Kitabı oku: «Граница дозволенного», sayfa 2

Дышать тяжело… Тут точно первое время необходимо заниматься какой-нибудь гимнастикой дыхательной, не знаю.

И вот бы в душ… Я сама себе уже опротивела. Вся пыльная, мокрая. Хорошо, что у скотины нет представления о том, как должен выглядеть человек. А еще ему, видимо, все равно на запах."

"Еще немного. Ох, пальцы не слушаются… Соберись, Юля! Ты таким образом так и помрешь тут. Тебе нельзя тут погибать. Надо вернуться. Крути эти контакты, крути!"

"Кажется, ты должен работать. Итак, активирую протокол «Новый дом».

Один. Семь. Семь. Шесть. Один. Пять. Ноль.

Прием? Буду надеяться, что прием. Надо собраться с духом…

Планета… Я пока не умерла тут. По крайней мере, она меня не убила быстро. Да, я лежу здесь переломанная, болеющая, с трудом дышу. Но… Конечно, погода тут не земная, температура не падает совершенно. Но я дышу и ем здешнюю пищу.

Тут есть абориген. Очень странное существо: голова такая, будто ската натянули на треугольник. Абсолютно плоское лицо. Весь из себя костяной, с сухой и крепкой кожей. Ноги с руками длинные, если рассматривать пропорцию тела. Но в целом он мощный, с мышцами. Они максимально сопротивляются здешней силе тяжести. И при этом такие грациозные движения у него… Даже красиво.

Он меня, бессознательную, принес в пещеру, поэтому я не могу сказать, как выглядит мир снаружи. Все, что я пока видела – это оранжевая стена песка в буре. Так вот, существо принесло меня сюда, и, кажется, хотело съесть. Теперь оно без хвоста. А я с товарищем. Завоевала авторитет. Он помогает кое-как. Без него бы я умерла. Скотинка и еды приносит, и воды. Правда здешняя вода какая-то странная на вкус… Ее бы состав проверить. Но всей аппаратуре каюк.

А еще он носит с места моего крушения всякую всячину. Кажется, ему это нравится. Он сидит даже сейчас рядом и с любопытством наблюдает, что я делаю. Изучает тут все, трогает. Хотя какое тут любопытство? Я не могу прочитать это лицо. Оно абсолютно ничего не выражает.

В общем, тут есть жизнь, тут можно жить, если поднапрячься.

Пожалуйста, спасите меня. Никас."

"Надеюсь, отправится. Что, друг? Да, надо ползти… Через силу… и плачь. Я по-другому не могу. Знаешь, как мне больно даже просто лежать?

Вот так… Должно отправиться. Почему темнеет…"

"Отойди от него! Не трогай!"

"Сил почти не остается.

Излучатель весит столько, что рука не в силах оторвать его от пола. И даже лежа на спине без движения, тело колет в тысяче точек такой болью… Адской просто. Будто из меня… по нитке выдирают нервы. Остается лишь молча плакать и наблюдать. Больше сил нет…

Абориген вернулся, приведя с собой такое же существо, как и он сам. Их общение, очевидно… касалось меня. И оно не задалось… Скотинка спасла меня от своего сородича… внезапно атаковавшего. Как же больно то!

Не знаю, что… будет дальше. Надеюсь, что спасение прибудет так быстро… как сможет… Абориген что-то хочет от меня, а я лишь надеюсь, что прошлые… сообщения отправились куда следует. И сейчас… мне надо проползти вновь… до выхода, снова… покарябав тело, чтобы отправить оставшиеся… сообщения.

Ух. Гаспар, пожалуйста, забери меня. Ты должен… Никас уверял, что при активации протокола меня спасут. Ты любопытен, ты послушаешь это все.

И передайте маме, что я скучаю."

"Подожди, подожди. Я почти добралась до выхода. Я сама. Мне надо связаться со своими. И тогда все может произойти.

Ты хочешь съесть меня? Нет? Будь, что будет, в конце концов. Сейчас отправлю все Гаспару. Вот так. Теперь же…"

Ула сказала, если она не сможет говорить, вместо нее буду говорить я. Тяжело. Чувствую, как Ярго стоит у входа в пещеру, ожидая, когда сможет забрать меня к себе. Когда я не смогу сопротивляться его настойчивости.

Но пока расскажу то, о чем просила Ула. На это силы еще остались. Я успею. Должен.

Несколько дней охота не приносила плодов. Ярго не желал мне добычи. Я слабел, а ветер вытягивал и вытягивал понемногу силы в постоянной борьбе с ним. Иногда хотелось все же вернуться в племя. У всех случаются неудачи, поэтому порой вождь делится едой с теми, кто не смог ничего раздобыть. Но если бы я вернулся, то все равно вряд ли что-то получил, оставшись обессиленным и голодным. А в следующую охоту меня могли отправить прямиком к Ярго, раз даже от лучшего охотника он отвернулся. Поэтому приходилось дальше бороться с ветром, ступая по пыли и мхам в поисках жертвы, терпеть неудачные засады.

В последний раз я остановился на скале. Она ничем не отличалась от остальных: вырывалась из склона долины, как клык с пятнами мха. В такую погоду сложно ориентироваться и охотиться. В такую погоду ты сам можешь стать жертвой более удачливого хищника. Но эта скала труднодоступна. На нее не так просто забраться. Пришлось хорошо впиться в камень, чтобы ветер не скинул меня на склон. Он задул сильнее, чем дни назад – с противоположной стороны приближалась коричневая буря. Она уже поглотила тела далеких гор, стелясь по плато, со склонов которого я и попал в долину. В этом месте она была одной из многих долин, шрамами рассекающих высокое плато. И если бы я вернулся на него, то очень скоро попал бы в другую долину. А там и до холмов недалеко. Я лежал и думал, что те из них, что виднелись отсюда, походили на спины спящей добычи.

Эти миражи вернули меня к главному занятию. Прослыв удачливым охотником, я смог занять в племени шаткое, но удобное положение. И оно позволяло мне оставаться самим собой. Даже в самые жестокие времена. Поэтому добыть что-то требовалось непременно. Слишком уж меня терпели, ожидая повода распрощаться.

Оглядывая окрестности, простиравшиеся под скалой, я надеялся, что Ярго все же сжалится и укажет мне добычу. Буря близилась, а значит и сокращалась моя охота. Ведь бушуют бури несколько дней. То есть смерть от голода становилась все ближе. Но такая смерть лучше, чем от когтей соплеменников.

У дальнего склона озеро казалось лужей. Ветер выл и даже с моего места виднелись неровности на воде. Всю долину усеяли гладкие валуны и безжалостно изрезанные ветром камни постарше. Наставник говорит, что их Ярго рассыпал. Местами пыльное песочное дно долины разбавляли обширные лиловые, бирюзовые, рыжие пятна мхов. Там, где они не росли, земля походила на кожу эзха – сухая и вся в трещинах, твердая и суровая. А скалы на склонах заставляли представлять, как долина вдруг смыкает их, разжевывая меня вместе со мхами.

Пришлось потрясти головой. Это помогло образумиться и отогнать ненадолго дурманящий запах мхов, на которых я лежал, стараясь слиться со скалой. У Ярго лишь одно главное правило: если ты ослаб, значит ты умрешь. И пренебрежение им всегда вело к смерти. Поэтому эзхи и славят Ярго вместе с его Охотой. Те отсеивают слабых, оставляя в живых достойных. В тот раз я решил, что мхи не успеют захватить меня. Но очень часто охотник, подумавший так же, становился добычей мхов, убаюкивающих его спокойствием и безмятежностью. На них действительно удобно возлежать. А запахи, источающиеся ими, проникают в тело, размягчая и делая ленивее. Затем оставляя лишь кости.

Я рассчитывал на везение, что очень не похоже на меня. Ведь кругом притаилась смерть: голодная, если я не нашел бы добычи до бури; от соплеменников, если бы я вернулся с пустыми руками; медленная и приятная от мхов; быстрая, если бы меня обнаружил другой охотник. Например, ейе – заклятый враг всех эзхов. Поэтому Ярго в любом случае наблюдал за мной так же пристально, как и я за долиной. Он хотел забрать меня к себе в свиту, а я желал найти добычу, чтобы выжить и остаться тут. Но вокруг лишь ветер выл, как и всегда, поднимая местами столбы из пыли. Он играл сначала ею, а затем старался также поднять меня. Его шум проникал даже в голову, от чего я не мог отделить себя самого от места, где находился. Я сопротивлялся. Да и мхи не желали меня отпускать.

Глаза закрывались против желания. Слабость растекалась по телу. Оно тяжелело от этого, прижимаясь к мхам сильнее. Они желали видеть меня своей добычей. Ярго дал добро.

Честно, тогда я смирился. Буре осталось полпути до долины. Силы покидали уставшее тело. И даже если бы кто-то появился рядом, то я вряд ли смог провести Охоту. Наверное, так всегда случалось с остальными – они сдавались и становились пищей мха.

Для хищника важно уметь наблюдать. Я поднял взгляд с безжизненной долины к облакам. Их бесконечный темный слой бежал от бури, подгоняемый усиливающимся ветром. Наставник учил, что наш мир – Ярго – замкнут в этих облаках, как в пещере. Что за ними ничего нет, кроме других облаков. Что даже Ярго не может узнать, есть ли им конец, поэтому ему приходится рыскать по ущельям и холмам в поисках еды вместе с эзхами.

В тот раз было тяжело даже смотреть на них. Голову тянуло упасть на скалу. Глаза болели от сопротивления желанию закрыть их и больше никогда не открывать. Но я продолжил изучать облака. И вспоминал, как однажды ночью увидел на мгновение то, что предназначалось не мне, а скорее наставнику. Откровение. Ярго сам посвятил меня в него. Среди темных туш облаков под звук ветра я заприметил светящиеся точки. Чьи-то глаза. Они смотрели сверху, мигая. Смотрели, желая, чтобы я поведал о них племени. Возможно из-за дурмана мхов, но я будто вновь увидел это наяву. Вспомнил, как побежал к наставнику. У эзхов считается дурным задавать вопросы и искать ответы. Особенно о том, что уже известно наставнику. Он выслушал меня с нескрываемым презрением. Потом напомнил, что даже если я самый лучший охотник, то мои еретические придумки доведут меня до смерти. И что больше этого терпеть не будут. Но видение внезапно рассеялось.

Рассеялось от резкого звука ниже по склону. Его принес ветер. Звук скрежета камней от неосторожного шага вывел меня из состояния забытья. Рядом кто-то неосторожно брел. И теперь важным было то, знает ли он обо мне или нет. Звук больше не повторялся, а ветер завыл сильнее. Пришлось плотнее прикрыть ушные раковины. Кроме запаха мхов я больше ничего не чувствовал, но теперь ощущал, что рядом затаилась добыча. Во мне вновь пробудился легкий азарт. Буря еще давала возможность поохотится. Зато мхи не собирались меня просто так отпускать. Я начал сражаться и с ветром, и с мхами, и с самим собой. Конечности отрывались от скалы с большим трудом. Оставалось надеяться, что добыча внизу ничего не слышит за воем ветра. Требовалось выбраться и добыть себе и вождю пропитание.

Откуда-то вновь появились силы. Я почувствовал их не только в мышцах, но и где-то глубже в моей грудине. Что-то изнутри поднимало меня. Что-то хотело моего сопротивления наперекор Ярго.

Однако, громогласный раскат в небе вновь прижал меня к скале. Он даже перекричал ветер. Но на этом не остановился. Звук нарастал. Даже показалось, что от него начинают плясать мелкие камни на скале. Он вибрировал в воздухе, прогнав шум неутихающего ветра. Думаю, что тогда даже Ярго испугался, обомлев.

Я вертел головой из стороны в сторону, пытаясь найти источник шума. Но он не показывался, лишь усиливая громкость. Не только меня напугал раскат. Мхи перестали источать запах, остатки которого ветер снес прочь. Добыча внизу замерла. Вся долина застыла. Ожидая нечто.

Оно появилось. Сначала облака в одной части неба засветились. Потом от их серости совсем не осталось следа. Они как будто сами источали свет. А затем облака побелели, и из них вынырнуло нечто горящее, оставлявшее за собой черный хвост, как продолжение облаков. Нечто падало в долину, расшатывая округу и заполняя новым звуком мир, привыкший только к монотонному пению ветра.

Тело вернулось ко мне полностью. Завороженный, я забыл обо всем, привстав, чтобы удобнее наблюдать. Внутри все дрожало от страха. А снаружи било дрожью от мощного гудения падающего предмета. Он старался сбить пламя, но оно охватило дальнюю часть предмета, не собираясь просто так сдаваться. Тогда я не мог пошевелиться. Кто-то бы на моем месте уже убегал от явления подальше, но меня сковало не только от страха, а еще заворожило происходящее. Уже тогда я увидел в этом новое откровение Ярго. Знак, что надо менять себя, надо менять мысли наставника, племени. Теперь мне было, что показать ему. Он не желал слов и клятв. Что ж, будет доказательство.

А предмет падал вниз, разделяя хвостом небо и все то, что виднелось со скалы. Теперь-то я вижу, что он расчертил не только округу, но и мою судьбу на две части.

Вокруг стоял жуткий рокот. Скала плясала подо мной, я чувствовал ногами и хвостом дрожь, как будто мир подобно мне испугался вида падающего из облаков камня. Как будто и его всю жизнь обманывал наставник, уверяя, что наверху нет ничего, кроме самих облаков. А дальше тоже облака. Только они.

Объятый пламенем камень, оставив черный след после себя, вдруг принялся менять свой путь. Сначала я не понял этого. Лишь изгиб черного хвоста насторожил. Камень, кажется, пытался выпрямить свой путь вдоль долины. Но ему чего-то не хватило. Твердая земля и мягкие мхи вдруг разметались в стороны, подняв пылевую завесу. Камень продолжил свой путь, но уже по земле, оставляя после себя глубокую канаву, напоминавшую шрам долины.

Затем до меня добрался его стон. Сначала он казался грохотом, но резко сменился на что-то очень тонкое и писклявое. К стону примешивался еще и противнейший звук царапанья когтями гладкого камня. Зубы свело. Стоя на скале, я вдруг представил себе, что это упал с небес сам Ярго… Да, мы с самого рождения знали, что он живет среди нас, что он нас окружает. Но что, если…?

Между тем камень практически остановился, разбросав не только землю, но и свои части в разные стороны. Он развалился. При этом в последний раз потревожив мир громким хлопком.

А потом наступила тишина. Она неожиданно навалилась всей своей мощью, что мне пришлось прийти в себя и вновь прижаться к скале, запоздало оглядываясь по сторонам. Если упавший камень привлек еще кого-то, то я мог оказаться легкой добычей. Однако, даже ветер замолчал. Редкая и опасная тишина заставляла тише дышать. В такие моменты обычно тот, кто первым издавал звук – и умирал. Но ветер вновь задул. Теперь еще сильнее и громче. Я вновь прикрыл ушные раковины.

Когда Ярго вернул мир в его обычное состояние, об изменениях напоминал лишь развалившийся на куски камень посреди долины. Он продолжал гореть на берегу озера, кидая к облакам черные клубы. Ветер яростно набрасывался на них и сносил в сторону, чтобы сразу разорвать в клочья. Поэтому долина заполнялась чернеющей пеленой вместе с плотной завесой пыли. Буря приближалась вплотную. Она занимала почти всю линию взгляда. Постоянно меняющая свою форму, прямо как рассказывающий об охоте эзх меняет расположение нательных знаков, буря намеревалась напасть на долину и заполнить ее.

Камень слишком сильно отвлек меня. Теперь возможность убежать от бури пропала. Я мог лишь спрятаться от нее в ближайших заброшенных пещерах.

Шансы оказаться окутанным стихией и потеряться росли и росли. А я замер на скале, всматриваясь в длинную борозду и горящие куски упавшего с неба камня. Почему-то тогда показалось, что Ярго не просто так сделал меня наблюдателем падения с небес. Не просто так я вновь увидел то, что противоречило учению наставника. Чем дольше всматривался на далекое пламя, дергавшееся на земле, тем больше верил в то, что Ярго выбрал именно меня своим голосом. Вспоминались все обиды от соплеменников, вождя, наставника. Еретик! Но еретик увидел откровение в отличие от них.

Там же, на скале, я осознал, что откровение способно возвысить меня над остальными. Что оно сделает обычного эзха сильнее и важнее, чем остальные. И все благодаря Ярго и Откровению. Подобные мысли распирали меня, делая больше.

Взгляд с трудом оторвался от места падения. Буря нависла над долиной, завывая так, что теперь слышалась только она. Я вновь огляделся. Сверху по склону ничего не изменилось. Но все же что-то незаметное поменялось… Мхи перестали манить к себе и отпустили. Возможно, так желал Ярго.

Прилив новых сил почти сбросил меня со скалы – так внезапно мышцы сбросили одервенение. Что же делать? Ответа не существовало. Только желание. Яркое, пульсирующее желание сорваться и побежать к горящим осколкам, коснувшись их, чтобы познать. Любопытство. Один из пороков эзхов. Наставник всегда учил, что тот, кто поддастся искушению узнать неведомое, не спросив его, принесет в племя страдания. Вместе с изменением древнего уклада, который помогает выживать племени многие поколения.

У озера, к тому же, что-то белело. Этот цвет почти на найдешь в моем мире. Ярго прячет его только на пиках гор. И то, он никогда не был таким ярким, как на берегу среди огня. Да и осколки камня сильно выделялись на однообразном дне долины. Это новое и неизведанное манило к себе. И пугало одновременно.

Что хотел сказать этим Ярго? Испытывал ли он меня грехом или хотел изменения эхов, говоря моими узорами? Второй вариант казался мне более правдивым. Ведь передо мной уже раздвигалась завеса тайн.

Но и смерть я чувствовал сильнее. Буря нависла над обрывом противоположного склона. Ветер пытался сорвать со скалы, как пыль, чтобы закрутить и выбросить. Песок так бил по глазам, что пришлось закрыть их вторым веком. Значит от бури ноги уже не унести. Оставался только один способ спастись от нее – старые пещеры. Между тем голод давал о себе знать, а силы, полученные от вдохновения явлением, таяли. Слабость появилась сначала в голове, опускаясь ниже и ниже по телу. Требовалось действовать быстрее.

Ноги с трудом послушались. Я спрыгнул со скалы в сторону, поймав с помощью хвоста равновесие. Ветер слегка скорректировал прыжок. Мне следовало успеть добежать до места падения как можно скорее. Я должен был умереть, либо затерявшись в однообразии стихии, либо умерев от голода в пещере, прячась от бури несколько дней подряд. При втором варианте я все же мог навязать Ярго борьбу. Бродя в вихрях, я бы точно погиб.

Поэтому стремглав кинулся вниз по склону. Наперегонки с бурей. Наперекор ветру, дующему прямо в меня, отбирающему еще больше сил. Сомнения вновь завладели мной, невидимками нарастая на конечностях, утяжеляя тело, сопротивляясь движениям. Страх никуда не пропал. И казалось, что он съел мое любопытство. Но нет. Из-за него я бежал на четырех конечностях вперед, ускоряясь. Если на берегу озера лежало то, что могло сделать меня ближе к Ярго, чем любого жившего ранее эзха, если я имел шанс изменить мир, то никак нельзя останавливаться. Даже не смотря на страх. Правда, с каждым прыжком я с ним больше и больше мирился. Тогда думалось, что Ярго либо убьет меня, либо возвысит. Одно из двух. А умирать не хотелось.

Бег прервался неожиданно. Удар в бок сбил дыхание, превратив в хрип. Я завалился в сторону, покатившись вниз, не успев замедлиться. Все произошло слишком неожиданно. Мои чувства, эмоции пропали. Я остался самим собой – бойцом, охотником. Катясь по склону, ударяясь о камни, я обретал себя прежнего. Того, кто живет по правилу: если тебя застали врасплох, значит ты слаб. Если ты слаб – то ты добыча. Я – лучший охотник в племени. Поэтому меня никак не убить. Ни в племени, ни на охоте, когда самые хитрые соплеменники устраивали мне якобы случайные засады. Умения спасали от суда. Я оставался лучшим. И самым неудобным еретиком, какого знало племя, от чего не переставало пытаться прикончить соплеменника.

С трудом вышло перевернуться, зацепиться за песочное дно долины и встать на все четыре конечности. И тут же пришлось отпрыгнуть в сторону. Мимо меня пронеслась мощная туша. Для нее оказалось неожиданным мое уклонение. Хвост, чей кончик увенчивала острая игла, не попал по мне. Я же успел нанести удар по задней конечности цура длинным когтем на руке, прижавшись после к песку.

Цур покатился кубарем вниз. Правда, встать на ноги он смог раньше, чем это получилось у меня. Массивная голова, украшенная твердым наростом на лбу, наклонилась к пескам. На меня направились четыре из шести глаз зверя. Не давая мне передохнуть, цур вновь рванул в атаку. Вообще цуры сами по себе мощнее и тяжелее любого эзха. Но несмотря на это и на то, что бежать ему пришлось вверх по склону, передвигался он очень резво. Вновь пришлось отскочить в сторону, уворачиваясь от хвоста с ядовитым шипом. В этот раз никакого урона я нанести не сумел. Однако, тут же совершил прыжок вдогонку, пока цур разворачивался. Мне повезло. Он почти обернулся, поэтому ядовитый хвост не представлял угрозы. Я повис на его короткой шее, почти сразу же переходящей в мясистое тело. Свои крупные боковые когти на руках я вонзил в самые незащищенные места на шее цура, пробив тонкую кожу. Удар оказался существенным, зверь взвыл. Но, видимо, силенок у него оставалось больше моего. Он с легкостью скинул меня на землю, от чего пришлось мигом откатываться в сторону, чтобы не оказаться растоптанным.

Силы покидали с каждым таким прыжком. Все-таки последний раз мне приходилось есть несколько дней назад. Я осознавал, что шансы победить уменьшаются. Но тогда я думал лишь о том, что необходимо закончить бой как можно скорее. И не потому, что приближалась буря. Я забыл об упавшем камне. Как только я пробил защиту цура и почувствовал, что за ней скрывается мясо, мной овладело лишь одно желание – добыть пищу.

Пришлось уклоняться от нападения зверя, занесшего на меня ядовитый хвост. Я прыгнул на его круп, однако не смог удержаться. Отскочив подальше, припал к мхам. Тогда о себе дал знать бок, сильно ноющий после первой успешной атаки цура, ударившего меня наростом на лбу. Слабость же продолжила захватывать конечности. Дыхание тяжелело не только от песка в воздухе. Цур воинственно встал на дыбы. Если бы не ветер, то я услышал его клич.

Наставник говорил, что тот, кто слабее, тот всегда проигрывает. Тот мясо для другого. Но почему я стал самым удачливым охотником, заработав себе иммунитет от попыток изгнать меня из племени на виду у всех? Я всегда охотился не так, как остальные. Исходя из того, что на самом деле все вокруг сильнее меня.

Цур встал на все свои ноги и вновь побежал на таран. Если бы я продолжил бой, как обычный охотник, то на этой атаке все и закончилось бы.

В этот раз цур слишком сильно опустил голову вниз, видимо из-за того, что нас разделял всего один мой прыжок и он рассчитывал, что я не успею увернуться. Да, он чувствовал слабость. Но, собрав все оставшиеся силы, я выпрыгнул в сторону и чуть вперед, зацепив когтем боковой глаз цура. В отместку он сумел ударить налобной пластиной мой хвост, из-за чего меня немного закрутило в сторону. Но этот маневр даже помог мне. Не пришлось делать второй прыжок. Хвост цура оказался прямо перед мордой. Я рубанул по нему. Кончик отлетел в сторону, из раны брызнула кровь, сворачивающаяся на песке в зеленые сгустки.

Неожиданный ответ застал цура врасплох. Он замотал головой от боли, достающейся от расцарапанного глаза, кажется взвыл. К тому же зверь завертелся на месте, не понимая, что же случилось с его хвостом. Мне лишь оставалось нанести последний удар. Поймав момент, я вновь запрыгнул на шею цуру и с упоением вонзил свои когти поглубже, оставив новые раны.

Добыча задышала тяжелее, перестала метаться и осела. После того, как я нанес еще несколько ударов, у цура окончательно подкосились ноги. Сильная добыча оказалась поверженной более слабой. Охота удалась. Мое тело же умоляло поесть. Запах свежего мяса, крови вскружил голову, будто это мхи снова манили к себе.

Ветер же поднимал слишком много песка в воздух. Я обернулся. Буря спустилась со склона и находилась на полпути к озеру. Голод тянул к цуру. Но вдруг любопытство потянуло сильнее в сторону берега. Впервые в жизни что-то смогло отвлечь меня от пищи, от возможности избежать голодной смерти. Меня тянуло к неизведанному. Манящему своей запретностью и возможностью изменить уклад эзхов.

Сглотнув, я уже было хотел развернуться в сторону озера, когда заметил еще одно движение выше по склону. Из-за поднятого в воздух песка я сначала не разглядел, кто же еще решил спуститься к пиршеству. Но мой мир не приемлет слабости. Я попятился. Спускающийся силуэт не бежал стремглав ко мне. А значит, не хотел атаковать, лишь отобрать пищу. Что ж. Я согласился на это. Главным оставалось то, что Ярго не смог убить меня, испытав цуром.

И чем ближе становился силуэт, тем отчетливее он проявлялся из пыли. Я медлил, а затем вовсе расслабился. Ко мне спускался еще один эзх. В той ситуации это было не так уж и плохо. По крайней мере с ним можно было договориться на счет доли в Охоте. Я уже различал его узоры на теле. Они хаотично перемещались. Эзха напугало падение камня.

Я тоже стал перемещать и изменять свои узоры, завязывая разговор. Эзх должен был видеть это, но он проигнорировал мою попытку разговора, неожиданно напрыгнув. К счастью, он не рассчитал прыжок, и я увернулся. Сдавленный стон вырвался из глотки. Каждое движение сопровождалось тяжелеющей усталостью.

– Здесь хватит нам двоим.

– Готовься умереть.

Он вновь выпрыгнул. Теперь у эзха получилось достать меня. Мы сцепились. В близкой борьбе я почувствовал, что и противник не самый свежий, что и он давно не ел. Я воспрял, продолжая сопротивляться попыткам убить меня.

Укусы оставляли жгучие ранки, попытки ударить друг друга когтями – глубокие царапины, рассекавшие кожу. В конце концов мы откатились в стороны. Я полуобернулся. Буря достигла озера.

– Не глупи. Иначе мы оба умрем. Ты видел, как упал камень? Это знамение мы должны донести до наставника, – хаотично двигались мои узоры, стремясь договориться.

– Этот грех останется в песке, а ты умрешь. Ведь ты – причина несчастий и надвигающихся бед.

Но эзха выдавал обезумевший взгляд и еле заметная дрожь. Страх опустошал жертву. Если бы не идеальная возможность наконец-то избавить племя от еретика, то он убежал бы как можно дальше, никогда не рассказав об увиденном никому, дабы не прослыть предателем веры.

Нас разделяли два прыжка и туша цура. Буря нависала. Теперь эзх вновь терялся и расплывался в темнеющем пространстве.

Мы одновременно рванули навстречу друг другу. Только второй прыжок я выполнил в сторону, уворачиваясь от атаки противника. Момент. И в моей руке оказался отрезанный от хвоста цура шип. Эзх не понял моего маневра. Он вновь атаковал, подставив живот. Нырнув под него после разворота, я нанес смертельный удар. Мы разминулись.

Только я остался стоять на ногах, а мой противник нет. Он упал на землю, намереваясь подняться, но конечности не слушались. Яд цура известен тем, что он убивает жертву сразу же, как происходит удар смертоносной иглой. Эзха начали бить конвульсии, а затем он быстро замер. Эзх не ест эзха. Да и теперь он мог годиться в пищу только другому цуру из-за яда в теле.

Я слегка припал к земле. Ветер налегал сильнее и сильнее, пытаясь перевернуть, а затем и покатить. Я из последних сил сопротивлялся. Становилось ясно, что Ярго одержал вверх. Еще немного и я пропаду в буре навечно. Меня занесет песком, а потом тело превратится в пищу для мхов. Единственное, что мне оставалось – это все же добраться до камня. И в последние мгновения жизни постараться расширить знания. Потому что иначе я не мог поступить.

Очертания останков камня практически пропали в завесе пыли. Но они продолжали манить с неуменьшающейся силой. Я смирился со смертью и голодом. Но с тем, что так и не прикоснусь к нечто новому – никогда.

Медленно поковылял к камню. Прогулка давалась с трудом, но я брел, спотыкаясь о порывы ветра. Убитые мной существа пропадали за спиной, а место падения камня наоборот – пока что только прояснялось в очертаниях. Чем ближе я подходил, тем заметнее становилось, что огонь никуда не пропал. Что горит и песок, и куски камня тут и там. Ветер таскал незнакомый и противный запах горящего. Горький, неприятный, заставлявший морщиться.

Огонь – редкость в моем мире. А тут он резвился, как мог, распространившись по округе. В конце концов я добрался до небольшого плоского куска камня. Он весь обуглился, почернел. Я осторожно наклонился, принюхавшись. В этот момент ветер подул в мою сторону, обдав сильнейшим запахом, от которого в носу закололо, а все четыре глаза защипали даже с закрытым вторым веком. Пришлось подойти с подветренной стороны к черному куску. Он походил на большую пластину чьего-то панциря. Я аккуратно дотронулся до него. И сразу же убрал пальцы. Предмет обжог даже мою грубую кожу. То есть он был горячее, чем песок, чем воздух…

Приближаясь к месту падения, под ногами чаще попадались различные предметы, хаотично разбросанные вокруг. Они интересовали меня меньше, чем несколько воткнутых в песок крупных фрагментов, к которым я продвигался. Ярго же старался сбить меня с ног ветром, поранить постоянным потоком песка в лицо, но второе веко защищало глаза, а грубая, толстая кожа противилась мелким песчинкам. Он проверял мою силу. Но ее почти не осталось. Ноги и руки увязали в песке, старавшемся укрыть мелкие части упавшего камня. Я обходил их стороной, потому что многие все еще горели или источали неприятный запах, кружа ими голову. Или это голод добивал обессилившего эзха?

Пройдя вдоль борозды, оставшейся после знамения, я удивился ее глубине. Оттуда тоже дымило и неприятно пахло, поэтому пришлось ограничиться только быстрым ее осмотром. Показалось, что в борозде свободно уместилось бы двое эзхов в полный рост. Песок медленно стекал с краев вниз, как вода, наполняя борозду неровным слоем наноса.

Первый большой кусок камня навис надо мной неожиданно. Я слишком увлекся осмотром борозды с ее края, то отходя в сторону, то возвращаясь. Как не старался, но ничего интересного в ней не обнаружил. Только огонь длинной дорожкой дрыгался на самом дне, но его постепенно тушил стекавший песок.

Часть камня стояла в земле неровно, наклонившись. Он весь горел и дымился. Наверху виднелись маленькие вспышки на концах тонких отростков, уходивших внутрь камня, то прекращающиеся, то вновь оживающие. Они казались соплеменниками тех точек, что я однажды видел, когда облака на мгновение разошлись передо мной ночью. Вновь возникло ощущение, что Ярго испытывает эзха. Что он хочет? Чтобы избранный им эзх, справился с ношей откровений и принес племени новую благодать? Это огромная честь! В порыве воодушевления, я дотронулся ладонью прямо до этого большого дымящегося куска. Дымил он не просто так, хотя запах от него явно чувствовался меньше, чем от более мелких кусков, не отвращая. Либо я уже привык к нему, так как вокруг и так все дымило и коптилось. Мои пальцы сразу же ощутили боль и жар, но я лишь сильнее прижал их к поверхности. На ощупь грубая и шершавая, как моя кожа, горячая, как… Как нечто неизвестное до этого. Голодный, почти без сил, среди огня и противного запаха, я решил, что выдержу испытание так долго, как смогу. А еще я тут же пообещал, что эти торчащие из песка части развалившегося небесного камня станут местом поклонения новому порядку. Песок не сможет замести их полностью, сколько бы буря не продолжалась. И если я выживу, то среди этих предметов эзхи переродятся. Как и я, сопротивлявшийся желанию убрать обожженную руку от жестокой черноты. Я смотрел на нее в упор, и видел возвышение эзхов над самим Ярго в бледном дыме, исходящем от места контакта с камнем. Зачем же ему это на самом деле?