Kitabı oku: «Империя машин», sayfa 5
Аккуратно вытащив, он соединил составляющие гарпуна.
Он оказался достаточно легким даже для слабой руки ребенка.
Мальчик навел его в землю. Щелчок – спусковой механизм не работал, но из дула вывалились крюк и веревка.
Он обмотал ей гарпун и бросил с размаху крюк.
Перемахнув на другую сторону, тот зацепился.
Для надежности мальчик подергал веревку и приставив ноги к рифленой крыше парома полез.
Подняться к рубке ему мешала скользящая в руках веревка. Упершись в выступы он дернул её сильнее и вместе с крюком к нему вылетела оторванная голова.
Он завопил и покатился по обшивке, выронив гарпун и цепляясь за выступы, пока его пальцы не сомкнулись на фальшборте. Судорожно сжав их, он свисал ногами за пределом бортов. Чудом удержавшись, он забрался на бок, подполз к рубке, и не глядя на мертвецов в ней, пробежался по оконной раме. Он скатился по анти-штормовому листу и спрыгнув, бежал вперед, до изнеможения, пока легкие не издали хрип.
Как же так. Ведь не могло это произойти с кем—ни будь другим, именно его гарпун зацепился за чью—то голову! И попёрло его лезть!
Придорожные кусты разрослись, из маленьких лепестков торчали еще более маленькие шипы.
Они не выглядели опасными, но он не сомневался в их ядовитости. Пышные облачка от растений то и устремлялись к его носу.
Город раскинулся пред ним, великий и мрачный.
Всюду ощущалось присутствие прогресса. Эти неумолимые стены, возносящиеся над головой, паровые машины, могучие механизмы-шестеренки, на которых строились фундаменты, поезда…
Мальчишка был впечатлен свидетельствами силы человечества, но… Все было настолько однотипным.
Одни заводы, да мало отличимые дома встречались на пути.
Бетон сменялся бетоном, в редких случаях железом.
Ни шедевров архитектуры, ни изящества стилей, ни живописных строений, а простецкая необходимость, повсеместное господство нужды, поставленной во имя прогресса. Поезда напоминали передвижные клетки, а бульвары из ржавых сухих стволов, олицетворявших застывшую агонию земли.
В конце улицы виднелся дом, имеющий вместо стен стекла, но все они были побиты или погодой, или рукой человека. «Как потоп не смыл город?» – подумал мальчик, и подошел к дому, намереваясь поближе рассмотреть каркасы поездов. «Это завод!»
В подошву угодил резец.
Он оступился.
Обувь не столь крепкая, не выдержит.
Перспектива рассечь ноги о стекло его не привлекала.
Он медленно обошел дом, но не нашел входа, поэтому полез через приоткрытую отдушину.
Плюхнулся вниз.
Раздался легкий шум сдуваемого матраса и снова все погрузилось в тишину.
Кто—то подволок сюда кровать. Старый след, оставляемый ржавыми ножками вел в проем.
Солнце скрылось за тучами, и он разглядывал сквозь теневое освещение, идущее из окна, обстановку.
Чем—то здание напоминало торговый ряд с картинки.
Мальчик встал и начал обходить первый этаж.
Он не решился заглянуть в туалет, но побывал в кладовой.
Винтовая лестница вела на второй этаж.
Ступени под ногами капризно скрипели, готовясь обвалиться в самый неподходящий момент.
Успешно миновав лестницу он увидел большую надпись: Склад.
Непроглядная темнота рассеивалась от открытой двери.
Подумав, он вернулся назад и стал заглядывать в кабинеты.
Отчим вводил его в курс по размещению оборудования на предприятиях, и он вспоминая его лекции и чертежи, полуощупью искал энергетический узел, пока наконец не нашел нужный.
Запаянные решетками вытяжки прогоняли ледяной воздух, и он ощутил, как тот заполз в подмоченные ботинки.
Он развязал горлышко мешка и зажег свечу.
Осветился проход – места пустели, свет отбрасывался в лужах. Миновав опрокинутые столы он подошел к рубильнику и дернул ручку вниз.
Шум, вибрируя приближался. Треснул пол, и часть здания начала оседать.
Спохватившись он перебежал к проходу и оседание прошло.
Тогда он вернулся к складу.
Изнутри шел свет.
Получилось, реактор каким—то чудом работал.
«Реакторы основаны на нагревающемся масле» – говорил ему его отчим. Подробности мальчику слушать было не интересно, поэтому он пропускал мимо ушей все остальное, его забавили машинки, отрыгивающие дым, и он прикидывался, что слушает.
Огорчение было велико, когда он свернул за поворот.
Все полки были завалены деталями, смазочными материалами, схемами, но ничего, чем он смог бы воспользоваться или приложить свой крохотный ум.
Подойдя к ближайшей схеме, единственное, что он понял – это название и номер.
Вот и все, на что хватало его знаний.
Здесь наверняка было все, чтобы починить искусственную вентиляцию в убежище и восстановить систему жизнеобеспечения.
Мальчика взяла досада.
Так близко было необходимое, и одновременно так далеко, и уже давно упущено.
Отчим уповал на этот город.
«Если мы соберемся, то враз отремонтируем лифты и заживеееем!»
Но поход откладывался и откладывался, пока он вовсе не позабыл о нём.
В следующем ряду были маленькие каркасы паровых машин, он прошел к стеллажам – части для дирижаблей.
Гуляя по складу он отметил, что большинство деталей выглядело новыми.
На потолке слабо работал кондиционер, собранный из десятка турбин, спаянных резиновым швом.
Противогаз снять он не решился. Дыхательный мешок засорялся, и он вспомнил, что его надлежало беречь от попадания масляных пятен.
Склад подходил к концу, и там была другая дверь, подпертая палкой, он отодвинул ведро в сторону, убрал палку, и потянул ручку на себя.
В фильтры дунуло затхлостью и обвалившийся краской, он увидел рычажок в углу, потянул за него, и комната осветилась.
Был ужасно сухой воздух.
Ему сразу пришлось снять фильтр и подключать баллон с кислородом, вытряхивая из первого пыль.
Затем он снова одел его, и начал разглядывать облупившиеся стены.
Ничего не обнаружив он хотел было уйти, но в самом углу, на полу стояло радио.
Небольшого размера находка сливалась с белым цветом стен.
Он поднял радио и покрутил ручку как его учил «отец». Надавив на рычажок он добился фоновых помех.
«Работает» – восторженно подумал он.
Радио было такой редкостью, что даже в убежище стояло всего два коробковых устройства.
Вытерев устройство о куртку, он положил его в мешок.
«Здесь оставаться нельзя. Надо найти место, где можно переночевать».
Фильтры изрядно засорились. Он не особо умел их чистить. Отчим учил его на скорую руку, хотя и сам был далеко не мастер в подобных делах.
Мальчик спустился на первый этаж по лестнице, и вылез через окно, так же, как и залез сюда часом ранее.
Темнело, и ему становилось страшно идти.
От обуви раздавался громкий звук, который разносился по размытому асфальту. Он ощутил бьющееся сердце.
Когда он свернул по указателю к Темплстеру, на город наползла непроглядная темнота.
Он шарахался от шорохов, но продолжал идти вперед придерживаясь центра дороги.
Идти рядом с домами было чрезвычайно опасно. Он еще помнил, как осел этаж. В любой момент здание могло обвалиться.
Свернув налево на очередном переулке, мальчик достал половинку свечки, и убрав ногтями воск, зажег её спичками.
Приблизил карту к лицу, поглядел на нее немного, и пошел дальше, задув свечу и рассовав по карманам все назад.
Карта попортилась, вероятно, когда он отсиживался от собак. Расплывались названия и улицы, он протер ее о куртку, но лишь размазал и без того трудно разборчивые зигзаги до каракуль.
Отчим не додумался поискать влагостойкую бумагу.
«Прогнал его и умер!» – тихое отчаяние душило ребенка.
Он пробирался как улитка, не видя дальше двух шагов.
Его приманил звук перетекающей воды. Идя на ее шум, он пришел к берегу и зажег керосиновую лампу.
Земля резко шла под откос. Он склонился ниже и разглядел занесенные тернистыми водорослями квадраты, темнеющие под водой.
Крыши домов!
– Должно быть, это стартовая площадка для дирижаблей – прошептал мальчик.
По проекту в низине предлагалось снести постройки, и запустить воду, поставив дамбы.
Но город соскользнул до того, как инженеры осуществили свой замысел.
Сориентировавшись на местности, он следовал вдоль обрыва, у то и норовящих съехать домов.
Так мальчик нашел, что искал – тюрьму для заключенных.
Окна в решетках, ров вокруг, копья за переломанным забором, на которые насаживали головы казненных.
Из приоткрытых тюремных ворот выглядывала cобака. Не та, что со стаи.
Он миновал мост и заглянул в башню – не подняться. Лестницы обкрошились.
Пса нигде не было видно.
Мальчик медленно прокрался внутрь и претворил дверь, дабы ветер не вводил его в заблуждение касаемо тишины.
Но, когда он отошел к пропускным пунктам, та вновь заскрипела.
Пропускные пункты граничили с будками. Кто ставит их за воротами? Или это для того, чтобы у заключенных не имелось и мыслей о побеге?
С плоских столов смели все, что не забивалось гвоздями.
Уцелела счетная машинка, экранчик которой пищал, когда открывалась дверь.
Сорванная от упавшего шпиля кровля шуршала под его стопой.
У потолка висел план, освещенный лунным светом.
Наметив для себя столовую, мальчик хотел вначале пойти туда, но потом, еще раз оглядев его, увидел небольшое ответвление в сторону.
Зарисовывая на оборотной стороне карты расположение помещений, он подумал, что план приклеили туда неспроста.
Не дотянуться, не поправить неточность.
Он разглядывал указания и раздумывал как скорректировать маршрут, пока не услышал голос:
– Смотри ниже.
Мальчик машинально последовал совету.
Едва запекшаяся кровь. План перетаскивали!
О ногу потерлось что—то влажное
– Не хочешь побегать? – спросил голос мягко, и когда он хотел было ответить, то голос продолжил
– Беги.
И мальчик рванулся, а человек обвязанный шарфами смеялся, когда пес скакнул чрез стойку за ним.
«Куда?!» – ребенок панически шарахался по коридорам.
За входным проверочным пунктом из разваливающихся от касания стоек и баррикад шли камеры.
Он надеялся запереться в какой—либо из них, но мимолетный взгляд на почерневшие обглоданные фигуры, заставил его передумать.
Пес увяз лапами в липкой жиже, и на время погоня приостановилась.
Мальчик протиснулся чрез преграду из мебели, и рванул пуще прежнего.
Напоровшись на возникшую дверь он забил в нее руками.
Пот струился по шее. Его хватануло назад.
Пес вгрызся в мешок и оторвал лямку, а с ней и горку паштетов, тут же впиваясь в еду.
– Вот и дары города. Каждый вошедший обязан что—то отдать, или город забирает жизнь. Смотри не простынь, кашель привлекает Слепцов – сказал человек и подманив пса, переносившего в пасти отобранное имущество, пара вышла из тюрьмы, подложив снаружи подпорку.
Темнота давила на душу. Он обмочился, и мерз. Дрожащие руки соскальзывали с ручки, и он не мог сообразить куда давить. Дверь покрывали царапины, а в деревянных досках под замком остались вмятины и застрявшие ногти. Её пробовали открыть.
Мальчик надавил. Она расшатана. Их усилия не прошли даром. Если качать ее туда—сюда, то она будет не сложным препятствием. Но шум…
Он услышал приглушенный стук. По кровле кто—то шел, неуклюже и спотыкаясь.
С разнообразными мыслями он просто рванул ее на себя.
Дверь поддалась, он вывалился, из дыры в мешке сыпалась снасть.
Открытая площадка. Место для отдыха заключенных, а вот и виднелась труба водонапорной башни с ответвлениями за пределы тюрьмы.
Оторванный люк лежал рядом со входом.
Мальчик попытался поднять его, чтобы задвинуть за собой, но не хватило сил.
Он залез в трубу и начал карабкаться к городу. Доползая до перекрестка, он сел в тупике.
Его здесь не найдут и не увидят. Он достал тонкий материал, похожий на полиэтилен. Устойчивый к плавлению, он хорошо клеился, если нагреть.
«Отец» учил его, как правильно припаивать края, чтобы сделать герметичную прозрачную форточку. Он запаял таким образом проход и открыл баллон.
Кислород разошелся по огороженному тупику, и мальчик в изнеможении заснул.
Ему виделся смутный сон. Его несло по коридору убежища, а потолок украшали звезды. Он не руководил движениями, и на развилках подчинялся указателям. Было необычайно странно очутиться дома, но его переполняла тревога. Нежелательные повороты были заставлены метровыми свечами, подсвечивающими стрелки указателей. По ним и влекло его тельце.
По мере продвижения стены убежища просвечивались, и он мог разобрать, что отклоняется или следует намеченному пути лишь по указателям, мерцающим сквозь контуры стенок. И вот – он замечает, что вдалеке они прерываются. У него защипало лоб. Он вдохнул запах обожженной плоти и потрогал – горячий. А на руке остался след какого—то знака. Вдруг он увидел комнату, где сидел отец. Почему—то он точно знал, что это он. Он сидел за письменным столом. Мальчик повернул голову, чтобы окрикнуть его, но оказалось, что рот его зашит, а ноги уводили все дальше и дальше во мрак, пока отец не рассеялся в нём. Затормозив у лестницы, он огляделся. Очертания стенок вновь наполнились железом. Придерживаясь за поручни, мальчик ступил в лужу, но ноги не останавливались. Его уже скрыло по пояс, обувь скользила. Ступени вели в озеро! Он споткнулся, и вода сомкнулась над ним.
Глава – 3 —
Мальчик проснулся от стучащих по трубе капель. В углу, куда он лег головой, обосновался паук, плетя мохнатыми лапками сеть. Паутина огибала его куртку, точно кокон. Мальчик раскрыл глаза и вздрогнул. Ветер качал трубу. Не осознавая, что сон сошёл, он вскочил, напугавшись, что тонет, и ударился головой.
Обнимая лоб, он вспомнил где находится. Баллон пустел. Он чуть не расплакался. «Вот растяпа!». Он забыл перекрыть вентиль. Одев противогаз, он закашлялся. Осмотрел помутневшее «полотно». Плохо сработал… Пропустил пару отверстий. Удивительно, что он еще жив, хотя баллон использованный за место подушки, вызывающе показывал причину его выживания.
Просидев до утихания качки, он наблюдал за жучками, привлеченными теплом и обклеившими туловищами пленку. Чтобы пробраться к ней, они откусывали товарищам головы, отдавливали лапки, а прилипнув к теплой прослойке впадали в какой-то летаргический сон. Капли забили сильнее. Разорвав пленку, мальчик вылез из трубы, отряхиваясь от ползающих под одеждами насекомых.
Было достаточно светло, он помнил местонахождение столовой, поэтому миновав проверочный пункт, прошел другой поток камер, попав в машинное отделение. На лакированном полу прослеживалась цепочка одиноких следов. Это были его ботинки. Но он видел пса и чувствовал засыхающую на затылке слюну!
Как не высматривал он коридоры, следов лап не обнаружилось. Отложив вопросы, он занялся осмотром. По внешнему виду оборудование напоминало гидравлические насосы для откачивания воды, а за ним коридоры, и каждый из них заканчивался окном, из которого вкрадывался дневной свет. И двери.
Не обнаружив и следов ночного кошмара, как и оброненных вещей, он вернулся назад и по новой оглядел план здания. В тюремную столовую можно попасть и снаружи.
Он подтащил столы к скосу стены, и подпрыгнув зацепился за пролом в крыше. Минутой позже он плевал на кровоточащую ладонь. Недаром «отец» говорил, что он ловкий мальчонка. Если тут и обитали Слепцы, то они явно не любили день.
Он спустился к столовой через трубу, и, выпнув задвижку, вылез, весь в золе. Ничего радостного мальчик не увидел. Полки пустовали, как и тарелки с кастрюлями. Столы покрыты слоем пыли и грязи, а пол усеян впитавшимся илом. «Пора покидать тюрьму, срок закончился», – прочитал мальчик вслух нацарапанную надпись на стене. Под ней лежало упакованное в одеяла тело. Хоть он и замерз, но ворошить и нарушать чужой покой не стал. Не меньше боялся и подходить к трупу. Однако, увидев зажатую за пазухой карту, преодолел себя, и вырвал ее из объятий мертвеца.
Он вышел, сел на крыльцо, вытащив консервы, снял противогаз, и глотал маслины, глядя на идущий ливнем кислотно-зеленый дождь. Ближе к сумеркам ливень прекратился, последняя одинокая капля упала ему на ботинок, отскочив от крыши, и растворилась в коже.
Он протер стекла противогаза, проверил содержимое заплечного мешка, убедился, что припасов осталось не так уж и много, и согласно карте, пошел на север. Заброшенный остров закончился также внезапно, не успев начаться. Через пол часа он стоял на противоположной его стороне по отношению к затопленному убежищу.
Резкий скалистый обрыв, о который бьются и бушуют волны, а за ним синяя гладь, с мерзкими ядовитыми испарениями. Он быстро отвинтил фильтр, просунул в рот таблетку, и установил фильтр на место, после чего – тихо присел.
Усталость брала свое. За водной гладью виднелся другой остров. Мальчик еще раз поглядел на карту – это Темплстер. Город часов и храмовников. Религия, сочетающаяся с машиной… Название ему подходило.
Вокруг островного города из-под воды торчали куполообразные крыши бункеров, а сам он напоминал часовую башню, если смотреть на него со стороны. Дома в виде здоровенных шестеренок, насаженных на столбы… Они постоянно заворачивались по часовой оси, поднимались то вверх, то вниз, словно гайка, постоянно накручивающаяся на винт. И таких винтов, и гаек были сотни. Снизу, с тусклых прожекторов, шел слабый свет, который едва доходил до средней линии столбов. Сложный механизм, полети одна деталь, он остановится, замрет и погибнет – подумал мальчик.
Он раскрыл найденную у трупа карту. На землю выпал проржавелый медальон. Мальчик осмотрел его и отбросил подальше, после чего взялся за разбор маршрутов. Кривой почерк, скачущие буквы, извилистые линии… Однако, бумага содержала крупицы полезной информации. Судя по зарисовкам, к Темплстеру вели пять мостов, соединяющих четыре острова. Пятый был либо намеренно поломан, либо не достроен. Он как-раз обрывался по направлению к острову, где сейчас стоял мальчик. Сваи, торчали из земли, упираясь в океан. «Город изолирован…». Спина похолодела. Развернувшись, мальчик решил обойти островок с левой стороны. «Где-то наверняка должны быть лодки, да что угодно, не может весь путь быть таким напрасным и глупым».
Торчащие из воды скобы гордо стояли и смеялись над ним немыми голосами.
Ему пришлось вернуться к перекрестку дорог, и продолжить свой путь в ином, неизвестном направлении. Он надеялся найти подходы к соседним островам. Ведь попадали как-то люди в обход! Беседовали с отчимом, иначе как он имел бы столь подробную карту? Как тот же заключенный знал, куда ведут мосты? Все сходится!
Он облазил четверть города, но нигде не было видно и подобия постройки, походившей на мост. Торчавшие из прибрежных зон огрызки выедала ржавчина. Тем временем, бетонные стены сменились каменными, которые выдержали проверку волн и запустения куда лучше, нежели их предшественники. Он огибал улицы, напевая про себя уже другую песенку. Песнь отчаяния. Он просто ребенок, его организм еле выдерживает навалившиеся тяготы. Мальчик понимал, что может, сошел с ума и бродит по кругу, ищет путь, а перед ним сидит отец и смотрит на него с грустью. «Ничем тут не поможешь». И он сам ничем не помогал себе, а лишь сильнее проваливался в безысходность.
Наплыло воспоминание: они с «отцом» в нетерпении ждали. Он – в нетерпении от жажды познать большой новый мир. «Отец», покачивая ногой, из-за потерянного табака. Этот день, когда люди решили открыть люки, сбросить клеймо изгоев, и нажав на рычаг, привести столетние двигатели в действие.
Как при подготовке к ритуалу, обитатели убежища выстроились у котла и у гермоврат-глаза, раскрывающегося, когда глубина позволяла стеклянной сфере сохранять целостность. «Ваше слово», – отошел к зажимам Мастер Убежища, пропуская отчима вперед. Сосед подал ему сигару и люди ждали, когда он докончит. Его уважали, поэтому не прерывали пламенную речь, заряженную долгим, кропотливым трудом. Докурив сигару, он опустил окурок в наполнившийся котел, после чего крышку его завинтили так, чтобы открутить не смогла и ватага людей. Двигатель хлюпнул, лампы моргнули и по накатанной схеме персонал за пультами повернул штекеры. Ядро этажами ниже, накрылось изолирующими контейнерами и пусковой механизм заставил его пожирать раскаленный иридиум, с натугой поднимая по нарезному пути «винт» – их убежище, со дна морского, с тайных глубин наверх. К земле, к свету.
Но сама система была изношена и не поддерживалась в должном внимании, еще до посадки выяснилось, что половина всех убежищ не проходила регулярного техобслуживания. Поднявшись на несколько витков вверх, их диск застрял. На второй сотне метров выше дна, и на половину ниже поверхности воды. Иридиум качался из-под земли, сквозь этот живительный столб, по которому и поднималась энергия вверх, разливаясь кровью по сосудам убежища. Подача напряжения усилилась, однако, нагнетающаяся мощь не производила никаких изменений. Винт крутился вхолостую. Люди были в смятении, и паника усугубилась… Когда надломился стержень и свет погас, точно померкли небеса… Тогда пропало все. Вентиляция отключилась, отчистка воздуха велась местными фильтрами. Отопление давало сбои, холодные глубины медленно и неуклонно проникали в стены убежища. Система жизнеобеспечения работала на резервных генераторах, на которых пахали вручную денно и нощно добровольцы, крутя винты взад и вперед. Запасы их были невелики. Сколько нас находилось в убежище? Тысяч пятьдесят с кромкой. А сколько выжило? Мальчик помнил, что спаслись они с «отцом», да отбившиеся группки, забаррикадировавшие переходы. Вот и все живые. Остальные умирали долго и мучительно. Не было света, и приходилось пить воду, используемую для мытья. Представить только себе, еще вчера ей мыли обувь, а сегодня ты прильнул к бутылке губами и жадно пьешь намешанное нечто вместе с ядовитыми отбеливателями.
И это не самое худшее. Худшее ожидало впереди, в тот момент, когда однажды иридиум попал в первого человека. Это случилось в обычный злосчастный день. Механик в машинном отделении нижнего уровня сидел, попивая кофе. Так говорил отец… Вдруг приборы ожили, и он увидел нарастающую стрелку, которая указывала о повышении уровня энергии. Когда показатель достиг пятой части, механик включил освящение в жилых секторах, активировал все системы, и блаженно потянул рычаг вверх. Тяга наросла и бункер поплыл по погнутому стержню. Бурным восторгом встретили его, когда он отошел из машинного отделения. Все люди шли к нему обниматься и целоваться.
Он чувствовал себя спасителем. Пусть, произошедшее никак не относилось к его личным качествам, казалось, удача очутилась на нашей стороне.
Но никто из техников не обратил внимания, точнее не заметил маленькой трещинки, в самом нижнем уровне. Когда под тяжестью и износом надломился стержень, то он проломил каркас блинообразного бункера в отсеке, куда сбрасывали все отходы.
Отходы попали в океан, но первородный иридиум приплавился и стал жестким, заполнив собой отходный отсек. Он даже спаял края пробоины, заметая следы.
В тот день техник, дежуривший на капитанском мостике удивился внезапно загоревшемуся индикатору, но, когда поврежденный сектор стал зеленым и показал значок удачной герметизации без его участия, он допил бутылку пива и заснул.
Поскольку система работала, вернувшийся техник первым делом включил уничтожение отходов через сожжение. В канал сброса поступила горючая смесь. Оставалось ждать, пока машина переработает ее и выплюнет в океан.
Иридиум начал плавиться, и превратился в летучий газ. Сквозь вертикальные трубы, он поднялся наверх, и одна из таких труб была в этот момент открыта. Особенность конструкции убежища состояла в том, что мусор выбрасывался через персональный трубопровод, снабженный клапанами и затворами, на случай затопления. Но так как в промежуточных отсеках скопились приличные объемы мусора, а вентиляция заработала совсем недавно, то все затворы были открыты. Иридиумовый пар устремился к клапанам, обтекая каждый миллиметр свободного пространства.
К мусоропроводу подошел техник и открыл по кодовому замку люк, чтобы вылить остывший кофе. Внезапно ему обожгло глаза, он начал кашлять, и выронил кружку на пол. Иридиумовый пар не имел цвета, поэтому, невзирая на то, что машинное отделение с видом на реактор соединялось с коридором прозрачными стеклами, никто и не догадался о истинной причине. Снаружи, в коридорах, подумали, что ему плохо, женщины побежали за медиками. А механик упорно полз к кнопке, блокирующей проход, пока люди – искали, как прийти на встречу… оказать первую помощь. Мальчик помнил это – он словно сегодня стоит в том зале, а рядом с ним незнакомый человек, сотканный из тени, в длинном плаще. Постороннего не замечали, да и мальчик непроизвольно глядел в тот момент сквозь прозрачную дверь на то, как мужчина, страдая и корчась от боли, упорно полз к переключателю.
Ребенок подошел к двери, прикладывая руки. «Как помочь дяде?». Мужчина по ту сторону резко махнул рукой. «Где охрана?! Увести детей!». А полуослепший техник с еще медленно вытекающими глазами заорал, остановив всех перекошенным лицом. Мальчика оторвали от стекла. Сзади очутился его «отец». «Это ожоги, он поправится», – и взяв за руку начал уводил ребенка прочь. Подбежали медики, и с помощью ломов вскрыли дверь.
Если до этого, сквозь нее ничего не было слышно, то теперь все люди, стоявшие у створок, услышали прорывающийся свист… «Газ! – выкрикнули из толпы, – закройте проход! Или погубите всех!». Медики в халатах бросили взгляд на открытый люк. Небольшое отверстие расползлось до огроменной дыры, откуда хлынуло желтое вещество, а пары моментально развеялись в воздухе. «Отец» поднял меня на руки, и побежал, сзади, врываясь, лился поток воды, лампы взрывались за спиной, от оборудования шли искры.
Люди в панике метнулись за моим «отцом». Коридоры сменялись коридорами, он бежал к лифту, но лифт не вместит всех. Их каюта была на третьем этаже убежища – последнем, и находилась рядом с выходом, единственным выходом теперь…
«Отец» был его смотрителем, и по всей видимости, понимал опасность иридиума.
Сзади огромное количество людей смешалось с водой, а иридиум пробивался только сильнее. Вода достигла колен «отца» и бежать становилось все тяжелее. Из комнат выпрыгивали фигуры с газетами или кофе и очумело глядели на бегущую толпу. Кто-то следовал за отцом, кто-то – запирал двери кают. Они не понимали, что таким образом хоронят себя. Отчим первым добрался до лифта, и нажал на кнопку, заскрипели засовы, и лифт начал спускаться, огромные турбины подавали сжатый воздух и заставляли его опускаться.
Люди были уже близко, их испуганные лица сковали его волю. Мальчик на всю жизнь запомнил царивший ужас в том кромешном аде. Лифту предстояло преодолеть еще один этаж, и тут «отец» достал служебный арбалет с осколочными стрелами, пропитанными зеленым раствором. На стреле было написано: имеет парализующее действие. Он поднял семизарядный арбалет, одной рукой поддерживая меня и прокричал:
«Все стоять! Пойдете по очереди!». Но его не послушали, и тогда он открыл огонь. Первые упали, но по их телам заползали остальные, лифт подъехал, отец забежал спиной, затащив меня за ворот, и нажал на подъёмник.
Двери медленно начали закрываться, слишком медленно, и тогда он достал револьвер и пристрелил с десяток человек. Двери сомкнулись на голове одиннадцатого.
Мальчик с ужасом и с плачем сидел у него на коленях. Отчим вколол ему в спину транквилизатор, и он прогрузился в призрачный сон. Временами, сквозь полуприкрытые веки, он видел, как лифт миновал второй этаж, где люди прижавшись к иллюминаторам смотрели с завистью на нас, как они молотили в двери, тонули, захлебывались, а лифт медленно уходил вверх, к небу, к спасению. Там стояли женщины, протягивали детей, их лица заволокли мольбы. «Возьмите ребенка и проваливайтесь в бездну!». Но «отец» был непреклонен, и спустя секунды коридоры затапливало водой. Захлебываясь, тонущие люди дрались за последний вздох.
Поднявшись на третий этаж, он замкнул двери лифта, разбил пульт управления, а из прибора в стене вытащил схемы и сложил в карман. Убежище автоматически заполнило герметиком образовавшуюся пустоту, отрезая выживших от «пораженных» секторов. Единственный механик, дежуривший в этот момент на третьем этаже поблагодарил небеса, что он согласился остаться здесь, а не ближе к кухне. «Отец» спросил стоит ли закрыть двери лифтовой шахты, но услышал отрицательный ответ. Механик сказал, что уровень воды перестал прибывать, и бункер медленно, но уверенно поднимается на поверхность.
А потом началась эпидемия…
Я ее не видел, но отец каждый раз запирал за мной каюту и уходил, а возвращался бледнее мертвеца. Пару раз он приходил и падал на кровать, а дверь приходилось закрывать мне, но наружу глядеть я не пытался. Он приказал мне не делать этого грозя выселением. Время проходило, и наконец «отец» разрешил мне выйти. Мы вместе прогулялись до конца коридора, прошли дальше, и там я увидел самодельную баррикаду, а у нее сидевшего военного. На мой вопрос, что он тут делает, тот ответил, что отдыхает. Но когда я отошел, то услышал:
– Зараженные были?
– Вчера пристрелил троих. Ты не представляешь… там был ребенок… И не один, целая троица. Их вели старики, а мне… пришлось, я сойду с ума, я сойду с ума…
– Тише, сын услышит.
– Он не твой сын, ты же знаешь.
– Это не имеет значения, он стал мне сыном.
– Будьте осторожней там, и при входе назад сдайте кровь. Ты же знаешь, если заражение… то мне придётся…
– Знаю – оборвал его отец.
Мы прогулялись дальше, по затопленным коридорам и пошли назад. Я сказал, что хочу в туалет. Отец первым зашел туда, все оглядел и разрешил. Он не заглянул лишь в саму кабинку. Я открыл дверцу и увидел напуганную девушку. Она сидела, поджав колени и смотрела на меня со страхом, пряча глаза за русыми волосами. Я не знал, что делать. Ей по крайней мере было двадцать, а мне всего семь.
Так и получилось, что я сидел и успокаивал ее, на вопрос отца, чем я там занят, я сказал: «у меня запор, подожди еще минуту». Я сказал ей, что все будет хорошо, мой папа добрый, и у нас в каюте тепло и светло. Она долго противилась. Еле заставил ее выйти, и за руку вывел из туалета. «Отец» смотрел на нас первую минуту, а затем резко подскочил и выхватил мою ладонь из ее руки. Потом достал пистолет и сказал, чтобы она повернулась спиной.
– Папа, это же ребенок – сказал я, удивляясь собственным словам.
– Какой это ребенок?
– Ты на глаза посмотри, на эти доверчивые глаза, пап, подумай, ты же хороший.
Он нехотя сказал ей:
– Иди за нами. И мы пошли назад. Подошли к посту проверки крови. Военный встретил нас лучом фонаря, ярко бьющим в глаза.
– Кого это ты привел?!
– Вот, сын мой… нашел в туалете.
– Кровь сдавайте живо, и без шуток.
Военный взял ее под руку и повел в соседний коридор. Я не выдержал:
– Вы только дядь аккуратнее с ней, нельзя ведь так с женщинами обращаться, зачем так грубо хватать? За руку возьмите.
