Kitabı oku: «Совместимые»
Глава 1
Какой день подряд ночной Морфей оставлял меня без красочных снов. И дело не в хронической усталости, эмоциональном перегреве или стрессе. Моя жизнь стала настолько планомерной и однообразной, что мозгу просто не из чего было генерировать сны. Правда, я собственноручно погрузила свою жизнь в однотонность. Мой комфорт и спокойствие – превыше всего.
Несмотря на это, сегодняшний день обещал быть насыщенным. Мне требовалось повторно защитить магистерскую диссертацию. Фактически я уже являлась магистром филологии, так как с успехом прошла итоговую аттестацию пару недель назад. А сегодня выпускники с отличными дипломными работами устраивали показательное выступление для иностранной комиссии. В свою очередь, делегаты из США планировали выдать лучшему студенту грант на трёхмесячную стажировку в их стране. И так как мой дедушка являлся деканом данного факультета, я не могла его подвести.
На протяжении шести лет обучения я то и делала, что старалась быть лучшей из лучших. Многие мной восхищались, а дедушка говорил: «Недостаточно». В связи с чем уже на третьем курсе своего обучения я начала исследовательскую работу на тему «Культурологические различия английского и арабского языков». Она настолько обширна, что для начала мне пришлось досконально изучить по отдельности феномен европейского и восточного языков. В свободное от занятий время я продолжала учиться. Утро, день, вечер – посвящались погружению в ценностные ориентации и идеалы противоположных культур. Большая же часть стараний прилагалась к возможности свободно разговаривать на двух столь разных языках.
Конечно, вопрос об изучении английского языка являлся риторическим. Нельзя было оставить самый распространённый язык во всем мире без внимания. Насчёт арабского языка я долго сомневалась, так как изначально планировала изучение испанского или итальянского, на крайний случай французского. На мой выбор повлиял дедушка. На его взгляд, большинство европейцев являются людьми легкомысленными и безответственными. Он так боялся, что я пойду по стопам матери: влюблюсь в итальянца, пылкий темперамент которого закружит нас в болезненной страсти, а чувство влюблённости исчезнет вместе с главным героем. И в итоге останусь одна с тайной под сердцем, которая через пару месяцев будет заметна всем.
Да, вся моя семья входила в общество педантичных филологов, по-другому сказать, консерваторов своего дела. Моя мама – первая из нашей семьи – выбрала любовь вместо успешной карьеры. Всего одна случайная встреча разделила её жизнь на до и после. Она первая из студенток факультета зарубежной филологии нашего университета, кого отправили на стажировку за границу в те непростые девяностые. По возвращении ей прочили стать преуспевающим специалистом своего любимого дела. А впоследствии и ректором небезызвестного института. Но, видимо, её сердце решило по-другому. Всё это со слов моего дедушки.
В Германии в момент прохождения практики мама познакомилась с красивым молодым человеком, завоевавшим её сердце ещё до «объявления войны». Она рассказывала мне о нём перед сном, вместо прочтения художественной литературы.
Его звали Умберто. Он был высоким и статным. Его волосы: чёрные, как смоль, слегка подвивались и укладывались в небрежную прическу. Широкий лоб и выступающие брови, прямой нос с небольшой горбинкой, угловатые скулы и тонкие губы, карие выразительные глаза. Даже черты лица выдавали в нём донжуана, не говоря уже о взрывном темпераменте и дьявольском магнетизме.
После окончания института на родине Умберто вместе с друзьями отправился в небольшое путешествие по Европе. Но встреча с моей мамой изменила его планы на ближайший год. Он остался в Берлине вместе с ней. А когда время стажировки подошло к концу, мама вернулась в Россию и ждала его. Он обещал прилететь, как только решит все свои семейные дела. Но этого не случилось. Мужчина даже ни разу не позвонил. А у мамы не было ни его адреса, ни номера телефона, ничего, кроме зарождающейся жизни под сердцем. В смысле, я единственное, что у неё осталось от него, если не считать болезненных воспоминаний. Даже через десятилетие с их последней встречи, она без труда могла вспомнить мельчайшую деталь его внешности, характера. Мама не переставала его любить до самого последнего дня своей жизни. Я часто думала о том, что могло изменить его планы. Но до последнего верила, что он также сильно любил её, как и она его.
Можете ли вы представить, как сложно маме было признаться во всём своим родителям и близким? Её осуждали, винили в легкомысленности. Хотя всегда легче осудить, чем попытаться понять и помочь. Но она с этим справилась. Любовь в сердце помогла ей не опустить руки, продолжить жить и чувствовать себя относительно счастливой. Если бы не трагическая авария, которая пять лет тому назад унесла жизни моей матери и бабушки, то сегодня за завтраком была бы совершенно другая атмосфера.
После трагических событий я, как и дедушка, отстранилась от общества, перестала общаться с единственным другом и полностью погрузилась в учёбу. Иногда за ужином мы могли с дедушкой переброситься парой фраз и пожелать друг другу спокойной ночи, хотя до сна было ещё далеко. Но ни он, ни я не желали покидать зону своего комфорта, обусловленную уединением.
Дедушка понимал, что иностранная комиссия именно мне выдаст грант на стажировку. Нет, он не пытался отговорить меня. Если только слегка помешать, заваливая сложными вопросами, не относящимися к теме моего проекта. Но я слишком хорошо была подготовлена. И успокаивала его лишь тем, что стажировка займёт всего три месяца, а в ответ слышала: «Можешь уезжать хоть на год». Я понимала его переживания. Именно поэтому и приняла решение отказаться от заграничной стажировки. Правда, хотела сделать это после объявления победителя.
– Софья, ты готова? Нам пора выходить, – строгий голос дедушки послышался из прихожей. Из него бы получился неплохой командир военного гарнизона. – Софья!
– Да здесь я уже! Не кричи, пожалуйста. Тем более обычно мы выходим позже на пять минут. Тебе куда-то надо ещё заехать, Павел Владимирович? – мягко спросила я, стараясь ослабить дедушкин боевой настрой. Он стоял спиной ко мне и пытался что-то найти в своём чемоданчике.
– Нет, заезжать никуда не нужно, – отвлечённо ответил дедушка.
– Да я поняла, ты просто переживаешь, – с лёгкой улыбкой произнесла я.
– Я не переживаю, – с серьёзным видом он повернулся ко мне, – просто хотел сказать, чтобы ты не отказывалась от стажировки. Не стоит из-за моих страхов терять такой шанс.
– Это сейчас мой дедушка говорит? Видимо, нет! Что вы с ним сделали? – я подошла к нему, слегка обхватила за плечи и стала внимательно всматриваться в его печальные глаза.
– Софья, заканчивай этот концерт! Я серьёзно.
– Дедуль, я уверена, что даже в своих снах ты сама серьёзность. Ладно, как ты догадался, что я хочу отказаться? Я настолько предсказуема?
– Вот скажи мне, девочка, от кого тебе досталось столько сарказма? – теперь дедушка пытливо смотрел на меня.
– Умберто! – хором произнесли мы с ним.
Ещё с детства, если я делала что-то не так или вела себя неподобным, на усмотрение дедушки, образом, он сразу произносил имя моего биологического отца. Для него хуже Умберто в мире никого не было. А когда мама при дедушке говорила, что я копия отца, то начинались нешуточные баталии.
Дедушка утверждал, что я унаследовала черты семьи Разумовских и даже капли от какого-то Умберто во мне нет, что во внешности, что в характере. Мама, будучи тактичным человеком, всегда давала высказаться, а потом просто топила дедушку в фактах. Ведь я и правда похожа на отца: рост выше среднего сразу выделял меня из женской половины моей семьи; худое телосложение позволило бы стать моделью; кожа слегка смуглая; пышные тёмно-каштановые волосы, чуть светлее, чем у отца; лучистые карие глаза и правильные черты лица. Моей изюминкой, на мой взгляд, является очаровательная улыбка.
Наверное, вы успели заметить, что скромностью я не отличаюсь. Но мне действительно повезло. В наше время внешность много значит. Нравится нам или нет, но красота привлекает не только мужское внимание, а успех в целом, с учётом наличия мозгов. Конечно, есть место пословице «не родись красивой, а счастливой», но я полагаю, что счастье зависит от самих нас. А прирожденную красоту можно испортить, и это я не про новомодные косметологические услуги по увеличению губ и тому подобное, а про вредные привычки, ожирение, недосыпание и вечное недовольство жизнью.
– А если серьёзно, – продолжил дедушка, – ты уже совсем взрослая, и ни капли не похожа на свою мать. Я считаю, что ты правильно сможешь распорядиться своей жизнью и не позволишь никакому Умберто её испортить.
Систематически, из года в год, словно молитву, дедушка повторял эти слова: «Не похожа на свою мать, никакой Умберто не испортит тебе жизнь».
– Я обещаю тебе, что никакой Умберто не разрушит её. А вот какой-нибудь Даниэль из солнечного Мадрида, – эту речь я давно придумала, но почему-то решилась сказать только сегодня. Это было моей ошибкой. Мой обычно безэмоциональный дедушка начал багроветь, шипеть, трясти указательным пальцем перед моим носом, но при этом смог лишь сказать:
– Софья! Не смей.
– Павел Владимирович, да не переживай ты так! Я невлюбчивая особа и вообще скептически отношусь к любовным связям. Вначале построю карьеру, создам финансовую подушку безопасности, а вот после тридцати найду себе по статусу и образованию человека, с которым войду в церковь в подвенечном платье, – опять в голосе были слышны нотки сарказма, но что поделать, если так реагировала на серьёзность своего дедушки.
– Я думаю, мы друг друга услышали, – заключил дедушка.
– Я тоже так думаю. Пойдем, нам нельзя опаздывать.
Глава 2
– Софья, я очень рад, что вы всё-таки приняли наше предложение и приехали на стажировку. Мои коллеги говорили, что вы намеревались отказаться от гранта в пользу другого специалиста, – выражал своё почтение президент Нью-Йоркского исследовательского университета.
– Да, это было связано с семейными проблемами. Но всё решилось благополучно, и я не смогла отказать себе в удовольствии поработать с американскими коллегами. Я уже вся в предвкушении, – с гордостью произнесла я.
– Мы всегда рады российским студентам и выпускникам. Ваш подход к работе и неординарность помогают нашим сотрудникам решать сложные задачи в короткое время, – прозвучало фальшиво и наигранно, но я сделал вид, будто восхищена его словами.
Его можно понять. Каждый день со всех стран мира к ним прибывают новые стажёры, которым надо оказать честь и признание. И придумывать для каждого новые эпитеты слишком затратная по времени задача.
В свою очередь от меня требовалось выказать восторг об университете и сотрудниках, но решила не задерживать президента, и со всей присущей мне скромностью заявила:
– Какое филологическое исследование на данный момент в вашем университете самое главное и сложное? Я готова найти решение в вашем вопросе.
– Смело. Если вы действительно поможете в одном интересном проекте, то, думаю, по окончании вашей стажировки мы будем говорить о годовом контракте в нашем университете, – плавно подытожил президент.
– Надеюсь, так и будет, – с моей стороны это было лукавство, так как по окончании стажировки я собиралась незамедлительно вернуться на родину.
– Тогда до встречи, Софья. Мой секретарь подскажет, как пройти по территории кампуса, чтобы попасть в корпус, в котором вы будете жить. Два этажа людей, занимающихся одним вопросом. Вам понравится. А уже завтра ваш научный руководитель расскажет об исследовании, в которое вы будете включены.
– Спасибо, мистер Адамс, – заключила я, быстро пожала вспотевшую ладонь президента и покинула кабинет.
Территория кампуса оказалась немаленькой. При условии, что располагалась в городской черте. Это явное отличие от России. У нас учебные корпуса одного института могут находиться в паре километров друг от друга, а общежитие вообще в другом конце города. Здесь же учебные здания, лаборатории, спортивные комплексы, исследовательский центр, библиотека, столовые, общежития были в шаговой доступности.
Мой корпус находился немного в отдалении от остальных учебных зданий, рядом с небольшим парком. Посмотрев в его сторону, смогла заметить, как небольшие каменные дорожки уводили вглубь, где под большими кустистыми деревьями создавалась тень. День был жарким, и влажность в Нью-Йорке на порядок выше, а с субтропическим климатом у меня давняя вражда. Оставаясь на месте, я могла лишь предположить, насколько тень деревьев разбавляет духоту. И мне этого так не хватало. Но не стала задерживаться и зашла внутрь здания.
На моё удивление воздух в здании был свежим и прохладным. Лишь потом я заметила кондиционеры в коридорах. И вот ещё явное отличие от наших общежитий.
Если так и дальше пойдет, то годовой контракт подпишу без раздумий.
Можно осуждать, но для меня комфорт важнее всего в жизни. Мне нравится уют и тишина в доме. Я не люблю бессмысленные разговоры и шумные компании, не люблю тратить своё время на бестолковые занятия. Чтобы вы понимали, бессмысленные разговоры для меня – сплетни, рассуждения о любви, быте. Бестолковые занятия – просмотр ток-шоу и подписка на глупых блогеров в YouTube. Таких людей, как я, называют занудами. Ведь список того, что я не приемлю, довольно длинный. Но во всём этом можно найти один плюс – я никогда не навязываю своё мнение в отношении личного времяпрепровождения. Главное, чтобы никто не нарушал мои границы. И тогда я не буду говорить, куда им идти.
Я поднялась на четвертый этаж и нашла свою комнату. Открыв дверь электронным ключом, зашла внутрь. Прихожая небольшая, отделка в бежевых тонах. На одной стороне висело огромное зеркало, которое явно давно не протирали, а на другой – был установлен небольшой шкаф. Чья-то джинсовая куртка висела на вешалке. И две пары розовых босоножек и белых кед стояли на панели для обуви.
Возможно, секретарша перепутала и дала не тот ключ?
Я постаралась бесшумно развернуться и покинуть комнату со своим багажом. Но не тут-то было.
– Привет! Ты, наверное, Софья? – за спиной послышался женский голос. Хороший английский, но с акцентом.
Пришлось развернуться. Передо мной стояла высокая блондинка и добродушно улыбалась, ожидая от меня ответного приветствия. Но в тот момент меня волновал лишь её акцент, интересно же по одному только «привет» понять, откуда человек родом.
– Ты француженка? – вопрос явно её смутил, но ответ был положительным. Я чуть в ладоши не захлопала от своей сообразительности.
– Сразу видно, что передо мной филолог. Не поверишь, но я так и представляла себе тебя.
– И что именно во мне выдало филолога? – я почувствовала, как мои брови от возмущения поползли вверх.
– Вы прагматики. Во всем. Ты в строгом деловом костюме, волосы аккуратно уложены, не выделяющийся макияж. Могу лишь догадываться, что тебе не больше двадцати пяти. Хотя если бы ты была в парандже и были видны только глаза, то решила бы, что тебе около сорока. И то, как ты говоришь…
– Довольно, – прервала я юного эксперта по филологам, – я тебя услышала. Так мы будем жить вместе? – поинтересовалась, надеясь на отрицательный ответ.
– Да, слава богу. Я совсем не люблю уединение, – мне явно не хватало её оптимизма. – Ты что не рада?
– Совсем не рада. Я как раз-то люблю уединение, – безэмоционально заключила я.
– О-у… – единственное, что смогла произнести француженка.
Её глаза заблестели, ресницы быстро захлопали. Вид, словно у выброшенного котёнка, просящего любого прохожего забрать в свой дом, тёплый и уютный.
– Ладно, у нас хотя бы спальни разные? – чуть смягчив голос, спросила я.
– Давай я тебе всё покажу, – воодушевлено предложила моя соседка, – меня, кстати, зовут Оливия.
Из прихожей мы прошли в небольшую гостиную. Лишь спустя несколько минут я смогла оторваться от большого панорамного окна с видом на парк и обратить внимание на небольшой диванчик из красного велюра, плазму средних размеров и небольшой шкаф с книгами. Из гостиной можно было пройти на крохотную кухню, где из техники находились маленький холодильник, микроволновая печь и двухконфорочная варочная панель.
– В основном все питаются в столовой. Никто сам не готовит. Но если у тебя будет желание, то внизу стола есть вся необходимая посуда.
– Да, спасибо, я предпочитаю домашнюю еду, – хотелось еще добавить, что люблю принимать пищу в одиночестве или как минимум в тишине. Но не стала сразу расстраивать Оливию. Хотя, если честно, мне было всё равно на её чувства.
– Направо твоя спальня, налево моя. Можешь заходить когда угодно и даже не стучаться.
– Извини, Оливия, не могу сказать тебе тоже самое. Если вдруг мне потребуется общение, я выйду в гостиную. Думаю, что иногда вечером мы сможем вместе чаёвничать. Пожалуй, я пойду к себе, очень хочется принять душ и лечь спать, завтра рано вставать.
– Конечно, только вход в ванную комнату через мою спальню, – виновато озвучила Оливия. Я перевела на неё недовольный взгляд, хотя стоило признать, что, окажись первая в этих апартаментах, тоже выбрала бы спальню с входом в ванную. Успокаивала только мысль о том, что моё личное пространство не будет нарушаться. И, вообще, что за мастер сделал такое неудобное расположение?!
– У всех так?
– На каждом этаже только одна такая комната.
– Может, они обиделись, что я вначале отказывалась от гранта? – прошипела я.
– В смысле?
– Ты вообще давно здесь?
– Нет, всего пять дней. Но уже успела познакомиться со всеми, кто работает над проектом доктора Коллинза. А ты тоже его поклонница?
– Нет, фанатизм мне не свойственен. А что за проект?
– Что? Тебе не сказали, что ты будешь работать в исследовательской группе над проектом столетия? Это же главное событие того года. В области генетики ему дали Нобелевскую премию, – тараторила Оливия, а я всё больше не понимала, чем именно буду заниматься. – Принимай душ, приводи себя в порядок, а я пока сделаю чай и затем всё тебе расскажу.
Мне ничего не оставалось, как молча кивнуть в знак согласия и направиться в свою комнату.
Дедушка рассказывал, что в основном все филологи из России занимаются историческим разбором языков, которые они изучали в университете на родине, некоторые погружаются в детальное изучение палеографии.
Но что предстоит мне?
Моя комната оказалась небольшой, но вполне уютной. Справа от входа находился письменный стол и встроенный шкаф. Слева полутораспальная кровать с тумбочкой и в углу мягкое ворсистое кресло. По центру небольшое окно. Цветовая гамма, как и в предшествующих комнатах, светло-бежевая. И бесценно важное для меня – кондиционер.
Долгий перелет из Москвы в Нью-Йорк всё-таки оказал влияние не только на мою физическую активность, но, видимо, и на психическую. В какой-то момент мне захотелось схватить вещи и бежать в сторону аэропорта. Но ведь я не привыкла так быстро сдаваться. Да и что я скажу дедушке: «Дедуль, эти американцы такие плохие! Мало того, что заселили меня в один номер с француженкой, не перестающей болтать ни на секунду, так ещё я буду вовлечена в проект из области физиологии и медицины. Если и внесу какой-то вклад, то вряд ли меня запомнят».
– Бред, – еле слышно произнесла я.
Холодный душ и чашка крепкого чая помогли взбодриться. И даже ненадолго я успела насладиться долгожданным одиночеством, пока моя соседка болтала с каким-то парнем, стоя в прихожей.
– Надеюсь, она не будет водить сюда мужчин, – негромко озвучила я.
Я попыталась настроиться на рабочий лад. Моя высокая самооценка уверяла, что я со всем и всеми справлюсь. Вначале я решила узнать про доктора Коллинза и его бесценный вклад в развитие человечества. Ещё весомый плюс данного общежития – бесплатный высокоскоростной Wi-Fi. Вот что у американцев не отнять – умения создавать комфорт.
Итак, информации о нобелевском лауреате Райане Коллинзе было предостаточно. Начиная с того, что, будучи ещё студентом, страдал от серьёзной наркотической зависимости, и заканчивая прорывом его сорокалетнего исследования. Не успела открыть следующую ссылку, как в мою комнату внезапно вбежала Оливия с криками: – Прости, что без стука!
– Что-то случилось, Оливия? – холодно поинтересовалась я.
– Да! Меня просто отвлек знакомый, а мне очень хочется самой рассказать тебе об этом удивительном человеке, который, можно сказать, спас мир от разводов, одиночного материнства, сирот…
– Ты сейчас про Коллинза?
– О ком же ещё! – с воодушевлением ответила она.
– Ладно, я поняла. Присаживайся, – указала ей на кресло в углу комнаты, а ноутбук пришлось выключить.
– Встречала ли ты, София, в своей жизни человека, который, словно феникс, восстал из пепла и спас мир от разрушений? – высокопарно начала своё повествование Оливия.
Она явно страдает фанатизмом, либо я действительно плохо осведомлена о современных героях.
– Оливия, пожалуйста, избавь меня от фразеологизмов. Давай чётко и по делу, – попыталась сказать со всей присущей мне мягкостью. Ах да, забыла! У меня же её никогда не было. Сразу стало понятно, почему уголки рта моей соседки опустились и взгляд опечалился.
– В студенческие годы мистер Коллинз был влюблён в свою сокурсницу. Все твердили о том, что они идеальная пара. Многие завидовали. Вот у тебя есть любимый человек?
– Оливия, ты отвлекаешься, – равнодушно произнесла я.
– Прости, я думала нам стоит больше узнать друг о друге.
– В другой раз. Сейчас меня интересует только исследование.
– В общем, за месяц до их свадьбы она сбежала. Причем не одна, а с новым возлюбленным – вратарем студенческой команды по футболу. Она разбила сердце юному Райану. Уныние переросло в депрессию. И наркотики чуть не погубили его.
– Слабый человек, что тут скажешь, – невольно вставила я.
– Нет, ты не понимаешь! – удивлённый визг Оливии слегка меня напугал. – Ты, наверное, никогда не любила… не влюблялась… не привязывалась, – драматичность зашкаливала.
Кто же Оливия по профессии? Явно по ней плачет театральное училище, еще чуть-чуть и расплачется на ровном месте.
– Оливия, ближе к делу и не стоит столь вспыльчиво реагировать на мои слова, – попыталась её успокоить.
Девушка продолжительное время внимательно всматривалась в мое лицо, но все-таки продолжила говорить.
– Он сильный. Просто его душевная организация слишком остро реагирует на негативные ситуации в жизни. Но он смог справиться! После нескольких лет зависимости он выбрал жизнь. Именно тогда он и решил во что бы то ни стало доказать, что генетика великая наука, благодаря которой можно осчастливить многих людей.
– Вступительная часть закончилась? – с долей сарказма уточнила я.
В ответ лишь положительный кивок головой.
– Это была важная информация. Именно эта несправедливая полоса в его жизни и дала предпосылки к изучению совместимости партнеров посредством считывания информации с молекул ДНК. Пятнадцать лет понадобилось, чтобы выяснить, как нужно соединить данные чужеродных молекул противоположных полов, дабы получить в результате возможность спрогнозировать их любовную связь. Остальные двадцать пять ушли на исследования с уже состоявшимися семьями и молодыми людьми, только начинающими строить свою личную жизнь. Угадаешь результаты?
– Удиви меня! – с иронией на лице обратилась к Оливии.
– Девяносто шесть процентов сложившихся отношений были спрогнозированы верно. В эксперименте участвовало более двухсот тысяч пар. После официального оглашения научного прорыва эксперимент продолжается, и число испытуемых увеличивается в соответствии с геометрической прогрессией каждый месяц. По предварительным данным, в этом году присоединилось более ста миллионов человек. В тридцати странах уже открылись филиалы Нью-Йоркского центра генетической совместимости имени Райана Коллинза. Правда, не все признают открытие нобелевского лауреата, особенно жители России и Китая. Но это ненадолго. Вы консерваторы, вам надо время.
– Я, конечно, не сильна в генетике, да и вообще в медицине. Но разве любовь – это не всего лишь химический процесс, который происходит под действием определенных гормонов?
– Как с тобой сложно! Ты, вообще, филолог, который не должен лезть в суть вопроса генетиков. Тебе не кажется? – Оливия показала зубки.
– Я не хочу быть тупой овцой в общем стаде поклонников уважаемого Коллинза.
А что? Я тоже умею огрызаться.
– Мы не овцы. Это раз. Не достаточно информации от меня, то этажом ниже генетики, там тебе любой докажет на пальцах успех доктора Коллинза. Это два. Я обиделась. Это три. Спокойной ночи, София, – уже полюбившаяся мне соседка со слезами на глазах выбежала из комнаты.
Как воспитанному человеку, мне следовало сразу же извиниться перед Оливией. Но дремлющая совесть не была со мной согласна. Поэтому, долго не раздумывая, я отправилась спать. Тем более восьмичасовая разница во времени и десятичасовой перелет сказались на моём самочувствии.
Утро оказалось великолепным. И вовсе не из-за солнечной погоды, а из-за отсутствия Оливии в апартаментах. Видимо, девушка была настолько обижена моими словами, что даже с утра не захотела со мной встречаться. Совесть всё также молчала, а в голове рождался план по переезду в другую комнату. Разумеется, без соседей.
Лёгкий душ почти помог проснуться, оставалось дело за кофе. Затем взяла ежедневник, чтобы немного распланировать день. Хоть я ещё и не была знакома со своим рабочим графиком, но от многолетней привычки отказаться не смогла. Вот только моё беззаботное утро быстро приобрело оттенки уныния.
– София, ты уже проснулась? А мы как раз с ребятами принесли вкусные булочки к чаю, – в комнату вошла Оливия и двое парней азиатской внешности.
– А я думаю, чего мне не хватает, – прозвучала слабая попытка радости в моём исполнении.
– Знаешь, я вчера долго анализировала наш разговор. Всё-таки образование психолога помогает понять психику личности, его проблемы и особенности. И я поняла, что ты обладательница ригидного мышления. И к тебе нужен особый подход. Знакомься, это Ен и Ким. Они генетики и смогут тебе наилучшим образом объяснить детали проекта доктора Коллинза, – как всегда Оливия вложила всё вдохновение в свою речь. Ен и Ким не особо понимали происходящего, но улыбались с каждой секундой всё шире.
Вначале думала, что меня подводит знание английского языка, так как слова этой малахольной о том, что она психолог, а у меня расстроенное мышление, по её мнению, в моей голове вообще не укладывались. Ен и Ким тоже не внушали доверия. Я боялась представить остальных участников данного проекта.
Неожиданно моя совесть проснулась и начала намекать: а что если это со мной что-то не так, а не с этими дружелюбными ребятами? Что если открытие доктора Коллинза действительно станет уникальнейшим прорывом двадцать первого века. Что если я своим внукам буду рассказывать о своём участии и вкладе в этот проект. А они, в свою очередь, будут мной гордиться.
Совесть уснула, проснулся разум: нет, это просто месть. Американцы не любят русских – известно всем. Вот и руководители университета решили включить меня в самый примитивный проект, который у них был. Да и ещё поселили меня к психологу, которой не мешало бы самой показаться «душевному» доктору.
Столкновение между совестью и разумом было прервано стуком в дверь.
– Здравствуйте, мне нужна Разумовская Софья, – в комнату вошла молодая девушка.
– Это я, – угрюмо отозвалась.
– Отлично. Через полчаса у нас собрание филологов в третьем корпусе, кабинет 120. Будем вас ждать, – в ответ я лишь кивнула, а она покинула комнату с той же милой улыбкой, с которой и зашла.
– Надеюсь, через три месяца стажировки я не начну также глупо улыбаться, – задумчиво произнесла я.
Оливия и парни в недоумении на меня посмотрели. Хорошо, что я произнесла это на русском.
– Я говорю, что мне пора идти. Великие дела ждут, – уже на английском обратилась к ребятам и побрела в свою комнату.
