Kitabı oku: «Выживальщик. На островах», sayfa 2
Глава III. Убийца
Шёл вдоль кромки воды, тележку катил левой рукой. В другой руке зажата рукоятка «Сайги», приготовленной к стрельбе. Указательный палец лежит на спусковой скобе, готовый в любую секунду соскользнуть на спусковой крючок. Пока этот гад будет пересекать пляж, успею пару раз шмальнуть.
До дома дошёл благополучно. Жители толпились возле второго подъезда и опять митинговали. Не обращая на них внимания, зашёл в свой подъезд и поднялся на пятый этаж. Опаньки! Дверь соседней квартиры чуть-чуть приоткрыта. Значит, гвозди вынули. Оставив тележку на площадке, вошёл в соседнюю квартиру. Стену, соседствующую с моей квартирой, начали долбить ломом, но что-то, по-видимому, помешало. Та-ак! Ну, это надо пресекать в корне. Есть у меня в заначке кое-что.
В замке моей двери ковырялись, видны были свежие царапины. Оставив тележку в прихожей, поставив её на попа, чтобы не мешала проходу, пошёл на улицу. Толпа переместилась к первому подъезду. У нашего подъезда стояла тётя Варя и ещё две пенсионерки. У второго подъезда каменным изваянием застыла девушка. Видел я её неоднократно, жила она во втором подъезде. Довольно симпатичная. Только, несмотря на высокий рост и развитые формы, малолетка. В школе ещё учится. Училась.
– По какому поводу шум подняли? – спросил я у тёти Вари, главного моего информатора о жизни обитателей дома.
– Да вот, на Люду Петренко поутру тигр напал. И в лес её утащил. Осталась Наташка сиротой круглой. Вовка, отец её, ещё в первый день в море утонул. Ну, а девка-то она ладная. И решили наши кобели её в карты разыграть, кому она достанется. А, может, и всей сворой своей набросятся. Вон, в первом подъезде Алла живёт, так её мужики хором изнасиловали.
Я подошёл к девушке. Крупные слёзы текли из её глаз. При виде меня, она принялась размазывать их ладонью по щёкам.
– Ты плачь, не стесняйся. Мать, все-таки…
– Не хочу к этим козлам, – прошептала она сквозь слёзы.
– Не хочешь, и не надо.
– Так, заставят…
– Никто тебя не заставит. Сейчас мы этот вопрос порешаем, – и пошёл к первому подъезду.
Народ уже разошёлся. Остались стоять только полтора десятка мужчин. Я остановился в шагах семи-восьми от них. Моя правая рука лежала на рукояти «Сайги», висевшей на плече, при этом указательный палец лежал не на скобе, а на спусковом крючке.
– Мужики, кто-то из вас пытался залезть ко мне в квартиру. Сразу предупреждаю – это плохо для него кончится.
– Может, пацаны баловались, – попытался откреститься один из них.
– Ага. И гвозди двухсотые из двери повыдергали? Слабо пацанам такое сотворить. Второй раз предупреждать не буду. Теперь про Наташу…
– Поучаствовать хочешь? – вперёд выдвинулись двое полуголых невысоких мужчин. Один весь покрыт наколками, у второго тоже их хватает. Таким и представляться не надо. У них на теле нарисовано, что бывшие сидельцы. Один прятал правую руку за спиной, на неё я и переключил своё внимание.
– Не поучаствовать, а её от участия избавить.
– Ишь-ты, избавитель нашёлся. Думаешь, если пукалка есть на плече, так ты и крутяк? – и вытащил правую руку из-за спины. В кулаке был зажат «Макаров».
Блатной взялся левой рукой за затвор, чтобы передёрнуть его.
Идиот! У него даже патрон не в стволе! И движения пла-а-авненькие такие. Ну, понятно, блатные любят покрасоваться. А ещё попугать. Сейчас я от его «Макарки» задам стрекача. Крича: «Милиция, меня убивают!». Книжки читать надо умные, придурок. А в них чётко пропечатано, что на Диком Западе действовал закон: «Кто стреляет первым, тот и прав».
Он успел дотянуть затвор до середины. Я поднял правой рукой карабин вверх, ремень легко скользнул по плечу. Поймав левой рукой цевьё, нажал на спуск. Промахнуться с такого расстояния невозможно. Никакой картинности. Его отбросило ударом пули назад, пистолет выпал из руки. Дырка была точнёхонько рядышком с левым соском.
Второй, забыв про финку, зажатую в руке, потянулся за пистолетом. Но «Сайга» перезаряжается автоматически. И приклад я успел прижать к плечу. Этому пуля прилетела в башку. Для верности, выстрелил в дёргающееся тело ещё раз. И, держа карабин наизготовку, пошёл на мужиков, медленно так, давая им время попятиться. Что они и не замедлили сделать. Подобрав «Макаров», заткнул его себе за пояс, а финку бросил в кусты, в сторону джунглей. Мужикам отдал приказание:
– Оттащите этих урок к морю, раскачайте за руки, за ноги, да в море и бросьте. Их живо утилизируют. А то они тут начнут разлагаться на жаре, потом заразы не оберётесь.
Жмуриков взяли за ноги и поволокли в сторону моря.
Вернулся к Наталье. Глаза у неё были сухие. И круглые от испуга.
– Ты их убил? – произнесла она дрожащими губами.
– Нет, по головам погладил, ручки пожал и сказал, чтобы и дальше продолжали беспредельничать, девушек насиловать и свои блатные законы для всего дома устанавливать. Ключи от квартиры есть у тебя?
Она кивнула.
– Пойдём, вещи свои заберёшь.
Мы поднялись на второй этаж. Наташа открыла замок, вошли в квартиру.
– Возьми сумку большую и сложи туда свою летнюю одежду. Шубы нам ни к чему. На случай дождя возьми какую-нибудь куртку с капюшоном, тоже летнюю. Платья, юбки-блузки и всякое такое. Если есть плед, возьми и его. Из посуды прихвати пару кружек, ложки, столовую и чайную, можно даже по две. Вилку, ножик. И всё, что осталось из съестного.
Наталья вихрем пронеслась по квартире, и большая чёрная сумка наполнилась минут за пятнадцать. Молнию застегнули с трудом. В одной руке я нёс сумку, из второй не выпускал рукоять «Сайги».
Возле моего подъезда я поставил сумку на лавочку. Из дверей осторожно выглянула тётя Варя:
– Ты, Володя, стрелять-то прекратил?
– Прекратил, тётя Варя. Всего-то двое уродов было, остальные – понятливые.
К нам подошёл Алексеич из второго подъезда. Молча пожал мне руку и показал большой палец. Ну, этот дед и умён, и адекватен.
– Стрелять умеешь? – спросил я Наташу.
– КМС по стрельбе. И из пистолета, и из винтовки. Правда, из мелкашки.
– Ничего, тут отдача только посильнее, – вынул из «Макарова» магазин. Шесть патронов. Вполне. Вставил магазин, передёрнул затвор, снял с предохранителя. Протянул Наташе, она взяла осторожно, но держала пистолет вполне грамотно.
– А лучше всего, если Алексеич и тётя Варя с тобой постоят. Я быстренько обернусь.
– Конечно-конечно, мы постоим тут с Наташенькой, – заверила меня тётя Варя. Я взлетел по лестнице на пятый этаж, отпер дверь, вытащил тележку на площадку. Чтобы не делать полупустых ходок, прихватил из квартиры четырёхместную польскую палатку. Квартиру запер только на один замок. Вытащив груз на улицу, положил палатку и Наташину сумку в тележку, выдохнул:
– Я сейчас, – и унёсся в подъезд. В квартире достал картонную коробку, кинул в неё несколько банок рыбных консервов, пару банок тушёнки, пару пачек макарон. Так. Бутылка растительного масла, три пачки галет, две пачки печенья. Соль вчера отвёз. Чая листового большая пачка, заварочный чайник. Из секретера достал початую бутылку с коньяком, тоже сунул в коробку. Пара плиток шоколада, пакет с яблочным соком. Достал небольшую сумку, сложил туда кое-что из одежды. Покидал в сумку весь свой запас патронов и к «Сайге», и к помповому ружью. Оптический прицел к «Сайге», хоть он и в футляре, бережно завернул в футболку и уложил сверху. В коробку с провизией кинул и несколько пакетиков с семенами. Коробку замотал скотчем, а ещё несколько пакетиков семян положил в карман камуфляжки. Поменял магазины в «Сайге» и поставил её на предохранитель. Взял сумку и коробку, вынес на площадку, запер дверь. Спустившись вниз, сложил всё в тележку. Алексеич, тётя Варя и Наташа сидели на лавочке и тихонько о чём-то разговаривали.
– Мне ещё минут десять надо, – сообщил я им, и Алексеич махнул рукой, иди мол.
В квартире я залез в самый конец складской комнаты, прямо по мешкам и коробкам. Покопался в глубине одной из коробок, выуживая оттуда гранату. Достал пассатижи из инструментальной тумбочки, моток проволоки. И через пять минут в соседней квартире стояла отличная растяжка в прихожей. Вся квартира была завалена хламом и мусором, так что замаскировать растяжку труда не составило. Забив дверь парой гвоздей, отнёс в квартиру инструмент. Взял помповое ружьё, повесил на другое плечо, ухватил пару блоков сигарет и три новёхоньких ведра, два оцинкованных и одно эмалированное. Тщательно запер квартиру на оба замка и ринулся вниз.
Выйдя на улицу, положил помповик и вёдра на тележку. Туда же бросил и сигареты. И увидел, как жадно проводил их взглядом Алексеич. Не говоря ни слова, вытащил из тележки один блок и протянул деду. Тот схватил блок обеими руками и нарушил молчание:
– Вот спасибо, так спасибо! Уважил старика! Знаю, что бросать придётся, но пока никак. Буду хоть по одной сигаретке в день выкуривать.
Я полез в карман камуфляжки и протянул тёте Варе пакетики с семенами.
– Тут пара моркови, пара свёклы, кабачки, лук, чеснок. Вскопайте грядки и посадите. Лопаты найдутся? Ну, и отлично. В здешнем климате всё моментом прорастёт. Если поливать водой из речки.
Потом протянул два пакетика Алексеичу:
– Вскопай отдельную грядку и посади. Когда вырастет – высушишь, нарежешь. А уж газеты найдутся.
– Семена табака, – прочёл Алексеич на пакетиках, – ну, теперь не пропаду. Прям, облагодетельствовал.
– Это вам за то, что Наташу охраняли.
Тётя Варя вздохнула:
– Эти гады у нас весь урожай выкопают.
– А вы им скажите, что, если хоть одну морковку тронут, перестреляю всех, к чёртовой матери! Я тут пока каждый день буду бывать.
– А тигр?
– Займусь. Если не сегодня, то завтра точно грохну.
– Вооружился-то ты по полной, – показал на помповик Алексеич, – и чего бы мы без тебя делали? Ходили бы под этими урками. Они же на второй день с пистолетом по всем квартирам прошли и у всех весь сахар и все дрожжи конфисковали. Самогон им варить надо было. Отварились, слава Богу.
– Ладно, счастливо вам оставаться. Завтра, может, и не приду, тигра буду гонять. Но послезавтра-то точно придём. Пойдём, Наталья, – и, сняв карабин с предохранителя, взялся за ручки тележки. И тут в полуметре от меня об асфальт со звоном разлетелась пустая литровая бутылка из-под водки. Отпустив тележку, я отпрыгнул в сторону, сдёргивая карабин с плеча. Кто кинул бутылку, я увидеть не успел, а вот какое окно только что закрылось, заметил. И пустил туда пару пуль, высадив всё стекло.
Открыв сумку, вынул пачку патронов и дозарядил магазин. Заодно, достав другую пачку, зарядил картечью помповое ружьё.
– Всё, нам пора. До свидания, – и мы тронулись в путь.
– Постойте! Погодите! – раздался сзади пронзительный девичий вопль. Я опять стащил с плеча карабин, поворачиваясь назад. К нам бежала длинноногая девчонка с сумкой в руке. Добежав до нас, она с шумом выдохнула воздух:
– Уф-ф! Успела! Возьмите меня с собой. Сейчас, когда Наташка уйдёт, я следующая на очереди. Эти сволочи меня в покое не оставят.
– Лариса, тебе же всего пятнадцать, – удивилась Наташа.
– И что? Думаешь, это их остановит? Вчера приставал один: «Титьки у тебя пока маловаты, но между ног-то уже и волосня выросла». Еле отбилась. Хорошо бабушка Тома вышла из своей квартиры и давай кричать: «Не трожь ребёнка, скотина!». А напьются все, так точно на хор поставят, как Аллу.
– А мать—то в курсе? – спросила тётя Варя.
– Ага, в курсе… Она не в курсе, а в ракурсе. Они как увидели, что урок пристрелили, сразу дверь у них взломали и принялись, не отходя от кассы, самогон глушить. Возьмите меня, я готовить хорошо умею.
Наташа вопросительно посмотрела на меня, тебе, дескать, решать.
– Ну, если хорошо умеешь, поваром возьмём. Не пропадать же человеку. Клади сумку на тележку, вот сюда, сбоку.
Счастливая Лариса положила сумку, захлопала в ладоши и в порыве радости чмокнула Наташу в щёку.
– Блин, попаду я сегодня на поляну или нет, – пробурчал я.– До свидания, мы ушли, наконец.
Когда дотолкал тележку до воды, велел Наташе и Ларисе:
– Дальше катите сами. Каждой по одной ручке. А я буду вас от тигра охранять, – и снял «Сайгу» с плеча.
Девушки безропотно покатили тележку. Вдвоём было не очень удобно, и они стали катить по очереди. Дошли до поляны, на удивление, довольно быстро, меньше, чем за три часа. Увидев изгородь, они восхитились:
– Ты сам это построил? Здорово! – сказала Наташа. Лариса была экспрессивнее:
– Фига се! Вот это защитка! Сюда никакой тигр не пролезет!
– Сегодня ночью пробовал. Ничего у него не получилось, – подтвердил я, открывая ворота.
Зашли в ограду, ворота я закрыл, но запирать не стал. Разгрузил тележку, вскрыл коробку. Кастрюля с курятиной стояла в большей кастрюле с холодной водой из родника. Обе кастрюли стояли под палаткой так, что солнечные лучи туда достанут только к вечеру. Я посмотрел на часы. Была только половина первого. Быстро достал плитку, открыл баллон, зажёг конфорки, поставив на самый маленький огонь. Спросил Ларису:
– Газом пользоваться умеешь (в нашем доме стояли электроплиты)?
Она кивнула:
– Мы раньше в квартире с газом жили.
– Ну, и отлично. В кастрюле – куриная грудка. Мясо можно пожарить на сковороде, вот масло. Бульон можно на суп пустить, можно так выпить. Здесь посуда, здесь соль и сахар. Мне некогда, я пойду тигра искать. Пить захотите, вода в пятилитровой бутылке и в чайнике кипячёная. Пакет сока в коробке. Там же галеты, вместо хлеба. Так, Наталья, «Макаров» вот так ставится на предохранитель, вот так снимается с него. Помпуха с предохранителя снята, там шесть картечных патронов. Цевьё вот так дёргаешь, происходит перезарядка. Учти, отдача очень сильная, приклад плотнее к плечу прижимай. С оружием не играйте, не балуйтесь. Я уйду, закроете ворота на крюк. За ограду ни ногой. Всё поняли?
– Всё, – ответили слитно.
Не тратя времени, я стал собираться. Снарядил оба магазина, двадцать первый патрон был в патроннике. Запасной магазин положил не в набедренный карман, а в боковой на куртке. Поставил на «Сайгу» оптику, в карман сунул ПБС. На поясе фляжка с водой и «Тайга». На шее висит бинокль. Всё, можно идти.
– Я пошёл, – объявил девчонкам.
– Ага, – ответила Лариса, колдуя у плитки. Наталья встала, порывисто шагнула ко мне, положила обе руки мне на плечи, и ткнулась в мои губы полными свежими губами.
– Удачи тебе, – и покраснела. Да, голубушка, целуешься-то ты, как пятиклассница.
– Запри ворота за мной.
Вытащил столб из ямы, вышел за ограду, поставил столб на место. Наташа воткнула крюк в кольцо и помахала рукой.
Я взобрался на скалу и пошёл по гребню хребта. Взгляд провожал меня. Обернулся, и Наташа опять помахала мне. Всё, вперёд! Не до сантиментов. На охоту на страшного хищника вышел, не на прогулку.
По моим прикидкам, тигр не мог находиться очень уж далеко. Хуже всего, если логово спрятано в зарослях джунглей, там его не увидишь. Пройдя по гребню хребта метров триста, я останавливался, и внимательнейшим образом разглядывал окрестности в бинокль. И слева, на всякий случай, и справа от хребта. До рези в глазах вглядывался в зелёную стену джунглей, вдруг что-то да промелькнёт. Порхали с ветки на ветку птицы, прошёл выводок поросят с мамашей во главе. Отлично, свининка будет. Но сейчас не до неё.
Прошёл примерно два километра, когда увидел в бинокль обширную проплешину среди джунглей, примыкавшую к горам. И через полкилометра узрел. Вот, вот оно! Маленькое, полосатенькое лежало в тени деревьев. Это мне в награду за бурно проведённое утро.
Дальше двигался осторожно. Не дай Бог, поскользнусь, и из-под ног посыплются вниз камни. Спугнуть нельзя. Ветер благоприятствует – дует в мою сторону. Теперь видел тигра и без бинокля. По мере моего приближения к проплешине, зверь вырастал в размерах. Сначала я передвигался пригнувшись. Затем лёг и пополз по-пластунски. Чёрт! Вниз тянулась каменная осыпь, и была она почти напротив тигра. Он по ней и до гребня хребта доскакать может. Я полз по осыпи совсем медленно, молясь про себя, чтобы тигр не вскочил и не убежал куда-нибудь. Но, у зверюги, похоже, была сиеста.
Наконец-то я на огневой позиции. «Сайгу» я снял с предохранителя ещё тогда, когда только увидел тигра вдалеке. И тут к тигру подошла тигрица. У неё было, по-видимому, игривое настроение. Она прыгала возле тигра, ластилась к нему. Его же, одолевала лень. Тигрица обиделась и отошла от него прочь. Вам это ничего не напоминает?
Тигрица подошла к окровавленным останкам несчастной Наташиной матери и нехотя принялась насыщаться. Я достал из кармана ПБС и одел на дуло карабина. Хотя из-за глушителя убойная сила пули слабеет, но я не успею быстро перевести прицел с одного зверя на другого. Подвёл перекрестье нитей прицела чуть правее и чуть выше глаза. Примерно на височную область. Задержав дыхание, как учили, плавно потянул на себя спуск. Раздался щелчок, приклад толкнул в плечо. Времени на тщательное прицеливание в тигрицу не было. (После выстрела она застыла, подняв голову). Просто навёл прицел в область головы и два раза подряд нажал на спуск. Потом ещё пару пуль выпустил в тело. Тигрица упала и не шевелилась. Тигр тоже был неподвижен. А со стороны хребта выкатились два полосатых комочка.
Только тигрят мне и не хватало. Они подбежали к тигрице и принялись её тормошить. Старательно прицеливаясь через оптику, я застрелил обоих. Для верности выпустил ещё пулю в живот тигра. В магазине оставалось четыре патрона, и я сменил его на полный. Спустился, точнее, съехал по осыпи на поляну, на ходу снимая с «Сайги» глушитель. Загнал патрон в ствол. Подошёл к тигру. Метил я ему в висок, а попал прямо в глаз. Но контрольный выстрел никогда не помешает. Вставил ствол в ухо, выстрелил. Затем ту же операцию проделал и с тигрицей, и с тигрятами. Теперь все четверо были мертвее мёртвого.
От Люды Петренко остались две ноги, чуть выше колена и обглоданный до половины череп. И тут меня вывернуло наизнанку. Хорошо, хоть не обедал. Чашка кофе и кусок холодной курятины утром. Желудок был пустой, так что рвотный позыв быстро прошёл.
У подножия хребта была пещера. В ней тигры и обитали. На всякий случай, выпустил в тёмный зев пещеры пару пуль. Но оттуда никто не появился.
В каждом из магазинов оставалось по четыре патрона, и я снарядил один из них восемью патронами. Пустой магазин сунул в набедренный карман. Движением, ставшим уже привычным, загнал патрон в патронник и поставил карабин на предохранитель. Теперь предстояла нелёгкая обязанность. И берцами, и руками я вырыл в осыпи яму. Сложил туда человеческие останки, засыпал мелкими камнями и сверху нагрёб небольшой холмик из камней. Воткнул в щель между камнями толстую засохшую ветку, бормотнул: «Покойся с миром», – и полез по осыпи наверх, на хребет.
Отойдя с километр, уселся на большой гладкий камень, нагретый солнцем. Глотнул воды из фляжки и жадно выкурил две сигареты подряд. Внутри меня царила пустота. Сегодня я впервые в жизни убил человека, даже двоих. Меня качественно учили убивать. И в психологическом плане тоже. Да и не люди это были. Но, всё же…
И зверей было жалко. Не повезло им, оказались на этом чёртовом острове. Тут уж вступило в силу правило: «Или ты, или тебя». Я вынужден был их убить. Тигрят тоже. Они ведь выросли бы. Закурил третью сигарету и медленно побрёл к моей поляне. Теперь, уже к нашей. Докурив сигарету, перешёл на быстрый шаг. Мельком глянул на часы. Половина пятого. Всего-то три с половиной часа прошло. А, как будто, целую жизнь прожил.
Глава IV. Если пахнет дымом…
Увидев, как я спускаюсь с хребта, девчонки завизжали и запрыгали от радости. Приятно, что меня ждали, меня встречают. Наталья откинула крюк на воротах и открыла их. Я вошёл в ограду, и она заперла ворота за мной опять на крюк. Не говоря ни слова, я снял с шеи бинокль, с плеча карабин и бережно положил их на траву. ПБС и пустой магазин кинул рядом. Подошёл к коробке, которую мы сегодня привезли из дома, достал оттуда плитку шоколада и бутылку с коньяком. Не дагестанская «палёнка», а настоящий мартель.
Вынув пробку, хлебнул прямо из горлышка. Сел на траву по-турецки. Открыл шоколад и отломил одну полоску. Сунув в рот сладкий квадратик, разжевал его и сделал ещё солидный глоток «конины». Протянул всю оставшуюся плитку Ларисе:
– Подсластитесь, девочки, – приложился к бутылке третий раз и закурил сигарету. Пожалуй, пока хватит. Дела на сегодня ещё были.
Девчонки, разломив шоколадку напополам, жевали, жмурясь от удовольствия.
– Есть будешь? – тихим, ласковым голосом спросила Лариса и, не дожидаясь ответа, пошла к плитке. Нет, всё-таки молодцы девушки. С дурацкими вопросами не лезут, не беспокоят понапрасну. Видят, что пришёл я малость не в себе. Отойду, всё сам расскажу. Чуткие, одним словом.
Передо мной, по-прежнему сидящим на траве, как по мановению волшебной палочки возник натюрморт. В глубокой тарелке, стоящей на некоем подобии скатерти, дымился куриный суп. Как полагается, с картошечкой, морковкой, луком и кусочками куриной грудки. Горкой лежали галеты. Стояла кружка с яблочным соком. Только я дохлебал вкусный супчик, Наташа забрала пустую тарелку, а Лариса поставила следующую. На ней лежал кусок обжаренного куриного мяса в окружении макарон. Всё было сверху полито подливкой.
Доев подчистую всю вкуснятину, выпил яблочный сок, и скатёрка исчезла. Вместо неё подставили импровизированную пепельницу из консервной банки. Сервис был на высоте и, закурив, я смог, наконец, улыбнуться.
– Спасибо огромное. Обед был замечательный.
Девчонки просияли, особенно, Лариса.
– Я старалась. Убил тигра?
– Убил. И тигра, и тигрицу, и тигрят.
Лариса ахнула:
– А тигрят-то за что?
– За то, что вырастут и начнут на людей охотиться.
– А с мамой моей, что? – осторожно спросила Наташа.
– Съели. Что осталось, я похоронил.
Она закрыла лицо ладонями и отошла в сторону. Лариса, выждав некоторое время (действительно, в чуткости не откажешь), подошла к ней сзади и принялась гладить по голове. Я встал, взял оба оцинкованных ведра и пошёл к роднику за водой. В квартире у меня лежат полипропиленовые трубы, надо будет провести воду за ограду, чтобы не выходить.
Принеся вёдра с водой в ограду, взял эмалированное ведро и пустой рюкзак.
Ведро поставил под струю воды, а в рюкзак напихал камней. Еле доволок.
Камни выложил кругом, обозначив место для костра. Вёдра поставил на самый солнцепёк, чтобы вода в них хоть немного нагрелась. Взял «Гускварну», заглянул в бачок. Полбачка есть, должно хватить. Вышел с пилой за изгородь, закрыл за собой ворота. У самых скал стояло старое, засохшее дерево. Я его спилил. Внутри оказалось не трухлявым, что и требовалось. Спилил второе дерево, самое близкое к изгороди. Деревья подтащил к воротам, отпилил сучья. На засохшем дереве отпиливал, как попало. На свежем, тщательно, но так, чтобы выступали на несколько сантиметров. Старое дерево распилил на чурбачки. Открыл ворота, перекидал в ограду чурки, сучья, верхушки деревьев. Распилил свежее дерево напополам. Чурбачки и сухие ветки отнёс к будущему кострищу и взялся за топор. Затесал оба, получившихся у меня, столба и вкопал их в землю. Там где сучьев было мало, вбил в столбы гвозди. И стал развешивать на обоих столбах кухонную утварь: кастрюли, сковородки. На гвозди даже кружки одевались за ручки.
– Здорово придумал! – Лариска подскочила помогать. Вскоре вся посуда цивильно была повешена на столбы.
Вбил у кострища рогатки, положил поперёк палку, проверил на прочность. Пожалуй, даже пару вёдер выдержит. На кучу хвороста уложил пару чурбачков и разжёг костёр. Над поляной поплыл дымок, запахло горящим деревом. Повесил над костром одно оцинкованное ведро с водой. Пожалел, что не все вёдра сразу забрал. Ладно, завтра исправим ошибку.
Девчонки уже уселись у костра.
– Если пахнет дымом, значит, пахнет домом, – провозгласила Наталья.
– И дом вам сейчас поставлю, – сказал я, берясь за польскую палатку. Девушки хотели помочь, но я их отогнал – только мешать будем друг другу, один управлюсь. Через полчаса польская двухслойная четырёхместка с навесом и тамбуром была установлена входом к костру. Но на положенном удалении от огня. В палатку закинул два туристических пенополивиниловых коврика и Наташин плед, на всякий случай. Это я ночью не мёрзну, вдруг девчонкам холодно будет.
Налил воды в чайник, тоже повесил на огонь. Чайку хлебнуть на ночь не помешает, почти восемь часов. Часа через полтора стемнеет. Потихоньку подбрасывал хворост в костёр. Сучья, оставшиеся после строительства ограды, уже подсохли, и хвороста была огромная куча. Впрочем, и сухие чурки горели неплохо. Когда вода в ведре начала закипать, я одел на руку сварщицкую перчатку и безболезненно снял ведро с костра. Поставил все три ведра рядом, положил в вёдра два ковшика. Скомандовал:
– Девчонки, раздевайтесь донага и мойтесь. Подглядывать не буду. Только волосы не надо мочить. И воды мало, и стемнеет скоро. Полотенца есть?
– Я два взяла с собой. Одно – мне, второе – Лариске. А тебе воду оставлять?
– Вам двоим-то еле хватит. Завтра ещё вёдер принесём, тогда всю грязь с себя и смою. А до завтра похожу зачуханный, – только сейчас я подумал, что хожу уже пять дней немытый. При этом потел ведь, как чёрт. Но только утром у родника умывался. За всеми хлопотами не до гигиены было. Ничего, ещё пара-тройка дней и жизнь войдёт в спокойное русло. Обживёмся, вещи перенесём.
За моей спиной, метрах в двадцати от палаток, повизгивали девчонки, поливая себя тёплой водой. Наташа даже мыло и губку из дома прихватила. Так что вымылись они на славу. Я успел заварить чай, почистить и смазать «Сайгу», набить патронами магазины и выкурить сигарету, когда они подсели к костру с розовыми после мытья лицами, с чуть мокрыми волосами.
– Как заново на свет родилась, – изрекла Наталья.
– Замечательно, – подхватила Лариса, – какой всё-таки Вова у нас заботливый.
– Чего уж там, – слегка смутился я.
– Вы не представляете себе, как я рада, что вы меня взяли с собой. Сидела бы сейчас, пьяные стенания мамаши слушала: «Ой, Ларисёночек, чем же я завтра тебя кормить буду? Ой, и когда же всё это прекратится?». А у самой полхолодильника водкой забито. «Это наша жидкая валюта. С ней-то мы не пропадём.» Ага, ты, может и не пропадёшь, выпьешь пару стопок, тебе и весело. А из еды осталось четыре картофелины и одна морковка. Да пригоршня пшена. Через пару дней – зубы на полку. Если бы вы от меня отказались, дня через три в море бы утопилась.
– Прекрати, все твои беды позади. С нами не пропадёшь. Кстати, в море не вздумайте соваться, даже по колено. Чёрт его знает, кто там в воде.
Это я неудачно сказал. Наталья сразу вспомнила утонувшего отца и погибшую мать. Слёзы побежали по щекам. Да оно и понятно, за пять дней потерять обоих родителей. Торопливо стал разливать чай по кружкам, достал печенье. Лариса утешала Наташу, как могла.
Солнце ушло за деревья. Длинные тени легли от джунглей на поляну. Наступили вечерние сумерки. Ни малейшего дуновения ветерка. Никаких гадов летучих. Полная тишина. Только в траве тихо стрекочут какие-то насекомые.
Девчонки грызли печенье, запивая горячим сладким чаем. Наталья перестала плакать, и на лицах у обоих было написано умиротворение.
– Благодать-то какая, – вздохнула Наташа, – в доме вечером темно, страшно. А здесь… Прямо, душа отдыхает.
– На сто процентов согласна, – поддержала её Лариса, – так бы и сидела всю ночь у костра, балдела.
– Не балдела, а наслаждалась, – строго поправила её Наташа, – мы с Володей матом не ругаемся, бомжовский сленг не употребляем.
– Бомжовский, чего?
– Сленг, ну, словечки всякие жаргонные: прибалдеть, тащиться, торчать, отпадно, клёво, по кайфу и так далее.
– Воспитывать будете?
– Нет, назад к маме отправим, – решил я быть в этом вопросе солидарным с Натальей.
– Только не к маме! – ахнула Лариса, – постараюсь говорить, как надо, но вы меня поправляйте, если что. Что делать, жизнь у меня раньше не очень-то клё… ой, не очень-то хорошей была.
Посмеялись над поправкой. Пора, наверное, и укладываться, вот-вот совсем стемнеет.
– Так, как водится, писать перед сном девочкам налево, мальчикам направо. Потом отбой. Вам ещё обустроиться надо в палатке. Скоро темень наступит, а аккумуляторы в фонарях я берегу. Ни комаров, ни москитов здесь нет, даже мух нет. В этом плане – рай. Костер заливать не буду, пускай прогорает. Ветра нет, искры не летят, пожара не будет. Я тоже, выкурю сигарету, и спать лягу.
Проснулся, как только рассвело. Вчера, когда девчонки ушли в палатку, я перед сном принял ещё коньячку граммов несколько. Чтобы совесть не мучала, когда засыпать буду. Но от хорошего коньяка, в количествах разумных, наутро никакой абстиненции нет. Бодро подскочил, принялся разжигать костёр. Пока он разгорался, сходил на родник за водой. Заодно и умылся. Налил в чайник воды, поставил кипятиться. Чем завтракать будем? Хорошо было в той, «докатастрофной» жизни: залез поутру в холодильник, достал масло, сыр, колбасу, состряпал пару бутербродов и нет проблем. А ещё можно было их в микроволновку засунуть. Вообще, чудесно!
Ну, на безрыбье, и консервы —рыба. И я выудил из коробки три банки сайры бланшированной, пачку галет. Ещё оставалась пачка печенья к кофе. В польской палатке открыли тамбур. Из палатки вылезла Лариса и сладко потянулась. Была она в длинной футболке, очевидно, заменявшей ей ночнушку. Подойдя ко мне со спины, она обвила горячими, нежными руками мою шею и прошептала на ухо, щекоча скулу волосами:
– Повариха должна вставать самой первой и готовить всем завтрак. Куда в такую рань поднялся?
Я показал ей на банки с консервами, и ответил, тоже шёпотом:
– Полминуты работы консервным ножом и завтрак готов. Сегодня привезём продукты, и завтра утром буду спать, пока на завтрак не позовёшь.
Чайник закипел. Я сделал себе кофе и вопросительно посмотрел на Ларису.
– Я чаю попью, заварка вчерашняя ещё ничего. Не привыкла я к кофе. А маман моя напитки признаёт только горячительные.
Говорила Лариса совсем тихонько. Но из палатки на четвереньках стала выползать Наталья. Вырез у неё на ночной рубашке был большим, а ткань, повинуясь закону земного тяготения, отвисла вниз. Я поспешно отвёл глаза от открывшегося моему взору чудесного зрелища. Взял третью банку консервов и тоже открыл.
– Умыться можете из ведра, чтобы к роднику не ползти. Тем более, на четвереньках.
Лариса засмеялась, а улыбающаяся Наташа встала на ноги и тоже потянулась, разводя руки в стороны. Тонкая ткань натянулась, обозначив крошечные соски. Я озверел. Дразнится, что ли?! А она ещё и облизнула полные губы язычком. Я же не монах-скопец!
– Марш в палатку! И оденься во что-нибудь поприличнее!
