Kitabı oku: «Ибэ»
23 ноября 18** года, Джунгарская равнина, Восточный Туркестан1
– И чего ты на меня так уставился, будто это я его убил? – прорычал уйгур сквозь зубы, оборачиваясь в сторону Аццо.
– Но ты мог его спасти. У тебя ведь есть оружие! – сказал молодой ученый. Остальные члены группы предпочли не вмешиваться в их разборку.
Внезапно Расул накинулся на юного Шульца, который от неожиданности не успел даже попытаться спастись, взял его за воротник, и, едва сдерживая свою ярость, выпалил:
– Кто заставлял его туда лезть? А? Я вам мамочкой не нанимался! У этого ян-гуйцзе2 тоже есть пушка! – уйгур кивнул в сторону англичанина, который сидел поодаль и даже не оборачивался на выясняющих отношения мужчин. – Так почему же именно я должен был рвать свою задницу за этого идиота?!
В действительности правда была на стороне уйгура, все это прекрасно осознавали. Расул предупреждал Карла не соваться в старую шахту, которая кишела волками. Но алчное желание наткнуться на оставленное рудокопами золото погубило ученого. Аццо Шульц наконец взял себя в руки и, успокоившись, сказал:
– Прости. Просто он был мои другом.
Уйгур опустил Шульца на землю, ничего не ответив, лишь ухмыльнулся и презрительно сплюнул в сторону.
Со стороны Аццо было бы глупо вступать в конфликт со своим проводником, ведь Расул являлся, пожалуй, единственным в этой местности знатоком Джунгарского Алатау и Джунгарских ворот3, владевший английским языком, которому он выучился за время работы с группой ученых из Англии, занимавшихся раскопками древнего города Кара-Ходжа близ Турфана.
– У Карла была жена? – когда все успокоились, спросила единственная девушка в их группе.
– Нет, он посвятил свою жизнь только работе. Наука была его женой, и его семьей, – Аццо тяжело вздохнул.
– А родственники у него были? – не унималась девушка.
– Только брат. Старший. Правда я не могу даже вспомнить, когда они последний раз общались. Он не понимал фанатизм Карла, который мог неделями забывать поесть, увлеченно изучая древние документы и находки. – ответил Аццо.
– Все мы разные, это не повод не общаться с собственным братом. – возмутилась Эмелина.
– Возможно, – ответил Шульц. Ему совсем не хотелось углубляться в детали отношений погибшего друга с братом, он предпочел не продолжать беседу на эту тему, отвернувшись от девушки.
Такого развития событий, да еще и в самом начале экспедиции, никто не ожидал, даже местный вояка Расул. Для всех этот поход виделся увлекательным приключением, не предвещавшим ничего, кроме захватывающих ощущений и интересных переживаний.
– Да, кровь в начале пути – дурной знак. Это предупреждение. Духи против вашего присутствия здесь, – сказал уйгур, задумчиво всматриваясь в самую глубь ущелья. – Да еще и конец ноября. Вот-вот может проснуться Ибэ, тогда уж всем не поздоровится.
– Отступать я точно не собираюсь. Тогда получится, что смерть Карла была напрасной. – ответил Шульц. Им, как, впрочем, и другими членами экспедиции, двигало наваждение, не ведающее компромиссов.
– Я с Аццо согласна. Отступаться не в моих правилах. К тому же я не слишком суеверна.
Англичанин все также сидел в одиночестве подальше от основной группы и беззаботно смотрел на Джунгарскую равнину, в сторону озера Эби-Нура, которого уже давно не было видно. Стоит отметить, что этот человек рождал в людях весьма противоречивые чувства. С одной стороны – чудак, а к чудакам, как правило, относятся с крайней осторожностью, ибо что у него на уме – известно одному богу, с другой стороны – вел он себя крайне тихо, миролюбиво и отвечал людям всегда доброжелательно, с неизменной улыбкой, что не могло не настраивать окружающих к нему благосклонно.
– Мистер Уоллес, а вы как? С нами? – окликнул мужчину Шульц.
– Да, да, конечно. Только вперед! – ответил Джон, даже не обернувшись. Аццо, любопытства ради, посмотрел в ту же сторону, что и старик, пытаясь разглядеть в равнинном пейзаже хоть что-то, что могло бы так приковать внимание, но, к своему сожалению, не заметил ничего даже мало-мальски интересного: голая степь с сухой травой и редким кустарником сливалась на горизонте с бездонным осенним небом. Справа тянулась горная цепь Тянь-Шаня, покрытая снежной шапкой, на которую англичанин даже не смотрел, хотя, на взгляд Аццо, картина была куда более привлекательной.
– Да как хотите. – ответил уйгур. – Это предупреждение было не мне адресовано. Вот только потом не обвиняйте других в ваших несчастьях!
Расула с детства обучали умению видеть и толковать знаки, которые посылали, как утверждал его дед, сами Духи. Ни раз вовремя распознанный знак спасал его семью от многих бедствий. И вот сейчас, дурное предзнаменование было очевидно для уйгура, и он прекрасно осознавал, что пренебрежение им может привести в дальнейшем к весьма плачевным последствиям. Как же ему хотелось сейчас бросить этих глупцов, оставив их наедине со своим невежеством и слепыми амбициями… Но глубоко внутри он чувствовал свою ответственность за этих людей, так легко доверивших ему свои жизни, и эта ответственность не давала ему права оставить их.
– Так, любители приключений, тогда делаем привал на ночевку. А на утро чуть свет пойдем в ущелье, – подытожил Расул. – Место как раз хорошее, и корм для животных есть, и вода рядом.
Аццо облегченно вздохнул: потерять провожатого было никак нельзя, а аргументов, способных переубедить суеверного уйгура, увидевшего дурное знамение – он, признаться, пока не находил. «Видимо, ему очень нужны деньги!» – только и подумал он.
Группа расположилась недалеко от Джона, который уже по-ребячески валялся на траве, запрокинув руки за голову, и любовался проплывающими облаками. Старика лишний раз никто не тревожил, словно невиданного зверя, его старались обходить стороной, лишь издалека с любопытством поглядывая в его сторону. Даже в разговоры с ним вступать ни у кого не было особого желания.
Расул развьючил лошадей и верблюдов, и пустил их пастись, пока еще было светло, решившись все же попросить Джона приглядывать за животными, на что англичанин с охотой согласился. Сам же уйгур, взяв ведра, отправился к источнику за водой, который был в десяти шагах от места привала. Эмелина копалась в сумке в поисках баурсаков4 и вяленого мяса, которые пришлись бы им сегодня на ужин.
Шульц занялся костром. Со стороны казалось, что он это делает впервые в своей жизни, настолько неумелы были его движения. И то было почти правдой: лишь в детстве пару раз, уходя с приемным отцом в лес на охоту, ему приходилось разжигать костер. Еще тогда Аццо это давалось с большим трудом, а уж сейчас, спустя столько лет без практики и в такой напряженной обстановке, пламя совсем никак не желало поддаваться юному ученому, и тот постоянно тревожно озирался, боясь, что кто-то станет свидетелем его промахов. Но каждый был занят своим делом и не обращал на Шульца ни малейшего внимания. Вдруг раздался возглас Расула:
– Вот черт!
Все тут же с замиранием сердца обернулись в его сторону. Чтобы не вызвало такую реакцию местного вояки, оно должно быть очень серьёзным и представлять реальную опасность, раз даже его голос тревожно дрогнул.
Уйгур стоял лицом к горам Тянь-Шаня: за ними солнце заходило за багряные облака. Зловещее зрелище было словно не из этого мира, оно и наводило ужас и гипнотически манило к себе эту троицу неискушенных, словно бабочек на огонь.
– Должно быть завтра будет жаркий денек! – попытался разрядить накаленную атмосферу Аццо, но у него этого не вышло. Уйгур с нескрываемой злобой и презрением посмотрел на Шульца:
– Ибэ идет, черт бы вас побрал! Надо сворачивать обратно.
Члены экспедиции переглянулись между собой. Про Ибэ до этого им пришлось лишь мельком прочитать пару предложений, собираясь в дорогу: сухой ураганный ветер, несущий много песка и пыли, дующий в среднем 70-100 дней в году через Джунгарские Ворота. Но о реальной силе Ибэ имел представление лишь Расул, которому еще с малых лет рассказывали об ужасающей мощи ветра, способного засыпать песками целые города, и не раз потом уйгуру приходилось почувствовать эту дикую необузданную силу природы на собственной шкуре.
– Эй, вы что, оглохли?! Ибэ – это не шутки! Он скоро будет здесь и нам нужно уходить, пока еще есть эта возможность. – сказал Расул. – Что остолбенели? Не знали, что не на прогулку выбрались?!
Одна только мысль о том, что они идут по следам великого монгольского завоевателя, ступая по той же земле, наблюдая те же пейзажи, переживая, возможно, схожие чувства, будоражила сердца этих трех отчаянных авантюристов. Не говоря уже о том, что они могут найти несметные сокровища, погребенные более пяти столетий назад в этом богом забытом месте. И багряные облака, будто налитые кровью многочисленных убитых безжалостным предводителем степей Азии, не казались им дурным знаком. Напротив, это зрелище ввергало их в состояние предвкушения чего-то таинственного, сокрытого от глаз обычных людей, обещая посвятить в свои погребенные временем секреты.
Первым очнулся от ошеломляющего зрелища Шульц:
– Плачу вдвое больше. Только, прошу, давайте останемся до прихода Ибэ! Я хочу увидеть это зрелище своими глазами, – выпалил молодой ученый, обращаясь к своему проводнику. Тот в ответ застыл в полном недоумении.
***
– Гарнар! Ты опять за свое? Если повторится то же самое, что и в прошлый раз, я обращусь к Богам. – раздался недовольный мужской голос и эхом разлетелся по всему залу.
В высоких створах дверей показался крупный силуэт мужчины в мантии. Его лица не было видно, но Гарнар и так узнал брата по голосу. Тени от колонн с обеих сторон падали к центру зала, создавая там узкую дорожку света, по которой размеренно и величественно нарушитель тишины продвигался к трону. Это был Клеонор, брат Гарнара.
– Я тоже тебе рад братец! – ответил Гарнар. Не то, чтобы правитель был сильно раздражен нежданным визитом родственника, нет. Гарнар по-своему любил брата, и, хоть они и были ровесниками, всегда чувствовал нечто вроде отеческой заботы по отношению к Клеонору, который виделся ему ребенком, наивным и простодушным, случайно и так нелепо заброшенным во взрослую жизнь.
– Гарнар, я не шучу, ты же знаешь! – сказал Клеонор.
– Да, братишка, к сожалению, я знаю, что ты не шутишь, и это как раз то, чего тебе так не достает: умение шутить, быть проще, знаешь ли. – ответил Гарнар.
– Проще? Да тебе все лишь бы шуточки шутить!
– Нет. Вовсе нет. Просто никак в толк не возьму, что ты от меня хочешь? – спросил Гарнар, безразлично рассматривая перстни на своих пальцах. Он заранее знал бессмысленность этого разговора, и до сих пор терялся в догадках, зачем его брат каждый раз устраивает эти сцены. «Неужели в нем настолько сильна вера в волшебный случай, способный изменить меня?» – параллельно думал Гарнар.
– Чтобы ты вел эту битву честно! – ответил Клеонор.
– Честно? И где же я мухлюю, братец? Где?
– Гарнар, прошу тебя, только не держи меня за дурака! Мы с тобой оба прекрасно понимаем, о чем идет речь. – сказал Клеонор.
– Ладно, ладно. За дурака я держать своего любимейшего брата вовсе не хочу. Да, ты прав. Я хочу провернуть то же самое, что и в прошлый раз. Только не пойму, что ты так взъелся на меня из-за этого? Кто тебе самому мешает поступить так же? Кто?
– Мое благородство и моя честь. Вот кто, – ответил Клеонор и, слегка упокоившись, продолжил уже более тихо, – Но тебе, боюсь, не понять.
– Ха-ха, братец, ну право, брось заниматься этой ерундой.
– Эта ерунда – я сам. Это часть меня. И если я откажусь от этой, как ты изволил выразиться, «ерунды», я откажусь от себя самого. – ответил Клеонор.
– Прошу, только не преувеличивай. Я знаю, что ты отлично это умеешь делать, – теперь Гарнар увлеченно разглядывал кружева своих перчаток, ему давно осточертел этот кодекс чести своего брата и все его высокие чувства, которые он постоянно каким-то образом ранил.
– Клеонор, если это все, я бы попросил тебя освободить мой дом. Дел, знаешь ли, куча. —продолжил Гарнар. Теперь он смотрел прямо в глаза Клеонора, взглядом, полным решимости.
– Тогда я пойду к Богам, ты сам меня вынудил, – сказал Клеонор и, развернувшись, направился к выходу.
– Ха-ха-ха, братец, как же ты наивен! Я не устаю удивляться тебе. Да что они могут сделать, твои Боги? Это просто горстка стариков с ограниченной властью! – крикнул Гарнар вслед брату, но Клеонора уже не было.
***
В исполинском храме на самом верху скалы, которую со всех сторон омывали белые воды Великого Ничто, окутанные туманом, в мерцании огня с сине-голубым пламенем недвижно восседали семь силуэтов, еще один стоял чуть поодаль. Лица Богов Клеонор различить не мог, их скрывала Тьма, сгустившаяся под капюшонами. Никто, кроме Творца, не видел ликов этой семерки. И сложно было даже предположить, какого облика существа скрывались за той непроницаемой мглой. Сколько лет этим существам и откуда они взялись, также было окутано завесой тайны. Ходили лишь слухи, передаваемые из эры в эру, что их извергло Великое Ничто сразу после появления Творца. И наделило их Великое Ничто властью управления всеми мирами, но властью ограниченной, данной лишь для контроля над деяниями Творца. Сами Боги созидать не могли.
– Мы тебя ждали, – послышался тихий голос в голове Клеонора.
– Тогда вы должны так же знать, зачем я пришел. – ответил про себя правитель.
– Да. Мы знаем. И мы не меньше тебя озабочены тем, что творится в Верхних Мирах, – отвечал уже другой голос.
– Ну, хоть что-то же можно сделать? – спросил Клеонор.
– Боюсь, что до определенного момента мы бессильны. – ответили Боги.
– Но ведь вам должно быть известно, что Гарнар опять сыграет не честно, и власть опять будет в его руках. Разве это не нарушает Великий Нейтралитет? – спросил Клеонор.
– Мы можем вмешаться, только когда Чаша Весов будет почти до конца перевешана в ту или иную сторону. – ответили Боги.
– И что же мне делать? – произнес вслух Клеонор, словно спрашивая у самого себя.
– Сыграть по его же правилам. – ответили Боги.
– Но…
– Да, мы знаем. Тут выбор остается за тобой. Мы вмешаться пока не можем. Но в твоих силах исправить сложившуюся ситуацию, переступив через свои принципы. – ответили Боги.
Клеонор впал в немую печаль, которая разрывала его изнутри на части. Мыслей в голове уже не было, и даже след их растворился, словно дым от огня. Он вышел из храма, не промолвив не вслух, не про себя ни единого слова Богам на прощанье. Да и кому нужно было это прощанье? Боги всегда незримо присутствовали в каждой частице Мирозданья и молча наблюдали.
Выйдя из храма, на Клеонора посыпались миллиарды мельчайших светящихся цветов Найры, что росла в гордом одиночестве на скале. Это дерево можно было найти лишь в трех местах среди сотен миров, и ни одно существо не могло ему навредить: чувствуя приближение темной мыслеформы, дерево окутывалось непробиваемой аурой фиолетового цвета, защищавшей его от любого вредоносного воздействия. Великое Ничто извергло эти деревья вместе с Богами и наделило Жизнью до конца этого Света. В чем их предназначение, Великие Умы Верхних Миров так и не сошлись в едином мнении. Известно лишь наверняка, что один раз в оборот Великой Звезды вокруг своей оси, они цветут миллиардами прекраснейших частиц Света, фиолетово-розового и нежно-голубого цветов, и частицы эти опадают в воды Великого Ничто, и через них проникают во все миры без исключения в виде светящегося дождя, но лишь в Верхних Мирах он различим обитателями, в Низших же остается сокрыт от глаз.
Клеонор, как завороженный, стоял под Найрой, запрокинув голову вверх, подставляя лицо этому волшебному звездопаду. Крохотные вспышки одна за другой зажигались у него на глазах и тут же гасли, освобождая дорогу следующим. Высоко над ними миллионы Галактик мерно дышали этой мимолетной красотой, очарованные зрелищем, как и каждый, видящий происходящее. «Определенно, это прекраснейшее из переживаний – увидеть цветение Найры», – только и подумал Клеонор, после того как последний огонек сорвался с ветвей дерева и, подхваченный ветром, был поглощен водой.
Грусть и сомнения, разрывавшие его еще минуту назад, теперь казались настолько мелочными и глупыми в сравнении с той величественной красотой, которая царила во Вселенной. «Может, в этом и есть цель Найры – просто дарить свой Свет сердцам всех существ, населяющих миры?» – вскользь промелькнуло в голове у Клеонора, который даже не догадывался, насколько же он близок к правде.
***
– Да вы совсем рехнулись! У вас троих точно с головой не все в порядке. – сказал Расул. – Нормальный человек добровольно на такое не решится.
– Плачу втрое больше. – не успокаивался Аццо. Отчего-то, ему казалось, что денежный вопрос является ахиллесовой пятой уйгура.
– Черта с два! На том свете ваши деньги мне не понадобятся! – ответил Расул, сморщив половину лица в насмешке, отчего на ней образовался ряд морщин, глубоко и неестественно покрывавший лишь левую часть лица. Его глаза засверкали, как у хищника в кромешной тьме, вызывая дрожь у тех, кто видел уйгура в этот момент. Весь его облик на фоне кровавого заката, укутывавшего снежные вершины горной цепи Тянь-Шаня, был словно картиной художника-сюрреалиста, превосходившей рамки обыденности до полной несуразицы, которая невольно вселяла беспокойство за надежность привычного мира, готового вот-вот рухнуть для прежде беспечной троицы.
Отгоняя мрачные мысли и чувства, которые чередой навалились на ранее прагматичного Аццо, он попытался выдавить из себя улыбку, но она получилась настолько кривой и уродливой, что Эмелина непроизвольно вздрогнула. Собравшись с духом, он выпалил:
– Мне все же кажется, Расул, что ты преувеличиваешь опасность, которую несет Ибэ. Да, конечно, никто из нас в реальности с ним не сталкивался, и на что этот бесноватый ветер способен, знаем только из книжек. Однако… – Шульц перевел дыхание. – Однако, и ты стоишь тут перед нами, целёхонький, и другие очевидцы писали о нем явно не из загробного мира!
На минуту в воздухе повисло молчание. Расул с любопытством, граничащим с полным недоумением, смотрел на Аццо, который про себя уже начал радоваться победе, принесенной неоспоримым аргументом. Что и говорить, выигрывать в спорах он любил больше всего не свете. Ни одно удовольствие мира не было для Шульца настолько желанным и сладким, как осознание непревзойденности своего ума, способного рождать точные и неопровержимые доказательства своей правоты, так изящно и убедительно выстроенные. Но триумфу юного ученого не суждено было длиться недолго, Расул вмиг развеял все его самодовольство:
– Нет, вы определенно самые безмозглые глупцы, каких я только встречал за свою жизнь. Еще ученые! Сам по себе Ибэ не так страшен, конечно. А то, что случилось в самом начале с вашим другом – вы уже и забыли? Не было ли это первым знаком? Но нет, вам же море по колено, такими мелочами вас несуеверных не остановить. Я еще тогда предупреждал – Духи против! Но вы не послушались. И тут, словно в подтверждение моих слов, еще один знак – приближающийся Ибэ. Даже последнему неверующему дураку станет ясно – дело дрянь. Но только не вам. Вы же у нас – другой сорт. Люди науки!
– Позвольте заметить. – неожиданно раздался тихий старческий голос Джона, и все с нескрываемым любопытством и широко раскрытыми глазами тотчас же обернулись в его сторону, – Мы не то чтобы не видим эти знаки, посылаемые, как Вы изволили предположить, некими Духами. Мы скорее не хотим их видеть. Нами движет сила более неудержимая, более властная – сила любопытства, которая не ведает преград и не останавливается ни перед чем в своем стремлении возобладать объектом, на который она направлена.
Расул молчал. Впрочем, как и остальные члены группы, все так же удивленно таращившиеся на Джона, который абсолютно никак не отреагировал на вызванное его словами общее оцепенение. Но как бы опомнившись, он невинно спросил:
– Я взял на себя смелость выразиться за всех нас. Вы же не возражаете?
Что и говорить, это тихий старичок со странностями попал в самую точку, и возразить было абсолютно нечего. Даже Расул, который пытался найти все новые и новые аргументы в пользу того, чтобы свернуть обратно, потерялся.
И неизбежность встречи с Ибэ неуклонно надвигалась.
***
Два солнца как обычно безмятежно светили над Палениусом, одной из четырех главных планет Высших Миров. Первое солнце, что звалось Великой Звездой, сейчас находилось в зените и своим ярко желтым светом озаряло мир. Другое, Синяя звезда, расположилось чуть поодаль, и от нее исходило лишь слабое голубоватое сиянье. Синяя звезда находилась в десятке световых лет от их системы, оттого виделась совсем небольшой.
Клеонор сидел в саду около своего дворца. При нем цветки Найры опустились в воды Великого Ничто, поэтому сейчас шел светящийся дождь. Его струны мягко ниспадали прямо из космоса, причудливо извиваясь, и окутывали мир своим ажурным покрывалом. Клеонор чувствовал их нежное прикосновение и ту благодать, которая вливается в его сердце. И терзающие прежде его душу сомнения постепенно отступали, а решимость набирала силу. Что ж, раз боги вмешаться пока не могут, он будет действовать сам. Так тому и быть.
Клеонор не раз допускал подобный исход событий, но прежде ему казалось, что он в состоянии решить проблему другим способом. Да что и говорить – надежда всегда умирает последней, и вера в исправление брата вот уже добрых шесть столетий соседствовала в его сердце вместе с безусловной любовью к нему. Клеонор знал не понаслышке о силе упрямства брата, который уже с раннего детства проявлял свою несгибаемость при достижении поставленных целей. Компромисс – не для Гарнара. Он всегда знает, чего хочет, и не готов уступить не то, чтобы брату, даже Творцу он посмеется в лицо, если тот вознамерится препятствовать ему. Это с одной стороны, крайне необходимое качество для правителя. Но все хорошо в меру. Бескомпромиссность Гарнара же переходила все границы и порой была совершенно лишена здравого смысла.
К Клеонору подошел высокий статный человек в черном костюме с абсолютно непроницаемым и лишенным любых эмоций лицом:
– Господин Клеонор, к Вам прибыл с визитом Роррес.
Его голос вывел Клеонора из задумчивости:
– Хм… Интересно, чем обязан его визиту, – сказал правитель вслух, но даже этого не заметил, – Ладно, Обрам, пусть подойдет сюда.
Из дальнего конца сада к Клеонору мерной поступью шагал Ангел. Метра три в высоту с исправной осанкой он чинно вышагивал, сминая траву и сухие ветви под ногами. Ветер раздувал его белоснежные волосы, играясь и резвясь с серебристыми локонами, солнце отражалось в начищенных до блеска доспехах, грозный меч мирно покоился у него за плечами вместе с огромными крыльями. Казалось, что само время замерло при его появлении, и, если прислушаться, можно было даже различить дыхание самого космоса— легкое, эфемерное, едва уловимое.
– Приветствую Тебя, повелитель. – низким, но мягким и мелодичным баритоном поздоровался ангел.
– Здравствуй, Роррес. Присаживайся пожалуйста. Что привело тебя ко мне, дружище?
– Повелитель, я пришел узнать, как прошел Ваш разговор с братом. – сказал Роррес.
Только сейчас Клеонор вспомнил, что обещал сразу же после визита к Гарнару осведомить ангелов о результате их беседы. Хотя никто особо и не верил в то, что Гарнар одумается, каждый не переставал надеяться.
– Эх, Роррес. Я совсем и забыл, дружище, прости… – сказал Клеонор.
– Я так понимаю – беседа прошла безрезультатно? – спросил Роррес.
– Да, ты прав. На иное изначально было глупо рассчитывать с нашей стороны… Я даже к богам ходил, Роррес! Все без толку. – сказал Клеонор и махнул рукой.
– Так и каковы тогда наши действия? – спросил Роррес.
– Каковы… Будем действовать теми же методами, что и мой брат. – ответил Клеонор.
На лице Ангела изобразилось неподдельное изумление.
– Как? Вы? – на секунду он замолчал. – Давно пора было принять это решение. Я Вам говорил.
– Да, дружище, да, Ты говорил…
Оба замолчали. Каждый задумался о своем под тихий шепот листьев, которые колыхались в такт с ниспадающими струями света.
***
За свою жизнь Расул встречался с Ибэ дважды. Первый раз это случилось, когда он был еще ребенком. Они забежали с друзьями в Джунгарское ущелье, вопреки запретам взрослых, которые были слишком заняты, чтобы постоянно следить за сорванцами. Ибэ застал их там к вечеру. Расул проявил тогда недетскую выдержку и здравомыслие, хоть его ужас и страх были ничуть не меньше, чем у товарищей.
Мальчишек нашли только к вечеру следующего дня, и детям пришлось пережить кошмарную ночь. Ветер завывал, неся с собой тонны песка, отовсюду слышался дикий грохот и рев. Расулу чудилось, будто несметное войско бесов вырвалось из преисподние и теперь неслось по земле, сметая все на своем пути, словно саранча, прихватывая заодно и души грешников в адское пекло. Еще чуть-чуть и, казалось, его самого подхватит эта дьявольская процессия и он сгинет с лица земли навек.
Сил Расулу тогда придавала только мысль о том, что он должен позаботиться о младшем брате, который находился сейчас рядом. Он должен быть мужественным и стоять до конца, ради него. За свою жизнь Расул в те часы боялся меньше всего, намного важнее была жизнь маленького братишки, ведь это он, старший брат, затащил его сюда, и теперь он просто обязан все справить. Расул прикрывал собой брата на протяжении всего времени, пока их не нашли. Чувство отеческой заботы и ответственности за эту хрупкую жизнь сделали в тот день из двенадцатилетнего мальчишки взрослого мужчину.
Брата Расула убили в восемнадцатилетнем возрасте. Его тело принесли трое парней в три часа по полудню. Сказали, что он оступился и сорвался со скалы. То было вранье, Расул прочитал это в глазах убийц. Через пару дней той же смертью погибло еще трое ребят. Расулу было наплевать, в сущности, на причину, по которой эти ребята убили его брата, которого он любил больше всего на свете. Вся община прекрасно понимала суть происходящего, и никто не вмешивался.
После этого случая за полгода Расул не обронил ни слова, редко попадался на глаза, бродил, словно призрак по пустыне, похудел так, что кости проступали. Затем в один из осенних дней, как раз, когда ожидался приход Ибэ, Расул появился в деревне. Глаза его сверкали, походка была твердой, спина выпрямилась, он словно ожил, хоть и выглядел как скелет. Что с ним произошло, Расул никому никогда не рассказывал. Один лишь дряхлый старик, который после ста двадцати лет перестал вести счет годам, улыбнулся свой беззубой улыбкой и пробормотал: «Это Ибэ его вернул к жизни»! Никто, конечно, не предал значения словам старика, который одной ногой был на том свете. Потом вся эта история благополучно забылась, и мир тихо окутал эту маленькую деревушку, все вернулось на свои круги.
И вот сегодня, по воле случая, Расулу предстояло в третий раз столкнуться с Ибэ. Он смотрел на горы Тянь-Шаня, где багряные облака сливались с заснеженными вершинами, и память рождала давно ушедшие картины. Ему не хотелось признаваться себе в том, что его нежелание сталкиваться с Ибэ связано вовсе не со страхом перед стихией. Отнюдь. И пусть с тех пор, как погиб его брат, прошло уже с десяток лет, ране в сердце безразличен ход времени. Расул прекрасно понимал, что нельзя оборачиваться назад, надо жить здесь и сейчас, отпустить ушедшее и смотреть в будущее, что он и пытался делать изо всех сил. Но эта чертова рана ныла каждый раз при воспоминании о брате, и он не мог ничего с этим поделать.
И теперь рок снова сталкивает его с Ибэ. Что на сей раз принесет этот ранее благосклонный к нему ветер? Тот ветер, что не знает пощады, не терпит малодушия, изгоняет слабости или забирает с собой. Расул не знал. Одно только ему было известно наверняка: Ибэ принесет с собой воспоминания. Он столкнется лоб в лоб с тем, что годами зарывал в себе, что так глубоко пытался запрятать, и он либо избавится от этого раз и навсегда, либо… Либо Ибэ заберет его с собой.
То ли лицо степного вояки выдало его тяжелые мысли, то ли простое совпадение, но Уоллес вдруг с таким сочувствием и состраданием посмотрел на Расула, что, казалось, видел насквозь уйгура, даже то, что Расул никому и никогда не рассказывал. Расулу стало не по себе от этого проникновения в его душу, и прежнее впечатление об этом старике со странного сменилось на пугающее, ибо нет такого человека, которому было бы приятно, когда в нем, в его мыслях и душе, копаются без разрешения. Джон тут же перевел взгляд в прежнюю точку на горизонте, приняв привычное безмятежное выражение лица, что еще больше вызвало подозрение у Расула.
«А что, если этот безумный старикашка и правда умеет читать мысли и копаться в чужих головах? Сказки сказками, но… старик и правда странный какой-то. Вот Шульц к примеру – другое дело. Придурковатый малость, но, глядя на него, никогда бы не подумал, что в нем есть что-то сверхъестественное. А Уоллес… с самого начала как-то ненормально себя ведет. Сидит себе в стороне, улыбается все время, и вид у него… как будто только тело его здесь, а сам он – не пойми где витает. Тьфу ты черт, пора прекращать думать всякую ересь! А то тут уже и в собственной голове может быть не безопасно». И Расул, словно партизан, для проверки из-за плеча посмотрел на Уоллеса, но тот не подавал никаких признаков своей осведомленности происходящим во внутренней жизни уйгура. «Специально виду не подает», – только и подумал Расул, привыкший ждать удара в спину.
Но время двигалось к ночи, а Ибэ неуклонно приближался. Это обстоятельство вернуло Расула к действительности, и тот, спохватившись, стал раздавать указания. В первую очередь, необходимо было найти надежное укрытие на ночь. Так что все занялись поиском грота или выступа в скалах. К счастью, в Джаире в каменистых склонах много небольших пещерок и ниш, которые создает в твердом граните механическое и химическое выветривание. Как раз группа таких странных впадин находилась рядом, и в них легко могли расположиться на ночлег люди и даже их животные.
***
Роррес своим обычным размеренным шагом продвигался по улицам Мерноса. Дороги были пусты, ведь все сейчас находились в главном храме на празднестве в честь вхождения Великой Звезды в новый цикл. Ангелы, как правило, не участвовали в общественной жизни Верхних миров. Они представляли собой обособленную структуру, где царили свои порядки и устои. Да и вообще, ангелы редко попадались на глаза обычным существам, и предпочитали скрываться ото всех, входя в непроявленное состояние.
Этим умением были наделены лишь ангелы. Они могли на какое-то время становиться совершенно невидимыми и неосязаемыми ни для кого, пребывая в состоянии чистого сознания. Действие этого умения длилось ровно столько, сколько энергии было у ангела. Но без надобности ангелы редко им пользовались.
