Kitabı oku: «Шведское солнце и пармезан»
Christoffer Holst
SOLSKEN OCH PARMESAN
Copyright © Christoffer Holst 2019
Перевод со шведского Евгении Савиной
© Савина Е., перевод на русский язык, 2024
© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2024
В Руслагене 1, у самого моря, что простирается до Аландских островов, есть симпатичный городок, который называется Орегрунд. Он и в самом деле не слишком велик и тем не менее здесь круглый год живут люди. Ежатся под дующими с моря ветрами в зимнее время, а летом нежатся на солнышке на террасах и за столиками кафе. Здесь есть небольшой продуктовый магазин, несколько лавочек с изделиями народного промысла, множество ресторанчиков (почти в каждом из которых подают копченых креветок) и красивая деревянная вилла, где летом играют свадьбы влюбленные пары.
Может, это и не Тоскана, а всего лишь Орегрунд.
Но порой и этого достаточно.
Часть первая
Чтобы не стать уличным фонарем
Глава 1
Расмус
Они договорились встретиться в Гамла Стане 2, в крохотном уютном бистро «Пастис», где самый дешевый бокал шабли стоит как годовой взнос за медицинскую страховку в Гамбии.
Было время, когда Расмус не обращал внимания на завышенные цены в ресторанах. Теперь же все иначе. Годы действительно берут свое.
И, как человек в годах, он первым является на встречу. Садится у окна и старается как можно незаметней утереть лежащей на столике льняной салфеткой пот с верхней губы. Подходит официант, говорящий с французским акцентом (непонятно: настоящий он у него или это так, чисто для антуража), и осведомляется у Расмуса, не желает ли тот чего-нибудь выпить.
– Только пиво, спасибо.
– Какое пиво предпочитать месье?
– Э… холодное?
– У нас иметься темное, светлое, лагерное…
– Лагерное будет в самый раз.
Официант исчезает и звенит бутылками неподалеку. Расмус старается дышать спокойно, но это не так-то просто. Всего несколько минут спустя появляется женщина и садится за столик напротив него.
Женщина, которую он никогда раньше не видел. Сразу мелькает мысль, что они влюбятся друг в друга. Быть может, даже станут парой. Съедутся и станут жить вместе. Со временем заведут детишек. Во всяком случае, именно об этом мечтает сестра Расмуса. Потому что это она их здесь свела.
«Но о чем мы станем с ней говорить? – думает Расмус. – Что я могу ей рассказать? Кто я вообще такой?» Хоть самую малость, но Расмусу внезапно захотелось стать Карлсоном, который живет на крыше. Ну, пусть не один в один. Все-таки Карлсон был своеобразный малый. Из тех типчиков, при взгляде на которых руки так и чешутся позвонить в полицию. И все же Расмусу по душе его слова: «Я мужчина в самом расцвете сил!»
Расмусу – сорок один. Но порой он чувствует себя так, словно прожил на свете все сто.
Он едва успевает пригубить свой бокал.
И вот она уже здесь, стоит у входа.
Расмус давится пивом.
«О боже, что мне делать», – в панике думает он.
ЧТО, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, МНЕ ДЕЛАТЬ…
– Расмус?
Он кивает, и его сердце пропускает удар. Она красивая. Не просто хорошенькая, а очень красивая. Киношная красота. Джулия Робертс после часового душа. Расмус чувствует себя инопланетянином.
Но звонок другу его теперь не спасет. Слишком поздно.
Он поднимается и протягивает руку. Она пожимает ее и ослепительно улыбается.
– Здравствуйте, Патриция, – произносит он. – Очень… приятно познакомиться.
– Взаимно!
Они садятся за столик. Точнее, это Расмус садится, а Патриция, чуть покачнувшись, неловко плюхается на стул. И с шумом втягивает носом воздух.
– О Йезус, я так волнуюсь, – произносит она, и только тут Расмус обращает внимание на ее вермландское произношение.
– Ничего страшного, я тоже. Все-таки ситуация несколько необычная.
– ХА-ХА!
Ее смех оказывается столь громким, что Расмус хватается за стул, чтобы не подпрыгнуть от неожиданности.
– Да, – соглашается она. – В самом деле. Очень необычная. Но я доверяю Карине.
– Я тоже. Все-таки она моя сестра.
– ХА-ХА-ХА!
Расмусу снова приходится ухватиться за стул.
– Извините, – смущается Патриция. – Я слишком громко смеюсь, когда нервничаю. Прошу прощения.
Тут Расмус обращает внимание, что у женщины слегка заплетается язык. Она что, пьяна? Но прежде чем они успевают еще что-то сказать, появляется тот самый французский официант и приносит вечернее меню. Расмус чувствует, что потеет, но надеется, что на его белой рубашке это будет не слишком заметно.
Патриция заказывает джин с тоником. После чего низко наклоняется над столиком, так что ее большая грудь ложится на льняную салфетку.
– Сказать по правде, я уже пропустила сегодня вечером рюмочку-другую. Ничего, если мы с самого начала будем честны друг с другом?
– Конечно. А меня разыскивает Интерпол.
– Чего?
Патриция разевает рот. Расмус нервно усмехается.
– Я пошутил. Прошу прощения. Честность прежде всего. Это была просто шутка.
– В самом деле? ХА-ХА-ХА!
Он снова вцепляется в стул.
– А ты веселый. Впрочем, Карина тоже, так что ничего удивительного. Сколько тебе лет, Кристиан?
– Расмус.
– О боже. Прости, пожалуйста. Сама не знаю, почему у меня вырвалось «Кристиан». А впрочем, знаю. Так звали моего бывшего. Я сравнительно недавно развелась. Всего полгода прошло.
– Ой. Сочувствую.
– Спасибо. Последние месяцы… они… в общем, буду с тобой откровенна. Это был чистый ад. О боже, бывали дни, когда я смотрела на банку с таблетками и думала… О, большое спасибо!
Патриция забирает свой джин с тоником у официанта, который выглядит малость встревоженным. Он спрашивает, что они будут есть, и Расмус заказывает гамбургер, а Патриция – бифштекс «тартар». Расмусу страстно хочется попросить официанта остаться и составить им компанию. Ему не улыбается сидеть одному на свидании. Это слишком жутко. Слишком мучительно.
Но официант уходит. Само собой, ведь у него полно других посетителей, которых надо обслужить. Патриция делает большой глоток из своего бокала и одергивает на себе платье, от чего ложбинка между грудями обнажается еще больше.
– Ну… расскажи мне что-нибудь о себе, – просит она. – Кто ты? Чем занимаешься?
Расмус нервно сглатывает, прежде чем ответить:
– Сложный вопрос. Эхм… не знаю, что тебе рассказывала обо мне Карина. Но мне сорок один год. Родился и вырос в Норртелье, но жил много где. И я музыкант. Точнее, был им. Несколько лет играл в музыкальной группе. И я обожаю кино, пиво, пиццу и…
Он запинается, заметив, что лицо Патриции внезапно омрачилось.
– Прости, я что-то не то сказал?
Она качает головой.
– Наверное, слишком много информации зараз. Извини. Я немного не привык к такому…
Патриция небрежным жестом отмахивается от его слов.
– Нет, ты не сказал ничего плохого, просто я… вспомнила Кристиана. Так глупо, прости.
– Тебе не нужно просить прощения.
Она поднимает на него полные слез глаза.
– Кристиан обожал пиццу. И мы часто готовили ее дома, сами. Правда, без глютена, у Кристиана была на него аллергия. Мы делали основу из цветной капусты, а потом каждый накладывал сверху что хотел. Мне нравилось с курицей, а ему – с саль… саль… саль…
Воспоминания накатывают на Патрицию так неожиданно, что она начинает заикаться.
– Саль… саль… саль…
– С салями?
Патриция кивает, и одинокая слеза скатывается по ее щеке. После чего она делает глубокий вдох через нос и большой глоток из своего бокала.
– Но сейчас мы не будем говорить о нем, – твердо произносит она. – Он превратился в историю. Которая осталась в прошлом! Последние полгода я каждый день думала о нем, представляешь? КАЖДЫЙ божий день. Каждый час, каждую минуту. О нем и его новой «женщине».
И она изображает в воздухе кавычки, намекая, что женщина, с которой сейчас имеет дело Кристиан, похожа, скорее, не на женщину. А, скажем, на баклажан.
– Она – японка, – поясняет Патриция и закатывает глаза. – Они познакомились на работе. Класс, правда? На конференции в Токио. Может, она и экономист, но шлюха тоже порядочная.
Расмус давится пивом и кашляет, чтобы отдышаться. Патриция внезапно смущается и, утерев пот со лба, одним махом осушает свой бокал.
– Прости, Кристиан…
– Расмус.
– Да, Расмус. Знаю, звучит гадко. Но я не гадкая, я даже начала практиковать медитативное дыхание. Вот так: ахххх, ахххххх…
И она принимается дышать шумно и с присвистом, как кузнечные мехи. Расмус не знает, куда деваться. Его так и подмывает вскочить и умчаться отсюда прочь.
– Иногда это помогает, – поясняет Патриция, – но чаще – нет. Как представлю их вместе… Клянусь, в такие моменты меня так и подмывает размозжить ее японскую башку… О, спасибо большое!
Официант приносит бифштекс для Патриции и бургер для Расмуса, но, прежде чем он убегает, Патриция успевает заказать еще одну порцию джина с тоником.
При виде еды Расмус испытывает невероятное облегчение. Наконец-то хоть на чем-то еще можно сосредоточить свой взгляд, кроме женщины напротив, которая, по всему видать, сбежала из какого-нибудь жутко охраняемого заведения неподалеку.
– Мммм, – довольно тянет Патриция. – Как вкусно выглядит!
И она почти похотливо впивается глазами в жареный картофель на серебряной тарелке. После чего выуживает из сумочки сине-белый флакон с пульверизатором. Средство для дезинфекции рук.
– Хочешь? – предлагает она Расмусу.
– Нет, спасибо.
Патриция выдавливает на свои ладони изрядную порцию жидкости и принимается тщательно ее втирать, массируя каждый пальчик столь старательно, словно те серебряные и она полирует их перед угощением.
– Знаешь что, Кристиан?
На этот раз Расмус не исправляет ее. Ему надоело. Она слишком пьяна.
– Кристиан не разрешал мне есть жареную картошку. Он считал, что она сокращает жизнь. Но теперь, когда он по гроб жизни обречен есть якинику с лапшой, я буду питаться исключительно жареным картофелем.
Она берет ломтик, любовно рассматривает его и отправляет в рот. От ее манеры жевать Расмус разом теряет аппетит.
– Ммммм.
– Вкусно?
– Не то слово!
После чего Патриция снова достает бутылочку с дезинфицирующим средством и опять принимается протирать пальцы. В воздухе разливается тяжелый запах спирта. Патриция берет следующий ломтик жареной картошки и кладет в рот. И следом снова та же самая процедура с дезинфекцией. Расмус потрясенно взирает на нее.
– Ты так после каждого ломтика делаешь? – с недоумением спрашивает он.
– Да. После развода я стала бояться микробов. Мой психотерапевт говорит, что это из-за желания дистанцироваться.
Патриция еще разок протирает пальцы и отправляет в рот следующий ломтик жареного картофеля. Расмуса охватывает страстное желание убежать в туалет и спрятаться там.
– Ммммм!
После ужина они стоят перед «Пастисом». Точнее, сидят. На Гамла Стан опустилась летняя ночь, и свет луны сияет на отполированных временем булыжниках мостовой. Патрицию тошнит, уже второй раз за вечер. Она сидит, сгорбившись и опустив голову между колен, и мягкие желтые кусочки жареной картошки падают на землю между ее лодочками на шпильках.
– Прости, – всхлипывает она. – Прости меня, Кристиан.
Расмус похлопывает ее по спине, аккуратно придерживая ей волосы.
– Да ничего, все нормально.
Глава 2
Расмус
В семье Кардашьян очень любят салаты.
Еще каких-то два года назад Расмус ничего об этом не знал. А теперь знает. И не только про салаты – дочь его сестры Карины, Юлия, все уши прожужжала дяде этим реалити-шоу про американских сестер. Юлия приобрела на Айтюнсе все сезоны и теперь смотрит их на огромном экране в доме Карины, в Норртелье. А Расмус подолгу у них зависает.
На самом деле он не считает себя любителем реалити-шоу. Раньше он в основном смотрел боевики или документальные фильмы про природу (из тех, где две сотни змей охотятся за до смерти перепуганной ящеркой по выжженной саванне и все это в замедленной съемке). Но теперь он основательно подсел на семью Кардашьян. И вот краткий список тех вещей, которые, как он успел узнать, они любят:
1. Есть салаты (которые доставляются в пластиковых упаковках, но при этом их едят настоящими столовыми приборами).
2. Делать селфи.
3. Смотреть драмы.
4. Летать в Исландию на частном реактивном самолете, купаться там в гейзерах, делать селфи и есть салаты.
5. Фотографироваться на обложки различных журналов.
6. Заниматься спортом с личным тренером.
7. Заботиться о семье (и есть салаты).
Полеживая на гигантском синем говардском диване сестры, Расмус посмотрел вчера аж четыре серии зараз. Просто тупо пялился в экран, пока его одиннадцатилетняя племянница Юлия пыталась приготовить на кухне невероятно липкую чашу асай.
Юлии уже надоела семья Кардашьян. Но она все равно считает их «просто отпадными». Юлия умна. Куда умнее своих ровесников. Она ходит в школу, которая находится в пятнадцати минутах ходьбы от их дома, и уже достаточно большая, чтобы ее не требовалось забирать после уроков. Но Расмус все равно каждый день встречает ее на школьном дворе. По его мнению, Карина специально просит его так делать, чтобы он почувствовал себя нужным. Что ж, это приятно. И немного грустно.
И все же Расмусу повезло, что у него есть такая сестра. Карина на целых пять лет старше брата, и подростками они страстно ненавидели друг друга. Впрочем, это было классическое противостояние брата и сестры, ничего такого. Он считал ее надутой, стремящейся быть в центре внимания фифой. Она же его – несносным шалопаем, который только и мечтает о том, чтобы занять ее комнату с балконом. В тринадцать лет Расмусу нравилось представлять, что Карину похитил какой-нибудь псих, и теперь ее комната наконец свободна. А Карина в свою очередь находила порножурналы Расмуса с Памелой Андерссон на обложке и бежала ябедничать маме. А однажды она наткнулась на старый бычок от косячка с марихуаной, который как-то раз на пару выкурили Расмус с Толстяком Юнасом, и прочла отцу целую лекцию о том, что травка – самый распространенный путь к героину, после чего Расмусу было на целый месяц запрещено гулять.
Можно подумать, что сама Карина была кем-то вроде святой. Так вот, НИЧЕГО ПОДОБНОГО! Всячески изобличая в Расмусе порождение дьявола, она сама при этом потихоньку выбиралась из дома и отрывалась целыми ночами напролет. Сестра путешествовала автостопом с самыми отвязными парнями и находила особую радость в том, чтобы обмениваться триппером и прочими «прелестями жизни» со всеми представителями поколения семидесятых из Норртелье (и даже парочкой из Римбо). Когда мама с папой не слышали, Расмус называл сестру Клиникой, поскольку полагал, что она является носителем всевозможных инфекций, какие только известны человечеству.
Как они дошли до жизни такой, Расмус не знает.
Но на сегодняшний день сестра – его самый лучший друг. Наверное, это тоже печально.
Безусловно, у него есть приятели. И Толстяка Юнаса он по-прежнему считает одним из своих самых близких друзей. Но совсем недавно тот обзавелся ребенком, и теперь они видятся уже не так часто, как прежде. Ну и потом, конечно же, остаются «Розы».
Тут, пожалуй, стоит уточнить, что Расмус знаменит.
Он – певец. И пел в группе «Розы Расмуса».
Как видно из названия, это был ансамбль в стиле данс-бэнд, из тех, что играют музыку на танцах. Кроме Расмуса в него входила Эрика – пианистка и бэк-вокал и Хенке – труба. Потом еще был Бассе (которому весьма шло играть на бас-гитаре, возможно, как раз по причине его имени) и Туббе, игравший на электрогитаре. Они называли друг друга «Розами» и на протяжении многих лет оставались лучшими друзьями. Вместе гастролировали, вместе жили под одной крышей. Но рано или поздно годы все же взяли свое. Хорошо еще, что они до сих пор могут рассчитывать на отчисления от продаж своих дисков и на те деньги, что выплачивает им Шведское общество по авторским правам за трансляции их песен в эфире четвертой радиостанции. При этом Расмус получает львиную часть прибыли, поскольку почти все тексты их песен написал он сам.
Но Эрика и Бассе теперь женаты и на данный момент занимаются усыновлением ребенка. Туббе же сменил род деятельности и заделался кем-то вроде духовного гуру, а, впрочем, Расмусу толком не ведомо, чем тот занимается. Но, судя по всему, находчивости его приятелю не занимать. Когда Расмус виделся с Эрикой в последний раз, та рассказала, что Туббе начал практиковать гадание по чаинкам. Что ж, если принадлежишь к верхушке среднего класса, то можно позволить себе и до такого психоза дойти.
Сам же Расмус последние два года безраздельно принадлежит дивану Карины. И правда состоит в том, что с тех пор, как из его жизни исчезла Лолло, он не написал ни одной песни. Ни единой песни за два года, пять месяцев и семь дней.
– Buon giorno! 3
Расмус зевает, лежа на диване, когда Карина распахивает входную дверь. Выбравшись из джунглей пакетов из супермаркета «Домашняя еда», сестра бодрым шагом топает в гостиную. Волосы торчком, на плече болтается сумочка от какого-то жутко дорогого бренда.
– Ах, Кардашьян, – тянет она. – Ну и как, случилось сегодня что-нибудь интересненькое?
– Нет.
– А какой-нибудь новый салат они ели?
– Нет, все тот же, что и обычно.
– Ах.
Глаза сестры неожиданно загораются лукавым блеском.
– Ты чего? – не понимает Расмус.
– Как насчет бокальчика вина на террасе?
– А не рано ли? Который сейчас час?
– Четыре. Но мне сегодня просто необходимо немного расслабиться. Ну же, братишка! Андерс купил страшно дорогую бутылку бургундского, и мы сейчас ее опробуем! Только, смотри, когда он вернется домой, ты скажешь ему, что мы пили из коробки. Все равно он не заметит разницы, как бы ни утверждал обратное.
* * *
Сад Карины – поистине райский уголок, изобилующий пышной зеленью, за которой ухаживает приходящий раз в неделю садовник. В центре этого моря красок находится сверкающий бассейн, который пока что пустует, потому что еще не сезон. Его наберут через несколько недель, когда начнутся каникулы. Ни Карина, ни ее муж Андерс (банкир с золотым сердцем, прочным интересом к вину и – по словам Карины – нестабильной эрекцией) еще не успели этим заняться.
На террасе, пуская во все стороны солнечных зайчиков, стоит огромный серебристый гриль. Летом Карина и Андерс любят запекать на нем мясо. Они оба замечательно готовят. Особенно Карина. Возможно, в иной жизни она стала бы поваром. Если бы не была настолько одержима страстью к зарабатыванию денег.
– Ну что, твое здоровье!
Расмус и Карина удобно расположились на стульях с мягкими подушками. Карина принесла из погребка купленное Андерсом дорогое бургундское и наполнила два бокала. Белое вино бодрит и невероятно освежает. То, что надо в такую жару, – несмотря на то, что сейчас только начало июня.
– Жизнь прекрасна, не правда ли? – довольно выдыхает Карина.
Расмус удивленно поднимает бровь.
– Что это с тобой? Тебе что, повысили зарплату?
– Нет, я просто чувствую, что жизнь прекрасна, вот и все. А ты что думаешь?
– А по мне разве не видно? Я просто вибрирую от счастья.
– Давай еще по бокальчику, братишка!
– Кстати, я тебя еще не простил.
Карина бросает на него обиженный взгляд:
– За что?
– За то, что отправила меня на свидание «вслепую» с «Мисс Бекомберга 2017».
– А, ну это не страшно.
– Я держал ей волосы, Карина! Пока ее тошнило.
Карина хихикает:
– Честно сказать, мне было невдомек, что она с приветом. Она совсем недавно появилась у нас на работе и сперва показалась мне очень милой. Она рассказала о своем разрыве с мужем, и я подумала, что ей необходимо с кем-нибудь познакомиться. Как говорится, снова влиться в струю. А тебе, между прочим, это тоже не помешает. Ты же помнишь, да? Мы договаривались – год траура. Вполне приемлемый срок, так пишут во всех журналах. Но прошло уже больше года. Более чем достаточно. Ты не можешь скорбеть все десять лет, Расмус. Это никуда не годится!
Расмус фыркает, но вместе с тем согласно кивает. Сестра права, и он это знает. Однако случившееся с Лолло до сих пор свежо в его памяти. Словно это было только вчера. И вместе с тем целую вечность назад. Он делает глоток освежающего вина.
– Вкусная штука, – говорит он, пытаясь отвлечь сестру, и переводит взгляд на сад. – Словно солнечный свет пьешь, правда?
Но Карина упрямо возвращает его обратно к теме:
– Ты обдумал мое предложение?
Расмус ухмыляется. Карина отвечает тем же.
– Это очень мило, что ты пригласила меня, но я пас.
– Но Расмус!
– Но Карина!
– Это может оказаться началом твоей новой жизни. Ты только подумай – неделя кулинарных курсов в Италии! Ты хоть представляешь, сколько людей готовы отдать за это жизнь?
– Отдать жизнь?
– Ты меня понял.
– Тебе просто нужна компания, потому что эта твоя… как ее… Анн-Кристина…
– Анн-Шарлотта.
– Точно, Анн-Шарлотта. Так вот, только потому, что она выдохлась и больше не может ездить с тобой, ты тащишь меня. Тебе полтинник скоро стукнет, Карина. Пора бы уже научиться путешествовать одной.
Карина вздыхает и доливает еще немного вина в свой бокал.
Прошла уже неделя с тех пор, как сестра осчастливила Расмуса своим предложением. А идею эту подкинула Юлия. Карина чуть в обморок не хлопнулась на кухне, когда Анн-Шарлотт позвонила ей и призналась, что она ужасно выдохлась на работе и ни на какие путешествия ее уже не хватит. Карина кричала и плакала. Ну почему люди не могут просто перестать выдыхаться?!
Ни у Расмуса, ни у Андерса не хватило духу напомнить Карине, что она сама два или три раза находилась на грани нервного срыва. Потому что знали, насколько сильно это ее огорчит.
Карина полгода мечтала об этой кулинарной поездке. Раньше она уже принимала участие в подобных мероприятиях. Мастер-классы итальянской кулинарии выходного дня, вечерние курсы, где она изучала географию итальянских вин, – и в придачу у нее имеются все книги о приготовлении пасты, какие только есть на свете. В рождественские праздники она вместе со своей единомышленницей Анн-Шарлоттой сходила в ресторан, а когда вернулась домой, то чуть ли не парила от счастья. Мы нашли кулинарный тур в Италию! В Тоскану! В начале июня я еду в Италию готовить еду!
И вот на прошлой неделе, когда мать билась в истерике из-за отказа Анн-Шарлотты куда-либо ехать, на кухню, как всегда с какао в кружке и самоуверенным выражением лица, вошла Юлия и небрежно так бросила:
– Эй, Расмус, не хочешь составить маме компанию?
– Что, прости? – опешил Расмус.
– Ну а чего? Ты же все равно только и делаешь, что лежишь и смотришь целыми днями про этих Кардашьян. Тебе давно пора поглядеть на мир. Хоть немного пожить как нормальный человек. Заново обрести себя.
Со стороны может показаться, что Юлия пугающе заносчивый вундеркинд, однако это не так. Она, конечно, своеобразная, но все же замечательная. Просто к ней надо… немножечко привыкнуть. Несмотря на то что ей всего одиннадцать лет, ее любимая книжка – это «Хорошая самооценка, или Психотерапия для исправления негативных представлений о себе» Марты Кулльберг Вестон, и в будущем Юлия твердо намерена стать психологом.
– Отличная мысль! – тут же оживилась Карина. – Расмус! Ты едешь со мной!
– В Италию?
– Да!
– Но постой… я же ни черта не смыслю в готовке.
– Верно. Но не зря же они называются курсами. Ты научишься!
– Но… как же так… я же…
– Ну, пожалуйста!
Разговор состоялся неделю назад. А теперь они с сестрой сидят рядышком на террасе. Летнее солнце припекает их лбы, и Карина с надеждой смотрит на Расмуса.
– Самолет вылетает через три дня. У тебя есть время, чтобы собраться. Ну же! Ты успеешь. Я… я в самом деле думаю, что это будет тебе полезно.
Расмус чешет подбородок. Делает еще один глоток солнечного света.
– Посмотрим.
Он думает о синем говардском диване в гостиной у сестры. О днях, которые зачастую начинались так же, как и заканчивались. На этом самом диване. Многие сочли бы его маленькой мягкой тюрьмой, но для Расмуса он был своего рода пристанищем. Дом без претензий.
– Я все равно тебя уговорю, – твердо заявляет Карина.
