Kitabı oku: «Селение», sayfa 4
Глава 4
Из дневника Роуз Де Кюро
4 апреля 1996 года.
Две недели как меня выгнали с новой работы. Точнее, с очередной работы. Когда я устраивалась на нее, то не знала, что буду делать, если мне в очередной раз укажут на дверь. Что ж, теперь знаю – я буду сидеть без денег и клянчить их на углу у прохожих попрошайкой, стараясь нараспев тянуть одну из песен, к которым у меня никогда не было склонности.
Пою я отвратно. И получаю за это столько же.
Меня уже не берут никуда, даже полы мыть. Все знают, что со мной «неладно». Правда, они думают, что на мне сглаз, порча или я просто не могу налить стакан воды, не опрокинув его и не разбив. Хотя, пожалуй все-таки больше первое. Когда меня считали «непутевой», то еще брали на какую-нибудь грязную работу. А теперь, когда считают «неладной», отказывают во всем.
Прачкой у Линды был последний шанс, но в тот день, разозлившись, я вновь не смогла контролировать и все случилось, как обычно. С моим желанием, но без моей воли. Может, этого и можно было бы избежать, если бы та девчонка, что обычно сидит на рессепшене, не вознамерилась вдруг в отсутствие Линды мнить себя главной. Она вышла из-за стойки и принялась мне указать, какой грязный пол и что я зря получаю деньги. Хотя пол был идеальный, а получала я гроши.
Она начала ходить и цокать, презрительно глядя на меня, словно она владелица этого салона. Несколько раз она пыталась заставить меня встать и начать по новой мыть идеально чистый пол, на что я справедливо замечала, что в этом нет никакого смысла. В итоге она фыркнула и вышла покурить. Не знаю, где в середине апреля она умудрилась найти грязь (во Флориде-то, где снег никогда не выпадает, а дожди если и проходят, то точно не в таком количестве, чтобы так размягчить в грязь землю), но вернулась она минут через пятнадцать крайне довольная. От нее не было и малейшего аромата табака, так что я сразу поняла, что она даже не зажигала сигарету. Зато на ее вульгарных туфлях с огромной платформой были целые шмотья грязи. Они оставляли невероятно смачные следи – и она прошла в них прямо до меня, нарочно переступив входной коврик и уж конечно не попытавшись вытереть об него хоть часть грязи. Когда она миновала это расстояние, пол салона стал похож на какое-то поле боя грязевыми камками.
Удовлетворенно оглядев сотворенное, она зыркнула на меня и заявила:
– Хм, ну думаю, теперь есть смысл взять чертову швабру и наконец пошевелить своей задницей.
Знаю, мне не следовало вестись на ее провокацию, тем более зная о том, что происходит, когда я это делаю – но я так разозлилась. Я просто ужасно на нее разозлилась! Какая-та сука, никогда не знающая тех проблем, что знаю я, ради того, чтобы повысить собственную самооценку за мой счет – натворила эту слякоть, которую мне теперь убирать ни один час! Сначала шваброй, потом средством, потом насухо вытереть, как велит Линда!
Дальше произошло все слишком быстро. Моя злость невольно трансформировалась в желание, как то всегда бывает. Мне вдруг захотелось, чтобы эта змея больше никогда не смогла ходить на своих чертовых каблуках и приносить на них эту долбанную грязь, как бы ни хотела! Такие мысли возникают у каждого, ведь так? Это абсолютно нормально, они есть совершенно у каждого, особенно в приступы злости. Это как топнул ногой от гнева да и забыл.
Но мне опасно так желать, потому что любое мое желание без моей на то воли непременно исполняется. Это было бы настоящим чудом, будь я сильна это контролировать и избирать их. Но поскольку мне это неподвластно – это стало настоящим проклятием.
Уже в следующую секунду, не успей я об этом подумать, как о сладостном желании, как огроменный стеллаж со всеми косметическими скляночками, рядом с которым стояла Линда, без каких-либо на то весомых причин просто взял и упал на нее. Она успела отскочить, потому голова осталась целой, но вот всей своей тяжестью он успел прижать ее к полу, обрушившись на спину. В больнице бедняге сообщили, что у нее сломан позвоночник и она навсегда останется парализованной. Да, теперь Линда точно уже никогда не сможет ходить на своих чертовых каблуках.
Как только это произошло, злость тут же ушла. Я безумно перепугалась! Сама же вызвала скорую и так сильно жалела! Если бы я только могла как-то этим управлять и что-то изменить. Пожелать этого человеку – это одно, но в самом деле захотеть воплощения подобного желания в жизнь, даже если речь о жизни такой, как Линда – это совершенно другое.
Конечно, никто не смог бы никогда даже за уши притянуть меня к этому происшествию, все нарекли это несчастным случаем – но уже на следующее утро Линда мягко указала мне на дверь. Уж постоянно рядом со мной происходили несчастные случае. Как только я появлялась на пороге того или иного заведения в нем начинались «несчастья». И лишь когда я покидала его порог – все приходило в норму. Линда была последняя, кто не была склонна в это верить – но в тот день я потеряла и ее поддержку.
Честное слово, я пыталась с этим совладать, но ничего не получалось! В юности, еще когда моя бабушка была жива, она рассказала мне кое-что о нашей семье. Может, об этом рассказали бы и мои родители, но они погибли в автомобильной катастрофе, когда я была еще совсем маленькой, потому растила и воспитывала меня бабушка. И вот когда подобные «несчастья» и стали проявляться у меня впервые (первый инцидент случился в школе, когда мне было 13 лет) она посадила меня в гостиной на диван, а сама села на кресло напротив.
Она объясняла все медленно, вдумчиво, мягко – но при этом же уверенно, не испытывая ни малейшего испуга и робости. Она рассказала, что то, что случилось со мной в школе – это проявление во мне дара, который берет в нашем роду начало от нашей давней-давней предшественницы Марии Лаво5. По ее словам, Мария Лаво была невероятно сильной ведьмой своего времени. Бабушка сообщила, что она тоже обладает этим даром. Из ее уст все это звучало, как хорошая сказка, потому я очень обрадовалась и решила, что теперь я что-то наподобие Сабрины из своего любимого сериала. Но бабушка предостерегла меня, что самое главное – научиться обращаться со своим даром, чтобы он не стал управлять тобой.
– Дар этот, как огромная спесивая собака – объяснила она мне тогда – и сейчас он проверяет тебя на силу. Кто из вас сильнее? Кому в вашей стае быть ведущим, а кому ведомым? Сейчас пёс приценивается, но однажды, как и любой хищник, Рози, он бросится на тебя. И в зависимости от того, сумеешь ты отразить атаку и приструнить его или нет – будет зависеть, тобой будут помыкать или ты.
Бабушка пообещала, что поможет мне разобраться с нашей силой. Но с течением времени стало понятно, что ничего не получается, и вскоре я заметила тень испуга даже на лице своей вечно уверенной и непоколебимой прародительницы. Однажды ей пришлось признаться:
– Сила, что таится в тебе, Рози, намного сильнее той, что я видела в ком-либо из нашего рода на своем веку. Мы все, точно сосуды, выставленные в ряд, в которые из одного в другой неаккуратный хозяин своими дрожащими руками переливает жидкость. С каждым сосудом жидкости проливается все больше, и остается все меньше. С каждым поколением оттого сила все слабеет, грозя однажды оставить очередной сосуд и попросту пустым. Но ты, Рози – ты точно сосуд, каким-то образом наполненный до самых краев. Сила, что таится в тебе, плещется, стремясь через край. Я ни разу не видела такого и не знаю, как помочь тебе с ней. Но мы будем пытаться.
Однако, попытки бабушки закончились, когда мне едва стукнуло 15 лет. В тот год моя любимая бабуля скончалась, а меня определили в детский дом. К тому моменту проделки моего «спесивого пса» переросли безобидные забавы, когда я могла возненавидеть одноклассницу за ее новый красивый пенал, а уже на перемене в том могла протечь ручка, напрочь измазав его чернилами. С годами сила росла, укрепляя свои права, и «замашки» начали становится все более опасными, по итогу превратившись в то, чем являются теперь.
Конечно, я пыталась идти по советам бабушки и разобраться со своей силой. Я испробовала многих людей, которые нарекали себя ведьмами, медиумами и наделенными некоторыми экстрасенсорными способностями. Многие из них были известны, о ком-то я узнавала случайно путем слухов. Я переходила всех людей, которые так или иначе могли бы мне помочь. Но большинство из них оказывались пустыми шарлатанами, которые зарабатывали свои деньги на искусных манипуляциях и базовых знаниях психологии. Конечно, такие не могли мне помочь с реальной силой, так как сами ею не обладали.
Какие-то действительно что-то могли, но их сила была настолько ничтожна (пользуясь оборотом бабушки – жидкость, едва покрывавшая дно сосуда), что видя мою, они попросту терялись и всячески открещивались от попытки помочь мне, дабы не навлечь беды на самих себя. Конечно, за эти четыре года с момента смерти бабушки, нашлись и три женщины, которые были готовы мне помочь за определенную плату. Потому днем я работала (так и началась моя карьера «неладной», но тогда этого никто не знал; тогда, когда я только появилась на рынке труда, во мне все видели лишь молодую девятнадцатилетнюю девочку, на которой только «пахать и пахать»), а вечером занималась с ними. Но все они завершили свои попытки, едва оказывались невольно замешаны в каких-то моих «несчастьях», а такое случалось, ведь я не могла это контролировать – оттого и искала сторонней помощи.
Моя сила пугала знающих, еще больше ужасала несведущих, и в итоге случилось так, как случилось. Я распеваю песенки на углу, протягивая вперед шляпу ради пары центов, точно какой-то социальный отброс.
И вот пару дней назад, в очередной раз распевая на углу и чувствуя головокружение от палящего солнца, я услышала болтовню торговок. Они говорили о том, что на грядущей недели к нам в город приезжает табор Салемских потомков. Мол, целая семья колдунов и ведьм, чьи предки берут корни из самого Салема. Насколько я поняла по их сбивчивой болтовне – это было что-то вроде табора цыган-кочевников, которые не останавливаются подолгу не в одном городе, переезжая с места на места и зарабатывая себе на хлеб по пути в минующих городах.
В моей душе тогда разгорелась такая надежда!
Я решила во чтобы то ни стало встретиться с Салемскими потомками. Если они и правду такие сильные, быть может хотя бы они не сплошают перед моей силой и смогут помочь? Ведь если их предки были Салемскими колдунами и ведьмами, то мы можем вполне равняться по силе. Значит, они должны уметь обращаться с таким объемом дара. Если, конечно, они не очередные самозванцы, выдающие психологию за эзотерику.
Быть может тогда я, наконец, смогу жить нормальной жизнью! Работать, как все, быть может даже с кем-то встречаться, свободно злиться на людей, не боясь страшных вещей. Смогу обуздать, наконец, свою силу и стать ведущим, а не ведомым.
7 апреля 1996 года.
Как же я рада! Никогда я еще не чувствовала себя такой счастливой, такой цельной! Никогда я не ощущала себя еще настолько в нужном месте, как среди Салемских потомков.
Я встретилась с ними вчера. Это оказалась очень большая группа людей, и вначале я попала к молодой девушке, не старше двадцати пяти. Почему-то я их представляла как цыган – разукрашенных, разодетых в лохмотья, молчаливых и диковатых. Но это оказались обычные, современные люди своего времени. На этой молодой девушке были приталенные джинсы, короткий топ, темные волосы схвачены в конский хвост. Губы смазаны блеском, глаза слегка подведены карандашом на манер Джулии Робертс. То, что они внешне ничем не отличаются от нас – заставило меня слегка расслабиться.
Однако, когда я рассказала девушке, чего именно хочу получить от них, она позвала другого члена их «семьи». Хотя я еще не видела таких огромных семей, более сотни человек. Вряд ли они все были повязаны кровно.. – так я подумала тогда, еще ничего толком не зная о них.
Тем, кого позвала девушка – оказалась пожилая темнокожая женщина. На ней была вязаная рубашка, свободные бежевые брюки и красивые блестящие сережки. Она внимательно выслушала меня, не перебивая, после чего (вопреки ожиданиям) не попросила руку.
– Я чувствую твою силу, Мари – заявила она.
Я очень изумилась и растерянно хлопнула глазами, повторив на всякий случай, что меня зовут Роуз. Можно Рози.
– Твое новое перерождение зовут Рози – мягко поправила она – но душа не принадлежит множеству имен, что носят ее различные телесные оболочки. Душа принадлежит лишь тому, в котором впервые была зарождена та сила, что так же бессмертна, как души. И имя это – Мария Лаво. Здравствуй, Мари.
Признаться, я тогда безумна перепугалась. Я решила, что старушка слетела с катушек и думала лишь о том, как бы мне по добру по-здорову от них ретироваться. Еще бы! Когда мне вдруг заявляют, что я лишь какое-то телесное перерождение ведьмы, что жила за двести лет до моего рождения – стоит задуматься над психическим здоровьем этого человека.
Я стала напоминать женщине, что Мария Лаво – мой давний предок, веря словам бабушки, но никак не я сама. Женщина не спешила со мной спорить, лишь снисходительно улыбаясь всю мою тираду, после чего повторила лишь то, что сказала.
– Разве ты не видела чего-либо, что отличало тебя от любых других представителей твоего рода? – мягко уточнила она – например, не была ли твоя сила значительно сильнее, чем у прочих? Значительно характернее и гонористее?
(..сила, что таится в тебе, рози, намного сильнее той, что я видела в ком-либо из нашего рода на своем веку. <…> каждым поколением оттого сила все слабеет, грозя однажды оставить очередной сосуд и попросту пустым. но ты, рози – ты точно сосуд, каким-то образом наполненный до самых краев..)
Я не произнесла свои мысли вслух, но пожилая женщина словно прочла их. Она вновь мягко улыбнулась:
– Нет, это не совпадение и не случайность. Когда дело касается силы, неподвластной уму земных людей, нет места случайности. Твое физическое воплощение – потомок Марии Лаво. Но твоя душа – есть сама Мари.
– Если это так, почему я не помню того, что я это я?
– Перерожденные души могут вспомнить события минувших жизней, только лишь когда обуздают свой дар. Годы практики, самопознания и гармонии – лишь они позволяют открыть в себе заслонку между нашим миром и миром Вселенной, соединяющим в себе прошедшее, настоящее и грядущее в один единый узел. Забвение перерожденных душ есть благословение – ибо иначе это заставило бы усомниться в собственном рассудке.
Мы очень долго разговаривали с этой женщиной, и чем больше я узнавала, тем больше понимала, насколько силен мой голод познания самой себя. Однако, когда я попросила ежедневных встреч для обучения меня управления моим даром, женщина медленно помотала головой и заявила, что Салемские потомки не учат кого-либо, кроме собственной семьи. Учить силе равно что растрачивать свою – и на чужаков они не расточаются.
Когда же я заметила, что я тоже ведьма, а значит не чужак – она заявила, что чужак каждый, кто не связан с ними кровно. Тогда-то она и объяснила, что все это множество Салемских потомков, что я вижу и тех, что еще не увидела – все они связаны кровно. Не все они родные или даже троюродные братья, сестры, дяди и тети. У кого-то кровная связь берется от внучатых племянников шестого поколения по линии троюродной бабушки, но все равно считается родственной, поскольку имеет кровную связь. Все они – повязанные меж собой кровью Салемские потомки.
Я же – нет.
Я впала в такое отчаяние! Единственные люди, которые поняли меня, которые не испугались этого и которые могли, действительно могли мне помочь – отказывалась это сделать и в скором времени собирались вовсе покинуть город, вновь оставив меня одну наедине с этим отторгающим меня миром!
Я не гнушалась унижений и стала молить эту пожилую женщину взять меня с ними, взять в свою семью. Я клялась делать ради них все, во всем быть полезной и преданной до конца дней, как то сделал бы кровный родственник. Не видеть различий и принадлежать им всецело и безраздельно. Женщина долго отказывалась даже размышлять над этой просьбой, но усомниться ее заставил мужчина, услышавший наш разговор. Он был примерно ее возраста и, как я поняла, оказался ее супругом. Узнав в чем дело, он предложил решение, которое в итоге устроило всех и дало моей жизни шанс на счастье!
Он заявил, что бросать такую силу здесь безрассудно и грешно – ровно как и брать ее с собой на «пустых обещаниях». Он заявил, что я молодая девушка и мои слова, не в оскорбление мне, не могут ничего ровным счетом значить для Салемских потомков, даже учитывая силу моей души. Он сказал, что они смогут взять меня с собой, принять в семью, помочь обрести себя и контроль над силой только в том случае, если я не номинально, а фактически стану членом Салемских потомков. Возможно это было лишь в одном случае – если, повзрослев, я построю семью с одним из их юношей, являющихся кровными членами семьи, и рожу от него ребенка. Тогда у этого ребенка будет кровная связь с Салемскими потомками (отец), а у меня будет кровная связь с ребенком (мать). Соответственно, таким образом у меня появится кровная связь с Салемскими потомками и я стану членом их семьи.
Я не долго думала. Это условие было таким смехотворным, учитывая, что я получала взамен! К тому же у них было множество юных и очень даже симпатичных молодых людей! Почему не выйти потом за одного из них замуж?
Но поскольку мое обучение – а следственно, расточение силы обучающего – должно было начаться многими годами прежде, чем я вступлю в брак и рожу первенца, вторым условием было заключение согласия на крови. Суть ритуала состояла в том, что моя словесная клятва на примыкание к Салемским потомкам душой и кровью (браком) становилась материальной и приобретала силу, которая, в случае нарушения оной и отказа от обязательств, направлялась на меня и являлась разрушительной, поскольку заключала в себе силу сразу всего Салемского рода.
Обряд был проведен в полночь в присутствии всей их – теперь уже моей – семьи. А наутро я собрала свои вещи и перебралась к ним. Пожилую женщину назначили моей наставницей, которая должна была помочь моей силе обрести гармонию с моей душой и телом, что само по себе должно было урезонить дар по воле владеющего.
Никогда в жизни я еще не чувствовала себя настолько Дома, как среди них.
19 апреля 1996 года.
Сегодня мы с семьей навсегда покидаем город, в котором я выросла. Мне ни капли ни жаль. Дом там, где твоя семья – и я ухожу отсюда вместе со своей семьей. Я наконец-то начинаю жить, не боясь, а принимая и осваивая свою силу. Наконец-то меня не порицают за нее, а поощряют. У каждого из них есть сила. У каждого из Нас есть сила. Вместе – мы сильны. Вместе – мы едины. Лишь мы можем истинно понять и принять друг друга, потому нам нечего подолгу делать в городах земных людей.
Суть нашей жизни – в вечном самопознании и самосозидании. Самосозидание – это жизнь. Самосозидание – это движение. Движение – это наша жизнь.
Глава 5
– Вот здесь! – от перевозбуждения я едва ли не кричу, тыкая перед глазами Кенни в лобовое стекло, перегнувшись вперед настолько, насколько возможно, не завалившись при этом на коробку передач – этот поворот, заворачивай сюда!
– Черт, слышу я – смеется он, отмахиваясь от меня – не ори в ухо, дубина.
– Ты как мальчишка, которого запустили в Детский Мир – хохочет Мэри Джо – смотри не выбегай с игрушками мимо кассы.
Мы с Кенни переглядываемся и начинаем судорожно гоготать. Девчонки подозрительно глядят на нас, сощуриваются, и первой догадывается Лиззи:
– Только не говорите, что вы реально хотели что-то отсюда стащить?
Я гляжу на нее, игриво вскинув бровь и тогда она оборачивается, чтобы пихнуть меня в плечо:
– Поверить не могу! Вы хотели что-то стащить и при этом ничего нам не сказали! По-вашему, нам не нужны баксы?
– Баксы? – невинно хлопаю глазами.
– Баксы, за которые вещички из Ведьминого Села с руками оторвут на е-бэй – кивает Мэри Джо – парни, я в шоке. Вы теперь у меня на мушке. Никакого доверия в коллективе.
Мы все вчетвером принимаемся смеяться, а Роб лишь искоса поглядывает на нас, большей частью заворожено наблюдая за видом из окна. В закатных лучах солнца Ведьмино Село выглядит по-особенному завораживающе. Конечно, кроме как на фото, мы его в дневное время и не видели – но мне кажется, что подобную таинственность этой заброшенной деревне способно придать только уходящее солнце.
– Поверить не могу, что мы реально здесь – говорит Лиззи, вновь начав вертеть головой – место, о котором я слышала с самого детства.
– Да – довольно соглашаюсь – не так уж и сложно было сюда собраться.
– Да, не считая тачки моего отца..
– Скопленных и заработанных мною денег, которые я полностью спустил на провизию и арсенал.. – киваю я другу.
– И восемнадцатилетней отметки в паспорте – едва ли не синхронно заканчивают девчонки.
Мы вновь начинаем смеяться, и Роб полностью уходит в себя, судя по всему, желая слиться с обшивкой сиденья.
Я приникаю к окну Мэри Джо, наблюдая за проносящимися мимо нас домами. Хотя «проносящимися» – слово довольно громкое для тех 10миль/час, на которых мы сейчас еле ползем, грозя днищем зацепить все, что только можно. Скорость как раз позволяет рассмотреть все трещинки в окошках, пока проезжаем.
Впрочем, окошек тут не так много – в большинстве своем у домов остались лишь рамы с острыми зазубренными концами, где, судя по всему, когда-то было стекло.
Завернув на указанном мною повороте, Кенни пусть и не стремительно, но приближается к дому, ради которого это и было сделано.
– Вон тот – опять тыкаю я перед его носом так, что друг морщится – остановись перед тем крыльцом.
– Это там?..
– Да.
– Крутяк.
Лиззи щурится, глядя на наши хитрые лица:
– Что «там»?
– Ничего, детка – невозмутимо жмет плечами Кенни – там всего лишь пропала коммуна колдунов, а так ничего особенного.
Но приемчик не удается. Лиззи не клюет на приманку и продолжает испепелять его глазами, после чего вонзает эти клинки теперь уже в меня:
– Джейк, что там?
– Дом.
В это время Кенни как раз заворачивает на площадку перед покореженным и частично просевшим забором.
– Какой дом?
Я киваю на лобовое стекло, в котором он теперь как раз маячит по центру, точно отличная мишень в прицеле:
– Очень старый. И как по мне – чертовски безвкусный.
Но на мою приманку она тоже не поддается:
– Чей это дом?
Несмотря на то, что ситуация и так складывается патовая, я все еще надеялся, что нам удастся обойти этот вопрос, когда Роб (как всегда не вовремя) не открывает свой рот и восторженно не бормочет:
– Это же тот дом, где нашли ребенка!
И словно по закону жанра – как раз в этот момент Кенни глушит машину и в салоне воцаряется гнетущая тишина. Мы с другом переглядываемся, после чего осторожно смотрим на девчонок. Роб же в этот момент, словно блаженный, уже вытаскивается из машины и достает телефон, видимо, чтобы сделать пару снимков. Хотя ему, как искателю доказательства или опровержения существования мира после – стоило скорее достать эхолокатор или что там носят охотники за привидениями.
Позади нас, прямо на дороге (поскольку подъездная дорожка – или то, чем она, по крайней мере, наверняка задумывалась – слишком узкая для двух машин) останавливается вольво Вилмы и та, с видом Лары Крофт, выскакивает наружу, подставив лицо ветру.
От этой комичной картины я бы вновь захохотал, если бы не напряженная ситуация внутри нашей компании.
– Вы здесь собрались остановиться на ночь? – спрашивает Мэри Джо.
– Ни за что! – отрезает Лиззи, не дав нам ответить.
– Да что такого? – фыркаю я – ты же сама говорила, что ни во что такое не веришь и что здесь ничего такого нет.
Она резко оборачивается на своем переднем сиденье, чтобы смотреть мне прямо в лицо:
– Я сказала, Джейк, что если бы тут что-то было, люди бы так свободно не возвращались всякий раз из поездок сюда. Но это не равно, что «здесь ничего нет». Может как раз-таки все возвращаются потому, что соблюдают осторожность и не суют свой нос в поганые места на ночь глядя.
– Да тут все это село, если так считать – одно поганое место! – всплескивает руками Кенни – и именно поэтому мы сюда и поехали – с усмешкой щипает Лиззи за щеку – не будь трусихой, детка, здесь просто нашли младенца. Если так подумать – то во всем селе лишь в этом доме человек смог уцелеть, значит с какой-то точки зрения здесь самое безопасное место в деревне.
– Придурок! – бросает она ему вслед, когда Кенни вылезает из машины, тем самым ставя точку в дискуссии.
Я тоже намереваюсь выбраться, когда Мэри Джо требовательно тянет меня за рукав футболки:
– Мы же не будем первую же ночь ночевать внутри дома? – уточняет она серьезно.
– Нет, разобьем палатки во дворе, так и было задумано. Сейчас темнеет и мы не сможем как следует его осмотреть на предмет прочности, гнилых досок или устойчивости. А залезать просто так – дело опасное. Можно провалиться и не отделаться одним испугом.
– «Было задумано»? А почему это вы с Кенни все знаете и решаете, а нас лишь ставите перед фактом? – Лиззи взвинтилась не на шутку – если у этой сраной поездки есть какой-то план по типу «посетить те-то достопримечательности», то почему у нас нет этой программки?
– Да мы об этом постоянно болтаем – добродушно усмехаюсь – план составляется на ходу. Импровизация, Лиз – щелкаю ее по носу и выбираюсь из тачки.
Невольно передергиваюсь. Из-за дикой местности ветер здесь дает себе куда бо́льшую волю. Настолько, что моя огромная оверсайз футболка начинает продуваться и колыхаться, точно флаг, а волосы так играют на голове, что я чувствую их шевеление.
– Забавно – смеюсь.
– А? – Кенни оборачивается.
Все это время он максимально беспалевно стоял впереди тачки и глазел на зад Вилмы, что с надменным видом осматривала калитку. Удобно устроился – спиной к лобовому стеклу, потому его не может запалить Лиззи, и лицо к спине Вилмы, потому, если у той нет на заднице глаз, она его тоже не засечет.
– Говорю, ветер здесь куда хуже – обхожу тачку, подхожу к нему и добавляю гораздо более низким и тихим голосом – зато видимость и радиус обозрения куда лучше. Радуйся, что из тачки вышел я, а не Лиззи.
Кенни лишь беззаботно отмахивается, и тогда мне приходится стянуть улыбку и добавить максимально серьезно:
– Чел, я не шучу. Не вздумай изговнить поездку. Хочешь с ней порвать – делай в любой момент, когда захочешь, но не путем разглядывания чужой задницы в Ведьмином Селе, окей?
– Ладно-ладно, остынь – фыркает он – из-за этого никто еще не расставался.
– Я просто дал понять свою позицию – и вновь добродушно хлопаю его по плечу – ты же знаешь, чувак, я не моралфаг, просто не хочу склок вдали от цивилизации. Как сюда копы-то доедут, когда она тебя изобьет?
Напряжение спало и вот мы уже опять гогочем, как парой минут назад в тачке.
И тут, оглядев крыльцо, понимаю, что кое-кого не хватает.
– А где Роб? – спрашиваю у Кенни.
– Не знаю – жмет плечами.
Я свожу руки рупором и кричу:
– Роб!
Вилма и Кенни даже не обращают внимания, зато со спины мне уже через пару секунд прилетает чей-то злобный толчок:
– Рехнулся совсем?! А почему сразу не в рупор?
Оборачиваюсь и смотрю на сверкающие глаза Лиззи. С улыбкой жму плечами:
– А он у тебя есть?
– Придурок – она оглядывается вокруг – а если нас кто-нибудь услышит?
– Так на это и расчет.
– Я не про Роба!
– Брось, Лиззи – теперь ко мне подключается уже даже подоспевшая Мэри Джо – мы здесь сами. Бурные потоки туристов в Ведьмино Село иссякли в первые два.. ну даже пять лет после происшествия. А прошло уже семнадцать. А даже если кто-то и есть.. то это такие же обычные искатели приключений, как и мы.
Она хмыкает, но вроде как немного остывает.
И едва это происходит, Вилма тут же оборачивается, смиряя Лиз максимально пренебрежительным взглядом:
– Не знала, что у нас в поездке трусишки-мокрые-штанишки – и злобно ухмыляется.
Лиззи сжимает кулаки и цедит так, чтобы услышали только мы:
– Эта сука когда-нибудь у меня договорится.
– Конечно, детка – смеется Кенни, обняв ее своей огромной ручищей – и тогда мы перережем ей тормоза, что скажешь?
– Дурак – смеется она – но идея мне нравится.
– Вы потенциальные маньяки, вы в курсе? – усмехаюсь – так, ну реально, где Роб-то?
Но едва вновь свожу руки рупором, как парень появляется из-за дома. Вид совершенно отстранённый, что-то снимает на телефон. Если он был за домом – то прекрасно слышал мой первый зов. И.. просто его проигнорировал? А он не такой шуганный, как могло показаться.
Это хорошо.
Иначе бы было слишком скучно. Я его брал с надеждой на эдакого эксцентричного умника, который, если повезет, время от времени будет творить всякую хрень. Уйдет там снимать рассвет, никого не предупредив, или встанет ночью попить воды, и идя обратно перепутает палатки и напугает всех до смерти, а главное, обделается сам. Такие курьезы, основанные на моментальных сильных эмоциях, запоминаются в поездках сильнее всего и именно о них – а не о красивых закатах – рассказывают потом долгими годами на посиделках за пивом.
– Роб! – машу ему рукой – куда тебя занесло, дружище, иди сюда.
Он не увеличивает скорость, так же степенно выходя вновь из калитки и подойдя к нам. Вилма при этом наблюдает за ним с каким-то любопытством. С таким обычно смотря на мышь, которая бодрым смелым шаг бежит к миске кота попить молока.
– Я изучал местность – невозмутимо сообщает парень – заглянул в окна. В общем, осматривался. А что? Нигде не говорилось, что мы должны держаться все вместе.
Я даже не сразу нахожусь, что ответить. Да, об этом не говорилось, но это подразумевалось. Мы же не хотим тут все потеряться к чертовой матери?
– Да, без проблем – киваю – но сейчас уже темнеет, так что давай оставим осмотры до завтра. Пока паровозиком, норм?
– Понял – только и отвечает он, словно солдат, получивший приказ от начальства.
Я усмехаюсь и поворачиваюсь к Кенни:
– Доставай мобильник. Возьми меня так, чтобы дом было видно.
Кенни долго думает, после чего глубокомысленно выдает:
– Чтобы дом было видно, мне придется взять тебя на земле. Или ты хочешь, чтобы его было видно тебе? Тогда придется быть сверху. Ну или мне сзади.
– Идиот – мы гогочем, и он пользуется этим временем, чтобы разблокировать свой айфон.
– Снимаешь?
– Да?
– Точно?
– Да.
– Прям уже?
– Я сейчас всеку тебе.
Смеюсь и поправляю волосы. Для уверенности оглядываюсь, убедившись, что означенный дом находится позади меня и что Вилма своей задницей не отвлекает внимание от главного:
– Итак, вот мы и в Ведьмином Селе!
Роберт озадаченно поднимает голову:
