Kitabı oku: «Цена рока», sayfa 22
– Посмотрим, кто у кого будет сосать, когда мы разделаемся с тем мудлом. Хотя нет, знаешь, заставить тебя сосать при нём будет куда веселей! – безумные чёрные глаза Баттерса вспыхнули от такой идеи, и он снова заржал, попутно доставая из кармана куртки уже давно знакомый пистолет. Отсмеявшись, он вышел навстречу Кейду, напоследок бросив: – Смотри в оба, Ричи. Сука явно выкинет какой-нибудь фокус.
Кейд никогда не считал себя хорошим человеком. Слишком мутное это понятие, слишком возведённое в абсолют. Жизненные ориентиры не делились для него на чёрное и белое. Топая к святящему у станции фонарю с заряженным ружьём в правой руке, он знал, что его готовность убить – не чёрное, а долбящая в груди цель спасти Сью любой ценой – не белое. То, что он придёт и отдаст за неё собственную жизнь, такая же аксиома, как форма земного шара. Так устроен мир. Так устроен он сам. Слишком много было ошибок в прошлом, чтобы сейчас допускать ещё одну. До поезда десять минут, и этого должно хватить, чтобы сделать, возможно, самое важное и чистое в своей неприглядной биографии: дать ей уйти живой. Уйти отсюда, уехать с Данди, и когда-нибудь уже забыть, чёрт возьми, что такое боль.
За эти недели на неё свалилось больше этого дерьма, чем за все двадцать три года – и чем больше шагов Кей делал, тем чётче понимал, кто тому причина. Вечно виноват… Что ж, если сдохнуть за неё – последнее, что он сделает, то возможно, в раю это посчитают достаточным искуплением.
Последние тяжёлые шаги под свет фонаря, окидывая взглядом всю развернувшуюся картину. Кричащие ему глаза Сьюзен – и чёрт побери, какое невозможное облегчение увидеть её относительно невредимой, не окровавленной и не избитой, в целой одежде. Лишь лезвие у горла заставило крепче сжать ружьё. Прекрасно слышал, что она ему говорила: ругалась. Посылала его отсюда нахуй. Боевая девочка… А как же тогда выберешься ты? Мысленно поклялся сделать всё, что в его силах.
– Здравствуйте-здравствуйте, дорогие зрители! – показушно кривлялся Баттерс, выдвигаясь вперёд с расставленными руками, в правой из которых мельтешил пистолет. – Добро пожаловать, Кейд. Ты как раз вовремя. Я тут обсуждал с твоей шлюхой возможность быстренько мне передёрнуть, пока не пришёл её поезд. Как она, успеет, или даже на это не годна?
– Отпусти её, – слишком сиплым голосом прошипел Кейд, вскидывая ружьё. – Я тут, тебе нужен только я. Пусть она идёт, а ты сможешь сделать со мной всё, что тебе так хочется.
– Ты бы убрал свою пукалку, а то разговора точно не выйдет, – но Кей не торопился выполнять его требование, и Джо рявкнул: – Сказал, ружьё на землю! Ричи, кажется, кретин нас не понимает!
Ричи мгновенно усилил давление на горло Сью, и на светлой коже проступила алая полоска, а капля крови скатилась к вороту белой майки. Она тяжело задышала от напряжения и укола боли, и Кей со вздохом откинул от себя ружьё – на чётко отмеренное расстояние полушага. Каждая рана на её теле в разы хуже, чем если бы били или резали его самого. Обжигала калёной сталью по внутренним органам.
– Вот так, хороший мальчик, – одобрительно оскалился Джо. – Твоё предложение заманчиво, не скрою. И денег я у тебя в руках тоже не вижу. Знаешь, я ведь не садист. Мы же с тобой когда-то так дружили… Пока ты не подставил меня, конечно. Но я не такое дерьмо, как ты, так что да: я отпущу её. Сразу после того, как она отсосёт мне. Потом пусть валит, а мы с тобой останемся ждать поезд, как старые друзья. Как тебе предложение?
– Пошёл ты нахуй с такими предложениями, – прошипел Кей, предупреждающе шагнув вперёд и почти задев ружьё ботинком. Его едва не разорвало от мерзости, как только он представил нечто подобное. На его тяжёлый воинственный выдох Джо тут же вскинул повыше пистолет:
– Ну-ну, не дёргаться, мальчик с гитарой. По мне так это отличный компромисс…
– Я согласна, – вдруг подала голос Сью, и на неё в шоке уставились две пары глаз: дымчатые, подёрнутые плёнкой ярости, и чёрные – с обдолбанными зрачками. Она сама не ожидала от себя такой смелости, но природные способности к блефу заиграли на полную мощь от кипящего в венах адреналина. Сладко улыбнувшись, она протянула: – Прости, Кей, но своя шкура мне дороже. Так что один отсос, и я пойду, а вы тут разбирайтесь. Только, хм… без рук не очень удобно. Постараюсь управиться девятью пальцами.
Она повела затёкшим плечом, и Джо громко заржал, сгибаясь пополам. Кей смотрел на неё в полном ауте, пытаясь прочитать на лице, какого хуя она задумала. Враньё от первого до последнего слога, ему ли не знать. Кулаки сжались до побелевших костяшек на уж слишком показушное и громкое веселье Баттерса:
– Охуенная проблядушка… Кей, ты где её вообще откопал? Даже жалко будет сдохнуть за такую тупую пизду. Но раз вопрос решён: Ричи, развяжи её. Посмотрим, какая она мастерица.
«Что ты творишь, что ты творишь, что ты творишь, твою мать?!» – стучало в висках Кея, пока он в бессильной ярости наблюдал, как Джо суёт в карман пистолет и вразвалочку подходит ближе к Сьюзен. Негр убрал лезвие от её шеи и перерезал верёвку на запястьях – она с тихим вздохом размяла руки и на секунду поймала взгляд Кея.
«Даю тебе шанс», – её сверкающие в свете фонаря агатовые глаза переворачивают кишки пониманием. В повисшей тишине слышно только звон пряжки ремня Баттерса и сверчков в придорожных кустах. А если прислушаться, то вдалеке – нарастающий стук колёс.
Шанс. Ему нужна секунда. Сьюзен задерживает дыхание, собираясь с силами, и когда их с Джо разделяют уже не более двух шагов, резко вскакивает с колен, ударяя затылком в челюсть не ожидавшего подвоха Ричи.
– Блять! – тот отшатывается, теряя ориентир в пространстве, и этой заминки Кейду хватает, чтобы рывком подхватить с земли ружьё. – Сука! – взревев, взбешённый выпадом Ричи проворачивает нож в руке, и блеснувшее так близко от шеи Сью лезвие ставит точку на выборе цели.
Нет ни жалости, ни сомнений, лишь страх зацепить её, но и он уходит: промазать по такой туше сложно. Кейд выжимает спуск, отдача бьёт в плечо, но вылетевшие из ружья стальные шарики картечи прошивают ночной воздух, а затем – грудную клетку Ричи, как стайка взбесившихся птиц, вышибающих алые фонтанчики. Сью со всхлипом отпрыгивает с рельсов, в сторону от заваливающегося тучного тела, издающего предсмертный хрип.
И сразу за ним – второй выстрел, только уже со стороны опомнившегося Джо. Предельно точное попадание, имея целью вышибить оружие из рук Кейда, и пуля проходит прямиком в правое запястье, разрывая сухожилия.
Крик боли, ружьё падает на землю, и следом же капает кровь, густая и горячая, окропляя гравий. Зажмурившись от огня в руке, Кей со стоном обхватывает левой предплечье, пытаясь дышать. Но тут гремит новый выстрел, пробивая ему колено и подкашивая, заставляя мир рябить пятнами из сплошной боли и стремительно вытекающей крови.
– Хватит! – бешено орёт Джо, как будто самому себе. В чёрных глазах – слепое удовольствие от того, как Кейд корчится на земле, постанывая в закушенные губы. – Заигрался, мальчик с гитарой! Ты сука конкретно так заигрался, понимаешь?!
Сью дрожит от ужаса, от ворвавшегося в лёгкие запаха крови, от глушащих мир стонов боли. Давя отчего-то уже бегущие по щекам слёзы, пытается рвануться к Кею на негнущихся ногах, но тут же совсем рядом щёлкает вновь взведённый курок:
– Стоять, блядина! Мы с тобой не закончили! Только знаешь, теперь мне уже вас обоих хочется прибить, два сучьих куска дерьма! Сюда подошла!
Повинуясь взмаху пистолета и отчаянно всхлипывая, Сью делает шаг к нему, и крепкая рука тут же хватает за плечи, грубым рывком разворачивает её спиной к Джо, а к виску прижимается ледяное дуло. Всё слишком быстро: только бешеный стук пульса в затылке и животный ужас – не за себя, а за то, как Кейд с хрипом скрючивается на земле, всё сильней обагряя её кровью. Стучит, стучит, стучит, уже так близко. Пульс, разрывающееся сердце? Нет – это приближающиеся издалека жёлтые слепящие огни.
– А вот и твой вагон, шлюха, – безумный шёпот в самое ухо, дуло вдавливается в голову, и Джо тащит её обратно к рельсам, где вот-вот пронесётся товарняк. – Попрощайся со своей подстилкой, Кейд!
– Сью… Сью, – хрипит тот, отчаянно пытаясь встать, но левая нога в полной отключке от раздирающей пробитую кость боли. Даже запястье не так болит, как колено. Даже колено не болит так, как рёбра от мысли, что он ничего не может больше сделать, лишь смотреть, как её вот-вот кинут под колёса. Последняя попытка дотянуться до ружья левой рукой, но оно отлетело слишком далеко.
Она вскидывает голову: вдалеке мчится долговязая фигура в ковбойской шляпе. Данди бежит на звук выстрелов, но ему попросту не успеть: гул поезда уже идёт вибрацией по рельсам. Слепо дёрнувшись, Сью тут же чувствует запах пороха и сильней вдавившийся в висок пистолет.
Тот самый, из которого убита её мама.
Она снова слабая.
Она снова лишь жертва.
Тудум, тудум, тудум – по дрожащим ногам, взвинчивая всё тело в тугую пружину бешенства. Это ярость – это желание мести и желание выжить, это инстинкт. И Сью без раздумий кусает обхватившую её руку, с такой силой, что чувствует во рту кровь. Джо воет от внезапного нападения, и она пользуется своей секундой – выворачивается и со всей дури, со всей злости и всего клокочущего в венах адреналина толкает его от себя прямо на рельсы. Гремит запоздалый выстрел, и перед носом со свистом воздуха проносится товарняк, одним хлюпающим, хрустящим хлопком сминая тело Джо в кровавую кашу.
А потом мир отчего-то становится ледяным, утаскивая её во мрак разрывающей внутренности горячей боли.
***
Он ползёт – оставляя алую размазанную по гравию дорожку из простреленного колена, Кейд ползёт к лежащему у рельс тельцу под стук колёс уносящегося поезда. Мутное стекло трещит перед глазами, и лишь хрипящие звуки заставляют его держаться в сознании. Сьюзен хрипит. Неосознанно зажимая рану на животе, она невидящим взглядом смотрит в звёздное небо. Так темно.
– Сью! – через зубы выдавливает Кей, нечеловеческим усилием воли приподнимаясь и левой рукой касаясь её бледнеющего лица. Беглый взгляд и тут же – полнейший ужас в глазах, видя разливающееся на белой майке багряное пятно под её пальцами. – Чёрт-чёрт-чёрт… Ты слышишь меня? Сью, пожалуйста, скажи, что слышишь! Не отключайся!
Она лишь беспорядочно моргает, открытым ртом ловя воздух. Когда это случилось? Когда пуля успела продырявить её живот? Нестерпимо жжёт – свинец явно ещё внутри, отравляя и разрывая кишки. Воздуха, воздуха. Нет. Только паника в глазах Кейда и крутящиеся звёзды, зовущие во тьму. Веки тяжелеют.
– Не отключайся, – отчаянно шепчет Кей, и в надежде вскидывает взгляд в поисках чего-нибудь, чем можно заткнуть рану.
– Ебаное… дерьмо, – раздаётся над ними тяжёлый выдох. Подбежав, Данди отбрасывает уже бесполезное ружьё и в ужасе смотрит на кровавую баню, творящуюся вокруг. Тучное тело Ричи чуть в стороне, блестящие алым рельсы с ошмётками плоти и хрипящая Сью, которой Кей пытается здоровой рукой зажать рану на животе.
– Дай… Дай что-нибудь… Аптечку, – просит он Данди, и тот летит к Джипу, оставшемуся без владельцев.
Перевязочный пакет – слабое утешение, как и с силой просунутая в рот таблетка анестетика. Но всё лучше, чем ничего, и в три руки Сью быстро бинтуют, а затем Данди грузит их обоих на заднее сиденье чужой машины: за своим фургоном бежать уже некогда. Он даже ничего не спрашивает, и лишь кряхтит, заводя мощный движок. На попытку перемотать заодно и колено Кейда тот шипит и отмахивается: у неё счёт на минуты, а его кость никуда не денется. И запястье тоже, хоть рука ниже предплечья безвольно повисла, вообще не подчиняясь никаким сигналам головы. Важным становится лишь всё более тихое дыхание Сьюзен. Сев в машину, он откидывает её на себя, громко и рвано дыша в шею, сжимая её дрожащие руки, стискивающие очень быстро алеющий бинт на животе.
– Держись… держись, – бездумно шепчет Кейд, не выдерживая того, как горят его лёгкие от запаха её крови. Жмурится, слыша слабый стон в ответ:
– Больно…
– Знаю. Знаю. Прости. Прости, я знаю, – баюкая в своих руках, уже не чувствуя собственной боли, только её – темнотой и пульсацией в агатовых глазах, сжатым до предела горлом. – Только дыши, слышишь? Дыши глубже.
Машина качается, катясь к дороге, и от движений Сью хнычет, кусая губы: сдержаться не получается, а жжёт внутри слишком сильно, чтобы терпеть.
– Кей… так больно…
– Да. Да. Чёрт, – стиснув её ледяные влажные от крови пальцы, он прижимается щекой к её щеке, словно так можно забрать себе хоть каплю этой боли. Вдох. Он ещё помнит, как спасать эту девочку, когда она валится в темноту. Не голос – один только отчаянный, срывающийся шёпот, давясь комком в глотке и пекущей солью на глазах. – Если ты меня слышишь сейчас, я обращаюсь к тебе, чтобы сказать, что ты не одинока… милая, вот звучит колыбельная, колыбельная для тебя одной…
Эпилог
24.05.2021
В коридоре слишком тихо. Впрочем, ночью в скромном провинциальном госпитале иначе быть не может. Хиро оставил на тумбочке помимо положенных обезболивающих снотворное, но Кейд не собирался принимать ничего, кроме антибиотика. Не хватало подсесть на морфий. Не хватало уснуть, не узнав, что стало со Сью. Взяв в левую руку деревянный костыль, он поковылял к выходу из палаты, держа на весу перетянутую гипсом ногу. На самом деле, гораздо хуже себя чувствовала рука: пуля прошила сухожилия, и он так и не смог ощутить тока крови в онемевших пальцах. Но пока об этом практически не думалось.
Полагал, что никого не встретит в свете жёлтых ламп затихшей больницы, но ошибся. На потрёпанном диванчике, сгорбившись, сидел Аарон Глоуз – и одного взгляда на его лысину хватило, чтобы в живот ухнул новый комок вины. Услышав стук костыля по кафелю, тот вскинул голову и посмотрел на Кея потухшими стеклянными глазами, слишком похожими на те самые, невозможно нужные.
– Здравствуйте, мистер Глоуз, – отчего-то казалось, что он больше не имеет права звать его «Аароном». Пытался вычитать на его лице новости, но тот облегчил ему задачу:
– Ещё три часа. Медсёстры сказали, операция будет длиться ещё три часа. Пулю… достали. Но зашивать приходится… очень много, – Глоуз задохнулся и вновь обессиленно уронил голову в ладони. Его плечи тряслись в беззвучном рыдании. – Ты обещал мне… Обещал сберечь.
– Я обещал, – тихо кивнул Кей, судорожно глотая горькие комки. Устав стоять на одной ноге, практически упал на диван, жмурясь от прострелившей колено боли. Ерунда. На нём всё как на собаке… А вот она – как переживёт пулю её хрупкий организм?
– Ненавижу тебя, – прошипел Глоуз сквозь зубы, и даже осудить его за это невозможно.
– Поверь, я себя ненавижу намного больше.
Неловкая тишина, два сбивчивых тяжёлых дыхания. Кей попытался пошевелить болтающейся на перевязи рукой, но только зашипел – по-прежнему никакой жизни в пальцах. В его мозолистых, гитарных пальцах. Тревога боем стучала по затылку: у него слишком много вопросов. О Сью, обо всём случившемся, о том, почему до сих пор на него не напали с расспросами копы. А ведь он убил человека. Осознание пока что не полное, да и человеком ту мразь считать невозможно. Его поступок не был чёрным или белым, он был единственно необходимым. Ужасно хотелось закурить.
– Значит, так, – Аарон откинулся на диване и шумно прочистил горло. – Вас там не было. Даже не спрашивай, сколько я должен Филлипсу, но тот обставит всё, как разборку двух заезжих наркодилеров, в ходе которой одного пристрелили, а второй случайно угодил под поезд. Всё ясно?
– Да, – кивнул Кей, хотя нестыковок уловил гору. Оставалось надеяться, что мало кому захочется всерьёз возиться в таком дерьме и разбираться, откуда у наркоманов было ружьё, и кто увёл их тачку. – А пулевые?
– А вы со Сьюзи стали жертвами грабителя в тёмном переулке. И оба в таком шоке, что совсем ничего не помните, – Глоуз презрительно фыркнул: кажется, ему не понравилась мысль, что вместе с дочерью приходится выгораживать и Кея. И он явно предпочёл бы, чтобы того засадили лет на пятнадцать. – Я ведь почти успел. Нашёл Смита, договорился с ним, что тот не будет покрывать Баттерса… Его бы по закону осудили за Дэйзи, и всё бы закончилось, тихо и мирно. Но вот мой самолёт приземляется, и тут же звонят из больницы. Кей, если только что-то пойдёт не так, если к утру она не будет в полном сознании и не скажет мне «привет, пап» – я позабочусь о том, чтобы ты занял место Баттерса за решёткой. Клянусь, ты сядешь до скончания веков за двойное убийство.
– Не двойное, – шёпотом прервал тираду Кейд, устало сжимая переносицу, чтобы от кровопотери не клонило в сон. Башка кружилась, пыль в глазах. Но он помнил, как эта храбрая девчонка словно выпустила наружу своих демонов и пихнула Джо под поезд. Если бы только у того в руке не было пистолета… Если бы получилось встать… Если бы он вообще не дал утащить её прямо у себя из-под носа…
– Господи Иисусе, – сдавленно простонал Аарон, в шоке открывая рот. – Не говори. Не хочу знать. Не хочу знать, в кого ты превратил мою дочь, мою маленькую светлую девочку. У неё была потрясающая жизнь! Друзья, учёба, достаток и любящая мать. И всё это улетело в какую-то пропасть, когда однажды за завтраком она похвалилась, что встретила Анархиста.
Словно ему нужно об этом напоминать. Словно он сам не знал, в какое кровавое дерьмо превратилась жизнь Сьюзен, и кто тому причина – что ж, не зря ему когда-то дали такую громкую кличку старые друзья. Знал ведь, что недостоин прикасаться к солнцу. И всё равно продолжал верить в чудо, как глупый ребёнок. Пошёл за этим светом, но в итоге лишь уничтожил его. Это даже не вина сейчас толкается в рёбра, это осознание. Он всегда будет сеять вокруг хаос, и сминать в него Сью не имеет права. Она и без того потеряла слишком много, и ещё вопрос, сколько отнимет у неё вынутая из живота пуля. Нет, она достойна гораздо большего, а он слишком искренне желает, чтобы у неё наконец-то настали дни посветлей. Если сберечь – это уйти, то других вариантов и нет.
– Всё будет хорошо, Аарон. Когда она очнётся… Я буду с ней ровно столько, сколько ей понадобится, чтобы встать на ноги. И исчезну сразу, как только это можно будет сделать, не причинив ей ещё больше боли, – это единственно верное решение. Это обещание, которое надо исполнить. Они слишком плотно сшились вместе, чтобы рвать эти нитки сейчас, ломая остатки её рассудка. Но он найдёт возможность уйти, чтобы жизнь девочки-затмившей-солнце вновь засияла красками.
И пусть это его уничтожит. Какая уже разница. Свою жизнь Кейд так и не научился ценить – а впрочем, ценить останется нечего, когда останутся в прошлом внимательные агатовые глаза, мяукающие стоны и хитрая улыбка. А его сожрут заживо собственные демоны, с которыми он просто не найдёт стимула бороться без неё.
– Надеюсь, это случится как можно скорей, – шепнул Аарон, вздыхая и смотря на наручные часы.
***
Глаза открыть так сложно. В них тут же ударили лучи солнца через окна палаты, и Сью прищурилась, пытаясь моргать и вернуть сознание в туманную голову. Последнее, что она помнила: напевающий ей низкий голос, а потом стало слишком темно. Руку сжала тёплая ладонь, вызвав у неё облегчённый вздох. Касание этой шершавой кожи она узнала, даже не до конца разобравшись, как дышать словно скукожившимся лёгкими и разодранным горлом из-за недавно вытащенной операционной трубки.
– Привет, – тихий шёпот так близко, и непослушную слабую руку согрел смазанный, едва ощутимый поцелуй. Наконец-то сфокусировав взгляд, Сьюзен нашла его лицо: напряжённое, замершее в ожидании.
– Привет, – шелестом пересохших губ, непроизвольно растянувшихся в улыбке. Она и не думала, какой радостью может быть видеть Кейда живым, смотрящим на неё, как на взошедшее солнце. Видеть эти лучики-морщинки, резкие скулы и даже синяк на челюсти. Какое невероятное облегчение, что они оба пережили эту кошмарную ночь.
В тело понемногу вливалась жизнь, и Сью слабо дёрнулась, попытавшись пошевелиться, но тут же ощутила, что живот перетянут повязкой и уже знакомо – нитками долгого, аккуратного хирургического шва. Где-то в самом низу, неприятно давя на кожу. И шов явно в разы больше, чем тот, что был на лице. Беспокойство нарастало, и она вопросительно взглянула на Кейда: «Что со мной?».
– Тебя оперировали почти всю ночь, – осторожно пояснил он, придвигаясь ближе. Левой рукой потянулся к её щеке и невесомо погладил, успокаивая вспыхнувший от непонимания и страха румянец. Привычным тёплым жестом заправил за ухо чёрную прядку волос, и лишь потом продолжил: – Вернулся твой отец. Он сейчас заполняет бумаги, но будет рад видеть тебя.
Сью захлопала глазами, пытаясь уловить в этом уж слишком ровном тоне, почему у неё так зудит где-то в затылке. Почему кажется, что на радио какие-то помехи. Она так уже привыкла к этой связи между ними, что сейчас не находить правды в дымчатых глазах куда больней, чем все нитки на коже.
– Что не так? – выдавила она, заставив себя поднять вторую руку, лежавшую по другую сторону больничной койки. На ней красовалась стерильная повязка, но не та, которой она могла бы ожидать. Судорожный вздох: – Было поздно, да?
– Да. И поверхность раны была плохо обработана. Да что там, рана была слишком грязной, и крови вытекло много. К тому же у врачей были куда более насущные заботы относительно твоего тела, и время оказалось упущено. Уже… не приживить, – и в его голосе она так чётко ощутила вину, что всё понемногу начало вставать на свои места. Ну, конечно: он считает, что должен гореть в аду за то, что она осталась без мизинца. Какая ерунда по сравнению с тем, что они оба живы. Осталось вдолбить это в его голову.
– Кей, это ничего, – уверенно кивнула она, изо всех сил стараясь улыбаться ему. – Это всего лишь мизинец. Привыкну. Только не заводи сейчас свою любимую шарманку о том, как ты чертовски виноват в любом дерьме, которое случается вокруг.
– Но я виноват. Это я допустил, что ты выскочила из бара…
– Это я – я, сама, не подумав об опасности, выскочила из бара, – твёрдо перебила его Сью, морщась от очередных самобичеваний. Здоровой рукой потянулась к его лицу и прижала ладонь к небритой щеке, как бы говоря, насколько он ошибается. – Главное, что мы живы, ясно? Иди ко мне. Пожалуйста.
Он не мог отказать, если она так просила. Потянувшись вперёд, осторожно коснулся её губ своими, согревая теплом. И только внутри обожгло: она просто ещё не знает всего. Всего, к чему ей придётся привыкать и с чем жить. Раз уж врачи не торопятся прийти в палату, нужно сказать самому. И Кей вновь нашёл её испытующий взгляд, пытаясь подобрать правильные слова. Чёрт. Как вообще такое говорят вслух? Как самому не взорваться от того, каким виноватым он себя ощущает за всё это?
– Давай уже, – тихо попросила Сью, в полной мере, в черноте его глаз осознав, что это ещё не всё.
– Сью… Та пуля. Швы. Снаружи их немного, но внутри всё хуже.
– Насколько? Я теперь буду всю жизнь питаться через трубочку? – она невесело усмехнулась, дыша всё мельче и чаще, напрягаясь каждой клеткой тела.
– Нет. Но ты никогда не сможешь стать матерью.
27.05.2021
Ступенька, ступенька. Каждая – как преодоление барьера. Подняться в свою получердачную квартиру с костылём – задача не из простых, но уже почти привычно. За три дня Кейд не так уж много бывал дома, и дело было совсем не в мобильности. Принять душ, взять чистую одежду и вернуться в больницу – пока Сью спит, нужно успеть.
Она ни разу не разрыдалась, ни разу за три дня не посмотрела на него с должным укором и даже демонстративно улыбалась отцу. Но когда из палаты удалялись все лишние, и оставался только он, с личика сползали эти лживые маски. Она ложилась обратно на больничную койку, отворачивалась к стене и подолгу лежала, не моргая и не шевелясь, лишь изредка вздрагивая. Она снова слышала выстрелы. Если тот день в магазине отнял у неё детство, то ночь на Мидлтаун-8 забрала будущее. Её кровати быстро пришлось привыкать выдерживать два тела – он снова мог только быть рядом, обнимать её за трясущиеся плечи и гладить по волосам. В такие минуты Сью жалась к нему так доверчиво, словно он остался единственным, кто держит её психику на плаву и не даёт разлететься вдребезги. В такие минуты его собственное сердце подкатывало к горлу от понимания, насколько сильно они друг другу нужны. Ненормально сильно. Хватаясь за теплоту тел, как за последние ориентиры.
В квартирке уже скопилась пыль. Кейд поковылял к шкафу, приставил к нему костыль и стянул с себя пропахшую хлором майку. Двумя руками – запястье правой всё ещё было перемотано, но она функционировала. Вполне можно было держать крупные предметы, сжимать и разжимать кулак. А ещё совсем не ощутить жара, когда берёшь в руку стакан горячего кофе. Невролог лишь пожал плечами: мол, чего вы хотели, мистер, с вашим-то здоровьем и возрастом. Кейду и так выкатили такой счёт в больнице, что без страховки он будет выплачивать этот долг ближайшие лет пять. И вот сейчас, когда уже отошла боль и осталось лишь онемение, он наткнулся взглядом на приставленную к шкафу «Мартин».
В горле запершило. Да, три дня – чертовски мало для каких-то выводов. Но вряд ли грядут существенные улучшения, это Кей понял ещё по словам врача. Перебитые сухожилия не то, что спокойно срастётся. Нервно сглотнув, он взял гитару и присел на диван, успокаивая внезапно ставшее тяжёлым дыхание. Бережно, словно невесту в брачную ночь, распаковал серый чехол и прошёлся пальцами по тёплой деке красного дерева – не ощутив этого тепла. Отработанным до автоматизма жестом подхватил гитару и нащупал аккорды левой рукой – с этим всё отлично. Но когда пришло время провести правой по струнам, понял, что пальцы словно деревянные, не чувствующие ни одной ноты. Нахмурившись, Кей попытался сосредоточиться, напрячься, и рука тут же затряслась в неконтролируемом треморе.
Точно так же, как при его вчерашней попытке подписать ручкой счёт в больнице.
Так же, как при стремлении взять что-то мелкое, вроде ложки или зубной щётки.
Так же, как будет теперь всегда.
Сцепив зубы в яростном отрицании, Кейд сжал гриф гитары ещё сильней, но правая рука затряслась только отчётливей, абсолютно не подчиняясь голове. Ну же. Ну. Ля-минор. И вместо аккорда – дребезжащий звук, как железкой по стеклу. Воздух уплывал из крохотной квартиры, изнутри пекло всё сильней. Надежда утекала с каждой секундой, но он знал, что будет пытаться каждый день, каждый раз, пока струны снова не подчинятся, а пальцы не запорхают, разнося вокруг безупречные лиды.
Устало ткнувшись лбом в боковину гитары, Кейд в отчаянии прикрыл глаза. Музыка – то, что делало его собой. Всегда, с самого детства, с первых уроков отца. С его одобрительного кивка на новый взятый аккорд. Музыка – она в его крови, в каждом органе, в самой сути существа. Музыка – его единственная жена и единственное, что всегда оставалось с ним даже в самые тёмные времена. Он жмурился, тяжело дыша открытым пересохшим ртом, не принимая правды.
Остаться без музыки и без Сьюзен будет абсолютно равным самоубийству.
31.05.2021
Вернуться домой после недели в больнице не стало особым облегчением для Сью. Она ощущала лишь усталость и опустошённость. Надоело всё. Больничная еда, въевшийся под кожу запах хлора и лекарств, бесконечные препараты, измерения давления и обработка швов. Вымолив у своего врача разрешение уехать домой с чётким условием соблюдения постельного режима, Сью мечтала только о том, как вернётся к чему-то привычному, понятному.
Привычно не получилось. Отец усиленно пытался сляпать для неё «здоровую еду», и она даже из своей комнаты слышала, как он ругается на кастрюли. Кей обещал быть вечером: вопреки всем протестам, Данди утащил его в родной подвал «Клыка и когтя», чему Сью была сильно рада. Может, хотя бы у друзей получится хоть немного растолкать его из какого-то заморожено-отрешённого состояния последних дней. У неё пока что не получалось, но она свято верила, что как только ей разрешат выходить из дома, то утянуть Кея в новые репетиции труда не составит.
Его рука всё ещё тряслась на любых попытках сосредоточиться, но для Сью это не имело значения. Остался волшебный голос, осталась возможность делать правой рукой самые простые повседневные дела, и это уже хорошо. Правда, сам Кей явно так не считал. Всегда хочет от себя невозможного.
Эх, ей бы просто выйти вместе с ним на улицу, дорваться до инструментов, спеть спина к спине и показать, что всё ещё можно исправить. Но пока что по дому она передвигалась с осторожностью, преодолевая то и дело накатывающую слабость в ногах. Беглый взгляд через окно лоджии вызвал досаду: удивительно солнечная погода последнего дня весны. Нет, надо хоть чем-то занять себя, иначе тихие ругательства отца из кухни доведут её до нервного тика.
Сью поплелась в коридор. Снизу уже несло чем-то подгоревшим, но по лестнице оба её постоянно избегающих встреч друг с другом опекуна не давали спускаться или подниматься одной. Вздохнув, она двинулась дальше, к дальней комнате, которая была и по сути осталась маминой гардеробной. До сих пор оттуда не вынесли ни одной коробки – да что там, даже вешалки не разобрали. Может, как раз этим и стоит заняться. Выгрести всё, что уже никому не пригодится.
В небольшой комнатке пахло пылью и мамиными духами, а ещё словно въевшимся в каждую тряпку налётом шоколадной выпечки. Сью на секунду опешила, но затем включила свет и втянула в себя этот сладко-родной воздух, чтобы он проник как можно глубже – до живота, до шва. И это оказалось совсем не больно. Напротив, мама словно встала за её спиной, как невесомая тень, и на короткий миг даже почудилось её дыхание в волосах. Сьюзен двинулась вдоль шкафов и полок: мама не была заядлой шмоточницей, и завала тут не было.
Скромная тумбочка, заставленная шкатулками. Открыв первую из них, Сью улыбнулась – только у Дэйзи Глоуз дорогущие серьги с бриллиантами могли лежать вместе с пластиковыми кольцами из автомата. С интересом пробежавшись пальцами по кучке украшений, Сью наткнулась на симпатичные гвоздики с чёрным ониксом: явно очень старые, судя по тёмному серебру окантовки. Что ж, теперь это всё равно только её – можно и взять. Она вынула из ушей свои привычные маленькие золотые колечки и заменила на эти. Серебро – это что-то чистое. Что можно взять на память, как и идущий в комплекте широкий браслет.
От металла шло приятное тепло. И Сью постаралась не подумать о том, как мама ей говорила что-то о фамильности некоторых безделушек – каких именно из общей кучи, догадаться сложно. Фамильность предполагает передачу по наследству. От матери к дочери. То, что Глоузам уже не грозит.
