Kitabı oku: «Дыши со мной. В плену у зверя»
Глава 1
Я увидел её в одной из клеток лаборатории отца, которую он создал примерно полтора года назад вместе со стаей черных волков. И первое, на что обратил внимание – её огромные глаза, наполненные страхом и болью. Потом – на выступающие даже сквозь больничную одежду тонкие ключицы. А ещё на то, что она была совсем девочкой…
Отец заметил мой интерес и ухмыльнулся.
– Только не говори, что нравится этот суповой набор.
Я скривился. И едва заставил себя отвести от неё взгляд, чтобы он ничего не заподозрил. Но в голове так и звенели его грубые слова, которыми он обозвал её.
Всех моих сил стоило продолжить вести себя невозмутимо, хотя в большей степени, чем его слова, меня задевало собственное желание пойти к ней прямо сейчас.
– Просто не думал, что вы ставите опыты над детьми.
– Какими детьми, – хрипло рассмеялся отец, будто я сказал очень смешную шутку, – если только теми, которые стали потомством подопытных…
Никогда мне не привыкнуть к тому, что живых людей и оборотней мой отец считает «подопытными» и ничем более. Словно говорит о гусеницах, на которых ставит эксперимент.
Пока я говорил с ним о делах прайда, между лопаток ощущал взгляд её бездонных испуганных глаз. Она точно смотрела на меня. Я чувствовал. И понимал, почему чувствую.
Когда обернулся, девочка резко опустила голову и обняла себя за плечи. Она так и продолжала сидеть на полу клетки, не шелохнувшись больше.
– Хочешь её? – спросил отец так запросто, будто предлагал мне перекусить в кафе. – Не стесняйся. Можешь взять тут любую. Только не повреди сильно.
В моей голове вереницей пролетели возможные варианты развития событий. Если я откажусь, он точно заподозрит неладное, с учетом того, что мой интерес к ней заметен был бы и слепому. Если соглашусь… Отец знал, что я против лаборатории, но возможно это могло бы убедить его, что если я получу что-то от неё, то и осуждать не стану. Может эта мысль отвлечёт его от моих неосторожно показанных чувств.
– Попробую разок, – как можно более безразлично хмыкнул я, хотя хотел ударить его.
Он кивнул одному из сотрудников на неё и потом указал на дверь неподалеку. И далее я был вынужден смотреть, как тот входит в её клетку, поднимает её за плечо и тянет на выход. Она украдкой кидает на меня беспомощный взгляд, но тут же вновь опускает голову. Однако я успеваю заметить в глазах отчаяние, когда её заводят туда, куда было указано.
– Развлекайся, может хоть так из твоей головы выветрятся мысли о дружбе с такими отбросами, как она. Ненавижу людей, – выплюнул отец и зашагал в сторону своего кабинета.
Когда я вошёл в ту комнату, она стояла по середине, возле медицинского стола, покачиваясь, как в трансе. Девочка на вид уж точно не была совершеннолетней. Ростом ниже среднего, худая и плоская, как подросток, ножки и ручки – палочки, тени под огромными глазами и под скулами, бледные губы… И светлые-светлые пушистые волосы… Мне показалось, что они должны пахнуть как пахнут новорождённые котята. Хотя пока что я чуял от неё только запах лекарств и других оборотней…
Внутри разливалось бешенство от того, что кто-то мог касаться её, хотелось взять её, утащить отсюда, спрятать от всего и всех… Но я не мог этого сделать сейчас.
Мне нужно было ещё немного времени. Совсем немного…
– Как тебя зовут? – мой голос прозвучал непривычно мягко, но она всё равно вздрогнула, хотя и не сделала даже попытки отойти, и больше не смотрела на меня.
– Образец номер восемьдесят девять, – её губы дрожали.
– Я имел ввиду твоё имя…
– Нам не разрешены имена, только номер, – тихо пояснила она и вжала голову в плечи, словно ожидая удара.
И это тоже было так по-детски, что я едва не взвыл. Почему она?! Ну почему…
Внутри ощущал ураган разных эмоций. От желания схватить её в охапку и бежать, круша всё на своём пути, до ужаса осознания, что со мной сыграна злая шутка, надежды, что это лишь результаты испытаний, а не то, что я думаю.
Эти противоречия раздирали. Я видел, что она обычный человек, что она маленькая совсем, а мне под сорок. Понимал примерно, что ей довелось пережить тут, понимал, что только что моя мечта рассыпалась в прах…
Я мечтал о семье, о детях, но за столь долгий срок, так и не смог отыскать ту, которая может мне их подарить. Не раз пытался заводить серьезные и случайные связи с оборотницами из прайда, надеясь, что кто-то из них сможет зачать, но так ничего и не вышло.
Девушки тоже понимали, что без наследников со мной не остаться, хотя и хотели бы приблизиться к тем ресурсам, которыми обладала моя семья. Кто-то из них, возможно, любил меня, а я… знал, что женюсь только после рождения ребенка, и изначально не был привязан ни к одной из них, лишь удовлетворял собственные потребности и ждал. Мне казалось, те подарки, что были сделаны, окупали моё безразличие.
Но похоже сейчас меня настиг бумеранг за все мои прежние не слишком хорошие поступки разом.
Я смотрел на эту малышку перед собой и с ужасом понимал, что не ошибся. Меня так безумно тянуло к ней, что хотелось использовать этот медицинский стол совсем не по назначению… И мысль, что возможно именно так его тут и используют, заставила содрогнуться.
Хотя стоило лишь взглянуть на неё снова, как я ощущал болезненное, сводящее с ума влечение, коварно нашёптывающее, что можно отодвинуть в сторону собственные принципы…
Ощущал, как спирает дыхание в груди, как потряхивает от желания сорвать с неё эту дурацкую, воняющую лекарствами одежду и оставить на ней свой запах. Ощущал панику от тех идей, что можно с ней делать, вопреки мыслям о её возрасте и пережитых тут жутких моментах. Я не был ангелом, но никогда не причинял вреда намеренно. А вот прямо сейчас…готов был переступить через всё.
Только для этого придётся переступить и через неё… И пока это было определяющим фактором.
– И всё же. Скажи мне своё имя. Тебя не станут ругать за это, если мы никому не расскажем.
– Э… Элисса…
– У тебя очень красивое имя, Элисса.
Она опять сжалась, когда я сделал шаг ей навстречу. А мне снова так хотелось схватить, сжать, вцепиться в неё зубами, оставив метку. Сделать своей немедленно. Прямо сейчас.
Хотя мой мозг ещё убеждал посмотреть на неё, одуматься, ведь я не должен испытывать подобного к почти ребенку. Но впервые мной овладела не просто страсть, а самые низменные животные инстинкты, одержимость. Я знал, что так бывает среди нас, когда ослеплен истинной связью, но не чувствовал подобного прежде и теперь был обескуражен тем, как же сложно себя контролировать.
– Не бойся, я не причиню вреда, – и это прозвучало как-то совсем неискренне.
Я подкрадывался медленно и плавно, как хищник, представляя, что сейчас коснусь, и как тепло её кожи разольётся по всему моему телу. Она продолжала смотреть в пол мутным взглядом, сжимая свои плечи пальцами до побелевших костяшек, дрожала, но молчала и не сходила с места, вообще не двигалась.
Сначала я было подумал, что это оттого, что поверила мне, не боится… А потом понял – наоборот. Она именно боится. До ужаса. До паники. Поэтому и не делает попытки уйти. Зная, что за это накажут. Зная, что это бесполезно. Что я, как и все до этого, сделаю то, что собирался, а она не сможет сопротивляться…
И от этой лавины мыслей, эмоций, сомнений я не сдержался… Просто не смог…
Глава 2
Мой отец был жестоким главой и управлял прайдом так, что его все боялись. Когда ради наживы и войны с людьми он пошёл на сделку с черными волками, его многие из наших осудили. Мысленно. Но вслух никто не решился высказаться против.
Кроме меня.
Правда тогда он ничего не сделал мне, только пригвоздил взглядом к полу и громогласно объявил, что если все остальные согласны, то решение принято. Больше не высказался никто. Трусы.
Хотя как я мог их судить? Это я был его теперь единственным, как я тогда думал, сыном. А они знали его крутой нрав и то, что с причиной или без, он мог применить силу главы прайда, сделав с несогласным что угодно. Вот и молчали, вынужденно соглашаясь с решениями помешанного на власти главы.
Но по крайней мере большинство отказалось принимать в этом непосредственное участие. Не пошли работать в лабораторию под разными предлогами. В итоге там собрались по большей части самые преданные отцу ирбисы, ненавидящие людей и других оборотней, не разделяющих их взгляды.
С тех пор каждый день я слышал разговоры о том, как они отлавливают подопытных, как ставят над ними эксперименты, скрещивают, изучают… Подробностями при мне не делились, но и от того, что слышал, волосы вставали дыбом.
Искусственно создавать гибриды барсов и волков, людей и оборотней… это было просто зверство. А то, как они тестировали противоядия, не будучи уверенными, рабочий ли антидот, и выясняли это опытным путем?
Я неоднократно пытался вразумить их всех. Спорил с отцом. Да толку? Пока моё положение не позволяло влиять на эти вопросы прямо. И я был вынужден сделать вид, что смирился.
Ведь несмотря на то, что я был наследником прайда, пока отец стоял на своём, меня не слушали. Как и он, когда говорил, что однажды я пойму всю ценность того, что он делает ради оборотней, что когда-нибудь его имя войдёт в историю, а мы обретём способ воздействия на всех несогласных, станем сильнее, увеличим территорию…
И я не мог этого прекратить. Не мог сделать ровным счётом ничего. Взрослый мужик, который чувствовал себя котенком. Вот кем я был в тот момент.
Зная наверняка, что они ломают жизни, отбирают их, был вынужден бездействовать. Не имея идей, как всё прекратить. Пока не увидел собственными глазами лабораторию.
Это случилось около полугода назад. Отец решил заехать туда по дороге в наш офис, и раз уж я был с ним в машине, то предложил зайти.
Я ещё надеялся, что всё не так страшно, как мне представляется. Надеялся, что увижу и успокоюсь. Может это я просто напридумывал себе кошмаров, а на самом деле это что-то вроде цивилизованной клиники… Хватался за эту фантазию, как за единственное, что может оправдать тот кошмар, что слышал.
Наверное, и хотел в это верить сам. Всегда проще выстроить в голове красивую придуманную картинку, чем убедиться воочию в том ужасе, от представления которого волосы встают дыбом.
Больше пугало только другое. Те, кто видел это каждый день, кто приходил сюда на работу и выполнял все эти поручения добровольно… Нет, они не просто звери. Моральные уроды. Как и мой отец…
И я увидел своими глазами то, от чего так старательно долго открещивался.
Подопытных держали в клетках, как скот. Все они были забитыми, с потухшими глазами, синяками, кто-то лежал под капельницами, в трубках которых были разноцветные жидкости. Ещё я заметил несколько беременных женщин. Все они прятали глаза, стараясь не смотреть на проходящих мимо и не привлекать к себе внимания…
И я примерно представлял, как они тут забеременели… Вряд ли мой скупердяй-папаша расщедрился на ЭКО.
Он шёл по своим владениям так, что было видно, как гордится всем этим. То, от чего у меня волосы вставали дыбом, казалось ему величайшим достижением нашего времени… Он гордился, что по его указке убивали, мучали, насиловали. Оправдывал это вкладом в медицину. Считал себя едва ли не Богом, который вправе решать чужую судьбу, вмешиваться в чужую жизнь, ломать её, крошить в пыль, приходясь своими грязными сапогами вседозволенности и их беспомощности…
Многие из них были людьми, даже большинство. Не обладали силой оборотней и способностью к обороту, то есть не могли защищаться от слова совсем. Были тут и оборотни, в полу- и полной трансформации. Все они были измучены. И никто уже не пытался сопротивляться… У них не было сил. Они беспомощны перед гвардией местных врачей, считающих себя всесильными вершителями судеб.
Ненависть всколыхнулась в моей груди, заставив задохнуться от неприятия. А чувство вины сжало горло. Никто не мог противостоять этому. Никто. Кроме меня… А я так долго бездействовал.
И именно в тот момент и принял решение.
Я давно уже не был маленьким послушным мальчиком, которому отец казался образцом подражания. Я видел его жестокость, агрессивность, помнил раннюю смерть матери и прекрасно понимал его жизненные устои, в которых центром был лишь он сам, а всё остальное не имело значения.
Только мне всё казалось, что однажды он поймёт, исправится. А сколько к этому моменту погибнет невинных, я даже не подумал…
И теперь чтобы избавить этот мир от его идей, предстояло избавить его и от собственного отца. Но кажется, я был готов сделать то, о чём думал уже так долго.
Я совершил рискованный шаг.
Понимая, что не могу противостоять ему в одиночку, что меня никто не слышит, всё же решился вызвать его на честный бой, в ходе которого определится новый глава прайда. Надеялся, что смогу победить.
Если бы я сделал это лет десять назад, то шансов у отца точно не было бы. Однако за это время многое изменилось. Например, однажды я получил серьёзную травму в очередной облаве, из-за которой иногда не мог полностью владеть левой рукой и ногой, а левый бок был обожжён кислотой, которой облили нас в засаде люди. Это делало мои движения не такими быстрыми, как хотелось бы.
А вот отец, несмотря на свой возраст, ещё был силён и быстр. Именно поэтому мой брат не смог одолеть его… Ну и ещё потому, что, как я выяснил позже, ему что-то подсыпали в воду перед сражением. Возможно, так поступят и со мной. Но я буду осторожен…
И дело было не в том, что мне следовало сражаться за себя. Даже не в том, что мне хотелось прекратить муки невинных, хотя, безусловно, как адекватно размышляющему оборотню, эти мысли приходили мне в голову. Просто само по себе это торжество несправедливости было неправильным.
Да, я сам некоторое время после тех травм, сделавших меня в рассвете сил недееспособным на некоторое время (если бы я не был оборотнем, то тогда бы и подох совсем), ненавидел людей. Лишь позже понял, что среди них, так же, как и среди нас, есть отморозки и нормальные. Хорошо, что я осознал это вовремя, не позволив себе стать подобием того, кто вырастил меня, воспитал.
И теперь я не желал мести всем и каждому. Я хотел уничтожить лишь того, кто лично виновен в этом ужасе. Кто принял такое решение. И потом, если выживу, и тех, кто сам пошёл за ним, считая всех людей отбросами, низшим слоем, не достойным даже жизни.
И хотя тогда мои травмы превратились лишь в неудобные дефекты, не отняв мою жизнь, мой отец нашёл повод для прайда, чтобы объявить негласную войну людям. Как же. «Любимого» сына едва не лишился. И они все послушали его, начав истреблять сначала тех из людей, которые знали о нашем существовании, не разбираясь, за нас они или против. А потом и остальных…
Я пытался остановить резню, но это было бесполезно. Хотя уже тогда я снискал уважение среди своих, они все шли за моим отцом. Может из страха. Может из-за устоев необходимости подчинения главе прайда, коим я пока не являлся.
Поэтому сейчас я был уверен лишь в нескольких ирбисах, которые поддержат меня, но их численность едва ли доходила и до второго десятка. И если придется биться против всех, то таким составом у нас не было шансов.
И всё же решил не устраивать массовую бойню. Вызвал отца на бой при всех, на собрании. Ждал гнева, ярости, обвинений.
Однако он лишь надменно рассмеялся и перевел всё в шутку, устроив мне разбор полётов за закрытыми дверьми своего кабинета. Орал, что я неблагодарный, что он изгонит меня из прайда и оставит босым.
Я не боялся остаться один или без средств к существованию. Я боялся, что потеряю возможность что-то изменить.
А нападать за закрытыми дверьми было не по-нашему. Так не положено. Это вопреки традициям. Тогда ещё для меня это казалось важным – поступить правильно… Ведь тогда я не знал, что спустя некоторое время мне станет глубоко плевать не только на правила прайда, но и на собственные принципы.
Поэтому сделал вид, что смирился, а сам разработал план.
За спиной отца пошёл на переговоры с серыми волками, которые тоже враждовали с чёрными, и по слухам, были более терпимы к людям, даже вели с ними переговоры о перемирии и закрытии лабораторий, в которых изготавливались препараты против нас.
И верно, чем мы лучше, если делаем то же самое?
Старый альфа принял меня вместе с сыновьями и внимательно выслушал, уточнив, уверен ли я, что готов идти против семьи. Я подтвердил готовность лишь с условием, что отец останется жив. И они согласились.
Началась долгая подготовка, продуманная до мельчайших деталей.
План был в том, чтобы напасть на лабораторию, вызволить пленных (не хочу даже произносить просто слово «подопытных»), уничтожить недовольных и захватить власть. По задумке прайд должен был возглавить я, объявив, что отец повержен. А того держать в каком-нибудь закрытом санатории…
Если бы я тогда знал, как выйдет на самом деле, и что я встречу ту, из-за которой весь мой план полетит в тартарары…
Глава 3
Когда сегодня я понял, что в клетке сидит, по сути, ещё ребенок, который к тому же является моей истинной парой, сдержаться было сложно. Даже мысль оставить её здесь одну хоть на минуту пугала до чертиков. А ещё изнутри жгло желание забрать, поставить метку, обладать ею… Это заставляло меня испытывать ужас.
Крайне редко, но случалось так, что истинную оборотни встречали в совсем юном возрасте. Но тогда срабатывали иные инстинкты: хотелось заботиться, защищать, оберегать. А вот всё остальное, как правило, случалось гораздо позже, когда оба в паре были достаточно взрослыми для того, чтобы начинать думать о заведении потомства.
Со мной же произошло иное. Я желал её прямо сейчас. Прямо здесь. Несмотря на то, где мы, кто вокруг и то, что она боится меня до дрожи. Даже несмотря на то, что она мне в дочери годится…
И забрать её отсюда я не мог прямо сейчас, как хотел. Отец не позволит. Выследит нас и причинит ей вред. Сделает что-то ужасное. Скорее всего, убьёт. Потому что она – человек, а он ненавидит весь её род, и посчитает личным оскорблением, если я объявлю, что парой его сына стала одна из подопытных лаборатории, человеческая девушка…
Но впереди был ещё минимум месяц подготовки к нападению на лабораторию, чтобы всё прошло в лучшем виде. Дата уже была назначена. Мы готовили не просто диверсию, это была целая кампания, в которой у каждого была своя роль. Почти подготовлены новые места для подопытных, найдены врачи, способные оказать им помощь. Выбраны лучшие, верные бойцы из обоих стай, готовые рискнуть своей жизнью ради тех, кто оказался в клетках.
Многие из них были в дружеских отношениях с людьми, у кого-то парами оказались тоже такие же девушки, как моя Элисса, только до них отец пока не добрался. И все они боялись за своих близких, готовые отстаивать их право на свободу и дальнейшую счастливую жизнь.
Все эти мысли сводили с ума, и я в один шаг резко приблизился к этой маленькой, беспомощной девочке и попытался приласкать её, просто погладив по голове. Хотелось сделать хоть что-то, хотя бы как-то упокоить. И ведь знал, что пугаю, что нельзя, но выше моих сил было просто смотреть на неё, не предпринимая ничего.
Только вот при первом же прикосновении почувствовал её панику, отчаяние, безысходность.
Она дрожала так, что я слышал, как стучат её зубы. Поэтому усилием воли отдернул руку, чтобы не делать своими порывами ещё хуже. А малышка даже не шелохнулась, будто прикованная к месту. И я не был уверен, что готов узнать, как в её головку вбили такое послушание.
– Элисса, не бойся меня, – повторил, но кажется, ей говорили это не впервые, потому что она не поверила ни на секунду.
Девочка была безжизненной, напуганной, со шрамами на руках и, быть может, на теле тоже. Но как бы мне не хотелось увидеть это её тело, конечно, я не сделал и не сказал ей ничего после такой реакции на ласку.
Она была босая. И её маленькие ножки обе поместились бы в одну мою ладонь. Она вся была по сравнению со мной просто крошечной. И это вызывало панику и в моей душе. Разве могло быть такое, что я почувствовал притяжение к ребенку?
Тогда то, что я испытываю, – против природы. И мне следует ждать, пока пара подрастет настолько, что тоже сможет почувствовать настоящий отклик. Но я и так был слишком взрослым, чтобы ждать… А она слишком молоденькой, чтобы оказаться в этом ужасном месте.
– Сколько тебе лет? – не выдержал.
– Двадцать один…
На вид – не больше шестнадцати… Но вряд ли она солгала. Да и это не сильно меняло дело.
– И как давно ты здесь?
– Не знаю, примерно полгода, может меньше или больше. Я не помню.
Она отвечала быстро, стараясь не запинаться, что получалось плохо, и не заставлять ждать, будто из-за этого может последовать наказание. И от мысли, почему она ведёт себя именно так, меня скручивало. Нет. Я не смогу вытерпеть ещё месяц, оставив её здесь.
Просто спокойно готовиться к нашему плану, позволив ей день за днём проживать здесь ад? Оставить её наедине с этими монстрами, мнящими себя богами. Позволить мучить её всё это время. Предать…
Смогу ли я жить после этого? И как должен буду смотреть в её глаза, если она ещё будет жива к тому моменту… А если нет? Что тогда?
Дело даже не в том, что с гибелью пары, подохну и я. А в том, что заставлю вот эту крошечную девушку переживать снова и снова те издевательства, которые она терпит тут уже полгода. И кто я тогда? Разве достоин я хоть её ноготка?
И теперь-то не достоин…
Нужно срочно менять план. Не знаю, как, но я обязан уговорить старого альфу, ускорить всё и напасть скорее. Я должен забрать её отсюда без угрозы для жизни. Должен помочь и остальным, но ей… Она теперь – мой единственный смысл, моя последняя капля света в нашем жутком, жестоком мире. И она же моя смерть, крах всех моих надежд, мечтаний и желаний…
Встретить пару… Не об этом ли я так долго мечтал? И вот она передо мной. А я не могу радоваться и понимаю, что после всего, девочка вряд ли будет счастлива оказаться связанной со мной, вряд ли захочет создавать семью.
Но тогда отчего-то мне ещё казалось, что всё не так страшно, что можно будет всё хоть немного исправить. Наверное, потому что тогда я ещё не до конца прозрел…
– Посмотри на меня, – она подняла испуганные, бездонные глаза с расширенными зрачками. – Я заберу тебя, – девочка вздрогнула. – Освобожу отсюда. Понимаешь? Тебе нужно потерпеть… пару дней. Всего несколько дней будь осторожной, тихой, послушной, сбереги себя, чтобы я смог тебя отсюда вытащить.
И нет, она не понимала, что я говорю. Вообще вела себя как наркоманка во время ломки, тряслась, заламывала руки… Скорее всего, её чем-то накачали. Потому что говорила она тоже странно.
Но разобраться и объяснить ей всё прямо сейчас не мог. Не было времени, не было гарантий, что из неё не вытрясут наш разговор в подробностях. Нельзя было ею рисковать.
– Элисса, всего несколько дней, запомни. Тебе нужно продержаться несколько дней, и этот кошмар закончится.
Но она то ли не слушала, то ли не верила. Реакции я не дождался.
– Мы сейчас выйдем отсюда, и ты сделаешь вид, что боишься меня, хорошо?
Взглянув на неё, понял, что сморозил глупость. Ей даже не нужно делать вид, она и так трясётся.
– Пожалуйста, будь осторожной эти дни, не спорь и никому не говори о том, что было здесь. Ты меня поняла?
Она кивнула. Мне так хотелось обнять её напоследок, прижать к себе, заверить, что я обязательно всё исправлю, что заберу её, что дам защиту, что теперь всё будет иначе.
Но был вынужден оставить тут, бросить одну, позволив вернуть её в клетку. И даже не коснулся, боясь испугать вновь.
Когда я приоткрыл дверь, в очередной раз напомнив, что обязательно вернусь за ней, девочка тихо прошептала:
– Спасибо.
Сначала я не понял, за что, если не верила, что заберу. А потом, когда, уходя, оглянулся назад, увидев, как охранник подгоняет её, грубо толкая руками, кажется сообразил. Я не тронул её. Не сделал то, чего она боялась… Моя пара благодарила меня, что я не стал причинять ей боль, что я не взял то, чем хотел обладать до дрожи.
И это осознание ударило изнутри пощёчиной.
Она считает меня одним из них, и не желает моих прикосновений, близости, боится. Она и ненавидит меня, наверное. И совершенно точно не испытывает совершенно никакого влечения или притяжения, да и вообще хоть чего-то, что должна испытывать истинная пара.
Выйдя из лаборатории, немедленно поехал к волкам.
Больше ждать я не мог.
