Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев

Они грабили магазины , ели трупы лошадей и "воевали" в очередях (берлинцы)

Однако необходимо отметить следующее: что бы ни писал Эренбург, это было не хуже того, что издавал шеф нацистской пропаганды Геббельс, — факт, который многие немцы тоже предпочли забыть.

Чтобы замедлить продвижение русских, взорвали 120 из 248 городских мостов Берлина.

Офицер и его солдаты обыскали весь дом и нашли шесть револьверов.

Жильцов собрали, и русский объявил, что нашел револьверы вместе со сброшенной военной формой.

Всем приказали выйти из дома и выстроили у стены.

Зигмунд шагнул вперед и сказал: «Я еврей».

Молодой офицер улыбнулся и чиркнул ладонью по своему горлу: «Ни одного еврея в живых не осталось».

Но Зигмунд все твердил, что он еврей.

Он взглянул на жильцов, выстроенных у стены.

Всего несколько недель назад многие из них выдали бы его, если бы знали, что он здесь прячется, и все же Зигмунд сказал громко и четко: «Это хорошие люди. Все они скрывали нас в этом доме. Прошу вас не причинять им вреда. Это оружие выбросили фольксштурмовцы».

Его заявление спасло жизни всем жильцам. Немцы и русские бросились обниматься.

На всех освобожденных территориях из убежищ выходили евреи.

Некоторые, однако, еще так боялись, что оставались в своих тайниках долго после того, как исчезла нацистская угроза.

В Лихтенберге двадцатилетний Ганс Розенталь выйдет из своего крохотного тайничка шесть на пять футов только в начале мая — целых двадцать восемь месяцев проведет он, скрываясь.

Иногда, когда русских временно отбрасывали яростными контратаками, освобожденные евреи сталкивались с необходимостью прятаться снова.

Ильзе Анц, которая полагала, что берлинцев хотят «скормить русским», спала в подвале своего многоквартирного дома, когда туда вошел первый русский.

Ильзе проснулась и в ужасе уставилась на врага, но молодой темноволосый солдат только улыбнулся и произнес на ломаном немецком: «Почему боитесь? Все теперь хорошо. Спите».

Ганс Миде заметил, что советские солдаты, «похоже, старались избегать стрельбы по домам, если сомневались, что там прячутся немецкие солдаты».

Дисциплина и хорошее поведение передовых русских частей изумляло почти всех.

Элизабет, социальный работник в штате католического епископа Конрада фон Прейзинга, годами прятала евреев.

Дора Янсен и вдова ординарца ее мужа.

Две беззащитные женщины, дрожащие от горя и страха, находились в подвале дома Янсенов, когда Дора увидела «огромную тень на стене».

В руках тень держала пистолет, показавшийся Доре «пушкой в руках гориллы», а голова солдата показалась «огромной и деформированной».

Она задохнулась от ужаса.

Солдат вошел, за ним последовал второй, и они приказали женщинам выйти из подвала.

«Сейчас это произойдет», — подумала Дора. Русские вывели женщин на улицу и, вручив [379] им метлы, указали на щебень и битое стекло, замусорившие дорожку.

Женщины окаменели.

Их изумление и облегчение были столь очевидны, что русские расхохотались.