Kitabı oku: «Без права на ошибку. Спасти свою дочь», sayfa 2
Глава 5. Настя
«Кризис миновал. Ваша дочь начала дышать самостоятельно, ее отключили от аппарата. Сегодня мы ее переводим в палату, можете приезжать».
Слова врача неустанно крутятся в голове, а в сердце рождается надежда на скорую встречу. Мне так не терпится поскорее попасть к дочке, что я готова хоть на крыльях к ней прилететь. Не удержаться.
Прижать к своей груди, вдохнуть запах своей малышки, сказать, как сильно я ее люблю, и никогда-никогда больше не отпускать. Она должна знать.
Моя маленькая девочка за свою короткую жизнь уже так настрадалась…
Но теперь все будет хорошо. Я верю в это!
Моя доченька больше никогда не будет одна, теперь я буду с ней вместе, и на душе от этого появляется светлая радость. Она затмевает предстоящие трудности, страх перед неизвестностью и грядущие проблемы. Мне банально становится на них всех плевать.
Мы со всем справимся. Я в этом не сомневаюсь.
Легко, конечно, не будет, но страшен всегда первый шаг. Дальше уже буду разгребать то, что имею. И вытаскивать, вытаскивать, вытаскивать… До тех пор, пока по здоровью все не станет в порядке.
Маленькая моя, любимая моя, мамочка уже совсем скоро будет рядом! Она уже едет. Ты только совсем чуть-чуть подожди.
– Насть, ты точно решила? – Юлька снова заводит неприятную для меня тему.
Блин, мы же поговорили, и я все объяснила. Неужели так тяжело с первого раза понять?
Не откажусь я от дочери. Все. Решила! Она только моя.
– Ты поругаться хочешь или как? – спрашиваю у нее открыто. Моментально завожусь.
Я сейчас прекрасно понимаю тигриц и медведиц, которые никого не подпускают к своим малышам. Конечно, есть еще другие дикие звери, но я почему-то подумала именно об этих.
– Да я не об этом, – отмахивается, смеясь, Юлька. – Твоя, твоя Викуся, – произносит прямо и, ухмыляясь, качает головой. – Вот завелась, – добавляет чуть тише.
Теряюсь. В голове нет никаких других предположений.
Все мои мысли о доченьке. Я сейчас способна думать только о ней.
– А о чем? – не понимаю подругу. Какими-то загадками говорит, попробуй угадай.
– По пути будет гипермаркет. Можно заехать и докупить необходимое, – предлагает, показывая рукой на здание торгового центра. – Я бы на твоем месте все же воспользовалась предложением. В больницах кормят не ахти, а у тебя из еды ничего с собой нет.
– Я туда еду не есть, а дочку лечить, – напоминаю подруге. Она улыбается.
– Но сытая мать – счастливая мать, – подмигивает.
– Ох, Юлька, Вы неисправима! – не могу сдержать улыбки.
Да и как здесь удержаться, когда рядом с тобой едет любительница поесть? Юля кушает и не толстеет. Поражаюсь ее метаболизму!
– Вообще не понятно, как и что будет, – признаюсь, печально вздыхая. Про то, что мне дико страшно решаю не говорить.
– Боишься? – с осторожностью интересуется Юлька. Она что, мысли мои прочитала?
Я опять дико удивлена.
Но подруга толком не смотрит на меня, следит исключительно за дорогой, там довольно напряженная ситуация. Да и не удивительно! Разгар рабочего дня.
Мне повезло, что у Юли свободный график работы, и на сегодня не запланировано встреч. В противном случае пришлось бы ждать, когда она освободится, и только после этого ехать к дочке.
– Есть такое, – говорю, немного покопавшись в себе.
Меня страшит неопределенность и минимальное наличие информации. Во всемирной паутине такого понаписано, что как начнешь читать, аж волосы шевелятся на голове. Причем, у лысого человека тоже.
Лечащий врач моей малышки просил не читать непроверенные статьи и обещал сам рассказать о пороке, поделиться подробностями и прогнозами на дальнейшую жизнь.
А еще он заверил, что каждый случай уникальный, и он подробно объяснит все, что касается нас.
Детки у всех разные, степень поражения тоже, а способности детского организма просто поражают, да и компенсаторную функцию никто не отменял.
Он считает, что при должном подходе к питанию, физической нагрузке и при грамотной реабилитации, моя малышка в конечном итоге ничем не будет отличаться от остальных детей.
«Вам в некотором роде повезло», – в голове снова звучат слова врача. – «После комплексного обследования мы обнаружили, что у вашей дочки единичный порок. Да, он хирургически сложный, но мы знаем как с этим работать, не переживайте на этот счет».
После общения с ним ловлю себя на мысли, что не переживаю. Да, страшно, но это не то.
Я верю лечащему врачу своей дочки. Мне почему-то кажется он даже каким-то родным. Словно мы хорошо знаем друг друга, словно он – часть моей жизни.
Ох, какой же бред порой я несу!
– Все будет так, как должно быть, – продолжаю озвучивать свои мысли. – Я могу биться головой об лед сколько угодно, но если мне не дано, то ничего не добьюсь.
– Хочешь подискутировать на эту тему? – лукаво улыбаясь, интересуется Юля.
– Нет, спасибо, – отказываюсь, прекрасно понимая, к чему это все приведет.
– Тогда не будем, – смягчается подруга. – Насть, не боишься, что родители малышки отойдут от первого шока и приедут к тебе, – Юлька резко переводит тему и, сама того не подозревая, попадает в самую точку. Она озвучивает мои глубинные страхи.
– Боюсь, – нет никакого смысла скрывать свои чувства, ведь они вполне объяснимы и логичны. – Если честно, то очень сильно.
В машине на некоторое время повисает тишина, а я понятия не имею, как справиться с бушующими в груди эмоциями. Стоит только представить, что появится хоть один из родителей малышки, как у меня внутри все замирает, сердце перестает биться, стынет кровь.
Нет-нет-нет! Не отдам. Она моя и точка!
Заставляю себя проглотить ком, что встал в горле, и сделать глубокий вдох.
Отпускает немного.
– Юль, они отказались от дочери, – произношу с нажимом. – Им нужен здоровый ребенок, который не будет приносить проблем, вот и все.
Не знаю, кого я хочу больше заверить себя или ее, но сказанное вдруг помогает.
– Беспроблемных детей не бывает, – констатирует факт подруга, словами бьет не в бровь, а прямо в глаз.
– Ну да, – произношу без ноющей боли в груди. – Но все же одно дело получить их, когда ребенок уже относительно взрослый и совсем другое, когда такой родился.
– Точнее, когда тебе его родили, – подмигивает игриво.
– Это да, – не могу не согласиться с ней.
Молчу. Думаю над тем, что послужило причиной такого поступка с малышкой…
Ведь если бы на моем месте оказалась другая, она б тоже отказалась, и маленькая кроха отправилась сначала в больницу, где прошла все этапы одна, а затем уже в детский дом.
На глаза наворачиваются слезы. Всхлипываю.
Ну нафиг! Лучше не думать о таком.
У моей Викули есть я. Я не брошу ее! Выхожу.
У моей маленькой девочки все будет хо-ро-шо!
– Насть, у тебя все получится. Ты даже не сомневайся! – ни с того, ни с сего говорит Юлька. – А если вдруг понадобится помощь, то знай, ты не одна!
– Знаю, – тепло улыбаюсь, мысленно снова возвращаясь мыслями к своей малышке.
Я теперь никогда не буду одна.
Подъезжаем к гигантскому медицинскому центру, останавливаемся на парковке и кое-как добираемся до нужного входа. Их здесь несколько, у меня в вызове прописан конкретный подъезд.
Юля остается со мной так долго, как это в принципе возможно, но, когда приходит медсестра и грузит на тележку вещи, то дальше говорит подруге, что ей проход закрыт.
В отделение нельзя посторонним.
Наспех попрощавшись с Юлькой, спешу за женщиной в медицинской форме, захожу следом за ней в лифт, поднимаемся на нужный этаж. Проходим в отделение, меня заводят в палату.
– Располагайтесь, разбирайте вещи, – произносит спокойно. – Скоро к вам зайдет врач.
Медсестра уходит, а я начинаю осматривать палату, от волнения усидеть на месте не могу.
– Анастасия Яковлева приехала? – из коридора доносится уже ставший таким родным мужской голос.
– Я здесь! – выскакиваю из палаты.
Встречаюсь взглядом с врачом, и у меня все обмирает внутри.
Нет. Этого не может быть!
Злая шутка какая-то…
– Ты? – в шоке смотрю на стоящего перед собой мужчину.
– Мы с вами знакомы? – летит в ответ, и я окончательно теряю дар речи.
Глава 6. Дима
– Я – Дмитрий Владимирович Ланской, лечащий врач вашей дочери, – представляюсь стоящей передо мной девушке. Она кажется смутно знакомой, но у меня нет времени на выяснение обстоятельств нашей предыдущей встречи.
Все мои мысли заняты совершенно другим. Я полностью сконцентрирован и собран, готов к новым свершениям.
В операционную подали пациента, и у меня остались считанные минуты, затем нужно будет спешить на операцию. Которая продлится несколько часов.
– Вашу дочку сейчас переведем в палату, – коротко рассказываю последовательность действий. – Вам нужно будет кормить ее каждые два часа, следить за стомой и не допускать, чтобы она запуталась в проводах.
Мамочка активно кивает.
Она внимательно слушает каждое мое слово и старается запомнить все сказанное мной до мелочей.
– Брать на руки нельзя? – спрашивает печально.
– Пока я не вернусь – нет, – отвечаю.
У меня впереди сложная операция, Саня Хмельницкий и Миша Майоров будут со мной. Хоть в отделении останутся первоклассные хирурги, у них и своих пациентов хватает. Ситуация с Яковлевой не стоит того, чтобы их отвлекать.
– А как воздушек спускать после кормления? – вдруг задает вопрос. – Сажать еще рано, на руки нельзя…
– Вам медсестра покажет, как можно будет ребеночка приподнимать, – спешу успокоить взволнованную девушку.
Ей нужно оставаться максимально спокойной и собранной, поддаваться эмоциям или панике ни в коем случае нельзя.
Сейчас и у девочки, и у ее матери будет крайне сложный период. Его продолжительность очень сильно зависит от настроя и внутреннего состояния матери, она должна быть в форме, чтобы все преодолеть.
– Если у вас появятся вопросы пока меня не будет в отделении, то вы всегда сможете задать их медсестре, – поясняю. Девушка переминается с ноги на ногу, то и дело смотря в коридор. – Скоро привезем, не переживайте, – спешу ее успокоить. – Как вернусь с операционной зайду, и мы обязательно обо всем подробно поговорим.
– Хорошо, – активно кивает.
Собираюсь уходить.
Все мои мысли уже в предстоящей операции, ведь она будет нелегкой. На операционном столе меня ждет малыш с болезнью Гиршпрунга и редким пороком сердца. К сожалению, отложить резекцию кишечника невозможно, ведь у ребеночка в любой момент может возникнуть перитонит.
Операция будет проводиться при участии кардиологов. Собственно, это их пациент.
– Доктор, извините, – раздается за моей спиной.
– Вы что-то еще хотите спросить? – разворачиваюсь.
– Я соски купила, – девушка достает из сумки небольшой пакетик и вытаскивает оттуда латексные соски. – Вы сказали, что нужна самая мягкая из всех продающихся в магазинах и я нашла вот такую, – протягивает мне аналог старой советской соски, которую раньше надевали на бутылочки. – Вот такая подойдет? Или можно дать другую?
Она смотрит на меня полными надежды глазами, смотрю в них и понимаю, что утопаю…
В груди рождается такое странное чувство, словно стоящая передо мной девушка раньше что-то значила для меня, была важна. Но я упорно не могу ее вспомнить.
– Ваша задача сделать так, чтобы дочка начала сосать, – говорю открыто и прямо. Пусть лучше она сейчас узнает о предстоящей задаче от меня, чем от медсестры. Еще не известно, как та объяснит происходящее.
Дело в том, что у девочки сейчас полностью отсутствует сосательный рефлекс. К тому же после интубации болит горло, ведь как ни аккуратен был бы врач, инородное тело в любом случае травмирует нежную слизистую.
Девочке больно глотать, да она еще толком этого делать еще не умеет. Всему тому, что здоровые детки умеют делать с рождения, придется обучать.
Благо, сама задышала. Причем, довольно-таки быстро.
Далеко не все детки в такие сжатые сроки «слезают» с ИВЛ.
– Разве ребенок может не уметь сосать? – мамочка смотрит на меня полными шока глазами.
– Поверьте, может быть все, что угодно, – отвечаю я ей с горькой ухмылкой.
Смотрю на часы и понимаю, пора. Дольше задерживаться я не могу ни при каком раскладе.
– Меня в операционной ждут, – поясняю девушке всю срочность ситуации. – Там ребенок в наркозе. Нужно идти.
– Конечно-конечно, – тут же соглашается. – Извините, что задержала.
Выхожу из палаты, вновь возвращаюсь мыслями к предстоящей операции и пытаюсь придумать как максимально быстро и безопасно для ребенка все сделать.
Нужно определить размер пораженного участка кишки. Не промахнуться, не отхватить лишнего, ведь ни то, ни другое недопустимо. На качестве дальнейшей жизни маленького человечка будет сказываться каждый сантиметр предстоящей резекции.
Конечно, компенсаторная функция у детского организма порой поражает своими масштабами, но ведь если можно избежать проблем в будущем, то ведь лучше избежать. Не так ли?
Захожу в общий холл, нажимаю на кнопку вызова лифта и не успеваю отойти, как открывается одна из кабин.
– Я тебе говорила аккуратно везти! – шипит медсестра на свою помощницу.
– Я везла аккуратно, – огрызается та. – За собой лучше смотри.
В детской кроватке замечаю малышку Яковлевой.
– Что у вас произошло? – без промедления подхожу к ругающимся женщинам.
В голове мелькают несколько предположений, одно хуже другого.
– Только не говорите, что вы травмировали ребенка, – говорю на ходу.
– Дмитрий Владимирович? – поднимают на меня глаза удивленно.
Глава 7. Настя
Как ни пытаюсь успокоиться и приняться за дело, у меня ничего не получается. Все мысли заняты доченькой, я не могу сконцентрироваться и то и дело выглядываю в коридор.
Ну, когда же привезут мою малышку…
Попытки разложить вещи не увенчались успехом. Стоит только начать, как у меня все падает из рук.
Волнуюсь и никак не могу найти себе место.
Вдруг слышу, хлопает ведущая в отделение дверь. Бросаюсь вперед, выглядываю из палаты, и время вдруг останавливается.
– Маленькая моя, – выдыхаю.
С замиранием сердца слежу за тем, как медсестры по коридору везут детскую кроватку для новорожденных, в которой лежит моя дочь. Из-за разложенных вокруг малышки пеленок я ничего толком не вижу, но точно знаю, что это она.
Моя малышка.
Медсестры крайне осторожно перевозят кровать с моей доченькой через порожки, притормаживают перед каждым из них, а потом продолжают движение. Безотрывно слежу за каждым их движением.
Я не могу дождаться встречи с доченькой.
Когда женщины подходят едва ли не вплотную ко входу, я отхожу в сторону и пропускаю их, чтобы проехали беспрепятственно. А когда в палату завозят кроватку, то и вовсе застываю. Сердце стучит через раз.
В маленькой прозрачной люльке лежит моя увитая всевозможными трубочками дочка. Вижу ее, и мир вокруг перестает существовать.
Кидаюсь вперед, слезы текут ручьями из глаз, но я их не замечаю. Соленая влага сейчас – самое меньшее, о чем стоит переживать.
Все мое внимание приковано к маленькой крохе, что смирно лежит в кроватке. Я смотрю на нее и не могу наглядеться.
– Доченька, – шепчу с придыханием, нагибаясь над ней.
И в этот самый момент происходит настоящее чудо. Малышка слышит мой голос и моментально оживает. Она расцветает прямо на моих глазах.
Льнет ко мне, замирает… Робкая надежда, что она слышит свою мамочку, плещется в глазах.
Ком подступает к горлу, говорить и дышать становится сложно. Эмоции душат, я не справляюсь с ними, но мне на это плевать.
Моя дочка. Мое сокровище. Моя маленькая девочка наконец-то рядом. Со мной!
– Малышка моя, мамочка рядом, – произношу, пересиливая спазм в горле. Нежность переполняет, я так хочу рассказать доченьке как сильно ее люблю, но у меня не хватает слов.
Малышка слышит мой голос и вмиг оживает. Она буквально расцветает и льнет ко мне, как может, хочет почувствовать мое тепло.
Интуитивно понимаю каждое пожелание дочери и реагирую моментально. Подаюсь вперед, наклоняюсь к ней так близко, как это в принципе возможно. Замираю.
– Теперь у нас с тобой все будет хо-ро-шо, – шепчу ей.
Медсестры что-то раздраженно бурчат, но мне на их недовольство плевать. Моя дочка, моя малышка, моя волшебная девочка здесь, со мной. Рядом!
Все остальное способно пару минут подождать.
– Я тебя никогда не оставлю, – клятвенно обещаю Викуле. – Никогда больше не брошу тебя. Ни за что не откажусь.
Бережно беру детскую ручку, целую каждый пальчик, поглаживаю ладошку. И говорю, говорю, говорю…
Слова льются рекой, эмоции переполняют, слез больше нет.
Ради своей доченьки я готова горы свернуть. Сделаю все возможное и невозможное, но она обязательно будет здорова. У нас все получится! Я в это верю.
И будет именно так!
Вместе с тем, все жду, когда меня попросят отодвинуться или хотя бы просто отойти. Медсестрам нужно сделать свою работу, не спорю, но они почему-то молчат. А я и не спрашиваю сейчас ничего, все равно вся растворилась в своей дочке.
Впервые увидеть своего ребенка бесценно. Эти эмоции никогда не передать.
Медсестры, видимо, поняли, что здесь и сейчас они ничего не добьются, поэтому молча установили свои приборы и покинули палату. Мы с Викулей остались одни.
Вздохнув, малышка крепко держит в своем крохотном кулачке свой пальчик и засыпает. Я сижу рядом и глаз с нее не свожу.
Чем дольше нахожусь рядом со своей крохой, тем быстрее отступает страх за нее. Присматриваюсь к приборам, смотрю, что куда ведет, постепенно во всем разбираюсь, и мне становится уже гораздо лучше.
Все под контролем. Все хорошо.
Но я чувствую, как важно Викуле слышать мой голос, поэтому говорю, говорю, говорю… Я рассказываю ей про ее семью, про четырехлетнего брата Тимошку, про бабушку с дедом, про нашу собаку кавалер-кинг-чарльз-спаниеля Мики и про то, как все ее ждут.
Уверена, каждый из членов нашей семьи искренне полюбит кроху, ведь даже с учетом порока, она остается таким же ребенком, как и все остальные. Порок мы исправим, а дочка… Она будет гораздо лучше, чем обыкновенные ребята.
Рожденные с пороками развития детки, которым без врачебной помощи суждено было бы умереть едва ли не сразу после рождения, оказываются самыми жизнерадостными и ценящими жизнь людьми. Они словно осознают ценность полученного дара! И его берегут.
Сижу рядом с детской кроваткой и продолжаю разговаривать. Делюсь с Викулей всем, что на сердце, и чувствую ее отклик. Мне становится легче с каждой минутой, как с ней говорю.
Я признаюсь доченьке в своей огромной ошибке, прошу прощения и заверяю, что больше никогда не подумаю предать ее. Оставить, отдать, отказаться… Я бесконечно виновата перед ней за то, что едва не согласилась отдать.
– Виктория моя, – шепчу. – Моя маленькая большая победительница. Я очень сильно тебя люблю!
Слова льются рекой, и я себя не останавливаю. Пусть лучше выскажу все, что накипело, и после мы продолжим нашу долгую, счастливую жизнь.
– Спасибо тебе, малышка, что выбрала меня своей мамой, – благодарю ее с нежной улыбкой. – Я ни на миг не жалею, что согласилась на суррогатное материнство, ведь благодаря этому у меня есть ты.
– Кхм, – со стороны коридора раздается кашель. Он тут же заставляет меня замолчать.
Отрываю взгляд от дочки, перевожу внимание на вошедшего в палату. И мое сердце снова пропускает удар.
Глава 8. Дима
Стою, смотрю на девушку и понимаю, что вижу ее далеко не в первый раз. Осознаю, что мы с ней когда-то были знакомы.
Но чем дольше я думаю об этом, тем сильнее закапываю воспоминания в недра памяти, и мне никак не удается их вытащить на поверхность.
Настя… Анастасия Яковлева…
Блин, ни о чем мне ни одна из форм ее имени не говорит!
А вот лицо… Оно буквально кричит, что я ее знаю.
Как ни пытаюсь, не могу заставить себя переключиться на чисто профессиональный лад. Малышка ее тоже по неведомой мне причине моментально засела глубоко в сердце.
Если еще мое особое отношение к девочке можно понять и хоть как-то объяснить, то к ее матери… Нет уж, увольте.
– Я ни миг не жалею, что согласилась на суррогатное материнство, ведь благодаря этому у меня есть ты, – слышу признание, совершенно не предназначенное для моих ушей.
– Кхм, – намеренно подкашливаю, выдавая свое присутствие.
Девушка моментально дергается, подскакивает на месте, поднимает на меня перепуганный взгляд.
– Тише, тише, – спешу успокоить ее. – Это всего лишь я. Извините, если вас напугал, – стараюсь говорить максимально спокойно.
Настя несколько раз моргает, делает вдох и медленно опускается на кровать, расположенную рядом с детской кроваткой.
– Проходите, – говорит уже совсем другим голосом. Сейчас он сквозит обреченностью и страданием.
Мне вдруг хочется хоть как-то поддержать ее, придать сил.
Я прекрасно осознаю, каким долгим и сложным будет путь к выздоровлению у малышки, сколько потребуется Насте приложить усилий для этого. Как много им обеим понадобится сил.
Со своей стороны я, конечно же, сделаю все, что только смогу, но это капля в море. Остальное все ложится на плечи матерей.
Здесь, в отделении, мы продержим малышку до тех пор, пока она сама не научится кушать. Пока не поймем, что Настя научилась правильно ухаживать за стомой, что она умеет не только приклеивать калоприемники, но и осознает, как избежать мацерации кожи, как вылечить ее, когда та появится.
Рано или поздно кожа вокруг стомы начнет мокнуть. Увы, как тщательно не ухаживай, как пристально не следи, но это случится. Насте нужно научиться как с этим бороться и дальше жить.
А ведь малышке в таком состоянии придется находиться не один месяц.
– Как вы здесь? – спрашиваю у нее, а сам параллельно окидываю палату.
Надо бы постараться предупредить медсестер, чтобы по возможности пока никого сюда не докладывали. Пусть малышка пару дней полежит, чуть окрепнет, придет в себя и хоть немного вспомнит сосательный рефлекс, а после этого уже посмотрим.
Мне нужно, чтобы у Анастасии были все условия сейчас. Пусть она в бесплатной палате, но мне это нужно.
– Я – хорошо, – живо отмахивается. – Как Вика? Что мне делать? Как дальше быть? – засыпает меня волнующими ее вопросами. – Пожалуйста, расскажите. Я должна знать.
– У вашей дочери редкий порок развития, – начинаю пояснять. – Сразу могу сказать, что это вероятнее всего хаотичная генетическая поломка, и она не зависит ни от вас, ни от врачей, ни от самого подсаженного вам эмбриона. Такое случается даже при самых благополучных беременностях у абсолютно здоровых пар.
– Правда? – смотрит на меня с надеждой в глазах. – Это… случайность?
– Скорее не изученный факт, – поясняю. – Есть генетические синдромы, при которых происходят аноректальные мальформации, но это не ваш случай.
– Надеюсь, – вздыхает печально. – А вы можете рассказать подробнее о пороке? – просит с надеждой.
Вот и как после этого отказать?
Радует, что не полезла во всемирную сеть и не стала черпать там сведения.
– Конечно, – киваю.
Присаживаюсь напротив и начинаю в подробностях пояснять, что такое клоака, и как мы будем с этим бороться. Сразу объясняю, что при такой форме не у всех девочек есть показания для вывода стомы, но дочке Насти нам ее вывести пришлось.
В ее случае аноректальный свищ оказался слишком узким, и нам пришлось пойти на этот шаг. Нужно, чтобы кишечник нормально работал.
– Первый этап сделан, – спешу успокоить взволнованную мать. – На второй мы вас пригласим, когда малышке будет больше полугода.
– Так долго, – выдыхает.
– Да, – вновь спешу пояснить. – Раньше мы не можем. Нужно, чтобы мышцы сформировались.
На самом деле есть несколько разных школ, и у каждой из них принципиальные различия в возрасте пациентов. Кто-то берет детей исключительно до шести месяцев, кто-то – после года.
Дальше я снова читаю Насте лекцию про методы и способы лечения.
Она внимательно слушает, впитывает каждое слово, а я все говорю и говорю. Сам же пытаюсь вспомнить, где с ней раньше встречался.
– Дмитрий, – вдруг перебивает меня. – Подскажите, а отделение посторонних не пускают?
– Нет, конечно, – заверяю ее.
Девушка заметно расслабляется.
– Что вас беспокоит? – спрашиваю ни с того ни с сего.
Разумом понимаю, что не должен вмешиваться в дела пациентов, но по неведомой причине не могу стоять в стороне.
Интуитивно чувствую, здесь что-то не чисто.
– Понимаете, – вздыхает, опускает вниз взгляд, кусает губы. – У меня все не просто с беременностью.
– Было ЭКО, – вспоминаю информацию из истории болезни.
Вполне стандартная процедура, как по мне. Сейчас дети, зачатые в пробирке, сплошь и рядом.
Меня даже не удивишь, что женщина идет на подобный шаг без наличия мужа.
– Не в этом дело, – произносит с печальной улыбкой.
– Тогда что? – интересуюсь.
Вряд ли информация, которую она сообщит, меня удивит. Но тем не менее пусть говорит, раз хочет.
– Понимаете… – снова теряется. Вижу, она никак не найдет нужных слов.
– Если не хотите, то можете не говорить, – напоминаю.
– Это важно. Вы должны быть в курсе, – стоит на своем.
– Все, что нужно, я уже знаю, – похлопываю по истории болезни, которую держу в руках.
– Там не все, – стоит на своем.
– И чего там нет по-вашему? – ухмыляюсь, вдруг припоминая давнишний и очень похожий спор.
Только вот с кем именно он был, увы, уже не помню.
– Я – суррогатная мать, – своим заверением ошарашивает меня. – Но Вика моя, – заявляет с огнем в глазах. – Пожалуйста, никого кроме меня и медперсонала к ней не подпускайте.
