Kitabı oku: «Время пришло»
И если когда-то погибнуть придется,
Лежать нам, конечно, в могиле одной.
И мать будет плакать, а гады – смеяться.
Для Бонни и Клайда наступит покой.
Бонни Паркер, поэма «История Бонни и Клайда»
В некотором царстве, в некотором государстве…
Четверг, 23 июня
Господин Жирницкий – заместитель мэра города Качалова по земельным ресурсам и недвижимости – готовился отойти ко сну. Он постоял перед зеркалом в отделанной отшлифованным мрамором ванной, критично рассмотрел свою фигуру. Волос на голове с каждым годом становилось меньше, повернулся в профиль, оценил расстояние по горизонтали между кончиком носа и краем живота, вздохнул. Располнел Александр Яковлевич на ответственной работе, скоро в «Порш» не пролезет, придется автобус покупать. Или спортом наконец заняться. Посетить хоть раз – ну, просто ради смеха – тренажерный зал своего племянника, для кого он его открыл в непосредственной близости от мэрии?
Но ничто не могло удручить чиновника. С утра он пребывал в позитивном настроении – с ним и завершит текущий день. Он запахнул халат, подмигнул раздавшемуся отражению и удалился из ванной. Постоял у закрытой двери в спальню дочери, у ребенка было тихо, угомонилась уже: отгремела музыка, и телевизор, кажется, замолчал. Нормальная дочь росла у чиновника: шестнадцать лет, умница, скромница, с себе подобными (из когорты избранных) особо не общалась, даже странно. Собиралась поступать в Московский университет «на юриста» – чему отец и мать ни в коей мере не препятствовали, просто удивлялись – будущее ребенка и без «сложных» вузов вырисовывалось безоблачно, стоит ли надрываться в столь юные годы?
Чиновник зевнул и поволокся в спальню. Дом в коттеджном поселке на северной окраине Качалова – в непосредственной близости от Лебединого озера и черничного бора – соответствовал всем критериям приличного жилья. Два этажа плюс незаконченные чердачные помещения, восемьсот метров полезной площади, обширная приусадебная территория с собственным парком и цветником, надежный трехметровый забор по периметру, скрывающий владения чиновника от любопытных глаз. Он пошаркал тапочками по полу в галерее, с которой открывался вид на погруженный во мрак вестибюль, прибавил шаг – с некоторых пор он начинал себя неуютно чувствовать, оставаясь один в этой пустынной громадине, – и вошел в спальню. Супруга Антонина Геннадьевна давно погасила свет, но еще не спала, ворочалась.
– Как там у Светки? – пробормотала она, когда муж забрался под одеяло.
– Тишина у Светки, – ответствовал Жирницкий. – Спит ребенок, – и прижался к облаченной в «непробиваемую» сорочку супруге – движение инстинктивное, отработанное с годами.
Антонина Геннадьевна пробормотала, что уже спит, отвернулась к стене – движение не менее отработанное. Чиновник привычно вздохнул и перебрался на свою половину. Секс с женой на данном историческом этапе уже не актуален, особенно после «последнего раза», когда Антонина Геннадьевна уснула в момент его наивысшего наслаждения, оскорбив мужчину до глубины души. Ладно, завтра пятница, последний рабочий день. Супруга укатит к матери в Москву, у него появится часок-другой, чтобы отлучиться к одной знакомой вдовушке, которую он уже второй год подкармливает. Потешит себя Надеждой. Он закрыл глаза. Мысли текли непринужденно, верным курсом. Его проинформировали, что счет в «ведущем» столичном банке уже открыт, и первый «транш» на нем с удобством обосновался. Столичный бизнесмен, приобретший участок в живописном уголке Лебединого озера, весьма доволен. Остались технические вопросы с оформлением документации, с ликвидацией нескольких домов в частном секторе, попадающих в зону «интереса». Наглецы, уперлись, как бараны, – не отдадим и пяди родной земли! Куда они денутся, наивные? Не первые и не последние. Пара древних бабок, ничего, переселятся в богадельню под Лихоносово, там таких четыре десятка, доживут уж как-нибудь; двое алкашей – с этими без проблем, по пьяной лавочке в наше время чего только не случается. Не забыть поделиться с мэром Фаустовым, перевести оговоренную сумму Максиму Максимовичу из Министерства имущественных отношений Московской области, не забыть про Павла Юрьевича из Министерства экологии и природопользования – впрочем, с Павлом Юрьевичем можно и не делиться, достаточно устной признательности – будут квиты…
Благостный сон «народного прислужника» нарушил тычок под ребро. Он проснулся, распахнул глаза. В ухо взволнованно дышала Антонина Геннадьевна.
– Саша, проснись… – шептала она. – Проснись же, черт тебя побери.
– А? Что? – бормотал он. – Ты чего, Антонина? Который час? Такая рань…
Настенные часы с подсветкой сообщали, что уже 14 часов ночи, тьфу, ну, понятно… Форточка была приоткрыта. Из-под тюлевой занавески, чуть дрожащей под напором ночного ветерка, просачивался маревый лунный свет.
– Я что-то слышала, Саша… – ее горячий шепот вибрировал, прокрадывался в мозг, вызывая ответные вибрации. – Мне кажется, за дверью что-то скрипнуло.
– Ну, что за глупости, – разозлился он. – Перестань выдумывать, Антонина.
– Нет, Саша, мне не почудилось, я слышала какой-то звук.
И оба непроизвольно затаили дыхание. Кожа чиновника покрылась предательскими гусиными мурашками. Пропади она пропадом, эта Антонина! Что ей могло почудиться? Дом подключен к сигнализации, вневедомственная охрана не дремлет, да и вообще дома чиновников подобного ранга в Качалове не грабят – давно прошла эта эпоха, теперь все по-другому! И вдруг он тоже уловил отдаленный шум, словно поскрипывало что-то.
Зашевелились волосы на лысеющей голове, и капелька пота сползла со лба на переносицу. Ерунда какая-то…
– Может, Светка лунатит? – предположил он дрогнувшим голосом. – Проголодалась, на кухню спустилась, хрустит там своими чипсами.
– Ты о чем? – испуганная супруга прижалась к нему. – Когда наша Светка лунатила? Спит ночами как сурок, пушкой не разбудишь.
Что верно, то верно. Уж поспать эта девица мастерица. Он шутил, бывало, мол, ты у нас ненасытная в постели, доченька, все спишь да спишь.
– Сходи, проверь, а? – подкинула супруга не самую здравую идею. – А то мне что-то страшно, Сашенька…
Зачем куда-то ходить, если телефон под рукой? Позвонить в охрану, пусть приедут, проверят. Но нет, это как-то не солидно, ухмыляться потом будут, мол, пугливый чиновный люд, боятся на пустом месте. Да и в глазах супруги он от этого не вырастет. Испытывая сильное душевное волнение, Александр Яковлевич выбрался из кровати, сунул ноги в тапочки и подошел к двери. Почему так страшно-то, господи? Ну что произойдет в собственном доме?! Он проделал щелку в двери и высунул нос в коридор. Все пространство второго этажа было окутано сизой полумглой. Из полумрака поблескивали в лунном свете хрусталики на люстре, проступали витые ограждения на галерее. Антонина Геннадьевна снова что-то исторгла, и он вышел, чтобы не слушать ее стоны. Прокрался на цыпочках по коридору, удивляясь собственной решимости, спустился в холл, где «храбро» бросился к выключателю и активировал иллюминацию. Тьфу, каналья…
Форточка на зарешеченном окне была открыта, а ночка выдалась ветреной, случались порывы, и в эти мгновения плотная штора скребла по кожистым, остроконечным листьям пышной драцены, получался зловещий царапающий звук, который они и услышали из спальни. Надо же, до чего обострен слух, с чего бы это? Ухмыляясь, облизывая посиневшие губы, он закрыл форточку и отправился обратно, не забыв погасить свет. Прошествовал по галерее независимой походкой, вошел в спальню, сделав грудь колесом.
– Ну, что там? – напряглась супруга.
– Спи, дорогая, – усмехнулся он. – Вечно вы, женщины, накручиваете.
И не успел он погрузиться в сладкие объятия бога сновидений, как его опять толкнули!
– Саша, проснись, мне кажется, под дверью кто-то стоит. Сашенька, мне страшно. Ты уверен, что окно на чердаке было закрыто?
Чердачное окно не подключалось к сигнализации – техникам, работавшим в доме, не хватило проводов. Пообещали, что сделают в другой раз, на чем благополучно и забылось. Какого черта? Чердачное окно расположено в таком месте, что забраться в него можно лишь в том случае, если злоумышленник подлетит на вертолете и спустится к окну по веревочной лестнице! Не помогут навыки в альпинизме, да и узкое оно, чтобы пролезть человеку стандартного телосложения. А коли и пролезет, он не спустится на второй этаж, потому что люк заперт снаружи (домашние туда не ходят), а лестница сложена и отодвинута в сторону…
– Послушай, Антонина, это уже не смешно, – он начал раздражаться.
И вдруг замолчал на полуслове, оцепенел от ужаса! Дверь, завуалированная белесой пеленой, вдруг начала без скрипа отворяться! Дыхание перехватило. Антонина Геннадьевна издала короткий сдавленный звук. Две фигуры, размытые мраком – одна повыше, другая пониже, – материализовались в комнате, стали быстро приближаться, и спустя мгновение ошалевший от страха чиновник почувствовал, как его прижали коленом к кровати, перехватило дыхание, и липкий пот потек в глаза. Что-то сдавленно простонала супруга, дернулась, надрывно закашлялась – и ее прижали к постели.
Яркий свет фонаря ударил в лицо! Он собрался закричать, возмутиться, но в горле все как-то склеилось, перекрутилось, он испускал какое-то жалобное овечье блеяние, переходящее в ультразвук. И вдруг короткая, но пронзительная боль в шее – и что-то потекло по организму – холодное, упругое. Он дернулся несколько раз и застыл – сковало члены, он их не чувствовал, такое ощущение, что от него осталась одна голова, накачанная страхом…
– Вот и славно, – услышал он надтреснутый, поскрипывающий, какой-то металлический голос – нормальные люди такими голосами не разговаривают. – Доброй ночи, Александр Яковлевич. И вам доброй ночи, Антонина Геннадьевна, мы не сильно вас потревожили? Просим прощения за столь внезапную материализацию из потустороннего мира…
Говорящий сделал паузу, посмотрев на прикованных к кровати супругов. Они щурились от яркого света, икали и кашляли, цвели пятнами. Они не видели, кто висел над ними, все сливалось в один мерцающий фон.
– Кто вы?.. – прохрипел чиновник. – Что вы нам вкололи?.. – приходилось прикладывать титанические усилия, чтобы говорить.
– Все в порядке, Александр Яковлевич, – ночной гость убрал колено, и чиновник обрел свободу, которой не мог воспользоваться, он был парализован. – Это новый, недавно синтезированный препарат, гарантирующий сон через четверть часа. Под словом «сон», Александр Яковлевич, подразумевается вечный.
– Обновляем вирусную базу, так сказать, – насмешливо произнес второй голос, он тоже звучал неестественно, замогильно, с подвыванием и ржавым эхом.
– Ну, можно и так сказать, – допустил первый. А когда супруги в унисон застонали, стали трясти головами, успокоил: – Это шутка, дорогие Александр Яковлевич и Антонина Геннадьевна. Препарат вызывает легкий парализующий эффект, ненадолго, максимум на полчаса. При этом вам ничто не мешает думать и говорить, а также принимать верные и неверные решения.
– Саша, кто это? – простонала супруга. – О чем они говорят?
– Вы что себе позволяете?.. – надрывался чиновник. – Это шутка, розыгрыш?.. Вы кто такие, черт побери… Вы покойники, вы даже не представляете, на кого подняли руку… вас сотрут в порошок… – Он не смог говорить, он буквально захлебывался в собственной слюне!
– Спасибо, Александр Яковлевич, нам очень важно ваше мнение, – сдержанно поблагодарил «собеседник». – Хотя с другой стороны… Хотелось бы поставить вас в известность, что подобный разговор неконструктивен и никому не принесет пользы. Мы собрались по другому поводу.
– Возьмите деньги и уходите, – прошептала супруга. – Возьмите мою шкатулку, там много золота, – она под трельяжем на полке… Возьмите деньги… Саша, отдай им деньги, что у тебя в сейфе…
– Дура… – захрипел чиновник. – Нет у меня в сейфе никаких денег.
– Полноте, Александр Яковлевич, – сказал полночный грабитель. – Чтобы у вас, да не было денег. Нехорошо, Александр Яковлевич, даже перед лицом смертельной опасности вы не можете изменить своей фирменной жадности.
– Что вы имеете в виду? – похолодел чиновник. – Какая смертельная опасность?
– А вот теперь перейдем к делу, если позволите, – металлический голос вгрызался в мозг, от него уже звенело в ушах, голова раскалывалась. – Минуту назад вы возмутились – на кого мы подняли руку? Поясняем: на труса, вора и взяточника. Несколько лет мы наблюдаем за вашей многотрудной деятельностью на посту заместителя мэра по земельным вопросам – и не поверите, просто восхищены вашей неуемной страстью к жульничеству и стяжательству. Вы неподражаемы, Александр Яковлевич. Ваша изощренность не ведает границ. Сколько вы уже наворовали? Десять миллионов долларов, пятнадцать? Или мы настолько наивны, что не представляем реальный масштаб? Управы на вас, к сожалению, нет. Органы власти, особенно местные, проедены коррупцией. Подобные вам чувствуют полную безнаказанность. Прокурор в кармане, полиция в кармане, мэр Фаустов… впрочем, тут неточность, это ВЫ у него в кармане. Столичная рука руку греет, не так ли? И в Москве все подвязано – ведь Москва рядом, какие-то двести километров? Следственный Комитет не доберется – там тоже не ангелы, да и не будут они работать без указаний, а если уж случится беда, родная партия всегда протянет руку помощи.
– Что вы несете. Я не украл ни копейки.
– Нам все известно, Александр Яковлевич. И про прежние грешки, и про сделку с московским предпринимателем господином Артамоновым, про манипуляции с земельным фондом, про подставные фирмы-однодневки, через которые проходили ваши сделки. Перечислять не будем – вы и сами в курсе. К чему слова, Александр Яковлевич? Крутые скользкие края имеет эта колея, знаете ли. Времена меняются, народ перестает терпеть и безмолвствовать. И если уж не действуют другие механизмы… Нам очень жаль, Александр Яковлевич, но «антихеппи-энд» в вашем деле обеспечен. Мы пришли, чтобы вас убить.
Чиновник задергался, жар ударил в голову. Застонала супруга, ей было трудно говорить, но она и не пыталась.
– Только вас, Александр Яковлевич, – добавил злоумышленник. – Антонина Геннадьевна нас нисколько не интересует. Она уже давно наказала саму себя – тем, что вышла за вас замуж.
– Подождите… – захрипел Жирницкий и чуть не обделался от страха, когда почувствовал, что в висок уперся глушитель, накрученный на пистолет. – Вы что творите, так нельзя, вы не имеете права, судить должен суд.
– Неужели? – удивился злоумышленник. – Тот самый суд, что находится на Гостинодворской улице? Где самые справедливые и суровые решения выносит судья Горшевич – независимый и принципиальнейший в мире человек, никоим образом не связанный с городской администрацией? Вы обещаете, что завтра же утром поедете в Москву, напишете чистосердечное признание в Следственный комитет?
– Да, я клянусь…
– Юморист, – скрипнул второй злоумышленник. – «Кавказскую пленницу» недавно пересматривал?
– Похоже на то, коллега. Поверим господину на слово, или и так все понятно?
Звякнула пружина, отведенная взводимым курком. Чиновник затрясся – он сходил с ума от страха, дрожали упитанные щеки, слезы текли по щекам.
– Не стреляйте, пожалуйста… я сделаю все, что вы скажете… Я согласен на все… Я могу вас обеспечить на всю оставшуюся жизнь…
– Увы, Александр Яковлевич, приговор вынесен и зачитан. А что касается ваших денег – они ведь не убегут, верно? Впрочем, вы можете спасти свою жизнь, – пошел на уступку злоумышленник, однако глушитель (а это действительно был глушитель!) продолжал давить на висок.
– Как? – взвыл чиновник. – Я все для вас сделаю…
– Объясните, коллега, – сказал убийца.
– В дальней комнате второго этажа – если следовать по галерее прямо на восток, – начал второй голос, – спит ваша единственная дочь Светлана. У девочки необычайно крепкий молодой сон. Имеется выбор, Александр Яковлевич. Согласитесь, это прекрасно, когда у человека имеется выбор? Итак, два варианта. Первый: мы убиваем вас и уходим. Второй: мы убиваем вашу дочь Светлану и уходим. Минут через двадцать вы обретете способность передвигаться, сможете полюбоваться ее мертвым телом, вызвать полицию, ну и так далее. На принятие решения отводится полминуты – это немало, согласитесь. Через полминуты вы должны определиться, кого мы убьем – вас или Светлану. Время пошло, Александр Яковлевич.
– И это не шутка, – с расстановкой изрек первый злоумышленник.
Чиновник обливался потом, стучал зубами. Он никогда еще не принимал таких ответственных решений.
– Не трогайте Свету… умоляю вас… – раздирая горло, насилу выговорила супруга. Ее полумертвое лицо было мокрым от слез, глаза блуждали, вываливались из орбит. – Убейте меня, пожалуйста… я очень вас прошу… убейте меня, но только не трогайте Светочку… – она замычала, слова застряли в горле.
– Мы ценим ваш душевный порыв, Антонина Геннадьевна, – похвалил злоумышленник. – Но, к сожалению, в этой комнате вы не имеете права голоса. Жертвы, подобные вам, не предусмотрены. Решает Александр Яковлевич как глава семьи. Либо он, либо дочь. Осталось десять секунд. По истечении срока звучит выстрел. Осталось пять секунд. Осталось две секунды… Коллега, отойдите, пожалуйста, не хотелось бы вас испачкать.
– Не стреляйте… – взвыл чиновник. – Света, Света… пусть будет Света…
Застонала супруга, отбросила голову.
– Поясните, пожалуйста, мы не поняли. Мы должны убить Свету, а не вас?
– Да, да… будьте вы прокляты…
– Скажите членораздельно, Александр Яковлевич: я хочу, чтобы вы убили мою дочь, а меня оставили в живых.
– Да, я хочу, что вы убили мою дочь… а меня оставили в живых… – у него уже не было сил говорить, он выдохся.
– Фу, да этот милый дяденька обмочился, – прозвучал голос второго злоумышленника. – У вас, наверное, что-то не в порядке с мочеиспускательной системой, Александр Яковлевич.
– Отлично, – вымолвил первый. – Выбор сделан, и мы удаляемся. Удачи вам в работе и личной жизни, Александр Яковлевич.
Погас фонарь, две тени выскользнули из комнаты. Зубы чиновника отбивали чечетку. Только через пару минут он смог пошевелить онемевшими конечностями. Он начал извиваться, рычал, как тигр. Перекатился на бок и свалился с кровати! Мучительно долго поднимался на колени, тянулся непослушной рукой к шнурку позолоченного светильника, сбил будильник, сбил картину со стены. Включил свет. Его супруга в неестественной вывернутой позе лежала на кровати лицом вверх и смотрела на него объятыми ужасом глазами. А он стоял, качаясь, перед ней в промокших пижамных штанах, с взъерошенными волосами. Не устоял, ноги заплелись, он повалился на пол, выдавил из себя:
– Дорогая, ты же не думаешь, что я на самом деле… Неправда, ты неправильно поняла…
Когда он пришел в себя, Антонина Геннадьевна, обливаясь слезами, уже ползла к двери. Конечности начинали слушаться, действие препарата ослабло. Он тоже пополз, отдавил ей ногу, первым перекатился за порог. Поднялся, держась за стену, заковылял к галерее. Потом схватился за перила, повис на них, ноги обросли чугунной тяжестью, он рухнул на колени – на них и прополз остаток пути. Супруга обогнала его, первой ввалилась в комнату дочери. Встала, всклокоченная, обвела пространство полоумным взором, потом мучительно застонала, рухнула в кресло.
Дочери в комнате не было – ни живой, ни мертвой. Постель разбросана, пропало кое-что из одежды и уличные тапочки. Если девочку и решили убить, то, видимо, в другом месте.
Чиновник не помнил, как он орал, куда-то звонил, как катился по лестнице в холл, сшибая вазы и этажерки. Взорам прибывших по вызову работников полиции предстало взмыленное припадочное существо в халате, трясущее руками и выкрикивающее ругательства. Оно не могло даже толком объяснить, что случилось. «Жуткий ахтунг», – прокомментировал ситуацию один из сержантов. Примчался помощник Врубель – не обладающий в отличие от знаменитого однофамильца талантом к живописи, но отличающийся умом и сообразительностью. Прибыл начальник качаловской полиции Кудесник Аркадий Григорьевич, задумчиво уставился на блеющего соратника по партии. Прибыли сотрудники патрульно-постовой службы, криминалисты, опера, примчалась «Скорая помощь». Насилу выяснили, что двое злоумышленников проникли в дом, наплевав на хваленую сигнализацию, поглумились над семейством Жирницких, вкатили им парализующее «лекарство», умыкнули дочь и смылись. О «пикантных» подробностях общения со злоумышленниками чиновник не сообщал. А пропала ли дочь? Сотрудники полиции в последующий час пропахали носом территорию «поместья», облазили все надворные строения, кусты, с разрешения хозяев обшарили дом, чердак, подвалы. Светлана пропала – теперь об этом можно было говорить с полной уверенностью.
– Похищение, Александр Яковлевич? – сосредоточенно хмурился угрюмый и представительный подполковник Кудесник – глава Качаловского управления внутренних дел. – Мои сочувствия, вы даже не представляете, как мне жаль. Не волнуйтесь, мы поймаем этих негодяев и вашу дочь… в смысле, найдем. Вот только как-то странно… – подполковник озадаченно почесал широкий мужественный загривок. – Обычно похищения происходят по иной схеме. Зачем они напали на вас с Антониной Геннадьевной, если их цель была выкрасть Светлану? И вообще выкрадывать человека из охраняемого дома… – «шериф» скептически поморщил нос, – если есть возможность сделать это днем, на улице, даже не на людях…
– А как обычно происходят похищения, Аркадий Григорьевич?! – взвыл Жирницкий. – Вы насмотрелись голливудских фильмов? Откуда я знаю?! Пропала наша дочь, нас всех чуть не убили!
– Да успокойтесь вы, – досадливо поморщился Кудесник. – Обещаем, что без внимания это дело не останется. Приложим, так сказать, все усилия. Уточните еще раз, Александр Яковлевич, требований о выкупе похитители не выдвигали? В подобных случаях они говорят, чтобы ни в коем случае не связывались с полицией – дескать, если это произойдет, то заложник будет убит.
Чиновник уставился на него с ужасом, схватившись за голову. Потом врачи осматривали пострадавших. От госпитализации оба отказались решительно – действие препарата уже закончилось, остались ломка в суставах и гудящие головы. «Вам с супругой дико повезло, Александр Яковлевич, – заверил специалист из первой городской больницы доктор Звягин. – Мы сделаем анализы, но могу с уверенностью сказать, что вещество, воздействию которого вы подверглись, имело не такую уж пугающую концентрацию. Предположительно, это препарат на основе ботулотоксина – природного яда. Используется в косметологии – он парализует определенные мышцы, поэтому происходит разглаживание морщин и лифтинг кожи. Если вы пережили его действие, то, думаю, и дальше все будет хорошо. Но вам обязательно следует посетить больницу, сдать анализы и пройти осмотр. А в ближайшие сутки рекомендую воздержаться от поездок и поменьше волноваться…»
Это как – не волноваться! Преступники не оставили следов! На чем они прибыли, на чем убыли? Ни одного очевидца. Злоумышленники были в масках, говорили через портативные устройства, искажающие голос, закрепленные каким-то образом на лице. Двое мужчин? Две женщины? Мужчина и женщина? Он не мог определенно сказать. Может, Антонина Геннадьевна скажет? Неееет!!! Он наотрез запретил кому бы то ни было приближаться к супруге, мотивируя это тем, что она находится в высшей степени потрясения и разговоры только ухудшат состояние. Даже во время осмотра супруги врачом он находился рядом – она односложно отвечала на вопросы, была бледна как смерть, равнодушно смотрела в пространство. Прибыли технические работники вневедомственной охраны, поковырялись в щитке, проверили проводку, осмотрели все окна, двери – особенно люк на чердак, на котором по-прежнему красовался замок, недоуменно пожали плечами – им никогда еще не приходилось сталкиваться с подобным. Как интересно. Охрану злоумышленники отключили – при этом на пульте дежурной смены ничего не зазвенело. Продвинутому техническому уму это сделать в принципе можно, в наше время взламывается буквально все, но ум в данном случае должен быть весьма и весьма продвинутым…
Криминалисты обшаривали и обнюхивали дом, мазали кисточками – хотя и так было понятно, что злодеи действовали в перчатках. По земле они не ходили – передвигались по асфальту и гаревым дорожкам. Если у них и был припрятан транспорт, то явно в безлюдном месте. Кроме дочери, ничего не пропало, даже из шкатулки Антонины Геннадьевны, о которой она сама и рассказала злодеям. Прибыл специалист кинологической службы. Овчарке Муське дали понюхать подушку, на которой спала Светлана, собака охотно взяла след и привела кинолога к подстанции на окраине поселка, где села и преданно уставилась на хозяина…
В начале восьмого утра ошалевший от переживаний и бессонной ночи чиновник дополз до спальни, с которой у него с некоторых пор стали складываться мрачные ассоциации. Он неплохо себя чувствовал, если не считать того, что был морально раздавлен. Он боялся заходить в спальню, уговаривал себя, трясся, хватался за сердце. А когда вошел, сердце окончательно свалилось в пятки. Антонина Геннадьевна сидела на кровати, закутанная в махровый халат, ее знобило. Она держала в руках сотовый телефон (кому, интересно, собралась звонить?), но, кажется, забыла про него. Смотрела в пространство перед собой, не расчесанная, одряхлевшая, безучастная ко всему на свете. Повернула голову и глянула на него так, что Жирницкому стало дурно – пятки похолодели. Такого стыда он еще не испытывал. Откашлялся и проговорил:
– Дорогая, это было совсем не то, что ты подумала… – Он опустился перед женой на колени, обнял за бедра.
Она отстранилась с такой брезгливостью, словно ее обнял гигантский таракан.
– Неужели ты думаешь, что я бы мог вот так… – Он задохнулся, стал надрывно кашлять, просто не знал, что можно сказать в такой ситуации.
– Это все, что тебя волнует? – холодно осведомилась Антонина Геннадьевна, отодвигаясь от мужа. – Негодяи похитили, а возможно, убили нашу дочь, а ты озабочен лишь тем, как бы выгородить себя, оправдаться в ситуации, когда уже никому, во всяком случае, мне, твои оправдания не нужны, ибо и так все ясно?
– Дорогая, как ты можешь? – зачастил Жирницкий. – Думаешь, мне безразлична наша дочь? Да я волнуюсь за нее не меньше тебя. Полиция уже работает, они обязательно найдут Светочку… Антонина, милая моя… – взмолился он, сгорая от стыда и позора. – Пообещай никому не рассказывать, что сегодня произошло, умоляю тебя. Это была минутная слабость, неужели не ясно? Я сам не понимал, что говорю, сильно испугался…
– Уйди, Жирницкий, – поморщилась супруга. – И не подходи ко мне, если не хочешь, чтобы меня вырвало тебе в лицо. Как же прав был этот парень – я давно себя наказала за то, что вышла за тебя… Успокойся, дорогой, – сухо усмехнулась жена, отворачивая голову. – Я никому не скажу, поскольку нам обоим тогда придется повеситься от стыда.
В десять утра, как только технари из полицейского управления закончили установку прослушивающего устройства на домашний телефон, зазвонил сотовый в халате у Жирницкого. Оперативники и сотрудники технического отдела уставились на чиновника с любопытством – он так подпрыгнул от страха, что не заметить это было невозможно. Заместитель чиновника Врубель спрятал ухмылку, нахмурился подполковник Кудесник и раздраженно бросил:
– Ответьте, Александр Яковлевич, не тяните кота за интимные принадлежности. Только будьте добры, нажмите кнопочку «громкая связь». Мы должны быть в курсе. Смелее, Александр Яковлевич, – «шериф» не удержался от язвительной усмешки. – Это может быть просто звонок.
Ладонь, когда он вытащил телефон, была мокрой от пота. Жирницкий чуть не выронил свой навороченный коммуникатор.
– Доброе утро, Александр Яковлевич, – проскрипел металлический голос, и все напряглись, а чиновник Жирницкий чуть вторично не наделал в штаны. – Доброе, не так ли? – после паузы осведомился собеседник.
– Не очень, – выдавил из себя чиновник. – Послушайте, где моя дочь?
– Спокойно, спокойно, слушайте и не перебивайте. Испытание на вшивость вы прошли успешно, лишь подтвердив то, о чем все знали. Решение изменилось, ваша дочь будет жить и вернется домой, но только в том случае, если вы заплатите выкуп.
– Но подождите, – занервничал Жирницкий. – Почему вы сразу не сказали о выкупе? Почему вы не забрали драгоценности из шкатулки моей жены? Зачем потребовалось устраивать этот цирк?
– …Только в том случае, если вы заплатите выкуп в размере пяти миллионов долларов, – невозмутимо закончил собеседник.
Чиновник побледнел и схватился за сердце. Оно стучало так, что позавидовал бы молот для забивания свай.
– Деньги вы должны собрать быстро – на это вам отпускается двенадцать часов. Возражения, что не успеете собрать, не принимаются. Свой банк под рукой. Понимаем, что трудно, но нет ничего невозможного, верно? Особенно если речь идет о жизни горячо любимой дочери, за которую вы, наверное, и жизнь готовы отдать? Молчите, Александр Яковлевич? В горле пересохло? Но деньги бумага, согласитесь, их можно заработать, в крайнем случае наворовать. Итак, деньги должны быть собраны в течение двенадцати часов. Позднее с вами свяжутся – на этот раз постарайтесь не нажимать кнопку «громкая связь» – и сообщат о месте, куда вы должны их доставить. Постарайтесь доставить лично, как бы тяжело это ни было. Помните, что жизнь вашей дочери по-прежнему на кону. Всего вам доброго, Александр Яковлевич, удачного дня. Передавайте привет господину Кудеснику, полагаю, он находится рядом с вами? Им мы тоже займемся. Кто там еще в вашей компании – господин Врубель? Ах, вы, хитрый пронырливый лис… – абонент рассмеялся зловещим смехом и разъединился.
Не меньше минуты в холле царила потрясенная тишина. Работники «низового звена» украдкой переглядывались, прятали усмешки. Врубель опасливо посматривал по сторонам, заглянул зачем-то за бочку с пышным тропическим растением. Подполковник Кудесник сосредоточенно делал вид, что его не задели слова абонента. Он нарисовал на губах пренебрежительную насмешку – вроде той, с которой коммунары шли на казнь и умирали за высокие идеалы.
– Позвольте вопрос, Александр Яковлевич, – подал тонкий голос «референт» Врубель. – А вот это сейчас… что это было?
Жирницкий проглотил язык.
– Наш преступник – непуганый смельчак, вот что это было, – презрительно процедил Кудесник. Повернулся к оперативникам. – Работаем, парни. Откуда звонили, все такое – сами знаете, что нужно делать. Запись разговора отдайте психологам, пусть поломают головы. Проработайте возможность синтезировать настоящий голос преступника, ведь должны быть какие-то программы? Но уже сейчас могу сказать – этот парень не противник поболтать. А болтун, как известно… – он перевел исполненный сарказма взгляд на бледного Жирницкого. – Вынужден спросить, Александр Яковлевич, вы готовы расстаться с деньгами?