Kitabı oku: «Сокрушители большого жука. Былина первая», sayfa 6

Подземный хищник фыркнул и отступил. Искра обрадовалась. Но рано.

«Нет, всё-таки здесь что-то не то, – заподозрил трупожор. – Не может такого быть, чтоб еда и живая, и неживая одновременно. Да и деда я своего выдумал. Потому что паникёр! Ты трус, Никита! Жалкий, неуверенный в себе тюфяк! Вернись сейчас же и не смей сдаваться! Разберись в ситуации, ты же мужик, в конце концов!»

Мотивированный Никита развернулся и зашагал обратно к Сокрушителям, втягивая пятаком воздух.

Искра догадалась, что её маскировка недостаточно убедительна. Нужен шум. Можно, конечно, хлопать в ладоши и ходить колесом. Но было непонятно, как долго вырубовик будет удерживать её друзей в паралитическом плену. И девочка выбрала энергосберегающий вариант. Она решила петь. Репертуар у неё был скуден и состоял в основном из обучающих колыбельных за авторством Радогоя, что пели ей древние няни. С другой стороны, а ну как трупожор проникнется и заснёт? Искра развела руки и затянула песню, стараясь придать голосу максимально убаюкивающий тон:

Раз на праздник Огнекрест

Вышли в полночь семь невест,

Семь красавиц, семь сестёр

Прыгати через костёр…

Никита явно не ожидал такого музыкального поворота. Непонимающе всхрапнул и остановился. Искра продолжала:

Развела огонь Любава —

Загорелася дубрава.

У её сестры Божены

Много кожных поражений.

Волком воет Щепетуха —

Опалила себе ухо,

А ещё у двух сестриц

Не осталося ресниц.

«Ну здрасьте, оно ещё и поёт, – взбеленился Никита. – Нет, это точно лажа какая-то».

Трупожор обнюхал поющую девочку: «Так-с, вот смердит живое». После опустил голову до самой земли и принюхался ещё сильнее: «Но ниже-то! Ниже запашок что надо! Ну почему, почему у меня нет глаз?! Зато зачем-то торчит хвост, что ещё ни разу в жизни не пригодился! Только виляешь им, как малахольный…»

На Голубе и Надежде

Разом вспыхнули одежды.

Не поможет девам лекарь,

Тут скорее нужен пекарь.

Трупожор заходил кругами, постоянно шмыгая носом и держа раскрытую пасть наготове. Искре пришлось вертеться, чтобы постоянно видеть его. Иметь за спиной гигантского закомплексованного крота, у которого полон рот жерновов, – так себе удовольствие.

Не бери пример с сестёр

И не жги в лесу костёр.

Помни, милая дочушка:

Кресало чадам не игрушка-а-а-а…

Выведя нехитрую мораль, Искра мысленно уже подбирала следующую песню, ибо трупожор и не думал ложиться спать. Наоборот, он двигался всё быстрее, и в какой-то момент девочка потеряла равновесие: голова закружилась, ноги предательски заплелись, тело повело в сторону. Искра вынужденно спрыгнула на землю, расставила ноги пошире, чтобы унять собственную качку… и врезалась в мохнатый ковш передней лапы трупожора высотой с приличный забор.

«Вот, вот, Никита! Можешь же, если захочешь! Ты лучший! – загордился собой трупожор. – Ну, приветик, вкусняшки!»

Никита облизнулся и, не обращая внимания на колотившую по лапе девочку, потянулся мордой к блюду побольше. Снова раскрыл пасть, бешено завертел жерновами.

– Не ешь их! Они живые! – кричала Искра. – Фу! Фу!

Трупожор не послушал Искру. А зря.

Никита сначала даже не понял, что происходит. Нечто упёрлось в его липкий нос. Будь у трупожора хотя бы один глаз, он увидел бы перед собой богатырскую пятерню. Она обхватила Никиткин пятак и с силой крутанула влево. Истошный трупожорий вопль, потрясший лощину, возвестил о том, что действие гриба вырубовика закончилось.

Вторая богатырская рука угостила Никиту смачным апперкотом. В пасти захрустели раздробленные жернова. Трупожор отлетел назад и прилёг на свежевырытый курган, пересчитывая танцующих в голове золотых цыплят. Горыня вскочил на ноги и издал боевой клич. Никита не видел кричащего и ни бельмеса не понимал по-человечески, однако по интонации понял, что сейчас его будут бить. И не картинно-постановочно, как в брачный период. А сурово и жизненно. Трупожор испуганно взвизгнул, нырнул в земную дыру и понёсся по тоннелю прочь.

– Ах ты, вонючий дохлоблюй! – взревел Горыня. – А ну, с-с-с-с-сюд-да!

Богатырь с разбегу прыгнул в чёрный зев норы.

К Искре подбежал очухавшийся Кощей. Схватил в охапку, после завертел в бешеном танце тщательного осмотра:

– Милая моя! Ты жива? Это чудовище ничего с тобой не сделало? Где болит? Тут болит? Боги, у тебя проломлена черепушка! Все мозги наруж… А, нет, это просто глина.

– Со мной всё в порядке, – ответила девочка. – Но зачем тятя Горыня прыгнул в нору?

– Потому что тятя Горыня – упоротый социопат с садистскими наклонностями. Ты привыкнешь.

– Я очень переживаю за него в этой яме.

– А я переживаю за трупожора.

Кощей лёг, прислонил ухо к земле. Сделав то же самое, Искра услышала глухие удары и другие таинственные звуки подземелья:

– А-а-а, вот где ты спрятался, слепое чучело!

– Хр-р-р-рю!..

– Жри песок!

– Хрю?

– Жри песок, не то снова втащу!

– Хр-р-р…

– Интересно, где у вашего брата печень? Здесь?

– Хр-р-рю-ю-ю-ю-ю-ю!!!

– Угадал.

Из кургана в двадцати саженях от Искры высунулась трясущаяся голова трупожора. Даже отсутствие глаз у Никиты не помешало ей достоверно определить, что трупожор молит о помощи.

– Куда это ты собрался? – поинтересовались снизу. – Я тебя никуда не отпускал.

Трупожор взвизгнул и с грохотом скрылся под землёй.

– Пусть выпустит пар, – молвил Кощей. – Лучше на нём, чем на нас.

Горыня появился минут через сорок, грязный, но довольный.

– Ну что, наигрался? – спросил Бессмертный. – Грохнул бедную тварюгу?

Горыня поморщился:

– Я тебе что, скот бездушный?

– Это же риторический вопрос?

– Слушай. Убивать его, собственно, не за что. Он же не со зла, а чисто на инстинктах. Он не виноват, что боги создали его таким придурком. Да, он сейчас, мягко говоря, не в настроении. Но жив, я даже меч не доставал. К тому же представляешь, сколько бы приползло голодных родственничков на его труп? Вся лощина бы ходуном ходила. Ты чего застыл?

– Запоминаю редчайший миг твоей мудрости. – Кощей моргнул, а после мелко закивал на Искру, что скромно ожидала их в сторонке. – А теперь иди и горячо поблагодари девочку.

– За что? – не понял богатырь.

– За наше спасение.

– Да ты, верно, шутишь? Или тебе гриб дал осложнение на глаза? Кто только что трупожора отмудохал, по-твоему?

– Ой, по-моему, тот же раззява, что по вырубовику потоптался! Если бы не она, нас бы в муку перетёрли, хоть каравай пеки! Или блинчики!

Горыня насупился. Он понимал, что Кощей прав. Но тот факт, что его, взрослого мужика, да к тому же богатыря, спасла маленькая девочка, он принимать отказывался. И в своём отрицании пошёл до конца:

– Песенку она выбрала какую-то дурацкую…

– Хватит вести себя как ребёнок!

– И точно не попала в пару нот!

– Горыня!

– Ладно…

Витязь подошёл к девочке, вздохнул, потрепал её по волосам:

– Слушай, ты… Ты это… молодец.

Искра смущённо закусала губу. Горыня косо посмотрел на Кощея. Тот помахал ладонью – мол, продолжай. Богатырь цыкнул, Кощей цыкнул в ответ.

– Спасибо тебе за… за то… за то, что… спасла Кощея, – нашёлся Горыня.

– Боги, как же ты жалок! – прошипел Бессмертный.

– И меня. Кощея и меня, – быстро сдался Горыня, не желая выглядеть жалким.

Искра улыбнулась, взяла их за руки:

– Полноте вам. Мы же Сокрушители. И должны быть всегда-всегда друг за дружку. Тогда нас никто никогда не съест.

Горыня ощутил, как тепло её маленькой ладошки растеклось по его здоровенной лапище, устремилось по руке, по телу и уже почти достигло сердца. Богатырь разжал руку. Нельзя к ней привыкать. Нельзя привязываться. Малявка лишь средство для оплаты долга Яге. Она – товар, они – купцы. Об этом забывать не надо.

– Так, минута вежливости окончена, – бодро произнёс витязь. – Нам ещё пару вёрст шлёпать, чтоб из лощины выбраться.

– Вперёд, Сокрушители! – радостно возвестил Кощей.

– Кстати, о названии. Мы только что кое-кого сокрушили. Давайте будем «Сокрушителями Трупожора»? – предложил Горыня.

– Я против!

– Конечно, ты против, Кощей. Это же мы с малявкой его победили, пока ты в траве овощем произрастал.

– А-а-а… Ты мне мстишь за то, что я заставил тебя извиниться перед Искрой? Боги, как это низко! Даже для тебя!

– Друзья, давайте не ссориться, – попросила девочка.

– Мы не можем так часто переименовываться, – возвратился Кощей к полемике. – Потомки запутаются и никогда нас не запомнят. К тому же никто из нас не нарисует трупожора. Схематичный жук прост и понятен. Голосую за него.

– Я тоже за жука, – подняла руку Искра. – Он страшнее трупожора.

– Ты серьёзно?

– Да. Трупожор – милый мохнатик с потешным пятачком. А жук совсем не милый.

– Нет, я никогда не пойму баб. Даже маленьких, – грустно резюмировал Горыня.

Меж тем дорога пошла в гору. Туманная лощина заканчивалась. До Славгорода оставалось всего ничего.

***

В полночь на Трапезном пустыре, что примыкал к хоромам Яги, было яблоку негде упасть. На бесплатный ужин собрались толпы сирых да убогих всех рас и видов. Люд и нелюд всё прибывал. Надзирающие черти, дабы избежать давки, выстраивали всех голодных в очереди, что вели к трём вместительным бадьям, полным мясного варева.

– А с чем суп сегодня? А? – вопрошал одноглазый вурдалак-калека, расталкивая окружающих. – С воронятиной, что ли? Она жёсткая же, как полено!

– Ты куда прёшь, скотина? – уточнил у него кто-то из очереди.

– Я занимал.

– За кем это?

– Вон за тем мужчиной-упырём.

– Я вообще-то женщина.

– Ну, извините! – не стушевался вурдалак. – Все упыри на одно лицо, особливо если на них одним глазом смотришь с «минус восемь»!

– Мужик, иди в конец очереди подобру-поздорову! Все твари как твари, а ты лезешь!

– Гляньте, он ещё и два таза с собой взял! Бессовестный!

– Почему вы меня оскорбляете? Это потому, что я вурдалак?

– Ой, вот только этого не надо! Я сама наполовину вурдалачка!

Барабанная дробь враз усмирила стычки и ругань. На пустыре появилась Яга в сопровождении Фрола и чёрта-черпоносца (которого Фрол устроил по блату – среди чертей процветало махровое кумовство). Толпа заухала, зазвенела мисками в такт барабанам. Чародейка подошла к средней бадье, Фрол и черпоносец встали у крайних.

– Народ! – начал вещать Фрол. – Этсамое. По традиции… Тихо там, на галёрке! По традиции перед вечерней трапезой помолимся разом Кормилице нашей! Истово и искренне! А кто будет филонить, этсамое, того я так черпаком оприходую, что ходить сюда будет не на чем!

– Про черпак лишнее, – тихо сказала Яга.

– Я извиняюсь.

Убогие опустились на колени, воздели руки, лапы и крылья к бледной луне.

– «О, чёрная богиня наша, Великая Кухарка и Кормилица!» – продекламировал Фрол.

Толпа стройно повторила. Фрол продолжал:

– «Благодарю тебя, руку, нас еженощно кормящую, от бед лихих оберегающую, справедливо карающую и на похвалу не скупящуюся! Желаю тебе власти и денег, а врагам твоим – смерти мучительной! Правь нами долго, счастливо и безальтернативно! Вовеки веков! И приятного аппетита ближнему моему!»

Голодные встали на задние конечности. Яга взяла черпак.

– Да начнётся трапеза! – громко возвестила она и взяла миску у первого калеки.

Народ радостно взвыл и полез без очереди. Получившие порцию тут же старались её съесть, обжигая рты и пасти, потому что пронести суп через толпу, не разлив его, было решительно невозможно.

Раздавая еду, Яга смотрела на рвущихся к ней тварей всех мастей, на их протянутые руки, лапы и щупальца. Она ловила их взгляды, полные благодарности, страха и раболепия, отчего получала невероятное, физическое удовольствие. «Это и есть народная любовь!» – мурлыкала экзальтированная часть Яги. «Да, но эта любовь не к тебе, а к супу», – парировала разумная, преобладающая часть.

– Владычица! – прервал Фрол её размышления и затыкал когтистым пальцем. – У вас на плече большой жук сидит. Можно я его, этсамое… съем?

Яга взглянула на насекомое, чёрный панцирь которого в свете полуночной луны отливал зелёным. Аккуратно сняла его с плеча, положила в карман.

– Замени меня кем-нибудь, – приказала она чёрту, бросив черпак, и стремительно пошла к дому.

В кухонной зале Яга зажгла свечу, подошла к углу и негромко окликнула:

– Влас. Для тебя есть работа.

Сверху на белой нитке паутины спустился большой серый паук, повис на уровне её глаз. Яга достала из кармана жука. Паук разжал челюсти. Кухарка тыкнула в них голову жука, но она никак не хотела вставляться.

«Никогда с первого раза не получается», – констатировала Яга. Перевернула жука пузом вверх, повторила попытку, и на сей раз успешно: паук намертво сжал его голову, утопил в ней два своих острых клыка и принялся жадно всасывать жучиные внутренности.

Яга терпеливо ждала, когда Влас насытится, после чего скомандовала:

– Хочу в цвете.

Паук разжал челюсти, уронив на пол пустую хитиновую «тару», и начал плести. Яга наблюдала, как под шустрыми паучиными лапками угол быстро покрывается плотным цветным узором, и не прошло и часа, как на Кормилицу с плетёного полотна смотрела маленькая зеленоглазая девочка.

– В хрустальном сундуке было дитя… – вслух произнесла чародейка.

Сундук принесла в Сомовью заводь сама Полноводь, рассуждала Кормилица. Девочка явно человеческого рода. А что находится вверх по течению? Правильно. Славгород. Где маленькие человеческие девочки и водятся.

– И что же в тебе такого ценного нашли мои идиоты, милая?

Яге срочно нужны были новые сведения. Кормилица подошла к столу, выдвинула узкий ящик, осветила свечой. На дне его, разбуженные светом, зажужжали, застрекотали приколотые иголками насекомые-информаторы: бабочки, стрекозы, осы и шершни. На потолке смачно облизнулся Влас. Немного поразмыслив, Яга задвинула ящик. «Нет, это будет долго», – подумала она. Путь до Славгорода и обратно для всех этих жужжалок далёк и опасен. Логичней обратиться к тому, кто уже там, решила Яга, и затопила печь. Пора варить суп с кажи-листом.

***

Третий день топали Сокрушители по Славгородской земле, приближаясь к столице княжества. Ещё в Туманной лощине Горыня с Кощеем решили идти по Южному тракту.

Когда-то очень давно здесь кипела торговая жизнь: тракт связывал Славгород с Лукоморьем, будучи эдаким «дублёром» Полноводи. Он прорезал Дремучий лес, поворачивал на восток, огибая Дымные болота, и упирался в Полноводь, где коробейников с их скарбом за несколько монет (и приемлемую взятку, если хочешь без очереди) переправляли на другой, левый берег. Там Южный тракт возрождался снова. Он тянулся до самого Моря-Окияна, балансировал по его острому скалистому краю и заканчивался у тисовых ворот лукоморской столицы – Солёной Пристани.

Торговля по тракту была бойкой и выгодной, несмотря на приносимую ветрами тошнотворную вонь Дымных болот и нападения на обозы их обитателей – кикиморовых племён. Но позже в Дремучем лесу завелись Соловьи, от которых никакого спасу не было. Размножались они как голуби, сбивались в стаи и разбойничали по всему тракту, грабя обозы и забивая добычей свои тайные гнёзда. И Славгород, и Лукоморье периодически посылали в «Дремучку» карательные отряды, но те обычно никого не находили: Соловьи чуяли угрозу и сваливали поглубже в чащу. От злости отряды карали друг друга или сами грабили обозы, списывая всё на разбойников. Лишь через сотню лет пришедшие из Жёлтых пустынь кошколаки передушили всех Соловьёв, но к тому времени Южным трактом уже никто не пользовался – появился Восточный путь, который шёл вдоль Медных гор в обход Дремучего леса. Да, он был длиннее: от Славгорода сначала нужно было пятьдесят вёрст ехать на север, до Торгового моста, перекинутого через узкий участок Полноводи. Но дело того стоило. Поэтому Южный тракт развалился, зарос лесом и потонул в непролазных топях.

– Нам совершенно ни к чему попадаться людям на глаза, – рассуждал Горыня, будучи наедине с Кощеем.

– Правильно. Её точно сопрут какие-нибудь крестьяне! Плакало тогда наше золото.

– Скорее всего, обычный люд о малявке не в курсе. Её не выпустят за пределы Княжьего терема, пока не наступит совершеннолетие. Но ратники и вояки её точно ищут. Если они её узнают, то попытаются отбить. Или насвистят о нас князю раньше времени. Он подготовится и, клянусь, докажет нам, что денег сейчас нет. И мы обязательно поверим. Не знаю, как у князей это получается. Видимо, какой-то дар.

– Согласен, – кивнул Бессмертный. – К тому же устраивать заварушку и поломать какого-нибудь тупого славгородца – значит нарушить условие нашей очаровательной сторонницы каннибализма. Что наврём Искре по этому поводу?

– Скажем, что сделаем богатырям и Радогою неожиданность. Или, как говаривал Ромка-легионер, сюрприз.

За три дня Сокрушители не встретили ни одной живой души, не считая пары-тройки пограничных разъездов, при виде которых они тут же прятались в ближайшем овраге или кустарнике.

Искра была сильной девочкой, но пройденные по бездорожью вёрсты давали о себе знать. Она стала быстро уставать, и Горыня по настоянию Кощея водрузил её на свои могучие плечи. Раскачиваясь в такт богатырским шагам, девочка представляла себя княжной на ретивом коне. Сей детской фантазии способствовал и запах богатыря.

– Но, Горынюшка, но! – кричала она, хохоча.

– Игогокни хоть разок, – просил витязя Кощей. – Уважь дитя.

– Сам игогокай.

– Пожалуйста, пожалуйста-припожалуйста! – весело умоляла Искра.

– Ну, и-го-го, – буркнул Горыня тоном арабского скакуна, которого впрягли в крестьянский плуг против его воли. – Давайте поиграем во что-нибудь другое.

– Во что? – спросила Искра.

– О! Я придумал, – сказал Кощей. – Давайте в грады. Один игрок называет град, а другой должен назвать другой, что начинается на последнюю букву предыдущего. Итак, я говорю: «Славгород». Гар, тебе на «дэ».

– Далековск.

– Где это град такой?!

– Далеко. Это же очевидно.

– Нету в Яви града Далековска!

– А ты не говорил, что нужны только настоящие.

– Так нельзя, перепридумывай!

– Не буду я перепридумывать. Сам виноват – твои правила просто кишат лазейками. Тебе на «ка», или сдавайся.

– Ты просто невыносим! Я больше не пойду с тобой ни в одно путешествие.

– А я с тобой! Будем путешествовать по-отдельности, нудная ты пакля!

– Нет! Только не это! – воскликнула Искра. – Ну-ка, срочно помиритесь. Я уже спланировала наши новые странствия.

– И куда это ты намылилась, скажи на милость? – спросил её снизу «богатырский конь».

– В Малахитов Град, – ответила девочка и предалась нахлынувшим грёзам: – Где все дома каменные, меж ними дорожки из белого сланца, что в ночи луною искрят и подсвечиваются. А сверху летает Зелёный дворец, где живёт Хозяйка Медных Гор – получеловек-полузмея, глаза у ней изумрудные, а сердце – червонного яхонта!

– Её зовут Эква, – уточнил Горыня. – Глаза у неё обычные, змеиные, никаких камней в них нет. И дворец не летает, это просто так кажется, когда между ним и городом облака шастают.

– Прости, я тебе не верю, потому что ты – тот ещё врун, – насупилась Искра.

– Да? И кому ж ты веришь?

– Огнеславу. Потому что он – Усмиритель Хозяйки Медных Гор. Как говорится в соответствующем «Сказании»: «Повадилась Хозяйка славгородских парубков красть, чтоб они на её рудниках трудилися. Цепями прикованные, без еды и воды, кнутами побиваемые, работали они до полного изнеможения, пока не помрут…»

– Ой, дай-ка угадаю, – перебил девочку Горыня. – Прискакал Огнеславушка и надавал Хозяйке по чешуйчатым щам!

– Бились они три дня и три ночи, не забывай, – с усмешкой вставил Кощей.

– Ну а как ещё богатыри в сказаниях бьются? Это же стандартная процедура! – Горыня загоготал, а успокоившись, продолжил: – У Огонька, видать, карманы с дырками – всю совесть растерял. Не крала Эква никаких парубков. Начнём с того, что раньше медногорцы были беднее утреннего пьяницы. Пока не нашли в своих горах первые изумруды. Стали долбить внутрь гор – а там богатства несметные. И яхонт, и алмаз, и ещё там всякие, подешевле. Короче, попёрло ребятушкам. А Эква, княжна их из рода Змеевиков, баба с придурью, но умная. Не только свои сундуки каменьями набила, но и всем своим землякам. Стало Медногорье богаче всех княжеств в Яви. Но появилась проблема: рудников открывали всё больше, а рук не хватало. Медногорцы – народ малочисленный, к тому же климат там не особо располагает к массовому деторождению. Тогда Эква и придумала «Изумрудную карту».

– Какой-то милый игральный сувенир? – спросил Кощей.

– Нет, балда. Это была замануха для иноземцев. Эква разослала по всей Яви тьму ящериц, к которым была привязана карта, как добраться до Малахитова Града. А на обратной стороне сопроводиловка: мол, хочешь заработать? Добро пожаловать на медногорские рудники. Кирку, шмотки выдаём, оплата сдельная – с добытого пуда один золотник.

– Всего-то? За каторжный труд в холодных подземельях, что неминуемо приведёт к будущим проблемам со спиной и суставами? Я уже о коже и волосах не говорю!

– Слушай, ну это ж золотник алмазов, а не куриной требухи.

– Мал золотник, да до-о-о-орог… – протянул Кощей.

– Именно! Хорошая, кстати, фраза. В общем, надо ли говорить, что план Змеючки сработал. Через месяц на восточных славгородских хуторах ни одного мужика не осталось – все свалили в медногорские рудники.

– Отчего же их не остановил дядя восточный наместник? – попыталась Искра поймать Горыню на фальсификации истории.

– Так он первым туда и рванул. Нанял там каких-то барыг, что места в очереди к рудникам занимали и потом продавали их по убийственным ценам. Наместнику и в рудник-то лезть не надо было. Потом часть работяг, конечно, вернулась. Но за плуг или кузнечные меха их теперь было не загнать. На кой ляд корячиться, если у тебя сокровищ полные карманы? Одни, что поумнее, на заработанное скупили избы в центре Славгорода. Другие, которых побольше, всё прокутили в кабаках да ведьминских игральнях. А третьи вообще не вернулись.

– Сложили буйны головы в каменной горной кишке, – медленно произнёс Кощей, понизив голос для пущей патетики. – И лишь собственное эхо под сводами подземелья оплакивало храбрецов…

– Ты закончил плести кружева ахинеи? – поинтересовался богатырь. – Тогда я продолжу. Да, многие остались в Медногорье, но целёхонькие, максимум с астмой. Переженились там на местных девках, получили избы, единовременную помощь, доступ к лекарям, которые там хорошие, заморские. А когда прознали, что за каждое дитя, рождённое в горах, Эква сундук изумрудов выплачивает, устремились в Медногорье целыми семьями. Вскоре восток Славгородского княжества выглядел так, будто его мор побил: поля заросли, кузни погасли, хаты обвалились, вокруг никого.

– Не верится мне что-то, – возразила Искра. – Радогой говорил: «Настоящий славгородец любит свою родину».

– И волхв абсолютно прав, – живо согласился Горыня. – Только, видать, по старости запамятовал он добавить, что любовь хороша, когда взаимна. Короче говоря, тот факт, что славгородцев с каждым днём становится всё меньше, а медногорцев всё больше, нашего князя совершенно не устраивал. Наказал он Огоньку с Эквой разобраться, чтоб она больше наших к себе не переманивала. Сей же час наказал выезжать. Приходит Огонёк ко мне. Грустный, как вошь на лысине. Говорит: «Гар, можешь подменить? У меня на этих выходных важная встреча». А Огонёк товарищ очень влюбчивый. Была у него тогда деваха по имени Лыбедь. Не в моём вкусе, если честно, но он в неё втюрился без памяти. И у неё родители к прародителям как раз уехали изображать заботу. Ну, я за крынку яблочной наливки и поехал.

– Погоди-погоди, – перебил Кощей. – Ты согласился биться с самым могучим чудовищем Яви, способным превращаться в исполинского полоза и распадаться на тысячу тысяч ядовитых змей, за… за бутылку?!

– Во-первых, не бутылку, а здоровенный кувшин. Во-вторых, наливка была просто крышесносная! – парировал витязь.

– А, ну это в корне меняет дело. Спасибо, что разъяснил.

– Припёрся я, значит, в Медногорье, занял выгодную высоту, заорал по уставу: «Выходи биться, чудище поганое!» Она выползла, глаза вытаращила, шипит. Я её хвать, смотрю, она из кожи вон лезет. Вылезла из кожи, я её опять хвать, горло сжал малёхо, она хвостом по земле забила – мол, сдаюсь. Я ей соответствующую бересту от князя в ядовиты зубы сунул, она подписала. А я за Огонька расписался. Это был договор о том, что славгородцам въезд в Медногорье по работе и деторождению строго запрещён. Или категорически, я точно не помню. Вот так дело было, поняла, малявка? Малявка?

Искра вопрос не услышала – вперилась взглядом в знакомые сторожевые башни, которые увидела первой, будучи временно выше всех:

– Славгород! Мы пришли!

***

Столица княжества встретила Сокрушителей широко распахнутыми Полуденными воротами, через которые шастали туда-сюда крестьянские телеги, набитые разным товаром. Троица вышла на дорогу и пристроилась между повозками, что направлялись в город.

Горыня начал инструктаж:

– Так, малявка. О том, что с нами пришёл Кощей, никому ни слова. Иначе его казнят. Хоть это будет и непросто.

– Мы всем скажем, что он хороший!

– Тогда его казнят с удовольствием. Люди не переносят хороших нелюдей.

– Почему?

– Потому что если есть хорошие нелюди, значит, есть и плохие люди, а это сильно усложняет мироустройство. А народ сложности не любит. Понятно?

– Кажется, да.

– Отлично. Теперь ты, Кощ. Хоть ты и выглядишь как человек, а мы в столице, где всем друг на друга плевать, но особо внимания не привлекай. Балакай на славгородском, «еже-понеже» и всё в таком духе. И смотри, случайно не отруби себе ничего.

– Обещаю мечами и косами по пьяни не жонглировать, – поклялся Бессмертный. – Это твоя привычка, а не моя.

– И, понятное дело, не ляпни никому, что ты Кощей. Говори, что ты… ну, не знаю… Игорь.

– Я не хочу быть Игорем! Игорей пруд пруди!

– Тогда Олег.

– Как-то блёкло и не запоминается.

– Как насчёт Колывана?

– Мы выбираем имя мне или собаке?

– Придумай тогда себе сам.

– Здорображислав.

– Мне не до смеха.

– Что? Прекрасное имя. Означает «славит здоровый образ жизни».

– Я не буду тебя так называть. Звучит так, будто кого-то стошнило буквами.

– Вы с Искрочкой можете называть меня уменьшительно-ласкательно – Здорик.

– Дядя Здорик?

– Да.

– Какой же ты Долбослав, Здорик.

Сокрушители почти добрались до ворот, когда заметили, что перед ними восседает безусый стражник в шлеме на два размера больше. Молодой воин даже не смотрел на дорогу. Всё его внимание было сосредоточено на деревянном коробе. Что именно находится в коробе, с дороги не было видно. Но это что-то явно требовало от стража сноровки и концентрации: вояка пыхтел, тихо матерился и высовывал язык, резко водя руками туда-сюда внутри конструкции.

– Что в телеге? – не глядя, спросил страж Сокрушителей, когда те поравнялись с ним.

– Сухие дрова, чтобы сжечь Княжий терем к чертям собачьим, – отрапортовал Горыня.

– Проезжайте, – ответил страж, не оборачиваясь.

– У нас даже телеги нет, соколик ты внимательный! – возмутился богатырь.

– И вам хорошего дня, – буркнул охранитель ворот и злобно заорал внутрь ящика: – Ну… погоди! Погоди! Куда ж… А-а-а-а… О-о-о-о…

– Что это он делает? – спросил Кощей, кивнув на ящик.

– Сие модная забава, – ответила Искра. – Все отроки ею увлекаются. В ящике сидят четыре перепёлки и несут яйца, которые скатываются с жёрдочек. Твоя задача – поймать все яйца в маленькое лукошко.

– И всё?

– Говорят, если за одну игру соберёшь тысячу, перепёлки расскажут сказку. Я пока собрала только двадцать восемь…

– Растащило стражу, я смотрю, – недовольно проворчал Горыня. – В моё время за такие забавы на посту воевода сто плетей выписывал. Год потом сидеть не можешь и на животе спишь.

Тележий поток внёс Сокрушителей за ворота, прямо в Ремесленное кольцо – район мастеров Славгорода, опоясывающий столицу вдоль городских стен. Тут жили и работали гончары, кожевники, стеклоделы, кузнецы, хлебопёки, косторезы, плотники – в общем, те славгородцы, у кого руки произрастали из плеч.

Сокрушители отделились от вереницы повозок, и очень вовремя: бредущие мимо лошади уже стали фыркать и подозрительно коситься на Кощея, чуя его поганое естество.

Недалеко от ворот роились возницы, приглашая пассажиров на свои многоместные подводы.

– Ерохино, Е-е-ерохино, до Ерохино путь держим, осталось два места! – нараспев зазывал один из них, указывая на свою немолодую телегу.

– Плата какая? – поинтересовалась у него дородная баба с полными лукошками.

– Пять морковок, – деловито ответил возница.

– Отчего ж дорого так, мил человек?! – удивилась женщина.

– А чего ж ты хотела? – вопросом на вопрос огрызнулся нахмурившийся извозчик. – Дорожную подать опять повысили. Низкий поклон князю, тудыть его в грибы! Не хошь ехати – иди пешком два дня, но бесплатно!

– Ладно, ладно, на вот, чертяка ты жадный, – сдалась баба и сунула вознице морковный пучок.

Извозчик поморщился:

– Хоть бы от земли отряхнула! Постоянно грязную суют!

Возница брезгливо швырнул «оплату» в мешок под козлами.

– Залезай, – скомандовал он бабе и легко запрыгнул на телегу. – Всё, едем, люди добрые, Велес нам в помощь! Я так-то перлами заморскими торгую, дело своё имею. Здеся я только ради дикой радости и вдохновления, кои испытываю в пути! – начал возница типовую байку, уставившись в лошадиный круп.

Развитие его истории Сокрушители не расслышали, уйдя далеко вперёд. Теперь они слушали ностальгические россказни Горыни.

– Это сейчас оно зовётся Ремесленное кольцо. А раньше, до изгнания нечисти, у окраин другое имя было – Ведьмин круг. И жила тут сплошная нежить. Ох, какая же здесь была веселуха, скажу я вам! Вот тут, где дегтярня, стояла баня «Тихий омут». Внутри неё была купель с живыми русалками. А у каждой – во-о-о-от такенные…

– Эй! – прервал его Кощей. – Ты точно уверен, что это можно рассказывать в присутствии Искры?

– Э-э-э-э… Очень вряд ли. Но не волнуйтесь. У меня много былин, связанных с Ведьминым кругом.

Горыня погрузился в недра памяти и стал перебирать истории, косясь при этом на Искру, словно примеривая их на девочку. Увы, все они были для неё слишком велики. К тому же Ремесленное кольцо уже заканчивалось, уступая место Опочивальне – району с ровными рядами однообразных изб. По улицам с хмуро-отрешённым видом плелись местные. Многие из них смахивали на сумасшедших. Они шевелили губами, разговаривая сами с собой, и по выражению их серых лиц было заметно, что кроют они по матушке то ли кого-то невидимого, то ли себя, то ли божественный пантеон. Поймав на себе взгляды окружающих, они отворачивались или делали вид, что якобы что-то жуют или кусают губы.

– Унылый какой-то райончик, – произнёс Кощей, осматриваясь по сторонам. – И почему все люди так похожи друг на друга? Все какие-то озабоченные и сплошь в одинаковых кафтанах.

– В Опочивальне в основном селятся ратники, писари, повитухи… Государственные люди, в общем, – ответил Горыня. – То есть те, кто мечтал совсем о другой работе, но со временем смирился с этой. И теперь их объединяет ненависть к тому, чем они занимаются.