Kitabı oku: «Командировка»

– Не оставляй меня одну.

– Во-первых, ты не одна, Кира ведь с тобой. Во-вторых, чего ты её так боишься? Она же моя мама.

– Да ничего я не боюсь! – вскинулась Света так, что сразу стало понятно – боится. – Просто… Просто она немного… странная. Только не подумай ничего плохого!

– И не собирался, – ответил Ярослав, шагнул ближе к жене, положил руки ей на талию и посмотрел в ярко-карие с золотыми прожилками глаза. – Я же с ней всю жизнь прожил, – он улыбнулся. – Конечно, она немного странная. Но странная – это не страшная. Она до безумия любит Киру и уважает тебя как невестку, маму её внучки и жену своего сына. Не буду говорить, что любит – это для неё было бы слишком, но уважает точно. И точно желает только добра.

– Может, и желает, но…

– Кстати, она тоже спрашивала меня, не могу ли я отложить поездку. Я бы даже сказал – настоятельно рекомендовала никуда не ехать. Вы, случайно, за моей спиной не сговорились?

– Нет, конечно!

– Ну тогда, наверное, она боится тебя так же, как ты её.

– Ничего я не…

Ярослав поднял руку и приложил указательный палец к её губам.

– Шучу. Всего два дня. Ты же знаешь, я не могу не поехать. Я этого клиента почти год обхаживал и довёл-таки его до заключения контракта. Если финальные переговоры пройдут успешно, а я в этом нисколько не сомневаюсь, то обратно я приеду уже с новой должностью и очень, очень приятной прибавкой к зарплате. А через пару месяцев у меня будет отпуск, и мы втроём поедем к морю. И не на прекрасные галечные пляжи Сочи, а подальше, туда, где белый песок и знойные смуглые аборигенки… – Ярослав в притворном ужасе распахнул глаза и закрыл себе рот рукой. – Ой, кажется, я что-то не то сказал…

– Я те покажу, аборигенки… – Света нахмурилась, схватила мужа за горло обеими руками, чуть-чуть сдавила и вплотную приблизила своё лицо к его. – Молился ли ты на ночь…

Ярослав наклонил голову на бок, слегка высунул язык и захрипел.

– Дурак, – сказала жена и чмокнула его в губы.

Ярослав не растерялся и превратил короткий чмок в долгий поцелуй.

– Всего два дня, – повторил он, когда наконец оторвался от губ жены.

– Ладно уж, переживём как-нибудь… – ответила Света, дыша слегка учащённо.

Он широко улыбнулся и снова приник к влажным губам, позволяя своим рукам пробежаться по её телу.

– Кира еще не спит… – проговорила она, дыша ещё чаще и глубже, когда поцелуй наконец прервался. – Да и мама твоя…

– Тогда подождём еще часок.

– Тебе же вставать рано…

– В самолёте отосплюсь, мне лететь часа четыре.

– Тогда я жду с нетерпением…

– Взаимно, мон амур…

– Мамочка, – внезапно раздался из-за его спины детский голос, – полежи со мной!

Ярослав и Света улыбнулись друг другу, и она выглянула из-за плеча мужа, взглянув на дочку: щурящиеся на свет глаза, слегка растрёпанные волосы – крутилась на подушке, в чуть великоватой светло-серой пижаме, усыпанной цветными единорожками.

– Конечно, котёнок, – ответила Света.

– И сказку, – тут же добавила дочка.

– Хорошо.

– Пло Балбика. Новую, – малышка повысила ставки до максимума.

Света еле слышно вздохнула, уже предвкушая попытки выдавить из себя новые приключения уникального в своём роде розового лисёнка, которого они сами и выдумали, и ответила:

– Ладно, новая про Барбика.

Ярослав развернулся, сделал несколько шагов и подхватил дочку на руки.

– Мадмуазель не будет против, если её донесут до опочивальни? – сказал он, поднимая её вверх и утыкаясь носом в живот.

– Мамазель не плотив! – ответила та, смеясь и упираясь маленькими ручками в голову папы в тщетных попытках остановить нападение.

– Ярослав, нам спать надо, а ты играть! – воскликнула Света.

– Ничего, ничего, – ответил он, выходя их кухни, – мы немножко. Да, котёнок?

– Да, папа, – поддержала дочка папу, заливаясь смехом.

Заснула Кира и правда быстро, убаюканная плавным неспешным рассказом о дружбе розового лисёнка Барбика и неожиданно объявившегося в волшебном лесу бегемотика.

А Ярослав и Света завершили вечер так, как и планировали.

Встав утром около половины третьего, Ярослав умылся, выпил чашку кофе с приличного размера бутербродом и быстро оделся. Поцеловал на прощание сонную жену и вышел из дома, неся в руках лишь крохотный чемодан, способный уместиться в прокрустово ложе любой авиакомпании.

Света проследила в окно, как муж сел в такси, и снова легла в кровать, в надежде досмотреть тёплый, уютный, пастельный сон. Но не получилось. Сон развеялся почти неуловимой дымкой. Она попробовала поймать утекающие его струйки и вспомнить, что же такого замечательного в нём было, но быстро сдалась, просто заснув.

А потом провалилась в невнятно-ватное марево…

Она бродит в непроницаемом тумане, пытаясь разглядеть хоть что-то и выставив руки перед собой. Пробует кричать, разговаривать сама с собой, зовёт Яра, но не слышит собственных слов – они срываются с губ и тут же тонут во влажном плотном воздухе. Останавливается, вслушивается, но слышит лишь собственное тяжёлое дыхание и частый, словно она только что забежала на последний, девятый, этаж, стук сердца.

Туман становится всё гуще, уже приходится разрывать его руками, чтобы пройти дальше, втискивать ноги в тёмно-серую клубящуюся массу. А в какой-то момент Света поняла, что и вовсе стоит на месте – обессиленная, не способная шевельнуть даже пальцем, не падающая только потому, что зажата со всех сторон, как в метро в час-пик.

Дышать стало ещё сложнее. Обманчиво мягкие лапы тумана стали смыкаться на шее, одновременно давя на грудь, на живот, выдавливая наружу последние капли воздуха. В ушах зашумело, зашуршало, словно крутанули ручку настройки старого радио, сознание стало медленно угасать, пытаясь спастись от грядущего ужаса.

Но тут в белом оглушающем шуме Света различила набор повторяющихся звуков, глухих, пугающих, но, как ей показалось, безумно важных, бесконечно значимых. Она сделала над собой неимоверное усилие, остановила соскальзывающее в пропасть сознание и заставила себя услышать.

– И… а… о… а… – доносится отовсюду. – И… а… о… а… – снова и снова. – Ди…, та…, о…, да… – добавились согласные. – Ди… тя… от… да…

Звуки сложились в слова, слова в предложения.

Шёпот. Старческий. Не шёпот даже, бормотание с пришепётыванием.

Из тумана выплыла тёмная клякса, дёргающаяся, текучая, незаметно превратившаяся в оплывшее страшное морщинистое лицо с тускло горящими зелёными угольками глаз. Лицо, похожее на человеческое, но таковым не являющееся. Крупные, почти чёрные зубы, острые, словно специально заточенные, толстый язык, похожий на огромного садового слизня… Несёт гнилью и чем-то ещё, отвратительным, от чего выворачивает наизнанку.

– Дитя отдай… – уже чётко прошипело чудовище.

Света беззвучно закричала, вырвала руку из оков тумана и ударила по страшной роже наотмашь, царапая, вспарывая рыхлую кожу длинными сверкающими, как наконечники копий, ногтями…

– Мамочка! – раздался голос над головой, живой, звонкий, взволнованный.

Очень близко, прямо над ухом.

– Мамочка!

Кто-то дёргает её за руку и при этом что-то приговаривает, повторяя одни и те же слова, то шёпотом, то просто очень тихо, словно боясь нарушить тишину, наполняющую полупустую спальню, то сбиваясь на крик…

«Почему полупустую?» – подумала Света, пытаясь вырваться из тяжёлых объятий сна, и тут же поняла, вспомнила почему: «Яр уехал, нет половинки… Какой ужасный сон…»

– Мамочка, ну плоснись, пожалуйста. Мамочка, ну плоснись, пожалуйста, – наконец смогла разобрать бормотание Света и осознала, что разбудила её любимая дочка, которой что-то понадобилось в такую несусветную рань.

Сон окончательно стёрся из памяти, оставив после себя только ощущение чего-то мерзкого. Впрочем, так бывает после любого кошмара.

Света с трудом разлепила глаза, бросила взгляд на Киру, забравшуюся на кровать на место Ярослава, на окно, сквозь занавески на котором пробивается удивительно яркий для осеннего утра свет, на часы, зелёные цифры которых показывают шесть тридцать семь… И тут же застонала, сжавшись от приступа острой головной боли. Что-то прокатилось внутри от затылка ко лбу, ударило по глазам и разбилось, облив их обжигающей смесью.

– Мамочка, что с тобой? – обеспокоенно проговорила Кира. – Тебе больно?

Головная боль схлынула, но не испарилась окончательно, оставив после себя тупой давящий гул.

– Нет, котёнок, всё нормально, – попробовала ответить Света уверенно и спокойно, но сама поразилась, насколько слабым и жалким получился голос. – Нормально, совсем немножко болит голова…

– Ты кличала и стонала, – сообщила Кира. – Я подумала, тебе надо помочь.

– Правда кричала? Тогда, ты меня спасла, – Света улыбнулась и погладила дочку по голове. – Спасибо, котёнок.

В дверь очень тихо постучались.

Елизавета Филипповна, мама Ярослава и свекровь Светы. Кроме неё некому.

В другой раз Света предпочла бы промолчать, притвориться спящей, чтобы свекровь постояла под дверью ушла, но сейчас совершенно другое дело. Головная боль ещё вернётся, и очень не хотелось бы, чтобы в этот момент снова рядом оказалась Кира. Свете нужны таблетка обезболивающего, покой и, возможно, ещё пару часов сна или даже три-четыре. Наверное, всё это из-за того, что она поздно легла (спасибо Ярославу), очень рано встала (и снова спасибо Ярославу) и отсутствия этого самого Ярослава…

– Войдите, – проговорила Света.

Дверь тут же открылась, и в комнату вошла Елизавета Филипповна, в своей вечной вязаной фиолетово-белой кофте и длинной, почти касающейся пола, тёмно-серой юбке.

– Слышу, проснулась, не хотела раньше заходить. Что-то ты сегодня поздно. Нормально всё?

– Почему поздно? Время ещё семи нет…

Она снова взглянула на часы, но увидела на них все те же цифры.

– Уже почти одиннадцать, – проговорила свекровь.

– Неужели часы встали… – удивилась Света. – Я думала, такое только с механическими бывает… Голова разболелась. Вроде, никогда такого не было…

– Сильно?

Света взглянула на дочку, преданно смотрящую ей в глаза, и сказала:

– Нет, не очень, но надо выпить таблетку и полежать ещё немного. Думаю, к обеду точно всё пройдёт.

Свекровь очень внимательно посмотрела на Свету, даже как будто подозрительно, потом прикрыла глаза, глубоко втянула носом воздух, и снова уставилась на невестку.

– Значит не было такого раньше?

Света попробовала отрицательно мотнуть головой, но гул усилился, и она почувствовала, что притаившаяся на время боль встала в боевую стойку и намерилась снова прыгнуть и вгрызться в её мозг, скривилась и ответила словами: