люди решают проблему, а не бегут от неё. Любой косяк можно исправить, если думать головой, а не…

– Достаточно! – перебила я, выбросив руку в предупредительном жесте. – Твоя позиция мне ясна!

– Ну, так что? Составишь компанию? Ненавижу есть в одиночку.

 Недолго потоптавшись на месте, я таки решилась. Это всего лишь ужин, чего так дёргаться? Да, произошло недоразумение, но вполне себе разрешимое! Как там? Принять и идти дальше? Попробуем. А вдруг получится?

– Хорошо, я поужинаю с тобой, только держи руки при себе.

– Обещаю.

 Марлоу растянул губы в довольной улыбке и, заправив за ухо упавшую на лицо прядь волос, зашагал в сторону кухни. Я же, окинув взглядом гостиную, усмехнулась очередному стечению обстоятельств. Сами посудите: муж неожиданно улетел в Нью-Йорк, а музыканты The Crash свалили в город…

 Вселенная? Ты всё ещё на связи?.. Впрочем, пофиг! Можешь не отвечать.

 Отбросив в сторону философские мысли «о вечном», я направилась вслед за блондином, повторяя про себя: я сильная, независимая женщина! Сильная, независимая и ЗАМУЖНЯЯ!

Эпизод третий

 Столько, сколько мы смеялись в этот вечер я, наверное, не смеялась никогда в своей жизни!

 Джеймс оказался полным психом, в самом хорошем смысле этого слова, постоянно дурачился и травил уморительные байки! Мы много говорили «без купюр» о жизни, о планах на будущее, о прошлом. Он рассказал с чего всё началось, как впервые пришла мысль сколотить группу, не ради того, чтобы нравиться девчонкам, а потому что песни, рождающиеся в голове, рвались наружу – очень знакомое чувство. А вот обилие поклонниц, напротив, Марлоу считал проблемой. Как-то он решил выступить на школьном концерте с песней группы Queen. Публика приняла белобрысого, худощавого парнишку на ура, но потом ему пришлось сбегать от толпы девиц, через окно в мужском туалете на втором этаже.

– Тогда я в полной мере ощутил, что такое популярность, – посмеиваясь, сказал он, тряхнув своей шикарной шевелюрой. – Знаешь, меня это напугало до чёртиков, прежде никто не обращал внимания на странного, долговязого чудака с гитарой, постоянно что-то пишущего в тетради. А тут, такой ажиотаж. Я просто не знал, что с ним делать. Хотя, не скрою, было приятно, особенно подростку, нуждающемуся в признании. Я говорил, что вырос без отца?..

– Нет, – тихо ответила я, грустно улыбнувшись. – Но, у монеты всегда две стороны. Ты не можешь просто писать песни, вышвыривать их в мир, и не нести за это ответственность.

– Именно, – согласился музыкант.

 Мы замолчали, правда теперь тишина не казалась напряжённой, а была уютной, наполненной особым смыслом и взаимопониманием.

 Ещё я узнала, что лучшим концертом в своей жизни Марлоу считает выступление в Сент-Джеймсском парке в Лондоне. Играли акустику. Пели в основном по заказу публики. Бесплатно и для удовольствия. Но ребятам всё равно кидали деньги, прямо на траву. После окончания сета они отнесли всю собранную наличность в ближайший приют для бездомных животных.

– Я никогда не рассматривал музыку, как средство заработка. Для меня писать песни, петь их, всё равно, что дышать или есть, – Джеймс мечтательно улыбнулся и засунул в рот огромную креветку, аппетитно её пережевывая.

 Мы были в гостиной, расположились на пушистом белом ковре возле камина. И не спрашивайте на кой чёрт в доме камин, если ты живёшь в Калифорнии! Это была моя сумасшедшая идея, которой Алан не стал противиться. Никакого газового оборудования и имитаций, только настоящие дрова и треск огня, согревающий душу. Харди пришлось вбухать немало денег в индивидуальную систему охлаждения, чтобы при использовании в плюс тридцать дома не случилось крематория.

– А почему ты ей изменила? Почему оставила музыку? – задумчиво спросил Марлоу, наливая вино в мой опустевший бокал.

 Честно признаться, я не любила женский алкоголь, предпочитала что-то потяжелее, но сегодня был странный вечер и, в каком-то смысле, особенный.

– Что ты имеешь в виду? – Наблюдая за танцующем пламенем, уточнила я.

– Ты ведь приехала в LA, чтобы пробиться.

 Я удивлённо глянула на блондина. Он лежал на боку, подперев голову согнутой в локте рукой.

– Откуда такая осведомлённость?

– Я тебя прогуглил, – чуть вскинув бровь, ответил Джеймс.

– Серьёзно? Ты меня гуглил? – я засмеялась, забрала бокал и, пригубив вина, досадливо покачала головой.

– Ага, а ещё подписался на твой профиль и кинул заявку в друзья. Уже дважды, между прочим. Но, ты её так и не подтвердила, – наигранно обиженно скорчился британец.

 Я притворно закатила глаза.

– Так что случилось? Почему отказалась от своей мечты? – не унимался он.

– Не знаю… Алан случился, – нехотя ответила я, залпом уничтожая вино, выдавая с потрохами разочарование собственной жизнью.

– Что за бред? Разве это, наоборот, не должно было сыграть тебе на руку? Он ведь уже тогда продюсировал артистов и весьма успешно.

– Харди не любит смешивать личное с работой. А я была для него слишком личным…

 Джеймс осуждающе хмыкнул. Мы снова замолчали. Непринуждённая атмосфера начала стремительно съеживаться, наводняя пространство горькой дымкой тоски. Тишина, повисшая в воздухе, стала почти ощутимо кислой на вкус.

 Я ненавязчиво посмотрела на собеседника. Он почти не двигался, глядел куда-то вдаль, погружённый в собственные мысли. Такой красивый, задумчивый, необычайно чувственный. Свет от камина обрамлял его профиль, мягко подчёркивая плавную угловатость черт. Противоречие на противоречии, в этом был весь Джеймс Марлоу! С виду бесшабашный панкушник, дерзкий (ходили слухи, что ещё и драчливый), а на самом деле очень искренний парень, с тонким внутренним миром и весьма трезвым взглядом на жизнь. И, да, в отличие от других музыкантов, почти без вредных привычек!

 Британец заторможено моргнул. Уголок бледных губ дрогнул, словно он собирался улыбнуться, чего так и не произошло. Вместо этого блондин опустил взгляд к своему бокалу, слегка покатал вино по стенкам и сделал глоток.

 Прекрасен… Как же он прекрасен!

– Лора, ты счастлива? – ни с того ни с сего, спросил Марлоу, глядя на меня из-под светлых ресниц.

– Ну… – протянула я, стараясь казаться не обременённой сожалениями, – королевой Лос-Анджелеса я так и не стала, зато обзавелась титулом первой леди рокерского котла.

 Музыкант как-то слишком печально улыбнулся.

 Меня начала напрягать сложившаяся ситуация. Джеймс копнул непозволительно глубоко в прошлое. Кажется, он и сам не был готов к такому погружению. Мы коснулись чрезмерно личных тем, непростительно быстро стёрли черту между дежурной вежливостью и абсолютным откровением. Одно дело – «начать сначала» и стать просто знакомыми, коллегами в каком-то смысле. И своем другое – делиться друг с другом чем-то интимным: воспоминаниями, мечтами, разбитыми надеждами. Это накладывало особый отпечаток, делало нас ближе.

 Уровень опасности – оранжевый!

 Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, я встала на ноги и пошла за гитарой. Джеймс ничего не сказал, просто молча смотрел на то, как с характерным щелчком открывался кофр и в моих руках появился акустический Martin.

 Вернувшись к камину, я протянула парню гитару, требовательно кивнув.

– И что ты хочешь, чтобы я сыграл? – без лишних пререканий, спросил он, принимая сидячее положение.

– Не знаю, что-нибудь, что подчеркнёт трагичность моей жизни, – иронично усмехнулась я.

– Может быть, лучше это?..

 Рокер ударил несколько раз по струнам, обозначая гармонию. Я сразу же поняла, что он наигрывает The Offspring «Give It To Me Baby».

– Какая пошлятина…

 Марлоу звонко цокнул языком, а затем синие глаза пытливо обвели комнату взглядом, останавливаясь на гитарном комбике, стоявшем возле ударной установки и на Fender расположившемся там же – неподалёку от рояля.

 Отложив акустичку, британец поднялся на ноги, уверенно направляясь к электрическому инструменту.

– Для трагичности, нужен звук пожёстче, – на ходу оповестил он.

– Может тебе ещё и микрофон подключить, да нагнать сюда толпу фанаток? – издевательски бросила я, наблюдая за тем, как парень склонился к гитаре, бережно взял её в руки, перебросил ремень через плечо, вставил штекер в разъём и включил комбарь.

 Выкрутив звук на инструменте, Марлоу прошёлся по аккордам, проверяя строй, после тряхнул головой, отчего волосы упали ему на лицо, пряча от меня глаза (привычный образ на сцене), и тихо произнёс:

– Я редко пою эту песню на публике, она слишком личная…

 Отлично! Я пыталась увести беседу на безопасную территорию, а в итоге снова вторглась на заповедные земли! Но протестовать было поздно, Джеймс начал играть. И когда его голос вплёлся в действительно трагическую гармонию, подчёркивая её словами, я в мгновении ока прикусила язык, потрясённо глядя на него, чувствуя, как от каждого пропетого слова у меня сжимается сердце.

 
«Я
С пулей навылет в грудь,
Втоптанный между строк,
Не ухвативший суть,
Падая на колени…

Знал,
Кто, подписав конверт,
Всадит в меня клинок.
И наложив запрет
Вновь разожжёт сомнение.

Я
Маявшись до темна,
Высушенный от чувств,
Выжженный до бела,
Приговорён к смирению.

Знал,
Что рассвет придёт.
День окажется пуст.
Солнце меня убьёт.
Знал и искал спасенья…»
 

 Эта была не просто песня, а переплетение музыки, голоса, боли и тягостных сожалений. Описать словами подобное невозможно, только почувствовать. Личное… определённо слишком личное.

 Марлоу продолжал петь, и с каждой секундой меня уносило всё дальше от Калифорнии. Я была где-то там и, вместе с тем, слишком глубоко здесь, увязнувшая в собственных драмах и потерях. Хриплые срывы низкого голоса болезненно хлестали душу. Я страдала вместе с исполнителем, проживая его историю. Джеймс превратился в один сплошной комок нервов, в шаровую молнию, которая могла рвануть в любой момент. Теперь он играл не просто с закрытыми глазами, а жмурился изо всех сил, словно ему было физически больно. От надрыва на лбу музыканта постоянно пульсировала вена, её было заметно даже под волосами. Он снова не существовал отдельно от музыки, слов, инструмента, став звуковой волной, единым потоком прекрасного.

 Ко второму куплету у меня закружилась голова, потому что я напрочь забыла, как дышать. Казалось, будто бы моя собственная душа покинула тело и теперь стояла рядом с британцем, не решаясь к нему прикоснуться, но неистово желая этого.

 Рваные аккорды пронзали насквозь вихрем чувств и эмоций. О чём я только думала, когда попросила Джеймса спеть? Что он один из той серой массы музыкантов, которые пишут песни ради толпы? Как же я ошиблась! Опять…

 Тишина. Всё закончилось. Но еле заметные вибрации всё ещё блуждали по комнате, сталкиваясь с мебелью и стенами, рикошетя от них, возвращаясь ко мне. Я была поражена до глубины сознания, подсознания, и до них же очарована, восхищена, уничтожена.

 Некоторое время Марлоу стоял неподвижно. Я тоже не шевелилась, просто смотрела на него. Наверное, стоило похвалить исполнение, композицию, текст, но мы оба понимали – в данный момент любые слова окажутся лишними. К тому же, по моим глазам, в которых блестели слёзы, и так всё было понятно. Кому бы Марлоу не посвятил эту песню, он вывернул из себя душу, чтобы написать её. И за этот подвиг я безмерно его уважала. Алан выбрал правильного артиста! Нет, не артиста – музыканта, настоящего музыканта! Человека отмеченного печатью Бога.