Kitabı oku: «W: genesis», sayfa 4
– Бедумно жавь, чшо ды медя де помдишь, падкуда, – сказала Лиза, взвела курок и нажала на него.
Метнуть свое нехитрое оружие ты, разумеется, не успеваешь. Время застыло, у тебя перехватывает дыхание. Зачем-то зажмуриваешься.
Мгновение. Следующее.
Еще одно.
Выдыхаешь. Чего-то странно…
Открываешь глаза. Видишь искаженное болью, кровью и ненавистью лицо медсестры, огонь, чуть было вырвавшийся из дула револьвера. Секунду смотришь на это. Замечаешь маятник часов: он тоже замер.
Время реально застыло.
***
Делаешь робкий шаг. Верилось в происходящее с трудом. Голова у тебя, конечно, работает так себе, но вроде бы такое не вполне свойственно… миру.
Однако, реальность упряма: Лиза оставалась не более движимой, чем мертвый профессор. Пуля, едва вылетевшая из пистолета, в нем же и оставалась в обрамлении пороховой вспышки.
– Сейчас бы обратно в кому улетели, молодой человек, – прозвучал сзади тебя голос, неожиданно знакомый.
Тут же оборачиваешься. В руке у тебя пусть и маленький, но все же нож.
– Не мастер я всяких драк, посему компетентно оценить ваши действия вряд ли могу, но они видятся мне здесь тотально неразумными, честное слово, – продолжила разглагольствовать фигура.
Ты силишься различить очертания, но говоривший будто ускользал, словно отражение в реке при легких волнах.
– Хотя со скидкой на ваше состояние, думаю, сойдет, —голос был странный, словно задуваемый каким-то посторонним шумом.
– Ты кто?! – спрашиваешь немного не своим голосом.
Послышался короткий смех.
– Вечно сей вопрос. У всех. Один и тот же. «Ты кто?! Ты что за хрен?! Откуда ты взялся?!… » – передразнила фигура.
Сбитый с толку, опустил руку, нелепо стоишь и смотришь в сторону человеческих очертаний. Почему-то кажется, что даже если будет светлее, то увидеть это не выйдет.
– Ну скажу я имя, что понятнее станет? Или расскажу свою историю, то типа сможешь поверить? – насмешливо спросил, видимо, человек. – Хотя, конечно, с другой стороны, мое появление не вызовет вопросов разве что у мертвеца. Или у того, с кем я не хочу говорить. Давайте пока определим так: я стерегу ящериц, которые норовят ускользнуть в любой час, в любую минуту. Вы – одна из них.
Смотришь на труп доктора и замершую медсестру.
– Значит со мной говорить хочешь? – спрашиваешь его.
– Очевидно, да, – отвечает фигура. Она стоит неподвижно, но иногда словно разрывается, дергается, подобно огню при ветре. – Не против, если сразу к делу? Времени у нас немного… – человек замолк, потом со вкусом, неторопливо рассмеялся. Непонятным и жутким был этот смех, не отсюда он звучал и не от человека в принципе.
– Хах, у-у-ух… Обожаю сей каламбур, никогда не устаревает, – продолжил незнакомец. – Итак, времени у нас немного, поэтому давайте проведем беседу в более пристойной обстановке, то есть подальше отсюда? Как вам идейка?
Нормальная идейка, подумал ты. Если говорящая тень и представляет угрозу, то не сиюминутную. Разберешься потом. Пока же…
– Ай-яй-яй, вот от данного действия давайте… Молодой человек, давайте воздержимся, – протянул неизвестный.
Ты поднес нож к шее Лизы.
– И почему бы мне воздерживаться от данного действия? – терпеливо спросил ты. Нож от шеи не убрал.
– Могу почти уверенно утверждать, что если кто-то ухаживает за кем-то целое десятилетие, ставит капельницы, накладывает шины, гипсы, выкармливает с ложечки… Утки убирает, в конце концов, и всякое такое прочее, едино для того, чтобы самолично прикончить, когда придет пора, то у этого кого-то имеются весьма серьезные основания, – проговорила фигура.
Ты повернулся к Лизе и внимательно посмотрел в ее лицо: оно не шевелилось, глаза ненавидяще и невидяще смотрели в пустоту, алый фонтан из ее носа замер.
– Что за основания? – вновь спрашиваешь ты.
– Всякие разные, – торопливо последовал ответ. – Может быть, например, вдруг кто-то когда-то принимал участие в событии из ее детства, в коем присутствовали такие красочные атрибуты, как бомбежка, обстрелы, резня, уничтоженный до основания дом, убитые родители, несколько зарезанных братьев. И другие виды разнообразных мучений и боли, через которые ей пришлось пройти… Немножко вследствие чьих-то деяний.
Ты отстранился от Лизы, скальпель машинально выронил. Кураж и волнение, несмотря на собеседника рядом, покинули тебя. Осталась безумная, чудовищная апатия. И внезапная запредельная тоска.
– Я убил ее родню?
Ответ пришел не сразу, но пришел. Утвердительный.
– Ни черта не помню, – выговорил ты.
– Не удивительно.
Ты безразлично смотришь на фигуру.
– Что дальше?
Нечто похожее на голову собеседника немного склонилась влево.
– Давайте-таки уберемся отсюда. Вы согласны, маршал Химмель?
Ты осмотрел кабинет, доктора, вероятно, дважды спасшего тебе жизнь, Лизу, едва ее не отнявшую, резной стол, неподвижные часы, груду книг.
– Согласен.
…Прозвучавший выстрел оглушил женщину. Но она не заметила писка в гудящих перепонках. Все ее внимание было приковано к тому месту, где только что, – вот только что! – стоял человек, убивший ее детство, уничтоживший ее жизнь, человек, из-за которого ее существование, самое бытие стало адом. Она, заливая кровью из носа и без того бордовый окровавленный халат, с диким взглядом озиралась, после чего выскочила в коридор. Кругом стояло тягучее молчание, давящая тишина, в палатах и других помещениях лежали трупы от ее рук, но главная жертва непостижимым образом ускользнула. Что произошло? Совершенно неясно. Его способности, судя по показаниям, сошли на нет, он стал абсолютно обычным человеком, поэтому с бухты-барахты исчезнуть не мог.
Однако его и след простыл. Ни в одной палате, ни на одном этаже, ни во дворе больницы, – нигде его не было.
Сидя в тусклом ночном свете у распахнутых дверей лечебницы Алхилл, в которой не осталось ни единой живой души, Лиза зарыдала и зарычала, взвыла и закричала, закатываясь в истеричном исступлении.
Глава 4.
Dual
40 год Новой Федерации
Литтл-Таун
«…такие примеры затуманивают и без того неясный смысл диалектической триады, делая её расплывчатость просто угрожающей, – это очевидно; в какой-то момент, охарактеризовав развитие как диалектическое, мы сообщим только то, что развитие проходит определенные ступени, то есть очень немногое. Интерпретировать же этот процесс развития в том смысле, что рост растения есть отрицание зерна, которое перестает существовать, и что созревание многочисленных новых зерен есть отрицание отрицания – некое новое начало на более высоком уровне – значит просто играть словами…
«Вопросы философии»
Рука Ани и без того дрожала от усталости, поэтому она с превеликим трудом удержала светильник, Эш сдавленно охнул, но вовремя утих. Лишним будет говорить насколько дед их напугал.
– Т-с-с! – сразу приложил он палец к губам и затянул свою трубочку. Мальчик едва-едва не закашлялся. – Бабульку с родаками разбудите.
– Но… – голос Ани с громкого резко перешел на шепот. – Как ты…?! Как?!
– Как я что? – улыбнулся дедушка, выпуская дым, – Узнал о пропаже рукописи? Или услышал двоих дуралеев, пока шел в туалет?
Дети умолкли, с великой осторожностью и необычайной внимательностью следя за дедом.
– Успокоились оба, е-мое, – недовольно сказал тот. – Хотел бы заложить – уж наверное не пришел бы к вам.
Ребята переглянулись. Действительно, более ожидаемо было бы для него пойти к бабушке и все рассказать. Значит, на уме у престарелого родственника крутилось что-то иное.
– Вы оба, – продолжил дедушка, потянул трубку, выпустил дым. – Сильно меня расстроили. Особенно ты, Аня.
– А чего я? – сразу отреагировала девочка.
– Три года языком с тобой занимаюсь, а переводит брат. Не стыдно?
Она молчала, исподлобья наблюдая за стариком.
– Хорошо, допустим вдвоем, но все же можно как-то поточнее и пообширнее переводить, а? – напирал дед. – Каждый день слова долбим, а в итоге «тралсум» минуту вдвоем вспоминаете. Что за дела такие, я вас спрашиваю? Давайте тогда будем не час заниматься, а два. И задания начну задавать. Все лето, все каникулы свои проведете за книгами.
Дедушка, кажется, по-настоящему немного распалился, лицо приобрело так редко видимую серьезность и даже суровость. Ребятам стало обидно и действительно стыдно от его слов.
– Ну чего ты начинаешь, – сказала было Аня, но брат ее перебил.
– Дед, тут, во-первых, текст, написанный рукой, а не книга, почерк непонятный, слов не разобрать, – проговорил брат со старательной рассудительностью. – А, во-вторых, сам говорил, что язык от учебника и язык от живого человека – это разные вещи. Некоторые фразы и словосочетания использованы в нестандартной форме.
– Ты бы так переводить научился, как пререкаться, – попенял старик. – А ты, Аня вместо воровства книг с полок занялась бы чем-нибудь серьезным. Родители битый год отдают во всякие спортивные секции, а толку ноль.
– Это все скучно, я сто раз говорила! – зашептала девочка. – Будет мне восемнадцать, как все настоящие женщины, лучше в военную академию пойду.
От этих слов седой мужчина в кулак закашлялся, пытаясь свести звук к минимуму.
– Через мой труп, милая, – проворчал дед с трудом, выдыхая остатки дыма. – Через мой труп.
– Чья это рукопись? – спросила Аня, резко меняя тему.
Оба ребенка поняли, что им ничего не грозит. Значит, можно и нужно выяснять как можно больше и быстрее.
Опять у кого-то залаяла собака, где-то замычали. Облака, полностью обнажили высокомерно-холодный лунный свет.
Престарелый мужчина не без веселой искорки в глазах смотрел на детей.
– Автор страниц, которые вы держите, носил имя Хао, – спокойно ответил он, делая новую затяжку. – Написаны они… Дайте-ка подумать… Тридцать? Да, тридцать лет назад.
Старик, судя по виду, не удивился реакции внуков: слова огорошили их сильнее, чем его появление. Ребята переглянулись с лицами, полными и страха, и бескрайнего удивления, и нескрываемого возбуждения.
– Что забавно, тоже примерно в июле, – продолжил дедушка задумчиво.
– Что, прямо тот самый? – прошептал Эш.
– Прямо тот самый. – ответил дед.
– А почему он пишет, будто история начинается не с него? Он изложил детали истории, да? – затараторила Аня. – И к кому он обращается? К тебе?
Эш моментально подхватил.
– Он правда написал тебе, деда? Там про… Про все приключение написано? Правда? – удивленно спросил мальчик, глядя на стопку желтых бумаг.
– Тише, тише, – хрипло и едва слышно засмеялся старик. – Не совсем мне. И там не только про воспоминания о нашем… приключении, ага. Воспоминания – меньшая из проблем. А заваруха-то в самом деле началась не с него и не с нас.
– Ты про ваш поход на Святую Землю? – уточнила девочка.
Докурив, старик аккуратно, не вытряхивая пепел, спрятал трубку в карман пижамы, развеял рукой дым и уселся поудобнее в кресле.
– Про него, – последовал ответ. – Бабушка до сих пор считает, что способна утаить от вас прошлое. Но, как по мне, затея дурацкая. Уверен, будь шкаф открыт, вы бы к нему и пальцем не притронулись.
Ребята усмехнулись. О чем-то таком они изредка сами думали. Красть книги, искать в них что-либо было необычайно интересно больше не из-за тяги к знаниям, а от осознания тайны и запретности. Знания, в особенности научные, в их время были общедоступны, а самое главное – буквально разлиты по воздуху, благодаря Сети. А общедоступные знания мигом становятся неинтересны. А вот информация о прошлом – вот настоящий ларчик под замочком! И все молчат об этом прошлом, что самое характерное! Все чего-то умалчивают, стыдливо прячут глаза, в страхе грозят замолчать. Учителя, политики, всякие лидеры мнений, писатели, журналисты, – все боятся приоткрыть этот ларчик для молодежи. А уж Ане с Эшем было вдвойне горько, что они, прямые потомки аж двоих участников из этого гремящего прошлого, тоже ничего не знали и не могли прознать о недавних, в общем-то, событиях.
Но давайте простим детей: не ведают они, что прошлое – штука весьма недешевая, и дабы узнать из прошлого хоть что-то чуточку похожее на правду, надо хорошенько заплатить или хорошенько потрудиться.
Сейчас оба затаили дыхание. Похоже, дедушка наконец-то решил хоть что-то рассказать. И брат, и сестра уже долго спорили кто же из стариков первым «расколется». Сходились во мнении, что это будет дед. Бабушка на корню пресекала любые разговоры о прошлом, причем неважно чьем, – своем или дедушкином, – а имя Хао и вовсе находилось только что не под табу. Родители с дядей также не распространялись по данному вопросу. Но вот прямо в их комнате сидит непосредственный свидетель многих событий, который готов что-то поведать.
Но дедушка замолчал. Ребята подумали, что уснул.
– Да, – сказал он наконец. – Пожалуй, лучше начать с той дуэли. Асуро и Кая. Случилась она… Не ошибиться бы…
– В тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году по летоисчислению Республики, – выпалил Эш.
– О как? Ну раз ты так говоришь… – снова улыбнулся старик. – Короче. Двум рейханам тесно в мире, как тогда говорили. И они сошлись в месте, где по традиции издревле рейханы защищали свои титулы. Или же теряли их. Это место – Уль… То есть Святая Земля. Чтобы в некогда Новом Свете остался один единственный властитель.
– Почему именно с этого начинаешь? – спросила Аня.
– Видишь ли, результаты их столкновения сыграли большую роль в судьбе Хао, моей, бабушкиной и в судьбах тысяч, сотен тысяч, миллионов остальных… Про Асуро и Кая вы хоть немного знаете?
– Они были джиханами, которые за рекордно короткий период оба получили титулы рейханов, создавая инцидент… – ответил Эш.
– Прецедент, – поправила сестра.
– Да, его. Короче, впервые за много веков появилось одновременно два рейхана, причем королевской крови, – сказал брат, усиленно вспоминая газетные и прочие урывки информации, которые удавалось перехватить или найти.
– Мировая Республика назвала это «Эпоха двух рейханов», хотя она длилась отнюдь недолго для эпохи-то, – продолжила Аня. – Все тогдашние бандиты объединялись вокруг Асуро или Кая, разделяясь на два лагеря. Как я поняла, могла получиться грандиозная войнушка.
Дедушка иронически и не без насмешки переспросил:
– Как-как? Войнушка?
– Я хотела сказать… – Аня смутилась. – Те кто за Реда пошли бы драться с теми кто за Кая, все такое. Началась бы большая битва. М, верно?
– В целом, да, вы правы, – согласился дед. – Тогдашний Новый Свет буквально кипел, как котел, в преддверии столкновения. Понятно, что джиханы, —заметь, Аня, не бандиты, ибо разница есть, – потеряли бы слишком много людей и ресурсов, случись та война. Но Асуро и Кай, понимая, что ослабленный победитель не смог бы потом противостоять Республике, договорились сойтись один на один, тем самым предотвращая очередную бессмысленную бойню.
Дедушка помрачнел и уставился в открытое окно, за которым ничего не изменилось: теплая, спокойная летняя ночь всегда одинакова.
Дети ждали пока старик вновь заговорит.
– В итоге, они сошлись в дуэли, – наконец сказал дед, немного отойдя видимо от каких-то воспоминаний. – На Уль… Тьфу, на Святой Земле, в тысяча девятьсот, – хех, – восемьдесят четвертом году.
Новый Свет, 1984 год по летоисчислению Мировой Республики.
Где-то в районе Ультимо-Сперанзо
Асуро сидел на остывающем песке. Он любовался видами послезакатного неба: мириады звезд раскинулись на небосводе, образуя причудливые, разнообразно-хаотичные фигуры. Сидящая рядом женщина закрыла глаза и нежно опустила голову на его плечо.
Парочка молчала продолжительное время. Аккомпанементом их молчанию стали не только естественные звуки природы, но и отдаленные развеселые голоса.
– Пойдем к остальным? – шепотом промолвила женщина.
Поглощенный созерцанием неба, Асуро ничего не ответил. Его спутница, не получив ответа, тяжело вздохнула и поудобнее улеглась на каменно-крепкое плечо.
– Знаешь… Оно все жутко обидно, —вдруг начал черноволосый. Женщина сразу отпрянула от его плеча и вцепилась в него взглядом.
– Мы как муравьи в банке: ползаем, чего-то мечемся, переживаем, любим, рождаемся, помираем, – проговорил он. – Смерть, жизнь – все кажется нам крайне важным. Потому что иного у нас нет. Но для них, – он кивнул в сторону звезд. – Для этих гадов – суета, все суета. В сравнении с этими погаными искрами, мы – всего лишь мимолетный проблеск сознания. Короткий и бесцельный. Хотя даже миллионная часть из них в тысячи раз крупнее нашей планеты. Можно подумать, что они создали нас, чтобы познать самих себя.
Тонкие брови женщины поползли вверх, ее миловидное лицо окрасилось удивлением, и сразу после – недоумением. Асуро же продолжал:
– Кажутся одинаковыми, но такое впечатление обманчиво. Смотри, – он одной рукой приобнял ее, чуть-чуть наклонился к ней, другой же указал на небо. – Видишь вон те две, ослепительно яркие? – женщина посмотрела в направлении его руки. – Они слегка пульсируют – столько в них энергии. Их сразу замечаешь. И вон, снизу. Куча мелких. По одной их почти не отличить, но собираясь вместе они бросаются в глаза.
Женщина тоже вскинула руку и указала на небо.
– А там, смотри. Еще одна яркая какая, малюсенькая… И совсем не одна, вокруг нее несколько маленьких, – заметила она.
– Это правда, – сказал мужчина хриплым, нождачным голосом, после чего поскреб небритые щеки. – На людей чем-то похожи, не находишь? Есть одиночки, а есть массы, но в массе каждая звезда становится частью огромного целого, чего-то абсолютно другого. Ощущая собственную самость что ли…Чисто как мы. А яркие звезды гаснут или одиноки… Одиночество – спутник яркости, во как! – сказал он и почесал свои взлохмаченные черные волосы. После чего, словно немного потускнев добавил, – И многих из них уж нет. Мы видим тени. Тени миллиардов лет.
Сидящая ряжом женщина не без волнения внимательно осматривала его: длиннющие, слегка изогнутые на конце, усы, густые, кустистые брови, вечная широкая улыбка.
– Какие вдруг тебя мысли посетили, – промолвила она с мягкой подозрительностью, изучая лицо соседа.
Он громко хохотнул, посмотрел на нее фиолетовыми глазами, которые даже в наступающей темноте лучились яркостью.
– Всегда на трезвую голову думается о всякой ерунде, – признался он, почесывая макушку.
– Асуро, не начинай! Никакой выпивки, ты должен быть сейчас максимально сконцентрирован, – женские тон и голос мигом приобрели строгие учительские нотки. – Сам знаешь где тебе нужно быть на рассвете и для чего.
Он поморщился, поковырял в носу и резко встал. Несмотря на сутулость, он был необычайно высок и массивен, поднявшаяся вслед за ним женщина едва доставала ему до груди. Мужчина вскинул голову и снова посмотрел на небо: выпуклый, темно-сине-фиолетовый небосвод едва заметно, словно таясь и стесняясь, пересекла яркая падучая точка.
– Асуро! Юля! Че вы там встали? Давайте к нам!
К ним подходила пошатывающаяся фигура, с бутылкой в руке.
– Такая ночь. Грех не веселиться! Э, стоп… Ты че, трезвый, что ли?
– Сол, прекрати! Ты же знаешь, ему сейчас нельзя! Забыл, что он скоро отправляется туда?!
Юля указала на исполинскую гору, которая черным, огромным гигантом возвышалась на горизонте. Сам Асуро был явно другого мнения: он молча стоял и жадно пялился на бутылку в руке друга.
– Эх, ну ты и зануда, – сказал Сол, поправил очки, сделал мощный глоток, смачно булькнув, и направился обратно к костру, за которым уже сидела небольшая компания. Юля схватила Асуро за руку и тоже двинулась вслед за ним.
Костер изредка кололся потрескиванием, плевал искорками. Вокруг него собралась небольшая компания из трех человек. Сидящий с краю, громадного роста чернокожий детина держал над костром большой кусок мяса, попутно отхлебывая из бутылки. Правее от него сидел низенький старичок, кажущийся особенно миниатюрным по сравнению со своим соседом. Он молча, с каким-то королевским достоинством, посасывал свою длинную деревянную трубку. Сделал затяг – выпустил ароматные клубни дыма. Зажмурился. Табак, по специальной просьбе старичка, Асуро достал во время своего пребывания где-то на далеком юге Нового Света. На рынках Старого же Света за него можно было выручить кругленькую сумму, но старичка это нисколько не заботило, – он сидел и безмятежно курил.
– Ринго-джан вам сделать такой же? – учтиво спросил темнокожий бритоголовый великан густым басом.
Старик молча отказался и продолжил наслаждаться трубкой. Гигант вопросительно посмотрел на мужчину по другую сторону костра. Тот развалился на земле, умиротворенно посапывая в огненно-рыжую бороду, изредка причмокивая во сне. Борода немного топорщилась, в такт дыханию. Темнокожий пару раз прикрикнул: «Лев? Эй, Лев?!». Спящий не шелохнулся. Несмотря на то, что Лев Эйхманн немногим уступал по комплекции Лысому Джо, а по выносливости самому Асуро, ему было достаточно прямо-таки пары капель слабейшего из вин, чтобы грохнуться в беспамятстве. Сол куда-то подевался, поэтому темнокожий, поджарив мясо до нужного состояния, принялся его кусать.
Со стороны берега раздались переругивающиеся голоса. Они приближались и Джо уже мог разобрать кто был кто: нежный, высокий и чистый женский голосок явно принадлежал Юле. Другой был низкий и веселый, с пьяными нотками, – наверняка Сол. Вечно он валяет дурака, когда не надо. Третий хрипловатый голос изредка что-то бурчал.
– …Даже немножко, даже капельку! Он должен быть максимально сосредоточен, понимаешь?!
– Да ладно тебе, один стаканчик перед боем никому не повредил. Тем более…
– Юль, от стаканчика-то я не окосею.
– Повредил! Он туда идет не с шайкой бандитов сражаться, идиот!
– Э, попрошу без оскорблений, дамочка!
– Хватит вам. А то опять подеретесь…
В свет костра вышло трое. Сол, икнув, сразу плюхнулся на песок и потянул руки к огню, не выпустив бутылки. Женщина невесть откуда достала разноцветный коврик, расстелила его и аккуратно присела. Асуро, улыбнувшись при виде похрапывающего Льва, немного подумав, приземлился рядом с престарелым Ринго, который на прибывших не обратил никакого внимания, продолжая выпускать дым из ноздрей. А костер же продолжал гипнотически играть языками собственного пламени.
***
Где-то в окрестностях Ультимо-Сперанзо
Первые солнечные лучи застали беловолосого, как мел, мужчину стоящим на коленях: руки скрещены на груди, голова опущена, глаза прикрыты. Приходила на ум аналогия с неподвижностью статуи, учитывая некую молочную бледность сидящего, но она бы оказалась не слишком верна. Порой геометрически идеальное лицо подергивалось, менялось, как если бы он силился расслышать приглушенную и знакомую мелодию.
Недалекое переливчатое журчание ручья дерзко нарушало окружающую безмолвную гармонию. Беловолосый размеренно дышал, его широкие плечи плавно поднимались и опускались. Ни единым движением, ни звуком, ни ветром природа не мешала ему – само время остановило свой ход и заставило замереть все вокруг.
…Но вот вдруг поднялся ветер, деревья заскрипели, пространство ожило вместе с окружающей обстановкой: вернулось пение птиц, шум океана, рычание зверей в лесу. Мужчина неторопливо открыл глаза.
Он посмотрел в сторону солнца: наступало утро, следовательно, пора отправляться к назначенному месту дуэли. Путь предстоял неблизкий, а опоздание —неприемлемо. Хотя он имел абсолютнейшую уверенность, что его оппонент вовремя не появится. Но с этим, к сожалению, ничего не поделаешь.
Беловолосый медленно встал, размял мощную шею, поднял с земли свое синее пальто-шинель, не спеша надел его, отряхнув рукава, колени, поправил воротник, проверил все нашивки и погоны, провел руками по золотым пуговицам, снова поправил воротник, после чего осмотрелся: меч лежал ровно в том месте, где он его оставил. Богато украшенные ножны приятно переливались в окружающем свете. Небо, после долгой ночи, приобретало светло-фиолетовый оттенок, где-то вдалеке бледнели облака. Он поморщился: день будет явно очень жарким, да и этот специфический местный небесный окрас мужчина, говоря по чести, недолюбливал. Имелось в этом небе молочно-фиолетовом, с оттенками светло-голубого, а временами – светло-оранжевого, – имелось в этом что-то тяжелое. Что-то ненастоящее.
…По мере удаления от берега пейзаж вокруг менялся. Пройдя сквозь небольшой лесной массив, мужчина в синем одеянии вышел на древнюю, рассыпающуюся под ногами дорогу, ведущую к необъятному, бескрайнему плато, уходящему за горизонт. Давным-давно ничего не знало это место, кроме затишья и безмятежности. Окружающее беззвучье не угнетало беловолосого. Скорее всего, наоборот, ему нравился тот абсолютный, истинно королевский, монументальный покой, царивший на пыльных просторах.
Понемногу стали появляться разнообразные строения, но скорее развалины: основы фундаментов каких-то зданий, круги, в центре которых стояли исполинские колонны с письменами на вымерших языках; прочие изваяния, потрескавшиеся и пожелтевшие от времени, на половину зарытые в изжелта-бледный, янтарный песок. Мужчина помнил, что колонн было двенадцать. Почему-то этот факт врезался ему в память.
Кажется, любой ученый отдал бы жизнь, единственно для того, чтобы оказаться здесь, на Ультимо-Сперанзо и посмертное существование, чтобы все здесь изучить. Но беловолосого окружающие древности нисколько не интересовали, он целенаправленно шел по ветхой дороге к грозно возвышающейся горе.
***
– А потом… Ха-ха!… А потом он мне и говорит: «Извините, я не знал, что вам назначено»… – весело захохотал Сол.
Небольшая компания повалилась со смеху. Очнувшийся Лев гоготал громче остальных своим характерным смехом, больше похожим на рык медведя.
– Значит вы все-таки разгромили тот дворец, да? – чуть разочарованно спросила Юлия. – Никакой тонкости в вас нет.
Она укоризненно посмотрела на Асуро. Сол скривил рожу и противным голосом передразнил ее. Юлия проигнорировала очередной выпад.
– Что оставалось делать? – Асуро спросил всех собравшихся. – Мы проторчали десять часов ради того, чтобы сказать местному королю о предстоящем нападении армии Гейдриха. А в приемной некий по-бабски одетый пацан сто раз повторяет одно и то же, – Асуро встал, принял забавную позу, видимо изображая того пацана и проговорил фальцетом, кривляясь. – Вам назначено? Или не назначено? А если назначено, то кем? Или не назначено? И почему вы кричите на меня?! Я сейчас охрану позову! Нет, я не знаю кто вы такие. Да, я понял, что у вас важное дело к Его Превеличайшеству, но, увы, они сейчас очень заняты. Да, я понимаю, что вы ждете уже пол дня, но поделать ничего не могу… И так целый день. Вот мы с Солом и решили …ммм… ускорить процесс.
Новый взрыв хохота. Даже старик Ринго слегка улыбнулся, потягивая трубку.
– Что ж предлагаю тост: За решительный подход к делам! – Лев поднял кружку с ромом.
– И за победу, – вставил Джо.
Все разом смолкли. Искра веселья почти на всех лицах угасла, как если бы ее сдуло невидимым ветром. Единственный, кто не утратил благодушия – Асуро. Он с насмешливым прищуром оглядел каждого.
Так, в неловком давящем ступоре постояли пару мгновений.
– Выпьем же, – наконец, проговорил Сол.
Костер догорел и плавно погас, но в нем не было большой необходимости. Неумолимо наступило утро нового дня, который обещал быть исключительно ясным. После бессонной ночи Сильвер де Реймс, Джостар Лондей и Лев Эйхманн безмятежно спали прямо на земле, точнее на прибрежном песке, рядом с дотлевающими углями. В соревновании самого громкого храпа, по мнению Асуро, пока побеждал Джо, но у Льва были неплохие шансы вырваться вперед. Сол же держался в аутсайдерах, так как количество выпитого ввергло его в такое состояние, что сил на храп у организма попросту не осталось. Юлия, свернувшись калачиком на своей подстилке, тихо посапывала, отвернувшись от мужчин. Асуро оставалось гадать, где она умудрилась здесь достать подушку. Единственный кто так же, как и Асуро не спал, был Ринго. Он сидел в стороне ото всех.
Асуро глубоко вздохнул, посмотрел на совершенно изумительное, волшебное небо. Посидел немного и, наконец, встал. Отыскав черный широкий меч причудливой формы, он прислонил его к спине и зашагал к старику, с каждым шагом приятно утопая в песке.
Все вокруг пробуждалось, один океан остался прежним, – мягкие, ласковые звуки волн тихонько пошептывали, накатывая-откатывая от берега. На подошедшего Асуро старик не отреагировал, в общем-то, никак.
– Бессонница? – спросил черноволосый с кривой улыбкой.
– Нет, – ответил тот, кого звали Ринго. – Занимаюсь незатейливым: слушаю воду. Люблю я здешние места, ничего не могу с собой поделать. Красиво, как нигде. Сам воздух особенный. Давно хотел вернуться, благодарю за возможность.
Асуро немного помолчал, наблюдая за бегущим по берегу крабом. После некоторого раздумья сказал:
– Вот и все. Пора.
– Что будешь делать? – спросил Ринго.
– У меня есть выбор?
– Теоретически да. Вопрос в том, веришь ли ты в него.
– Не особенно, – ответил Асуро, провожая взглядом краба, который шустро спешил к воде.
– Тогда отступись, – спокойно сказал Ринго.
– Как ты себе это представляешь?
– Лучше у себя спроси.
Пенистая волна подхватила краба и унесла в свою пучину.
– А если у меня ответа нет? – голос у Асуро был спокоен.
– Тогда подчинись судьбе, если нет силы на выбор.
– А какой в нем смысл если все решено?
– Ты стоишь перед ним и сам принимаешь решение… Вот и весь смысл. – невозмутимо сказал старик.
– Иду от неведомого к неизвестному, – сказал Асуро, наблюдая мерно играющие волны.
– Не ты один.
Асуро недовольно усмехнулся, глядя на собеседника: он был невысокого роста, худой, седой и весь сморщенный. Но все равно будто крепкий, может статься, когда-то, невообразимо давно, он был сильным мужем. Собственно, он им и был.
– Просто действуй, – продолжил Ринго. – Действуй согласно своим убеждениям. А дальше оно видно будет.
Высокий мужчина в красном плаще-пальто зевнул. Молчавший рядом Ринго сидел все в той же позе.
– Ночью мелькнула Слеза Воина. Видел? – спросил черноволосый.
Ринго на это промолчал.
– Ах, ну да. Забыл. Тебя же подобное веселит, – продолжил Асуро с горчайшей иронией. – Знаки и суеверия – не твой уровень.
Ринго продолжал молчать.
Асуро глубоко вздохнул, потянулся, проделал некое подобие разминки, развернулся и зашагал в направлении огромной горы, возвышающейся вдали. Прощаться ни один, ни второй не стал.
По дороге к лесу кто-то окликнул. Это был Сол. Он стоял, прислонившись к дереву, с чуть съехавшими очками, с руками в карманах, полусонный, но вполне в сознании.
– Ну ты даешь! – черноволосый мужчина с мечом за спиной засмеялся. – Как тебя ноги-то держат?
Ноги, видимо, весьма неуверенно держали Сола: громко икнув, он едва не повалился на землю.
– Чтоб меня свалить нужно столько же, – четко и членораздельно сказал Сол.
Асуро неопределенно мотнул головой и подошел к нему, но стараясь держаться подальше от запаха перегара.
