Kitabı oku: «Военное просвещение. Война и культура во Французской империи от Людовика XIV до Наполеона», sayfa 6

Военные темы занимали основную часть “Encyclopédie” Дидро и д’Аламбера, собрания, продажи которого составили около 20 000 экземпляров и которое включало 17 томов, опубликованных в период с 1751 по 1765 год, 11 сборников гравюр, опубликованных в период с 1762 по 1772 год, и четыре дополнительных тома и один сборник гравюр – в 1776 и 1777 годы (после того как Дидро покинул пост редактора)⁷⁸. В своей часто цитируемой статье “Guerre”, написанной во время Семилетней войны, Луи де Жокур (1704–1799) осуждал войну, но считал ее неизбежной частью человеческой цивилизации. «Война подавляет голос природы, справедливости, религии и человечности». Тем не менее, заключал он, «мы унаследовали ее от наших первых предков; с самого становления мира они воевали»⁷⁹. Жокур и остальные энциклопедисты во многих статьях об искусстве ведения войны обсуждали актуальные вопросы чести, славы и героизма, а также подробные технические и исторические знания.

По оценкам Джона Линна, из 74 044 записей в “Encyclopédie” около 1250 были отнесены редакторами к разделу “Art militaire". Эта цифра не включает статьи о военно-морском деле и многие другие моральные и политические статьи, например “Hostilite” («Враждебность») Дидро, “Conquete” («Завоевание»), “Transfuge” («Перебежчик») и “Patriotisme” («Патриотизм») Жокура, “Honneur” («Честь») Жана-Франсуа де Сен-Ламбера (1716–1803), “Economic” («Экономика») Руссо и другие статьи Вольтера, Гольбаха, Николя-Антуана Буланже (1722–1759) и Антуан-Гаспара Буше д’Аржи, содержавшие военные элементы и подтекст⁸⁰. Линн старательно составил список этих записей, создав полезный указатель статей о полевом военном искусстве. Он также изучил писателей, которые внесли наибольший вклад в эту категорию. Математик и военный ученый Гийом ле Блон (1704–1781) возглавляет группу с 65 % записей; следом идет Жокур с 9 % и Дидро с 2,2 %, после чего следуют такие писатели, как д’Аламбер, Жан-Батист Лютон Дюриваль (1725–1810), Эдме-Франсуа Малле (1713–1755), Шарль-Луи д’Отвиль де Амуретт (1716–1762) и Жак-Франсуа Блондель (1705–1774) [Lynn 2001: 136–137].

Энциклопедисты записывали все подходящие военные знания, от военной истории и jus ad bellum («право на войну») до производства и использования оружия, фортификационных укреплений, военного обучения, полевых тактик и тактик осады, дисциплины, найма, воинской брони и формы. Вдохновленные целью сделать военное дело более научным, энциклопедисты размещали военные тактики и архитектуру в «Подробной системе человеческих знаний» под рубриками «Наука о природе» и «Элементарная геометрия» [Ibid.: 142]. Помимо критического и научного подхода, некоторые авторы открыто восхваляли военных. Луи-Элизабет де ла Вернь, граф де Трессан (1705–1783), превозносил моральный дух солдат в своей статье “Homme de guerre” («Военный человек»), объединяя средневековые рыцарские и современные буржуазные ценности. Жан-Франсуа Мармонтель (1723–1799) в своей статье “Gloire” («Слава») заявлял, что

…нет славы, сравнимой со славой воинов, той, за которую законодатели могут потребовать больше таланта, но гораздо меньше жертвы. <…> Исходя из того, что чума войны неизбежна для человечества, профессия солдата должна быть самой почетной, ведь она наиболее опасна.

Мармонтель жаловался, что французские писатели не чтили воинов так же, как делали историки Античности:

Французские военные обладают тысячью тех прекрасных черт, которые с великим усердием коллекционировали бы Плутарх и Тацит. Мы низводим их до отдельных мемуаров, словно они не достойны величия истории. Остается надеяться, что historien philosophe освободится от этого предрассудка⁸¹.

Другую часть интеллектуальной публики, стремящейся распространить военные знания, составляли специалисты по медицине. Medecins philosophes, или врачи-философы, о которых пойдет речь в главе третьей, сформировали космополитическое сообщество с хирургами и больничными интендантами, работающими над улучшением военной медицины. Они организовали динамичный обмен идеями о гигиене и превентивной медицине, инфекционных заболеваниях, хирургических инструментах и техниках, управлении госпиталями. Дискурс о болезнях в армиях и флоте XVIII века был совместной многонациональной деятельностью, как установили историки Дэвид Весе, Лоуренс Броклисс, Колин Джонс и Эрика Чартере [Vess 1974; Brockliss, Jones 1997; Charters 2014a; Charters 2014b]. В republique des lettres («республике наук») военной медицины врачи и хирурги со всей Европы и колоний путешествовали и учились друг у друга; читали работы коллег в переводе и на языке оригинала; обменивались открытиями и опытом на ряде боевых фронтов; приглашались в качестве иностранных членов научных сообществ, таких как Academic royale des sciences в Париже и Королевская академия Лондона [Charters 2014а: 75]. “Observations on the Diseases of the Army” («Наблюдения о заболеваниях в армии», 1752) Джона Прингла (1707–1782), “Oeconomical and Medical Observations” («Ойкономические и медицинские наблюдения», 1764) Ричарда Броклеби (1722–1797) и “Diseases Incident to Armies” («Заболевания, свойственные для армий», 1776) Герарда ван Свитена (1700–1772) были одними из самых важных и популярных трудов столетия о заболеваниях в военной сфере. Колониальные войны способствовали тому, что историк Майкл Осборн называет «появлением тропической медицины», которая возникла на основе морской медицины в таких работах, как “Traité des fi èvres de l’isle de S. Domingue” («Трактат о лихорадках острова Сен-Доминго», 1763) и “Traité sur les maladies des gens de mer” («Трактат о болезнях мореплавателей», 1767) Антуана Пуассонье-Деперье (1722–1793), а также “Essay on the Most Eff ectual Means of Preserving the Health of Seamen” («Эссе о самых эффективных способах сохранения здоровья мореплавателей», 1762) и “An Essay on Diseases Incidental to Europeans in Hot Climates” («Эссе о болезнях, распространенных среди европейцев в жарком климате», 1768) шотландского врача Джеймса Линда⁸².

Из этого космополитического диалога выросла активная пресса, посвященная медицине. Если в XVII веке в Англии и Франции было шесть медицинских журналов, то к концу XVIII века их число выросло до 26 и более чем 50 соответственно [Ibid.]. Во Франции в последние десятилетия Старого порядка примерно семь периодических изданий, включая Journal de medecine militaire (впервые вышел в 1782 году), о котором пойдет речь в следующем разделе, и “Receuil dbbservations de medecine des hopitaux militaires” (два тома, 1766 и 1772 годы), предназначались для военных врачей и публиковали превосходные исследования⁸³.

Помимо этих мыслителей, которые получили прозвища военных, медицинских или простых philosophe, с руководством в военных кругах взаимодействовала и влияла на него и более широкая общественность. Читатели размышляли, что имел в виду Вольтер под войной между аварами и болгарами в «Кандиде», и обсуждали его утверждение в духе Гоббса, что все общество, особенно в «цивилизованном» Париже, находится в состоянии постоянной войны. Пруссофилы перечисляли качества Фридриха Великого и его победоносной армии, англофилы восхваляли британский патриотизм, который, как они полагали, помог стране выиграть Семилетнюю войну, а поклонники новой Американской республики прославляли добродетель и боевую стойкость этих свободных людей. Женщины и мужчины в салонах и социальных кругах почитали или критиковали “Essai” Гибера. Они также обсуждали Военный уголовный кодекс и совместно выступали против смертной казни для дезертиров и телесных наказаний для виновных в мелких преступлениях.

Война и военные дела на беспрецедентном уровне стали активным элементом дискуссии и пропаганды в невоенной общественной сфере. Отчасти это было связано с тем, как и где разворачивалось Военное просвещение.

Способы и пространства Военного просвещения

Если говорить о способах, то, как мы уже увидели, главную роль в распространении инновационных мыслей, обсуждений и реформ в области военного дела играла писательская и читательская деятельность. Многие печатные СМИ – трактаты, энциклопедии, журналы – предназначались для представителей как военной, так и невоенной сферы. Рукописные трактаты и мемуары, а также эпистолярные произведения являлись не менее важными средствами развития и распространения реформаторского мышления, хотя они охватывали скорее отдельных лиц и маленькие группы, а не широкую и более разнообразную публику. Схожим образом в этот период, который литературный критик Бенедетта Кравери называет «веком разговора», распространенным и потому важным способом обмена и распространения идей была дискуссия. Общественное и частное чтение, а также обсуждение велось во многих местах: в салонах, на частных ужинах, в клубах, кафе, масонских ложах, академиях и, конечно, при Версальском дворе. Военные офицеры посещали эти места, когда находились не в гарнизоне, в кампании или в своих частных домах. Активная служба также поощряла писательскую и читательскую деятельность, беседы и экспериментирование с новыми подходами и практиками. Лагеря, казармы и театры военных действий также стали важными лабораториями, в которых офицеры и солдаты взаимодействовали и способствовали Военному просвещению.

Повышение уровня грамотности и растущий рынок печатных публикаций сделали книги, энциклопедии и периодические издания главными каналами распространения новых теорий. Объем публикаций, включающий переиздания и переводы трудов, например “Mes reveries” Морица Саксонского и “Essai gdneral de tactique” Гибера, говорил об их популярности и потенциальном влиянии на военную сферу. Аналогичным образом, содержание и объем военных публикаций “Encyclopédie” Дидро и д’Аламбера помогли сделать ее основой учебного процесса. Другие справочные издания, например “Encyclopédie methodique” («Методическая энциклопедия», 1782–1832) и различные словари, такие как полемический “Dictionnaire philosophique” Вольтера («Философский словарь», 1764), содержали историческую и техническую информацию, а также мнения и оценки военных действий. Но эти произведения, особенно многотомные труды вроде “Encyclopédie”, были роскошью, которая дорого обходилась в финансовом и логистическом смысле (возить с собой 33 тома текста и гравюр было по меньшей мере непрактично). Таким образом, большую роль в качестве средств Военного просвещения играли более дешевые печатные издания, в первую очередь периодика.

Такие газеты, как Gazette de France, официальное печатное издание короны, основанное в 1631 году Теофрастом Ренодо (1586–1653) и печатавшееся в Париже, и Gazette de Leyde, печатавшаяся в Нидерландах, были ключевыми каналами пропаганды и новостей о последних событиях, включая военные темы, например крупные сражения и дипломатические соглашения⁸⁴. Исследование французской прессы в период Революции, проведенное историком Джереми Попкином, показывает, что данные издания привлекали широкую читательскую аудиторию. Опираясь на количество подписок, Попкин утверждает, что во время Войны за независимость США общий объем продаж газет составлял около 30 000 копий в неделю (14 560 копий дважды в неделю) [Popkin 1989: 48, П]⁸⁵. Многие постоянные читатели были офицерами французской армии, и таким образом они узнавали о сражениях и событиях по другую сторону Атлантики, а также постигали довольно мифологизированную версию американской боевой и гражданской культуры [Osman 2015b, гл. 4]. Эти и другие газеты играли схожую роль во время Войны за австрийское наследство и Семилетней войны, предлагая нарративы о сражениях в отдаленных местах, от долины реки Огайо до Бенгальского залива, точность и степень политической предвзятости которых могла быть различна [Dziembowski 1998].

Помимо растущего количества и оборота газет во Франции, в тот период наблюдался рост военных периодических изданий, предназначенных для образованных офицеров армии и читательской публики. Франция стала новатором в этом отношении, потому что первой среди стран атлантического мира начала выпускать военные журналы. Англия, Пруссия, Австрия, Америка и другие страны сделали это лишь в конце XVIII – начале XIX века⁸⁶. Бюллетени, альманахи, указатели и положения королевской армии стали предшественниками военной периодической прессы. Такие публикации, как Almanach royal от 1700 года и позднее État de la France, а также État militaire de la France Рюсселя, содержали информацию о военных указах, а также конкретных подразделениях, их размещении и офицерах. Они зачастую подчеркивали значимость последних, выступая в качестве популярного жанра дворянской генеалогии [Martin М. 1975: 31–32].

Первый военный журнал, Encyclopédie militaire, был скорее техническим, чем публицистическим изданием и уделял основное внимание военной науке с небольшим числом описаний сражений и дворянской генеалогии. Ежемесячное издание, чей первый выпуск датируется 1 января 1770 года, Encyclopédie militaire печаталась в Париже и составлялась «обществом опытных офицеров и литераторов». Ведущим автором был бывший капитан кавалерии, Адриан-Мари-Франсуа де Верди дю Вернуа (1738–1814), прославившийся благодаря написанию генеалогий и панегириков для военных. Первый выпуск был посвящен Шуазёлю, который поддержал проект, чтобы укрепить военный профессионализм, и это сделало журнал полуофициальным по своему характеру. Encyclopédie militaire называла себя «школой юных солдат» и призывала военных стать старательными учеными и philosophies, заявляя, что «времена невежества закончились; солдаты должны учиться в силу рода своего занятия» [Ibid.: 33–36]. Историк Марк Мартен поясняет:

С первого выпуска журнал фактически предлагал пересмотреть военное искусство с тем же esprit critique, который наполнял философское движение; позже он пообещал преподнести своим читателям те же размышления, которые содержались в статьях об искусстве ведения войны в великой “Encyclopédie” [Дидро и д’Аламбера] и были потеряны для многих военных, «которые не могли… носить с собой этот всеохватывающий труд, больше подходящий для библиотек, чем для гарнизонов и лагерей» [Ibid.: 75].

Таким образом, Encyclopédie militaire содержала информацию из “Encyclopédie”, а кроме того – все основные дебаты о тактике (ordre mince или ordre profond; партизанская война, или petite guerre-, осада или полевое сражение; роль артиллерии и так далее).

Список читателей Encyclopédie militaire включал представителей двора Бурбонов, военных и невоенных лиц, книжные магазины, и самое главное – членов армейских полков. Шуазёль хотел, чтобы в каждом полку хотя бы один человек был подписан на журнал, и хотя его надежды не оправдались, подписки имела почти половина всех армейских полков (75 из 165). Пять из восьми артиллерийских полков были подписаны на Encyclopédie mili-taire, поскольку их работа была, несомненно, технической, в то время как кавалерийские и гусарские подразделения подписывались реже всего и были наименее техническими силами (подписки имели 16 из 40 полков) [Ibid.: 31–32]⁸⁷. Эти цифры показывают, что множество военных офицеров серьезно отнеслись к призыву учиться и регулярно повышали свои военные знания.

Эту тенденцию подкреплял ряд других военных журналов. Journal militaire et politique впервые вышел в Париже в апреле 1778 года и выпускался дважды в месяц до июня 1779 года. Его издавал Шарль Гравье, граф де Вержен (1719–1787), министр иностранных дел с 1774 по 1787 год, с целью распространить профессиональные знания и поддержать участие французов в Войне за независимость США [Ibid.: 38–48]. Journal de la marine впервые вышел в августе 1778 года. Предложения создать журнал были сделаны двумя годами ранее, чтобы помочь французским морякам, тайно помогавшим американцам, но прошения были отклонены Антуаном де Сартином (1729–1801), военно-морским министром при Людовике XVI: он боялся, что появление журнала убедит англичан, что французы участвуют в Американской революции. В первую очередь журнал был посвящен техническим сообщениям по морской тематике, и лишь затем – административным темам, в основном указам Военно-морского министерства. Journal de la marine строго цензурировался Сартином: нельзя было выпускать никакую информацию о кораблях, эскадрах или морских новостях в Америке, и если подобный материал одобрялся, то происходило это лишь после того, как подобный материал был опубликован в газетах, например Gazette de France и Mercure. Как только французские военно-морские сражения в Америке приблизились к завершению, то же самое произошло с работой журнала, последние выпуски которого вышли в 1781 году [Ibid.: 53–55].

Journal de la medecine militaire — еще один яркий пример [Ibid.: 55–59]. Составляемый военными врачами для военных врачей, журнал публиковался по приказу короля и полностью финансировался Военным министерством. В период с 1782 по 1789 год выпуски поступали из королевской типографии каждые три месяца, что делало журнал самым регулярным среди военных периодических изданий благодаря постоянной поддержке короны. Журнал представлял собой результат нескольких королевских проектов: реорганизации и централизации corps de sante («медицинской службы») и госпиталей в период между 1758 и 1781 годами; государственного назначения военных врачей и хирургов в 1759 году; и утверждения медицинских отчетов военного медицинского персонала в 1763 году. Эти отчеты собирались и были опубликованы Панкуком в 1766 и 1772 годах под названием “Recueil dbbservations de medecine des hopitaux militaires” («Собрание медицинских наблюдений из военных госпиталей»). Военный министр Сегюр посодействовал их развитию в 1781 году, когда объявил о реорганизации военных медицинских академий и основании Journal de la medecine militaire, который обнародовал множество интересных писем и мемуаров, адресованных министерству медицинскими сотрудниками и управленцами. Журнал объединил глубокие исследования и эксперименты в области инфекционных заболеваний, гигиены, тропической медицины, местной эпидемиологии, физических, а также психических, или моральных, причин болезней. Журнал выпускался тиражом в размере от 800 до 1000 экземпляров и распространялся бесплатно среди 600 врачей. Journal de la medecine militaire уделял приоритетное значение знанию и прогрессу, а не политике и профессиональной догме; он стал сверкающей эмблемой влияния французского реформенного абсолютизма в медицинской и военной сфере.

Военные распорядители, офицеры и медицинские сотрудники читали эти опубликованные документы и отвечали собственными рукописными мемуарами и чрезвычайно активной перепиской с коллегами, как показывают собрания в Исторической службе обороны (военная корреспонденция в подсерии А1, личные письма офицеров в подсерии 1К, досье офицеров в под сериях Yd, lYb, lYf). Военная republique des lettres процветала: писатели делились своими знаниями о текущих и прошлых кампаниях и сражениях, научных трудах и новых указах, а также обсуждали свои задачи, методы и эксперименты. Помимо рукописных писем, некоторые письма печатались и становились доступны для широкого чтения.

Эпистолярная коммуникация была не только практичным профессиональным занятием, но и важной формой общения элиты и, таким образом, чертой дворянства XVIII века [Lilti 2005: 287–295]⁸⁸. Этот вид корреспонденции выражался во множестве различных жанров, от официальных писем до личных и фамильярных, но ни в каком случае подобные письма не считались приватными по определению. Гибер активно участвовал в переписке, и его письма были «событиями» сами по себе. Когда члены его окружения получали письмо, они немедленно информировали других членов группы, которые собирались вместе, читали письмо вслух и одалживали друг другу для дальнейшего публичного или личного чтения [Ibid.: 288]. Подобное происходило в казармах и лагерях, где письма сослуживцев или начальников читались вслух – в целях обмена профессиональной информацией и взаимодействия, поскольку авторы писем часто просили получателей поприветствовать других, понимая, что те будут рядом в ходе чтения письма. Друзья, члены семьи и влиятельные женщины из среды интеллектуалов также играли важную роль в распространении военных идей и репутации реформаторов. Жюли де Леспинас надеялась убедить влиятельную маркизу дю Деффан (1697–1780) написать письмо королю Польши, чтобы рассказать о таланте молодого полковника⁸⁹.

Обсуждение также было ключевым средством Военного просвещения [Craveri 2005]. Бессчетное число разговоров происходило, когда офицеры находились на службе, в казармах, лагерях и военных масонских ложах. Переписка, трактаты и мемуары дают представление об этих разговорах только тогда, когда авторы вскользь упоминают их, например разговор между Морицем Саксонским и маршалом Клод-Луи-Эктором де Вилларом, упомянутый в “Mes reveries” (обсуждается в главе третьей). Эти военные пространства идеально подходили не только для обмена информацией и идеями, но и проверки их на практике.

Другие разговоры происходили в невоенных пространствах, которые зачастую создавались специально для активных дискуссий: салонах, клубах, кафе и масонских ложах. Многие военные устраивали салоны в различных местах. Военные министры и другие важные чиновники проводили публичные салоны и обеды в Версале. Например, Шуазёль проводил table ouverte, или открытый стол, для избранных представителей двора и иностранцев. Обед подавался в 14:00, и стол по умолчанию накрывали для 35 гостей с возможностью добавить места. Лишившись королевского расположения, Шуазёль продолжил ту же практику в куртуазном политическом салоне, находясь в ссылке в Шантлупе. Как описывала мадам дю Деффан, «посетить Шантлуп – словно посетить двор [Версаля], оказаться в мире великих людей». Салоны, как министров в Версале, так и в местах ссылки, изобиловали политическими интригами и в то же время были идеальными местами для обсуждения идей с власть имущими.

Подражая Шуазёлю, офицеры и их жены также устраивали популярные салоны политического и культурного характера и регулярно посещали другие известные салоны и социальные круги. Не все салоны военных становились популярными из-за приятного хозяина, компании или тем разговора. Салон маршала Шарля де Роана, принца де Субиз (1715–1787), позволил ему улучшить свою репутацию, став знатоком светской жизни, который угощал гостей одними из лучших гурманских блюд в городе [Lilti 2005: 227].

Как уже отмечалось, темы Военного просвещения также обсуждались в других городских социальных пространствах, таких как кафе и масонские ложи. Maisons de cafe, или кофейни, вошли в моду вместе с кофе в конце XVII века и стремительно открывались по всей стране в последующем столетии [Landweber 2015]. В 1762 году на улице Сент-Оноре было построено военное кафе, которое предназначалось для офицеров. Архитектор-неоклассик Клод-Николя Леду (1736–1806) занимался проектом и пытался создать пространство, напоминающее «хорошо организованный военный лагерь, в котором офицеры могли отдохнуть после победоносного сражения». Двенадцать колонн, высеченных в форме копий, собранные вместе листьями лавра и увенчанные боевыми шлемами с перьями, разделяли вставки декоративных зеркал или декоративных скульптур щитов с кричащими головами Медузы, знаменами и лавровыми венками. Декор этого пространства площадью 6 на 10 метров (теперь находится в Музее Карнавале) делал военное кафе средой, которая призывала к общению и пробуждала маскулинную военную культуру. Элье Фрерон (1718–1776) писал в своем “Аппёе litteraire” («Литературный год») в 1762 году:

В этой столице есть кафе с прекрасными новыми интерьерами, которые вызвали немало шума. Это “Cafe militaire” на рю Сент-Оноре. <…> Все ходят туда восхищаться. <…> Все там роскошно, величественно и просто, источает атмосферу Античности. <…> Поразительно, что кафе демонстрирует отпечаток хорошего вкуса и может служить для нас образцом⁹⁰.

Военные кафе стали распространенным явлением во всех гарнизонных городах, особыми местами для обсуждения военной жизни, событий, теорий и практик.

Масонские ложи также были очагами Военного просвещения, о чем мы поговорим в следующей главе. Военные одними из первых стали вступать в иностранные ложи во Франции, тем самым воплотив космополитические идеалы эпохи. Офицеры также одними из первых начали создавать полноценные французские ложи, распространяя масонскую культуру во Франции и за ее пределами по мере формирования военных лож в гарнизонных городах и мобильных лож, прикрепленных к конкретным полкам. Масонские ложи давали возможность поупражняться в светской маскулинной социальности и найти друзей на основе общих профессиональных и идеологических интересов⁹¹. По легенде, Лафайет, став масоном, почувствовал рвение к борьбе за независимость Америки: его рыцарское и масонское воображение пробудилось, когда он представил американцев «людьми, борющимися за свободу» [Unger 2002: 565–681].

Масонские ложи также были сообществами, которые распространяли военную культуру в широких кругах невоенной знати. Дипломат, бывший офицер и светский человек Марк-Мари, маркиз де Бомбель (1744–1822), написал множество историй, показывающих, как военная культура проявлялась в салонах, обществах и масонских ложах. Он сообщал о конкретном вечере, проводившемся ложей La Candeur, которая существовала с 1775 по 1785 год и включала женщин и мужчин знатного происхождения, а также философов, например Вольтера; многие военные офицеры, включая Терпена де Криссе, подали заявки на вступление в эту ложу [Bombelles 1978–2013, 1: 315–316]. Вечером 9 марта 1784 года La Candeur пригласила ложу La Fidelite вместе с другими масонами на большой вечер, который включал лекцию, банкет, театральные представления и бал. После лекции перед ужином прошла трогательная военная церемония в честь 19-летнего бывшего солдата, который в возрасте 17 лет потерял руку во время взятия острова Сен-Кристоф, морского сражения в Сент-Китс в ходе Войны за независимость США. Бомбель эмоционально описал прибытие солдата с четырьмя сослуживцами на ужин, как он вошел в зал под музыку и барабанную дробь. Затем была произнесена хвалебная речь о храбрости юноши. В ходе боя солдат и его товарищ получили задание доставить в особое место взрывчатку, прикрепленную к шесту. Юноши пытались перетащить этот груз, когда пушечное ядро попало в правую руку солдата, оставив ее висеть на мышечных волокнах. Проявив удивительную настойчивость и храбрость, солдат решил выполнить задание до конца: он переложил оружие на другое плечо, а когда понял, что оторванная рука затрудняет движение, отрезал ее ножом. К тому моменту его товарищ сбежал, но солдат не остановился и героически выполнил приказ. Речь в честь его подвига изумила солдата. Он повернулся к своим сослуживцам и сказал: «Я не осознавал, что мой поступок был так прекрасен». Солдата наградили медалью, которая «сохранит память о его непоколебимой храбрости на века», выдали денежную премию в размере 100 экю и повысили до сержанта-майора.

Этот случай показывает многогранность, с которой Военное просвещение разворачивалось в масонских ложах. Вечер собрал военных и невоенных гостей, позволив им общаться и сосредоточиться на военной теме. На церемонии подробно рассказали о тактической операции в бою в Карибском море, пролив свет на отдаленные военные события последних лет. Церемония также восстановила справедливость для неоцененного героя «низшего» ранга, который заслуживал общественного признания. Признание его героизма в небольшом масштабе отразилось на политике, так как бывший солдат получил не только символическое и денежное вознаграждение, но и был повышен по службе. На вечере, устроенном La Candeur 9 марта 1784 года, военное знание стало общественным, поскольку вовлекло широкую группу людей – военных и невоенных, мужчин и женщин. Это, в свою очередь, обернулось самостоятельным восстановлением масонской справедливости для героя из низших чинов, а также «социальной» справедливости через реальное повышение.

Институты и практики общественной сферы и мир светского общества играли в Военном просвещении центральную роль. Все больше людей узнавали и вовлекались в военные вопросы. Монархи, фаворитки, бюрократы и офицеры связывали «просвещенное» мышление с военной сферой, содействуя новаторской политике и экспериментам. Тем не менее военные мыслители и деятели приветствовали не всякое влияние со стороны «света», о чем говорится в главе второй. Позитивные и негативные последствия светскости и социальности обсуждались в военной сфере и становились главным объектом реформаторской деятельности, которая указывала, что люди, а не тактики или универсальные теории войны, являются ключом к восстановлению метропольных сил и укреплению статуса Франции в мире.