Kitabı oku: «Академик Ландау. Как мы жили. Воспоминания», sayfa 5
Глава 12
Да, в те далекие годы я искренне, настойчиво пыталась уговорить Дау стать коммунистом. Не ведая того, что в трагический момент медики, спасавшие жизнь Ландау, посмотрят на этот факт со своей медицинской точки зрения, приведшей их к неправильному диагнозу. И это не парадокс – так было в жизни.
А тогда Даунька мне серьезно отвечал:
– Я только умею размышлять о науке, больше я ни на что не способен. В детстве мне отец настойчиво внушал, что из меня ничего хорошего выйти не может. Я так боялся, а вдруг он окажется прав! Этим он мне изрядно портил детство. Я действительно очень одинок. Подростком был близок к самоубийству.
– Дау, а кто был ваш отец?
– Он – зануда. Он и сейчас есть!
– Как зануда?
– Ну, просто скучнейший зануда, он наводит тоску!
– А мама?
– Маму я очень люблю.
– Дау, а ужасное детство – это что? Пить молоко заставляли?
– Не только молоко. Еще хотели меня насильно научить играть на рояле!
Все это, слово в слово, было сказано очень серьезно человеком, которого в январе 1930 года у Паули в Цюрихе заинтересовало квантовое движение электронов в постоянном магнитном поле. Решил он эту задачу весной в Кембридже у Резерфорда. Так в истории физики наряду с парамагнетизмом Паули появился диамагнетизм Ландау.
Эта работа поставила Ландау в один ряд с известнейшими физиками мира. Ему было тогда 22 года.
Меня удивляло, что Дау настойчиво вклинивался в мою жизнь. Каждый свой свободный час я была только с ним. На свидания он приносил много нежной робости, трогательной застенчивости и охапки душистых цветов. Розы, розы… А как была душиста гвоздика тех счастливых лет! В моей комнате после знакомства с Дау все было пропитано этим ароматом. Он кружил голову, предвещал что-то волнующее, он пьянил. Впервые в жизни я была так засыпана цветами, и как ценны были эти цветы: их мне дарил Дау!
Я уже его полюбила, но не сразу это поняла. В один из выходных дней мы пошли в кино. Дау отправился брать билеты. Я дожидалась его в стороне возле пожилой интеллигентной пары. Он, указывая на Дау своей спутнице, сказал: «Посмотри на этого высокого юношу. У него огненные глаза. У простого смертного такого взгляда быть не может». Я вся затрепетала!
После защиты диплома, отвергнув аспирантуру в военно-химическом институте, я осталась работать на фабрике в должности главного технолога. Как-то вечером Дау пришел ко мне домой. Шторы были закрыты. Я не знала, что пошел дождь. Открыв дверь и увидев его блестящего, мокрого, я воскликнула:
– Дау, это такой сильный дождь?
– Нет, дождя нет, погода прекрасная! – сказал он, снимая шляпу, с ее округлых полей струилась вода. С удивлением посмотрев на лужу в передней, он смущенно сказал: «Да, вероятно, идет дождь». С роз струйками стекала вода, омытые ливнем, они были прекрасны.
– Дау, обычно розы дарят штуками.
– А разве букеты вам не нравятся?
– Очень нравятся, но это даже не букет, это целая охапка роз. Каждое свидание вам дорого обходится!
– Вы очень выгодная девушка: вас не надо кормить шоколадом.
– А вы очень мокрый. Платок вам не помешает. Я сейчас принесу полотенце. А теперь садитесь сюда, на тахту.
С полотенцем в руках я повернула его голову к себе, его глаза ослепили меня, наши губы встретились. Закружилась голова, на какие-то доли секунды я оторвалась от земли, ничего не помню, открываю глаза – я на тахте. Дау стоит передо мной, а на лице – испуг и изумление. Он быстро произнес: «Кора, я люблю тебя!» – и исчез. Вышла в переднюю – его нет. Повернув ключ в своей комнате, подошла к зеркалу. Из зеркала сверкнули его пламенные глаза и исчезли. Стала рассматривать свое отражение. Он говорит, что я красива и даже очень. Раньше все называли меня хорошенькой. Вид слишком легкомысленный, глаза сияли счастьем, слишком яркий румянец, но рот действительно красив, зубы просто ослепительные. И потом в меня очень много парней влюблялись сходу.
Но Дау парнем не назовешь. Он не просто юноша. В нем затаилась какая-то светлая человечность, вероятно, потому что он сохранил непосредственность и чистоту ребенка. С детства его потянуло к науке. Поиску научных истин в физике он отдал всего себя. От природы он был одарен математическим мышлением большой силы. Эта сила в шесть лет вступила в противоречие с бессмысленным стучанием по клавишам рояля. Куда как интереснее спрятаться в сарае и углем на стенах решать задачи. Но отец преследовал, отцовской властью стремился усадить за рояль и заставить чинно гулять по дорожкам сада, не пачкаться углем в сарае. Так возникло у сына чувство отчуждения по отношению к отцу, сохранившееся в течение всей жизни. Бедный родитель стремился воспитать сына культурно, не ведая, что дал жизнь гению.
«Упрямства дух нам всем подгадил, в свою родню неукротим, с Петром мой пращур не поладил и был за то повешен им!» Упрямство и любопытство почти всегда сопутствуют гениям. В 10 лет Левушка (тогда он еще не был Дау) твердо решил, что причесываться и стричься – занятие отнюдь не для мужчины. Отец – горный инженер высокого класса – хорошо знал, что твердые породы сверлят еще более твердыми орудиями. Тогда между отцом и сыном встала мать, медик-физиолог, впоследствии профессор со своими трудами и именем в своей области науки. Женщина не только талантливая, но и умная. Она сказала мужу: «Давид, Левушка – добрый и умный мальчик, вовсе не сумасшедший психопат. Насилие это не метод воспитания. Он только очень трудный ребенок, его воспитание я беру на себя, а ты займись Сонечкой». В семье главного инженера нефтяных приисков города Баку Сонечка стала папиной дочкой, а Левушка всецело принадлежал матери. Все это я узнала, когда познакомилась с Любовью Вениаминовной Ландау, став женой Дау.
А в тот счастливый вечер моей молодости, когда Дау впервые поцеловал меня в губы, я безотчетно приняла его поцелуй мгновенной потерей сознания. Его клетки мозга хотели математическим путем вывести формулу любви к женщине! А это еще никому не удалось. Вот он и прибегнул к спасительному бегству.
Я тоже была озадачена тем, что он поцеловал меня только один раз. Сон не сразу пришел ко мне. Перебирая важнейшие события своей личной жизни, я зашла в тупик. Жизнь таит столько непонятного. Но и вторая любовь может стать первой, настоящей, неповторимой на всю жизнь.
Жизнь меня не обошла. Она подарила мне счастье полюбить Дау. Молодость всегда беспечна, в ту счастливейшую из ночей мне казалось, что я стою на пороге огромного настоящего счастья. В древние времена люди старались скрыть свое счастье от богов. Боги завистливы и склонны к злодеяниям. Они отомстили мне. За большую любовь, за беспокойное счастье, за встречу с Дау.
Дау восхищал тот факт, что мы живем почти рядом.
– Корочка, я вчера встречал восход солнца под твоими окнами. Много занимался, забыл пойти поужинать, у меня дома никаких продуктов не оказалось. Понадеялся на какой-нибудь поздний ресторанчик, но все оказалось закрыто. Ночь прошла, вставало солнце, и я помчался под твое окно, послал воздушный поцелуй. Увы, серенады я петь не умею, а ты в окно не выглянула, бесчувственная.
– Дау, разве ты питаешься в ресторанах?
– Нет, я на полном пансионе у Олечки Шубниковой. Есть такой замечательный физик-экспериментатор Лев Шубников, а Олечка его жена. Живем мы рядом, вчера я просто заработался и забыл про еду. Когда ты при прошлой нашей встрече категорически отказалась зайти посмотреть мою квартиру, за ужином у Шубниковых я был очень расстроен. Вдруг Олечка говорит: «Все это из-за несчастной корочки!» Я перепугался: откуда она узнала? Я так старался скрыть тебя от всех своих знакомых: «Почему Корочка несчастная?» – спросил я испуганно. «Дау, что с тобой? Ты стал неузнаваем. Загляни под стол, посмотри, что выделывает наша собака из-за хлебной корочки».
– Почему ты скрываешь меня от своих знакомых?
– Понимаешь, с первого взгляда, с первой нашей встречи ты так много для меня значишь. Начнут подшучивать, дразнить, а мне не до шуток. Я так в тебя влюблен.
– А раньше влюблялся?
– Конечно, и не один раз! Первый раз я влюбился в беленькую Верочку в школе танцев. Тогда мне было шесть лет. Став студентом, я ее разыскал. Красивой она не была. Потом еще влюблялся в красивых девушек, но все по-настоящему красивые девушки нарасхват. Они все замужем. Какое счастье, что я тебя встретил, когда ты уже разошлась со своим мужем.
– Я только собиралась это сказать тебе. Как ты узнал? Общих знакомых у нас ведь нет.
– О, я так старался разузнать о тебе все. Только очень боюсь: вдруг ты захочешь к нему вернуться. Поехать за тобой в Ростов я не могу, там нет физиков, там я не смогу работать! Мне сказали, что этот Петя красив, как молодой бог.
– Ты даже знаешь, что он в Ростове. Нет, к нему я не вернусь. Скажи, Дау, какие человеческие качества ты ценишь превыше всего?
– Доброта превыше всего. Конечно, еще и ум.
– А худшие?
– Хуже дурака придумать трудно, но жадность и жестокость – самые омерзительные человеческие качества. Мой учитель Нильс Бор очень добрый человек. Доброта очень украшает человека! В Копенгагене у Бора было очень интересно и очень весело. Бор любил шутку и всегда шел на нее. Как-то после возвращения в Ленинград приближалось первое апреля. Сотрудник нашего института опубликовал свой научный труд. Читаю – абсурд. Пишу Бору в Копенгаген, чтобы он дал телеграмму в наш институт на имя данного сотрудника с расчетом, чтобы телеграмма прибыла в институт первого апреля, с содержанием: Нобелевский комитет заинтересовался научным открытием такого-то. Срочно просят прислать четыре экземпляра работы, фото и т.д. и т.п. Несчастный «великий ученый» с утра бегал фотографироваться, всем совал читать международную телеграмму Бора. Пьяный от счастья, с самодовольной улыбкой он запечатывал огромный конверт, когда подошедший к нему Ландау объявил своей жертве о первоапрельской шутке.
– Дау, это очень злая шутка!
– Да, но такие работы очень дорого обходятся нашему государству! Научные работники всегда должны помнить, что они сидят на шее у трудящихся. Наука – вещь дорогостоящая, ею должны заниматься только люди, приносящие пользу науке. Но, к сожалению, многие просто используют науку. Сколько липовых работ! И их авторы преуспевают.
– Дау, почему ты уехал из Ленинграда?
– Корочка, Харьков – лучший из городов! Здесь я нашел тебя. Ты сама не понимаешь, какой переворот сотворила в моей жизни!
– Ты удрал от жены?
– Я? Ха-ха! – он смеялся. – Так ты решила, что я женат?
– Не решила, просто подумала.
– Разве я выгляжу таким дураком? Жениться можно по глупости или из каких-либо мелко-бытовых или материальных соображений, на которые я совершенно не способен.
– А разве по любви не женятся?
– Только дураки. Ты выходила замуж за Петю по любви?
– Конечно.
– Сколько вы вместе прожили?
– Одну зиму. Дау, он оказался таким самовлюбленным дураком.
– Ты сама убедилась, что по любви может жениться только дурак. Как можно погубить такое великое чувство? В лучшем случае в браке страсть, влюбленность переходит в так называемую «любовь», а вернее в привычку. Когда собака привыкает к своему хозяину, все говорит, что собака любит своего хозяина. Вот такая собачья любовь-привычка возникает между супругами. Я так в тебя влюблен, ты моя мечта! Я счастлив, что нашел тебя, счастлив, что могу видеть и даже целовать! Это блаженство! Корочка, разве хорошую вещь браком назовут? Брак – это могила для страсти влюбленного. Моя сестра замужем. Как они грызутся! Я не способен повторять ошибки ближних! Из таких священных чувств, из великой любви – как много лет я мечтал вот так безгранично влюбиться! – и потом взять и открыть лавочку мелкой торговли, кооперативчик! Неужели такая девушка, как ты, хочет так мелко разменяться? Сама с восторгом слушала о великой, самоотверженной любви Софьи Перовской и Желябова. Ты меня просто не любишь. Вероятно, меня не за что любить по-настоящему.
– Главное – тебя не могут повесить, тебе ничто не угрожает, у тебя удачно сложилась жизнь, воюешь только с формулами. Разве ты не знаешь, что настоящая, великая любовь приходит, не учитывая, есть за что любить или нет?
Все это я быстро выпалила, не думая, что говорю. Обида клокотала во мне. Я убежала домой, даже не оглянувшись. Я трепетно ждала, что после многочисленных, пылких объяснений в любви он скажет, наконец, простые, естественные слова: «Будь моей женой». Если он меня любит, если я его люблю, если мы молоды и свободны, что может помешать? Но оказалось, что женитьба есть лавочка мелкой торговли, или «кооперативчик», который он облил таким презрением, несовместимый с его понятием великой любви. В ту ночь я много плакала, рано утром ушла на работу, твердо решив не видеть его.
На телефоне лежала подушка, но он упрямо приходил ко мне домой, очень грустный. Сиянье глаз, улыбка – все исчезло.
– Итак, ты решила заняться «кооперативным шантажом»?
– Я?! (Чуть не задохнулась от обиды.)
– Да, ты! А чем ты объяснишь, что не подходишь к телефону?
Говорили, объяснялись и не понимали друг друга, целовались, клялись друг другу в любви. Спорили, каждый из нас стремился доказать, что он любит сильнее и по-настоящему.
– Нет, Дау, ты просто хочешь, чтобы я была твоей любовницей.
– Что ты! Я не просто хочу, я только и мечтаю об этом! Это заветная мечта моей жизни! Если это не осуществится, тогда я жить не стану. Ты совсем, совсем не хочешь понять, что ты для меня значишь!
«Свободная любовь», «любовница» – эти слова наводили ужас, пугали.
– Если ты меня любишь, почему боишься стать моей любовницей? Почему дальше поцелуев ты меня не пускаешь?
– Дау, да это просто стыдно!
– Стыдно? Прекраснейшее слово – «любовница». Он овеяно поэзией, корень этого слова «любовь». Не чета браку. Брак есть печать на плохих вещах!
Он цитировал классиков, читал стихи, и еще какие! Как меня тянуло к нему! Но переступить черту недозволенного мне было невозможно. Вся эта свободная любовь, даже великая, вызывала большие сомнения. Подошло время его отпуска. Он уехал в Ленинград. Писал он много. За два месяца я получила сорок писем. Иногда я получала по два письма в день.
Сколько счастья приносили его письма! Сначала я очень долго изучала конверт. Письма были длинные, но для меня они таили много глубочайшего смысла. Уезжая, он сказал: «Письма писать не умею и не люблю». А сам просто засыпал письмами.
6.VII.35
Дорогая моя девочка!
Спасибо за твое милое письмо. Я эти двенадцать дней только спал и читал книги. Больше ничего! Мне даже было лень выходить из дому. Никогда не думал, что я устал до такой степени. Только теперь я несколько отошел. По этому случаю завтра уеду куда-нибудь на юг.
Все время вспоминаю о тебе. Любимая моя девочка, ты сама не понимаешь, как много ты для меня значишь.
Целую 10n раз.
Дау.
Когда он вернулся, то я, конечно, пошла смотреть его квартиру. Щелкнул английский замок в двери, отрезав внешний мир. Мы остались только вдвоем. Вспыхнул свет. «Дау, потуши, потуши свет». – «Нет, ни за что, я хочу видеть тебя всю».
Еще мгновение, и он уже весь гол! Я окаменела, старалась смотреть только в его глаза. В них не было и тени смущения и никакого ложного стыда. Он, видно, считал, что ничего постыдного он совершить не может, а сам держался как голый король, как будто на нем безукоризненный костюм. Это было так сверхъестественно и удивительно! Он принялся раздевать меня. Это ему далось не так легко. Женщин ему явно раздевать не приходилось. Целовались самозабвенно, долго и… все. Больше ничего не получилось.
– Корочка, ты сможешь когда-нибудь простить меня за эту ночь?
– Даунька, не говори так. Так даже лучше!
– Завтра ты придешь?
– Да, приду.
– Вот, видишь, Коруша, ты боялась, что я изнасилую тебя, а, оказалось, я сам ни на что не способен. Теперь я вынужден тебе признаться: ты ведь первая девушка, которую я поцеловал по-настоящему в губы. Помнишь, ты тогда на какое-то мгновение потеряла сознание? Как я растерялся, испугался и, как самый настоящий трусливый заяц, удрал. Потом теоретически, потихонечку расспросил и разузнал: если у девушки от поцелуя мужчины так кружится голова – это и есть жемчужина любви. Как я боялся, что ты увидишь во мне зеленого юнца и прогонишь. Позор! Первый раз поцеловать девушку в 26 лет, в 27 лет обнаружить еще более серьезный изъян в себе! Если завтра приговор врача будет безнадежен, жить я не буду! Это не слова!
– Даунька, милый, не смей так говорить! Я буду приходить к тебе, когда ты захочешь! Я люблю тебя, пойми, люблю по-настоящему, несмотря ни на что!
Назавтра он встретил меня жизнерадостный и сияющий. Потом он рассказал:
– Корочка, только дай мне слово, что это будет нашей тайной. Это должно остаться тайной, пока я жив! О ней знаю я, ты и еще тот врач, который лишил меня девственности хирургическим путем. Легкая операция в виде укола, и, как ты убедилась, все мои страхи позади! Оказывается, среди мужчин встречаются такие экземпляры, которых врачи лишают девственности.
– Даунька, с первой нашей встречи ты бесконечно меня удивляешь, поражаешь! Ведь ты учился в Ленинграде, бывал в Москве, объездил уже всю Европу, читаешь лекции студентам, ты как-то необычно, изысканно красив. Твоя манера себя поставить, жить, разговаривать, читать стихи должна покорять всех! В наш век, в житейском бурном океане, как мог ты уцелеть? Ты даже не умеешь врать!
– Врать? А зачем? Проще говорить правду, тогда никогда не собьешься. Многие пытались меня женить, но у них не хватало красоты. Я могу облизываться только на красивую девушку. Когда я был в Германии, как я облизывался на Ани Ондру! С какой жадностью я смотрел на нее. Она была так красива и так кокетлива. Как она кружила головы мужчинам, особенно своим кокетством. Корочка, у тебя один изъян – ты абсолютно не умеешь кокетничать. Теоретически я был подготовлен к тому, как надо осваивать женщин. Все утверждали, что красивые девушки очень кокетливы, а если им нравится субъект, они сами предоставят возможность поцеловаться, но ты сокрушала все теории. Я очень страдал. Я каждую нашу встречу ждал, когда ты начнешь со мной кокетничать, и только много месяцев спустя понял, что ты лишена кокетства.
– А Ани Ондра с тобой очень кокетничала?
– Что ты! Она немецкая кинозвезда. Я ее в жизни не видел.
Наступила осень. Дау заболел. У него была очень высокая температура. Звонил ежедневно. На пятый день болезни попросил: «Корочка, зайди сегодня вечером, если сможешь. Я, вероятно, заразен, целоваться нельзя, но я тебя не видел целую вечность! Только бы хоть издали на тебя посмотреть».
Когда я поднялась на второй этаж его дома, у его двери на площадке сидел по-турецки на цементе лестничной клетки очень симпатичный мальчик. Он сосредоточенно решал задачи. Когда я через него потянулась к звонку, мальчик растерянно вскочил, очень смутился, стал просить: «Умоляю, не говорите, пожалуйста, учителю, что я сижу у его двери, он рассердится! Но он болен, а вдруг ему что-нибудь понадобится. Он – один!»
Я пообещала хранить тайну. Это был Померанчук – один из первых его харьковских учеников, ставший впоследствии самым любимым и талантливейшим учеником Ландау. Своим поступком он покорил мое сердце. Образ мальчика Померанчука остался в моей памяти. Когда он назвал Дау учителем, в это слово было вложено столько преданности, обожания, преклонения и восхищения. Так вот он какой, мой зайчик! Им так восхищаются его студенты. Померанчук внес чувство гордости в мою любовь к Дау, которая потом совсем вытеснила ложный стыд, вначале сковывавший меня. Грешницей себя уже не чувствовала и даже испытывала жалость к остальному миру!
Однажды осенью в 1936 году он сказал мне:
– А ты знаешь, возможно, нам с тобой придется пожениться. И не просто жить вместе, как ты хотела, а даже подвергнуться регистрации брака.
– Я испугалась: почему вдруг?!
– Меня очень приглашают в Сорбонну читать лекции. С тобой расстаться на длительный срок я не могу. И еще очень хочется побывать с тобой в Париже. Теперь ты хоть ценишь, как тебя любят?
– А я кокетничать не умею.
– Для освоенной девушки это не важно. Кокетство женщины очень важно при освоении новой девушки, Коруша. Но ты правильно одеваешься. Я давно разработал четыре принципа, как должна одеваться женщина: первое – одежда должна быть яркой; второе – одежда должна быть прозрачной; третье – одежда должна быть открытой; четвертое – одежда должна быть обтекаемой. Ты носишь очень правильную длину платья. У тебя едва закрыто колено. Сразу видно – стройные ноги.
– Ты любишь красивые женские ноги?
– Нет, я не ногист. И не рукист. Некоторые обожают женские руки. Я чистый красивист. Я обожаю и преклоняюсь перед женской красотой в целом. Женщина должна быть красивая вся. Есть еще мужчины, которые обожают женские фигуры. Эти мужчины называются фигуристами. Есть еще такие странные мужчины, которые обожают женские души. Еще Леонардо да Винчи установил, что для души просто нет места в теле человека, а есть еще эклектики – это мужчины, которым к красоте женщины нужна особая женская душа. Я думаю, что эти душисты и эклектики просто развозят замурение, оправдывая свою лень. Красивую девушку очень трудно найти. А осваивать еще труднее. Вот ты, Коруша, оказалась очень трудной, если бы не ценные теоретические консультации друзей, я бы не справился!
– Неужели ты консультировался?
– А как же, перед каждым свиданием. Ты как-то легко обходила все теоретические утверждения, но как я счастлив теперь. Даже когда меня не пустят в Париж читать лекции, я не расстроюсь, ведь у меня есть ты!
Чтобы избежать огласки нашего романа, я приходила к Дау сама. На крыльях пролетала парк химико-технологического института и, затаив дыхание, вступала на асфальтовую дорожку Физтеха, утопавшую в цветах. Он ждал меня у приоткрытой двери. Высокий, стройный, тонкий и очень нежный. Он сейчас же начинал поспешно раздевать меня. Я умоляла:
– Даунька, оставь хоть что-нибудь на мне!
– Нет, нет, ни за что! Ты так красива вся! Корочка, есть в Эрмитаже картина «Венера выходит из морской пены». Я ходил любоваться ею. А ты гораздо красивее ее. Если бы я мог, я бы издал закон: мужчина, оставляющий на своей возлюбленной какой-нибудь предмет туалета, подлежит расстрелу.
Я уходила на рассвете. Как-то мы проспали. Я вышла поздно. Выходя из низкой решетчатой калитки Физтеха, в парке наткнулась на своего сокурсника по университету. Он, видно, заметил меня еще на территории Физтеха и поджидал.
– Кора, здравствуй.
– Здравствуй, Володя.
– Тебя нигде не видно. Теперь я знаю, почему! Это он увел тебя с нашего вечера, и ты все время только с ним?
– Да, – ответила я, гордо подняв голову.
– Кора, только в следующий раз не надевай платье наизнанку.
Я посмотрела на себя – все швы наружу. Вспыхнула, но потом мы оба расхохотались веселым молодым смехом. Он сказал:
– Ты не смущайся. Все всё знают давно. Кора, имей в виду, тебе многие завидуют. Я лично завидую только ему.
Как быстро отлетели в вечность самые мои счастливые годы в Харькове, годы жгучего счастья и большой любви. Наступил 1937 год. Этот год многих зацепил. Ночной звонок телефона. Дау схватил трубку. Побледнел. Медленно опустился на постель: «Так, да, я дома». Ему сообщили сотрудники, что «черный ворон» увез Шубникова и Резенкевича.
– Дау, идем ко мне, пока поживешь у меня.
Дома у меня решили: днем я достаю ему билет на ночной поезд в Москву. В Москве начал работать институт Капицы. Петр Леонидович приглашал Дау работать у него.
Следующей ночью я одна провожала Дау в Москву. Расставались мы очень растерянные, очень расстроенные, очень подавленные. В нашу жизнь вторглось то, чего не должно было быть. Расставались мы не по своей воле. Долго я смотрела вслед поезду, увозившему Дау. Воздух стал синеть. А там, куда ушел поезд, появилась розовая полоса рассвета. Нет, этот рассвет уже не мой! Грустно было возвращаться домой теперь, такой обездоленной, такой одинокой!
